Праздничная рокировка

ПРАЗДНИЧНАЯ РОКИРОВКА

Леша не говорил, а пел.  Благая весть, словно «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Он втолковывал соседу по комнате, что свежая пташка, которую он на днях подцепил, сама летит в руки, на огонек, в общагу отметить день весны и труда. С молодой верой в прекрасное будущее он не сомневался, что так и произойдет. Правда, пташка выдвинула условие: она придет с подругой. Подруга как бы будет на страже ее целомудрия. А поэтому Володя был нужен для комплекта.  Четвертым.  И тогда все пляшут и поют.
А Володя сомневался. Даже не столько сомневался, сколько имея другой, основной, вариант, он варианты тщательно сравнивал, складывал плюсы и минусы.  Ведь если они резко вильнут в сторону, и на вольются, как обычно, в проверенную годами компанию, -  часть их группы, живущей в общаге, -  это минус в их репутации. И это плевок в душу Таньке Бирюковой.
- Перетрется твоя Бирюкова, -   с решительностью гангстера отвечал Леша, - Кстати эту птичку тоже Таней зовут. Так что и не собьешься.
  Леше было проще. Он в группе, на факультете т даже в институте теплой компании так и не завел. Избранных персон женского пола не имел. И мог на все чихать с высокой колокольни.  Володя же только тяжело вздохнул. Он чувствовал себя между Сциллой и Харибдой и тянул, уходил от решения. А времени на решение оставалось мало. Как на экзамене, когда не помнишь верного ответа. Леша видел, что ни одна из чаш Володиных весов никак не перетянет. На одной - фартовая Танька Бирюкова. Красивая, удобная, привычная, в комнате этажом выше.  С другой стороны –   притягивающая неизвестность. Неизвестно, спорхнут ли на их крыльцо Лешины пташки. Неизвестно, что это за пташки.  Лотерея. Но лотерея манит именно возможностью сорвать куш.   
Леша не стал раскрывать карты, что свежая пташка не дотягивает до Танькой Бирюковой. А вот насчет ее подруги оставалась интрига. Хотя, как мудро отмечал Лорьян, если не шибко красивая девушка берет с собой в компанию подругу красивее себя, то она еще и дура.  А такое было вполне вероятно, - Леша это опустил, - девушки - студентки педа, кузнецы сентиментальных дур.

- Танька никуда не денется, - произнес Леша с философской рассудительностью, -  Время собирать камни и время разбрасывать, -  и присовокупил пословицу, - Под лежачий камень вода не течет.
  Но увидев, что камнями он Володю не добил, он добавил притчу про наполеоновского генерала, у которого была такая красивая жена, что генерал хранил ей верность, порицая Наполеона за неверность жене. Наполеон в ответ стал заказывать на обед для генерала его любимое блюдо. Изо дня в день. И через неделю тот взвыл.   
 Авторитет Наполеона убедил Вовку. Он слегка поупорствовал, но это имело такое же значение, как последнее слово осужденного.
- А почему я?  Почему, например, не Лорьян? – спросил Володя. 
- По кочану, - твердо и убедительно ответил Леша.
Леша не хотел Лорьяна. Можно бы, теоретически, предложить и Лорьяну.  У Лорьяна, как и у Леши в компании нет персональных подружек. Но именно Володя - Лешин сосед по комнате. И все проще.  А к тому же Лешу раздражали манеры Лорьяна, липучего дамского угодника, балабола и пошляка. И он просто удивлялся, почему многим девушкам это нравилось.
-  Лорьян отпадает, - решительно сказал Леша.
- А ты уверен, что твои пташки придут? – спросил Володя
- Прилетит. Обещала.
- Обещанного три года ждут.  Не прилетит - пролетим по всем фронтам. Как швед под Полтавой.
 И упоминание шведов свидетельствовало, что Володя сломался.

Теперь возникла задача объявить в компании, что они линяют. Легко сказать - объявить. Это как перед свадьбой объявить невесте, что кидаешь ее. В конце концов, Володя сказал, что раз Леша эту кашу заварил, ему идти и объясняться.  Ему ведь проще.  Он никакими Бирюковыми не повязан.  Конечно, внезапное исчезновение сразу двух мужчин внесет крен в небольшой коллектив, где женская и мужская части были приблизительно равны числом.
- Но мы же свободные люди, - Леша приводил последние доводы, - Свобода – осознанная необходимость.
- Вот если ты осознал такую необходимость, топай и сообщай, - буркнул Володя.
- А ты не осознал?
- А я не осознал. Я поддался твоему тлетворному влиянию.
-  Вот как, товарищ поддатый? – возмутился Леша, -  Все я. Я и баб приволоки, мне и объясняться. И все из-за того, что я с Бирюковой не таскался. 

