Математика в словотворчестве Г

Математика в словотворчестве Г.

______________ Раз, два, три, четыре, пять:
______________ вышел зайчик погулять...
______________ (Из дошкольного курса математической поэзии)

«…Пиф-паф! О-ё-ёй» — умирает (а потом оживает) «зайчик мой».
А потом Г. взялся осваивать школьный курс.
«Это я знаю и помню прекрасно»... 3,14159...
«Пифагоровы штаны на все стороны равны»... Это, если кто подзабыл, насчет того, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов...
«Квадратный трехчлен — мечта сексуально озабоченного математика». Но это уже из послешкольного, то бишь университетского, курса. Типа анекдот.
Успешно овладев указанными курсами и анекдотами, Г. вышел в трудовую жизнь со специальностью «электронные вычислительные машины» и с квалификацией «инженер-МАТЕМАТИК». А по сути — программист.
Понятно, что, извлекая зарплату из специальности (и из сути тоже), объехать математику по кривой было маловероятно.
Художественную литературу же Г. неустанно любил, начиная с трехлетнего возраста, но до поры до времени приникал к ней лишь читательским боком.
Несколько (по факту — пять!) десятилетий так все спокойно и шло. Но потом «что-то внутри Г. щелкнуло» и он, оправдывая Грибоедовское «да нынче кто не пишет», не покидая читательский кооператив, примкнул к многомиллионному писательскому цеху. (Между прочим, Г. всего за пару-тройку лет выработал собственный неповторимый стиль и ловко использовал его, чтобы выделиться из указанной многолюдности.)
Оказавшись писателем, Г. время от времени подсовывал в свои юмористические (и только, и ничего кроме...) тексты (и в стихи, и в прозу) не совсем незабытую математику. Иногда он ограничивался числительными в заголовках, а иногда залетал невоздержанной строкой в метрики, исчисления и даже — страшно вымолвить — Банаховы пространства. (Например, так: «pro-странник Банах висит в петле Мебиуса, вывалился вовнутрь язык эклектики».)
Итак, можно сказать, что математика и литература (худ. литература!) все время крутились возле Г. по ходу его дописательской и писательской жизни.
Однако сказать (не критикуя жестко власть) можно все, что угодно. Доказательства на стол? Извольте! Начнем с заголовков. И со скрупулезностью бухгалтера.
«Новые фразеологизмы НУЛЕВЫХ годов ХХI века».
«ОДНА страничка о творчестве Семена Г.».
«Еще ОДНА фотосессия».
«Еще ОДНА... или Как я дразнил литературный журнал».
«Омонимный рассказ об ОДНОМ известном человеке».
«О личной и внешней значимости ОДНОГО писателя».
«Печальная история ОДНОГО стишка и ОДНОГО хмыря».
«ДВА паса — в прикупе чудеса».
«Партбилет номер ДВА».
«Отец, ДВА сына и Святой Дух».
«ДВЕ смехотворные попытки понять себя».
«ДВЕ головы».
«ДВЕ оды именам существительным из СЕМИ букв.
«ДВЕ шокирующие истории».
«ДВУносые люди».
«ДВУшеее».
«ВТОРОЙ литературный сон».
«Мат а ДВА с ПОЛОВИНОЙ хода».
«ТРИ дня в ноябре».
«ТРИ связующие нити в одном пуанте».
«ТРИ милых котенка, или История одного соавторства».
«ТРИ триллера в одной упаковке»,
«ЧЕТЫРЕ раунда с чемпионом мира».
«Сочинение на ЧЕТВЕРКУ».
«Автопортрет в ЧЕТЫРЕХ проекциях и в сборке»
«ПЯТЬ минут, ПЯТЬ минут».
«ПЯТЬ апрельских сетов с Владимиром Н.».
«ПЯТЫЙ сон Веры Павловны».
«ШЕСТЬ полок в моей писчебумажной лавочке»,
«СЕМЬ назидательных стишков о животных».
«СЕМЬ умений современных рыцарей».
«Ода существительным из СЕМИ бкув».
«Старая коза и СЕМЕРО молодых волчат».
«ВОСЕМЬ миленьких рожиц».
«ВОСЬМИстопочные откровения».
«Плывя по ВОСЬМИ европейским рекам».

Числа 9, 10, 11, как выяснилось, не подкреплены заголовками. Делаю себе замечание, беру на карандаш и продолжаю.