 Время уходило, а Володя все канючил, что не уверен.  Леша терпел. Поссориться из-за чепухи с другом, сломать коалицию, все равно, что в свой колодец плюнуть. Леша только заметил Володе, что тот не оправдывает свою фамилию Суворов. Никакой в нем решительности. Вот у пташки из педа - решительность. Только Леша заикнулся насчет уютного вечера, сразу вспорхнула. А Володя тянет, как жеманная барышня.
Так в спорах дотянули до красной черты. За день до праздника, когда уже в глазах стало красно, к ним в комнату зашла Полина.  За взносами на завтрашний сабантуй.  И уже деваться стало некуда. Стереглись от лиха, а оно само пришло. Леша, потупившись, признался, что денег они не дадут, потому что они будут в другой компании. Полина посмотрела на Лешу с удивлением, как зоопарке ребенок смотрит на незнакомого зверя.    Посмотрела на Володю
- И ты, Суворов? –  спросила она.
- И он, - сказал Леша.
- Я тебя не спрашиваю. И ты Суворов?
- И я, – выдавил Володя.
 Минуту Полина стояла молча, о чем-то думая. Трех лет учебы с Полиной, бессменным комсоргом группы, хватило, чтобы изучить и ее слова, и ее молчание.  Встречаются комсорги тихие и незаметные, вменяемые и сменяемые.  Такие, пока ни приступят к сбору членских взносов, и не догадаешься, что перед тобой комсорг. Но Полина была из другого теста. Она, видно, была рождена агитатором, горланом и главарем. Может быть, именно потому, что не вышла ни лицом, ни фигурой. Но стальной взгляд маленьких глаз, решительно сомкнутые толстые губы и тяжелый подбородок, заменяли красоту. И ничего хорошего идеологическому противнику не сулили. Была в ней пружина. Неизменный комсомольский значок на ее большой груди и могучий торс, словно на студенческую скамью она попала прямо из кузни, повергали противника в трепет. 
Беспечный и не чуждый гражданской лирики Володя не трепетал. Он не считал себя Полининым идеологическим противником. Он считал себя бытописателем. И как-то состряпал. Как он считал, чисто бытовое четверостишие: «У нашей Поли есть значок, он ей всего милей. Как ни воткну ей в грудь зрачок, значок висит на ней».
Суворовский опус дал толчок. К Полине, а точнее, к ее груди, а еще точнее, к значку, стали приглядываться. И все согласились, что не видели Полины без значка. Разве что в бане. И хотя   понятно, что Суворов не видел Полину обнаженной. Но почему он так писал.  Это вопрос. такие вопросы Полине стали надоедать. И она высказалась просто и открыто. Как комсомолец комсомольцу. 
- Меня, Суворов твоя похабщина не тронула, но ты доиграешься. 
     И действительно, для такой, как Полина, Вовкина похабщина с его зрачком на ее груди, была что слону дробина. Она продолжала носить значок и в институте, и в общаге.  Суворовская похабщина долго оставалась без оргвыводов.
И все же Суворов доигрался.  Отмечали день рождения Лорьяна. На заключительном этапе закрутили танцы в темноте. А Таньки Бирюковой в этот вечер не было. Уехала в Серпухов к больной тетке. И Вовка расслабился, пригласил на танго Полину. Когда тебя приглашает человек, отобразивший тебя в рифмах, будь настороже. А Полина, надо признаться, тоже расслабилась.  Комсоргу ничто человеческое не чуждо. Так что, не видела она в танце ничего противоестественного, хотя комплекция ее была далеко не балетной.   Наверное, потому, что все учитывали ее комплекцию, танцевать не звали. А тут на тебе, пригласили. Де еще Суворов. И этим приглашением она сразу взлетела до уровня красавицы Таньки.

И Полина отдалась стихии танца. Отдалась не менее самозабвенно, чем она отдавалась общественной работе. Прижалась не по-пионерски. А потом Суворов ее увлек к стенке около шкафа и там тихо мурлыкал какой-то бред. Другие же были увлечены танцами. Никто внимания не обращал. И ночь была безлунной.

Около шкафа было еще темнее, чем в комнате. Тем не менее, по Полининой заигравшей улыбке и заблестевшим глазам, Суворов определил, что легкие, как сон, перста портвейна, сделали свое дело.  Пал железный занавес ее самоконтроля. И Суворов аккуратно, нежно, любя, сгреб Полю и слегка пропальпировал ее мощную молодую грудь. Полина не стала корчить из себя недотрогу - институтку, а шепотом, навевающим сладкие грезы, спросила, что он там потерял. А, между прочим, грудь давалась такая, что там можно было потеряться. Заблудиться, как в тайге.  Единственный ориентир – значок.

 Женщины нередко задают совершенно глупые, неуместные вопросы. Даже женщины с большой грудью этим грешат. Даже комсорги. Но мужчины, идущие к заветной цели, этот бред пропускают мимо ушей, как дирижер не обращает внимание на шум в зале. Зачем отвечать, если ответ на поверхности. Володя же допустил непростительную оплошность. На Полину глупость ответил своей еще большей.  Потянуло его пошутить, сказал, что хочет проверить, а вдруг она и к лифчику пристегивает комсомольский значок.   
  И распрямилась пружина. Вовка отлетел аж до стола, задел в полете и повалил Олю Подзорову. Та, падая, зацепилась за стол. И на нее упала тарелка с кусом торта. Тем, к которому севшая на диету Надя Зотова не притронулась. Со звуком глубокого разочарования опрокинулась на стол недопитая бутылка портвейна. И пока Лорьян подоспел, полстакана драгоценной влаги пролилось на простеленный вместо скатерти старый ватман. Остро запахло портвейном и конфликтом.  Суворов поднялся, аккуратно снял с блузки Подзоровой, еще лежащей на полу, Надин кусок торта, отправил в рот, и сказав, что в каждой ситуации есть свои плюсы, помог Подзоровой подняться. И добавил, что постиг великую тайну.  Подзорова объявила, что Полина вконец охренела. На что Полина ответила, что всех в гробу видела, выдала пару афоризмов из фольклора, села за стол, и хлопнула по-пролетарски, прямо из бутылки, немного портвейна. И посмотрев на Суворова сказала:
- Доигрался.
 Этих слов от Полины и ждали, но на какую тайну намекал Суворов, так никто и не узнал. Может быть, вернувшаяся через день от больной тетки Танька Бирюкова была посвящена в эту тайну.

Но теперь, спустя год, Бирюкова пока еще не знала о новой тайне Суворова. И пришел час тайну открыть. Деваться некуда. Раскрыть если не Таньке, так Полине. Пришло время разбрасывать камни. Завтра в компании их не будет, и посему денег они не дадут.  Поскольку с Володей у Полины были натянутые отношения, Леша взял объяснение на себя. 
- Идете?  – удивилась Полина, - Оба?
- Что-то вроде того, -   с некоторой неуверенностью промямлил Леша. 
- К Ганиной! -   уверенно произнесла Полина
- Почему к Ганиной? – слегка даже обиделся Леша, - Вовсе не к Ганиной. Что кроме Ганиной и идти некуда?
- А куда еще ты ходок? Не к Ленину же. Мне про Ганину все известно. Так что нечего тут невинность изображать.  Кто с ней в кино ходил?
- Ну, ходил, - пожал плечами Леша, -  И что с того? Просто в «Мире» был фестиваль французского фильма. А она могла достать билеты.
- Ага!  Мне почему-то не могла.
- А ты бы пошла?
- Пошла - не пошла, дело не в этом. Сначала фестиваль, потом неизвестно что, а теперь вот и гульки у Ганиной.
- Сегодня он танцует джаз. А завтра Родину продаст, - подсказал Володя.
- А ты, Суворов, молчи, -  Полина развернула к Володе мощный торс с неизменным значком, - Это подло. Это оппортунизм. Дезертирство.  За такое на фронте к стенке ставили. Коней на переправе не меняют. Ну мы еще посмотрим, как вы, будете в глаза товарищам смотреть, когда завтра в одной колонне с ними пойдете?   

Эти угрозы сулили последствия. Теперь игнорировать демонстрацию нельзя.  Демонстрация - не лекция, не пересчитывают по головам. Но после Полиных изречений….  Суворов потух.
- Вот видишь, чем оборачивается, - сказал он.
-  Демонстрация дело добровольное, - сказал Леша, - Зотова, например, завтра точно не пойдет.
- Сравнил.  Кто ты, а кто Зотова!

 Демонстраций в году две. Первомайская третьего курса была шестой их студенческой демонстрацией.  И уже было заведено, что некоторые из их компании, такие, как Надя Зотова и Горлов на демонстрацию не идут. Остаются в общаге. На подготовку стола. К возвращению отшагавших и комната, где будут гулять, уже подготовлена, столы сдвинуты, посуда по сусекам собрана, окончательные закупки сделаны, и половина блюд в виде заготовок на тарелках, с пластинками и проигрывателем вопрос решен. Такие общественно полезные пропуски приветствовались. 

    Институтская колонна собиралась на Земляном валу.  По всему было видно, что группа об их измене уже в курсе.  И не только общаговские. Чуть Ганина заметила Лешу, тут же подскочила:
- Ты что там Полине наплел, что идешь ко мне?
- Я такого не говорил. Это ей померещилось выдает желаемое за действительное.
- Это ты выдаешь желаемое за действительное, - фыркнула Ганина, потом сказала мягче, - Я сама иду к подруге.  А ты интересно, в какие палестины?
- Тоже к подруге, -  ответил Леша.
 - Да уж, - Ганина с большим сомнением посмотрела на него, оценивая, дотягивает ли Леша до такого, чтобы идти к подруге.   Что она там про себя решила, Леше не сказала.  Только сказала:
- Интересно девки пляшут, - и отошла.
Не поверила? Таких невзрачных иногородних москвички не зовут в компании? А то, что Ганина ходила с ним в кино, так это не считается. Списано в архив.   Было дело, Ганина как-то по блату достала билеты на фестиваль французских фильмов в «Мир».  И предложила Леше сходить. По какой-то одной ей ведомой причине считала его ценителем кинематографа. 
Все это было в прошлом году. Был блат у Ганиной в кассах кинотеатра. Могла достать и два билета. И никакой другой причины. И их походы в кино не имели никакого продолжения.  Тогда, на просмотре, он сидел рядом с ней тише воды. Даже локтя на подлокотник не положил. К ее локтю боялся притронуться. Даже, когда на весь экран пошли откровенные сцены. Фильм, наверное, Ганиной не понравился. На всем пути до ее дома, - он провожал ее, - она слова не проронила.  И уж о том, чтобы в гости на чай, и речи не было.
Фильмов на фестивале было с десяток. Леше, конечно, интересно посмотреть побольше.  А Ганина хвасталась, что у нее железобетонный блат. Но после третьего похода в кино выяснилось, что билеты йок.  Кина не будет.  На том все и закончилось.
Когда это было? Но, по иронично-недоверчивому взгляду Ганиной, Леша понял, что сейчас его тем более на чай бы не позвали.  Так что, Полина   копала совсем не в ту сторону.