«12 плюс 2017».
«13 миниатюрмортов, которые потрясут литературный мир».
«17 мгновений весны, лета и осени».
«Спорт начала ХХI века».
«Первые 50 лет неодиночества».
«К 62-й годовщине поступления в среднюю школу 82».
«256 избранных откликов и рецензий».
«Лот 356».
«Футбольный сон в летнюю ночь 2013 года».
«Как я вне классно провел лето 2017-ого года».
«Феномен ПИ».
«ПИ-стихи, или Прорыв в известность».
«К теории стихоСЛОЖЕНИЯ и стихоУМНОЖЕНИЯ».
«Рекордные стихотворения с поэтической МЕТРИКОЙ Х-2-1-1».
«Межигорнее евроИНТЕГРАЛЬНОЕ ИСЧИСЛЕНИЕ».
«ШАРЫ Данделена vs шары Рубика».

Уф-ф-ф, кажется, ничего не пропустил.
«Подумаешь! — возразит эрудированный читатель. — Заголовки нагородить каждый может. «Три поросенка», «Волк и семеро козлят», «Двенадцать месяцев» и просто «Двенадцать» (как у Блока)».
«Согласен», — покладисто согласится с ним Г., но иронично заметит, что он в своем мениппейном тексте-апокрифе «12 плюс 2017» пошел намного (на 100 лет!) дальше великого поэта.
И пока ошеломленный эрудит подыскивает столь же ироничные слова возражения, Г. захватывает инициативу и предъявляет ему и всем прочим читателям четыре неординарных «худлит» фрагмента, насыщенных математикой.

Фрагмент 1 (из измышления «Феномен ПИ»).

Каждый школьник, даже самый последний двоечник, знает, что Пи — это математическая постоянная, равная отношению длины окружности к ее диаметру. Совсем старые люди, чудом сохранившие память, припомнят в этой связи какое-то лудольфово число.
Число... Да, в узком математическом смысле Пи — это число. Надо признать, весьма любопытное число. Но в широком общечеловеческом смысле Пи — феномен! Ибо на протяжении нескольких тысяч лет посредством всего-навсего двух линий — окружности и ее диаметра — не только инициируются интеллектуальные усилия многих тысяч умных людей, геометрически живущих в разных уголках земного шара, но и ярко высвечиваются многообразные человеческие устремления, добродетели и пороки... Не забывая о школьной арифметике и институтской математике, сконцентрируемся на феномене.
[…]
Теперь озаботимся тем, чтобы самим запомнить хотя бы с десяток первых цифр числа Пи, чтобы в компании выдающихся азиатов-школьников или славянских дошкольников-интеллектуалов не выглядеть совсем глупым. А поможет нам в этом деле, конечно же, поэзия. Лирико-мнемоническая поэзия!
Начнем с чужого (школьного, классического)...
[…]
А теперь свое — пенсионное, неоклассическое! Сперва, по нелепой традиции, лирическое.
Как я хочу в лучах резвиться...
Да, солнце манит нас порой
Весеннею, восточною синицей.
Влетевший дух на дар съестной.
(3,141592653589793238)
Далее в стиле ярмарочного райка, с излюбленной примесью бреда и черного юморка (для наилучшего запоминания).
Кто и Ваню и Петра
Застрелил из топора?
«Крыса, тля, бычок томатный», —
Догадался сапиенс лохматый.
Методично бил по лбу блондина —
Урок каратэ он провел сыну.
(3,14159265358979323846264)

Фрагмент 2 (из измышления «К теории стихосложения и стихоумножения»).