 Праздничные марши гремели. Пространство, куда ни кинь, краснело флагами.   Чуть дальше над колонной высился огромный транспарант с очень актуальными словами «Миру-мир».  Как раз для Леши. Потому что он чувствовал, как невидимые ранящие нити раздора протянуты, словно между двумя полюсами между ним и   обманутыми общаговскими девочками.   Бирюкова и вовсе не смотрела в их сторону. Словно ни Вовки, ни Леши нет на белом свете. Только Рогов и Лорьян поглядывали на них с интересом. Лорьян несколько раз спросил, куда же они сегодня намылились. Но дезертиры молчали, как партизаны.    

 В маленьких городках снабжение хуже, чем в Москве. В Москве проще купить еду, одежду, а тем более, закупиться к празднику. Но в маленьких городах свой плюс. Демонстрации заканчиваются быстро. А в Москве демонстрация – штука длинная и утомительная. Тем более, когда всунули наглядную агитацию. А с этим Полина постаралась. И им еще пришлось бегать с транспарантом и искать среди моря машин институтскую.

Приехав в общагу, утомленные дезертиры спешно приступили к подготовке праздничного стола. Хоть с ассортиментом не заморачивались: консервы, от сельди и шпротов, до лечо, были заранее куплены. Но все-таки на государственный праздник оливье обязательно. Тем более, если приглашены девушки. Нужно варить картошку и яйца. А на кухне все конфорки заняты. Вся общага готовится.  И в то время, как Леша варил на кухне яйца, туда зашла Полина. 
- Это интересно, - медленно и сурово проговорила она, увидев Лешу
И по тому, как-то рассыпается, то складывается картинка в ее удивленных глазах, и как поджаты ее выпяченные губы, Леша понял, что до Полины постепенно доходит: они не в гости идут. Они ждут гостей. На лице ее суровом не отразилось ничего, не произнесла больше ни слова. Но как-то Леше стало не по себе
Подошел час икс, Володя остался в комнате наводить последние штрихи, а Леша выскочил к метро встречать гостей.
    Он еще раз убедился, что Таню, ту, которую две недели назад закадрил, красавицей не назовешь. Однако, не хуже прочих.  Накрасилась по праздничному разряду, и стало терпимее. Плюс новизна. Сойдет. И серьезный плюс, что она всего-то после двух недель знакомства согласилась пойти в компанию. Значит, не ханжа, не синий чулок, несмотря на то, что учится в педе. Как видно, даже через строго выстриженный газон педа прорываются смелые побеги.  И кто его знает, что собой представляет подруга. Она может оказаться и симпатичней 

 Если применить классификацию Лорьяна, подруга, по имени Нина, оказалась такой же непарнокопытной.  Женщин Лорьян разделял на четыре отряда. Первый - с мягкой стопой, переваливающихся, типа слоних и бегемотих. Такие давят противника весом. Второй -  парнокопытные -  крепкие, мощные, ширококостные, толстогубые, типа коров. Третьи - парнокопытные –  легкие и грациозные, как антилопы. И четвертые -  хищницы. У этих лапка вроде мягкая, но с утопленными когтями. По классификации Лорьян, Полина, например, принадлежала к отряду мягкостопных, а Танька Бирюкова –  хищниц. Так вот, обе красотки, которые вышли навстречу Леше из недр метро, были непарнокопытными. Крепкие в бедрах, грации немного. А для вечера в общаге это даже к добру.  Тут грация не нужна, подумал Леша.
 Те пятнадцать минут, что, не спеша, шли от метро к студгородку, девушки, шутливо рассказывали о себе и о своей филологии. Но на проходной путь мирным и добродушным филологам преградила Полина. На ее груди – неизменный значок, а на левой руке – красная повязка.  «Враг не пройдет» говорило ее лицо. Новая директива? Ведь праздник, праздничный день, демократия, никаких ограничений, входящих не переписывают. Не ожидавший такого, Леша сверил атмосферу по вахтерше. Вахтерша, по всему уже малость отметившая, на девушек никак не реагировала. Зато Полина впилась.
- Предъявите документы, - сурово произнесла она.
- Девушки со мной, - объяснил Леша.
- Ну и что, что с вами, - сказала Полина, назвав Лешу на вы, - Документы предъявите.
 У девушек оказались с собой студбилеты. Полина покрутила в руках каждый. Вернула им. А вот у Леши, выскочившего к метро налегке, документов не было.
- А вы? - строго спросила его Полина.
- А у меня нет, – улыбнулся Леша как свой.
- А на нет и прохода нет.
Леша понял: против него и Суворова развернуты боевые действия. Вероятно, Полина сообразила, что они никуда не идут, а ждут гостей.  Вычислить их недолго.  Поглядывай из своей комнаты в окошко. Аллея в сторону метро длинная, просматривается хорошо. Заметила, что Леша почесал к метро – жди. Скоро с гостьями вернется. А дальше просто: нацепил красную повязку и стал у проходной.   
- Поля, кончай выделываться, -  дружелюбно сказал Леша. Но Полина как не слышала, не уходила с прохода.
 Спасло его от позора перед девушками то, что через проходную шли и другие студенты, которым Полина препятствий не чинила. Подловив такой момент, Леша по-хоккейному подвинул родного комсорга плечом и прошел, напоследок посоветовав принять успокоительного. 
Его улыбка, адресованная девушкам, ожидавшим в вестибюле у стенки с брошюрами Ленина, должна была их успокоить. Леша заверил их, что все в порядке, что это местная сумасшедшая, у которой на праздники, как опрокинет рюмашку, болезнь обостряется, и повел девушек на четвертый этаж в свою комнату. И все же, Полина сделала часть черного дела. Девушки сникли и входили в комнату, словно в клетку.
 - Знакомьтесь, это Володя, -  весело произнес Леша.
  Суворов на минуту оторвал взгляд от куска ватмана, служившего разделочной доской, и улыбнулся приветливой обезоруживающей улыбкой. Таня, которая недавно так решительно приняла Лешино приглашение, шагнула вперед, чуть подвинула на столе тарелку и умостила на освободившееся место нечто, обернутое в газету, в чем угадывалась коробка конфет. Это значило, что продолжение следует. И мелкий сбой на проходной в прошлом.
-  Разве так режут? – сказала Таня с мягким, чуть жеманным упреком, - Эх, мужчины, руки я не знаю откуда.  Сейчас я вам помогу. Где у вас можно помыть руки?
Общага, где жили Леша и Володя, напоминала поставленную на ребро логарифмическую линейку. С лестницей, делящей здание на два крыла. Особенность планировки заключалась в том, что, если кому приспичит помыть руки или что иное приспичит, нужно поспешить в самый конец коридора. Там по одну руку кухня с двумя газовыми плитами и запахами жаренной рыбы, а по другую санузел с запахами хлорки. И так через этаж - для девочек, для мальчиков. То есть расположение удобств не представляло собой удобства.  Но на трезвую голову, пока не отметили, пройти такую дистанцию – пара пустяков. 
 Леше предстояло пройти с девушками почти весь коридор.  Таня держала в руках мыльницу. И полотенце через плечо. Что явно свидетельствовало о том, куда они путь держат.
Но вот беда. Посередине пути, прямо на уровне Лешиного этажа на ступеньках лестницы, как беркут на утесе, поджидала Бирюкова. Чего бы ей, живущей этажом выше, тут торчать?  Понятно, что не из желания пересчитать ступеньки. На лестницу  иногда выходили курить. Но Бирюкова следила за цветом лица и курила только когда выпьет. Значит, караулит.  А что еще? Полина, гадюка, накаркала, подумал Леша. Беглого взгляда на Бирюкову хватало, чтобы понять: она на взводе, как курок пистолета.  Его визитерш нужно оградить от этого курка.
 Он думал, что он и туалет станут преградой. Но жестоко просчитался. Когда девушки скрылись за дверью, и Леша хотел было двигать восвояси, Бирюкова, безмолвно. мрачной тенью отца Гамлета, обошла его сбоку и скользнула в туалет.
И Леша был бессилен. Хоть локти кусай. За дверью у Бирюковой руки развязаны. Ее ничего не останавливает, никакие приличия. Туалет это тебе не институтская аудитория. Бирюкова способна в порыве гнева порвать соперниц на части.  Как минимум, может им наговорить такого, что те сбегут, как из вертепа. И пришлось Леше оловянным солдатиком торчать под дверью и считать минуты. Ожидание показалось ему долгим. Воображал, как Бирюкова стращает девушек. Раскрывает им глаза, в какую страшную западню наивные залетели. Но вот девушки вышли. Целые и невредимые. Помрачневшие? Испуганные?  Кто их знает.  Таня даже улыбнулась ему. Но что таит ее улыбка. Бирюкова осталась.

Леша вел их обратно, в комнату. И оглядывался. Вышла ли из туалета Бирюкова.   Грозная неизвестность висела над ним. Теперь ему приходилось шутить, как конферансье на концерте. Когда Леша открыл дверь комнаты и пропустил пташек, он кинул настороженный взгляд вдаль, в конец коридора. От двери туалета шла Бирюкова.  Идет соперницам морды бить?   

 Леша тяжело вздохнул и зашел в комнату. Еще за стол не сели, а сколько осложнений. Одна мысль была в его голове: не допустить разборок. Он взял ключ и запер дверь. Девушки настороженно переглянулись, прекратили колдовать над оливье и с удивлением и тревогой посмотрели на Лешу.

- Не бойтесь, - попробовал успокоить он, - Это чтобы лишние не мешали. А то некоторые, такие, как Полина, с утра примут на грудь, а потом по комнатам шастают. Им вражеские лазутчики мерещатся.