Для начала процитируем раннего Г.:
«Классик советовал «поверить алгеброй гармонию». Направление верное. Но «поверить» не только школьной алгеброй a + b, но и высшей алгеброй матриц. А если потребуется, то следует, не стесняясь, применять аппараты интегрального и вариационного исчислений. Не должна быть забыта и геометрия — например, для исследования фигурных стихов и прочих изгибов поэтической мысли».
Напомним, что еще в 2011 году этот Г. обогатил теорию стихосложения, измыслив статью «Поэтические нормы, метрики и рекорды». Там он самобытно ввел понятия «поэтическая норма» и «поэтическая метрика». Тогда автор статьи и сам до конца не понял, что сотворил. (Конечно, не общую теорию поэтического поля, но и не сито из заячьего хвоста.) На днях на Г. опять что-то нашло (снизошло), и он кое-что в той статье переосмыслил, кое-где подправил и... расширил множество твердых форм стиха. Сейчас он радостно и весело оповещает литературный мир о своих находках. Сосредоточьтесь!
Понятие «метризованный стих» в поэзии используется давно. Однако формальное определение его явно хромает, причем на обе стопы. В математике же давно-давно строго введены понятия «норма» и «метрика».
Введем (по-пионерски и по-новаторски) общий вид поэтической нормы: L—W—S—N, где L — количество букв в слове, W — слов в строке, S — строк в строфе, N — строф в стихе, причем указанные иностранные буковки могут принимать любые значения из множества натуральных чисел (для подзабывших: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10...).
Для простоты (чтобы все могли въехать) будем полагать, что поэтическая метрика — это числовая конкретизация поэтической нормы.
Как известно каждому школьнику, твердая форма — это «парадигматическая константа, охватывающая произведение в целом, иными словами — совокупность тех или иных характеристик стихотворения (метрических, строфических, рифменных и др.), являющаяся устойчивой (константной) в рамках национальной или интернациональной поэтической традиции и объединяющая обладающие этими характеристиками тексты в единый тип (парадигму) с точки зрения автора и читателя».
Обычно теоретики поэзии разводят исследовательские турусики на колесиках вдоль и поперек S (всякие там терцины, секстины, октавы и проч.). Но Г. обратил свой пытливый взор (ум) на L и W. И вот что обнаружил: обычно в стихах L и W не константы! И очень жаль. Точнее — очень хорошо, поскольку дало ему возможность «застолбить» новые твердые формы!!
Итак, если в каком-либо стихотворении L и W — константы, то это стихотворение надлежит относить к твердой форме, которую Г. назвал «губниль». (Догадываетесь, в честь кого?) Если при этом L = W = S, то твердую форму тот же теоретик назвал «губнель».
А еще он же придумал, что если в каждой строке стихотворения каждое слово начинается с одной и той же буквы и, кроме того, первые буквы каждой строки не повторяются, то такое стихотворение следует считать и называть «изысканным». (А если не согласны, то попробуйте-ка сочинить изысканную губнель с метрикой 4-4-4-4...)
В заключение теоретической части подчеркнем, что даже поверхностное проникновение в глубокий смысл изысканных губнелей с метрикой 4-4-4-4 требует от читателя обширного словарного запаса и нешуточного интеллектуального усилия. А еще недюжинного чувства юмора...

Фрагмент 3 (из измышления «Ad absurdum, или Ад абсурда»).

Граненый стакан объемом 200 миллилитров (до каемки) тоже был полупуст, если смотреть на него скептически. А если взглянуть оптимистически — через розовые очки без диоптрий, — то он был наполовину наполнен рассолом. Образно говоря, этот стакан крепко стоял на своих ногах, не прося и не требуя бюджетных дотаций. Стоял он один, без охраны содержимого, в самом геометрическом центре Лубянской площади на правах малой архитектурной формы. Легенда гласит, что чаша сия была установлена одним полуголодным оптимистом, прописанным в Хамовниках, через пять минут после сноса предшественника.
Считается, что любой официальный житель Хамовников, успешно достигший 16-летнего возраста, имеет право бесплатно приложиться нижней губой к стакану и, сделав символический глоток, одномоментно утолить свою жажду к знаниям в объеме начальных классов общеобразовательной средней школы времен холодного советского лета 53-го года.

Фрагмент 4 (из измышления «К теории литературы: миниатюра»).

О свойствах миниатюры написаны сотни теоретических работ. Почти все умные. Скрупулезно исследованы доминанта в символическом аспекте бездействия и рецессив неотъемлемого знакового смысла. Само собой, перепаханы: самостоятельность, неделимость и законченность динамичного и пропорционального литературного произведения, построенного, безусловно, на авторских образах... И только пустячок «малого размера» упущен дотошными специалистами. Вот и хорошо! Ибо найден дилетантом пятачок литературоведческой целины!! Засучив рукава, спешу ее умственно освоить.
В 2010-е годы поголовного оцифровывания не пристало теоретикам и практикам художественной миниатюры пользоваться столь метрологически туманной характеристикой размера. Даешь число!!! Образно говоря, поверим прозу школьной арифметикой Магницкого с учетом современных компьютерных технологий.
А в основу положим не кого-нибудь, а Х. Л. Борхеса. Ведь он давно уже сформулировал, что в настоящей книге 400 страниц, а на каждой странице 40 строк. Далее классик несколько опрометчиво заявляет, что «в каждой строке около 80 букв». Конечно, умело обработав строку кувалдой кернинга и киянкой трекинга, можно добиться и такого производственного показателя. Однако личный опыт верстки, издания и последующей успешной продажи собственных книг дает все основания ограничиться экспериментально подобранным числом 50.
Теперь сделаем разумное допущение, что миниатюра, достойная похвал критики, не должна занимать более одной страницы настоящей книги. И потому перемножим 1, 40 и 50. Получим 2000. Конечно же, знаков с неизбежными пробелами. И вот теперь — пуант. В наш компьютерный век домофонов и айфонов надлежит это старомодное произведение осовременить в приемлемое число БАЙТОВ. С этой целью извлекаем из головы — как кролика из пустого мешка — число 48 и присовокупляем его к двум ветхозаветным нулям. Все — утка испечена. Получаем 2048 или 2 килобайта. Вот каков истинный максимальный размер миниатюры!!
Математически доказать не могу, но нутром чую, что Х. Л. не стал бы против этого сильно возражать.