 Леше пришлось ювелирно выстраивать разговор, чтобы девушки расслабились и не запаниковали. В конце концов, подумал он, нож у них в руках.  Девушки слушали его рулады и тем временем доделывали оливье. Наконец, Нина, выпрямилась, откинула прядь волос со лба и оглядела комнату. Этот знак понятен.  Лорьян говорил: женщина как матрос на корабле с флажками.  Так и она со своими волосами. Подает знаки.  Если обратите внимание, увидите. Она может в течение вечера то собрать волосы в пучок, то заколоть заколкой, то отбросить прядь, то распустить. И все это знаки.
Леше же было понятно, если Нина откинула прядь волос, выпрямившись у стола, это означает что стол накрыт и можно садиться. Пока Леша вкручивал штопор в пробку, - между прочим вино марочное, специально для дам, - пока эту пробку извлекал, Нина, строя из себя шибко интеллигентную, подошла к полке и достала книгу. 
- Ничего себе вы такую жуть учите!  - ахнула она, - Китайская грамота.
Леше одного взгляда на книгу было достаточно. Он знал ее на ощупь, знал так полно, как не знал баб из общаги. Хотя не скажешь, что он ее любил. Но знал так, что мог среди ночи тут же открыть ее на нужной странице. Изумленный голос Нины подсказал, что измочаленный поколениями учащихся учебник содержит не только дифуравнения второго порядка, а непаханую целину для дальнейшей беседы, в которой открывается возможность предстать в очень благородном свете. Этаким мудрецом.  Даже пофигурять, покрасоваться.
- Обычный учебник, -  пренебрежительно бросил Леша, -  Один товарищ из нашей группы говорит, что библиотечный учебник переходит из рук в руки как содержанка.
- В каком смысле? - насторожилась Нина и попросила отпереть дверь.
Леша послушно провернул ключ на открытие и положил его на полку
- В самом бытовом, - сказал он, - Учебник даже не книга. У книги может быть один хозяин. А учебник написан для многих.
- Обучающихся, - подправила Нина.
- Да, обучающихся. Но многих. Он переходит из рук в руки, и в каждом, кто временно обладал им, он оставляет часть себя. В мозгах каждого. И при этом сам ничего не теряет.
- Глубокая мысль, - усмехнулась Таня
 - А почему не глубокая? И это не все. Каждый, кто пользовался учебником, оставляет в нем часть себя: начиная с отметки библиотекаря, когда взята книга. А еще бывают пометки карандашом, загнутый уголок. А то и темный круг от чашки с чаем.
- А то и от сковородки, - подсказал Володя
-  Такую премудрость ставить под сковородку!? Это противоестественно! - притворно возмутилась Таня.
- А что тут такого? Как говорит тот же умный товарищ, книга друг человека.
- Это Горький сказал! – поправила Таня
-  Нет, это до него говорили, -  возразил Володя, - Это и Лопе де Вега говорил.
- Да неужели? Не знала, - удивленно покачала головой Таня. И Леша заметил, как авторитет Володи начинает расти на глазах.
- И не только Лопе де Вега, - добавил Леша, - Еще вот наш умный друг, о котором я говорил. он говорит, что книга универсальна. И читать можно, и сковородки ставить.          
 - Кто же у вас такой философ, - спросила Таня.
-  Есть такой, - сказал Володя, -  Сборник афоризмов, и собственных и чужих.
- Такой начитанный?
- Я бы не сказал, - усмехнулся Володя, - Натыканный. Всякие изречения запоминает. Как говорится, дней, минувших анекдоты, от Ромула до наших дней, хранил он в памяти своей.   
- И про книги афоризмы? Нас заставляют выискивать мысли писателей о книгах. Но вот про Лопе де Вега не знала.
- А он все знает. И про Лопе, и про Вегу. И про книги. Например, каждый раз повторяет, что жена - это прочитанная книга.
- Смотри, какой он мудрец, - с легким упреком произнесла Таня, - Он что женат?
- Нет. Как говорит тот же мудрец, блажен, кто смолоду был молод.
- Это Пушкин, - твердо заявила Таня, - А при чем тут Пушкин?
- Не чувствуете? Смолоду нужно быть молодым. Нужно впитать в себя всю прелесть молодости. Наш мудрец говорит, что женившийся смолоду, знающий одну женщину, подобен флюсу. 
- Мелко, - сказала Таня, - Больно ваш мудрец в женщинах понимает.
- Говорит, что понимает. Если ему верить, конечно. Роберт Рафаилович великий мистификатор.
- Кто такой Роберт Рафаилович? – спросила Таня.
- Лорьян, Роберт Рафаилович, -  четко, как конферансье, представляя артиста, произнес Володя, - Наш мудрец.


Тут он вспомнил, как бывало, там, где Лорьян плыл на экзамене, он переходил на армянский, объясняя профессору, что хоть он предмет знает, от волнения русские слова из головы улетели. И ему подчас шли навстречу. Хотя больше потому, что у этого самого Роберта Рафаиловича родной брат преподает на кафедре сопромата. И было подмечено, что, когда Роберт натыкается на брата в студенческой столовке, они говорят на чистейшем русском. Почему? Разве не проще на родном?  Первое объяснение – говоря с братом, Роберт не волнуется. Но дотошной Подзоровой попалась в букинистическом книга классической армянской поэзии. Каждое стихотворение на армянском и в сносках переводы на русский. И устроили Лорьяну экзамен, который он провалил. Обнаружили, что армянского он не знает. Как минимум, читать не умеет. Вообще. И осталось тайной, что же тогда он лепетал на экзамене.
Тут и девочки вспомнили, как у них обманывали преподавателей. Не только в институте, и в школе. И потекла тихая беседа. Она текла тихой речкой, с легким девичьим смехом, как журчанье на камешках. Она не прерывалась и после первого тоста, и после второго. Тема школьных приколов столь успокаивающей и неисчерпаемой, что, когда девушки от третьей рюмки отказались, заявив, что пришли не напиваться, а поговорить, ни Леша, ни Володя, не стали утверждать, что бог троицу любит. Поговорить, конечно, не соответствовало Лешиной концепции. Но бог с ними. Пришли поговорить - пусть говорят. Тем более, ни пластинок, ни проигрывателя у них нет.
Беседа вдруг прервалась, раздался короткий стук в дверь, и в проеме появилась голова Лоряна. Он окинул комнату веселым взглядом молодого кобелька, оценил девушек, удовлетворенно улыбнулся. Еще шире улыбнулся, отметив, что свет включен и участники тайной вечери сидят на своих местах. И после этого пальцем поманил Вовку Суворова.
- Выйдем? Разговор есть.
Вовка уже знавший от Леши о встрече у туалета, тяжело вздохнул и вышел. Дверь он прикрыл неплотно. Девушки напряженно молчали, пытаясь расслышать доносящиеся из коридора обрывки разговора. Но, как видно, разговор происходил чуть поодаль.  И они не могли разобрать. А как раз непонимание и порождает если не страх, то неприятные ощущения. Леша, слышавший, что сладким люди сбивают волнение, увидел, как Нина съела один за другим два трюфеля.
Леша тоже не разобрал разговора. Но различил, что в Володей говорит Полина.  Единственно, что он отчетливо услыхал, как Полина отчеканила: через мой труп. И девушки разобрали эти слова и переглянулись. После такой тирады Леша поднялся и шагнул к двери. Но выходить и вмешиваться в разговор - некрасиво.  Он остался у двери. Через минуту в комнату вошел лучезарный, Лорьян и обратился к гостьям:
 - Произошла небольшая рокировочка. Володя нас покинул. Дела государственной важности, знаете ли. Но чтобы отряд не заметил потери бойца на его место заступаю я, - и Лорьян сел за Володино место.
 - Очень приятно, - сказала Нина, - И как же вас зовут?
- Зовите меня просто, Робертом.
- Лорьяном? - спросила Таня.
- О!  - улыбнулся Лорьян, - Слух обо мне пройдет по всей Руси великой.  Лексей, что ли, рекламу кинул? 

Лорьяна просить выложиться перед дамами не нужно. А тут неожиданная популярность. И явный интерес в глазах девушек. И он пошел щебетать на тысячи ладов. И скоро гостьи позабыли о рокировке, о Володе. Настроение вновь наладилось. И опять потекла милая непринужденная беседа. Нина, вспоминая о школьных шалостях, рассказала, как в школе они натерли классную доску воском.
- Это общесоюзный прием, - сказал Лорьян, - С бородой. Кто же не тер доску? Как нет женщины, не знавшей мужской ласки, так нет доски, не знавшей воска
- А вы все равняете по женщинам? –  с вызовом бросила Таня.
- Нет, наоборот, я женщин сравниваю со всем, что вижу. Вот в моей школе - там не было доски, которая бы не знала воска.
- Бедные ваши учителя, - сказала Таня.
- Воск – это детский сад, - Лорьян перехлестнул пальцы рук, как это часто делает преподаватель перед тем, как вернуть студенту пустую зачетку.
- А что не детский сад?  Кнопку подложить?

-  И это ясли. - Лорян нахмурился, сделал трагическую паузу и мрачно произнес, намеренно усиливая восточный акцент, - Есть многое на свете, друг Горацио, что неизвестно нашим мудрецам.
- И что же неизвестно вашим мудрецам?  - насмешливо спросила Таня.
 - Я же говорю, есть многое.  Доску воском – это детство.
У Лорьяна был такой вид, словно он знает такое изощренное измывательство над учителями, которое ни в какое сравнение с остальным не идет.  Знает, но не рискует открыть свою тайну. И девушкам, если они хотят узнать, придется очень попросить.
 - Ну а что? – настаивала Таня
 - А вот, например, - Лоряьн тяжело вздохнул, - В девятом классе я учительницу русского языка изнасиловал. Сейчас только решил, признаться. Как на духу. Вижу, - он посмотрел ошарашенной Тане в глаза, -  у вас души хорошие. Вы меня поймете.
- Как?  Как это поймем? –  еле произнесла Таня
- Поймете. Дело житейское. Суета сует, – проговорил Лорьян, - Сейчас, конечно, раскаиваюсь, Переживаю. Но что было, то было. Сделанного не воротишь. Просил у нее прощения. Обещал, что исправлюсь. Всеми силами старался исправиться.
- А учительница? – спросила Таня.
- А что учительница?  От изнасилований еще никто не умирал.

Этот Лорьяновский перл про изнасилование Леша слышал впервые.  Он Лорьяну не верил ни на грош. Но девушки… Лорьян был так убедителен, что Танины глаза расширились от удивления и тревоги. 
- Учительница молодая? – спросила Таня
- Как сказать. Не то чтобы. Да я и сам не ожидал, что так получится. Кстати на тебя похожа. Копия. Такая же красивая.
 Такое сравнение Тане явно пришлось не по душе. Она немного отодвинулась от стола, готовая к побегу. Лорьян, некоторое время пристально, прищурившись, смотрел на Таню.  Словно под давлением его взгляда, она встала из-за стола.
- Мы пойдем, -  она скорее спросила подругу, чем сказала.
- Зачем, красавица? –  развел руками Лорьян, - Как сказал Кутузов Наполеону, мы войну только начинаем. Бутылка еще почти полная.
- Нет, мы уходим, - теперь твердо заявила Таня,
 Леша увидел, что Нина, меньше поверившая Лорьяну, спасаться бегством пока не собиралась.
- И учительница на вас не заявила? – спросила Нина.
-  Конечно заявила. Еще как заявила. Так ведь у нас в школе что? Педсовет, завуч, директор. Моего отца все знают и уважают. Учительница ему на меня  жаловались. В дневнике писала, чтобы он в школу пришел.
- Пришел? – спросила Нина.
 - Пришел. Он поговорил со мной по-семейному. Сказал, что я так и в институт не поступлю.
- При чем тут институт? – сказала Нина, теперь и она встала, - Прямо Сицилия какая-то. Учительница в милицию не заявила, что ли?   
- Зачем ей в милицию заявлять? –  Лорьян заговорил на таком ломанном русском, словно только спустился с гор, - У нее тысяча возможностей мне жизнь испортить. Она потом мне весь год мстила. Пары ставила. Завучу жаловалась. Просто проходу мне не давала
- В каком смысле? – спросила Таня.
- Как придет в класс сразу Лорьян к доске. Или придет с тетрадками, хрясь ими о стол, и говорит: ну, Лорьян, опять ты меня своим сочинением изнасиловал. А я ей, конечно, как воспитанный человек, говорю: Тамара Ашотовна, ну почему уж прямо изнасиловал. А она: нет изнасиловал, да еще с извращениями. Вытянет мою тетрадку и показывает всему классу. А там повсюду красное. Все мне исчеркает, как кровью. Пару вкатит и снова повторяет что я ее изнасиловал. Чуть будущее мне не сломала. Тройка в аттестате. Хорошо мне не в литературный поступать. Но неприятно.
 Лорьян расплылся в улыбке, довольный своей речью. Довольный произведенным эффектом. Он был в ударе. Удалось как великому актеру довести зрителя до мурашек. А потом вдруг с делать резкий поворот. Но если те, с кем он учился в группе, изучили его приколы, новые зрительницы его не поняли. То есть, поняли, что их держали за наивняк. И обиделись. Обиделись и поперли на выход. Леша их не удерживал. С чрезмерно обидчивыми все рано бы ничего не выгорело.  Обидно за впустую потраченное время.
 Как воспитанный человек Леша взялся их провожать.  Не навязывался. Предложил.  Если бы они фыркнули и сказали – не стоит беспокоиться, он бы остался. Но они не фыркнули. А время-то детское. Чуть больше десяти.
 Они вышли на улицу в блаженную майскую прохладу. Общага гудела. Весь студгородок стоял на ушах.  Нормальные люди с чувством юмора расслабляются. Танька, конечно, сидит впритирочку с Володей. Может быть и Полина на минуту забыла про свой значок.
Девушки шли не спеша.  Настолько не спеша, что Леша стал нервничать. Он слышал, как они рассуждают между собой, что раз так получилось, они завершат праздничный вечер прогулкой по центру города. Думают, что я стану напрашиваться, с раздражением подумал Леша.

  Он остановился у входа в метро, всем своим видом давая знать, что на этом проводы закончены. Он понимал: Таня ждет, что он заговорит о новой встрече. Ведь завтра тоже праздничный день. А там еще и день Победы. Но Леша только сказал:
- Ну, вы знаете, где нас искать.
  И пошли они, солнцем палимы, сказал он сам себе, когда девушки скрылись в здании метро. И хорошо на этом закончился отрезок времени, когда разбрасывают камни, нужно возвращаться в общагу и собирать.
 
Комнате была пуста. Не заперта. Ведь у Лорьяна ключей от его комнаты нет. А Суворов, как видно, уже весь сфокусирован на Бирюковой. Не до того, чтобы спуститься и запереть. Стол являл собой последний день Помпеи.  Большая красивая коробка трюфелей теперь смотрелась печальными рядами могил. И настроение кладбищенское. Словно махнул полстакана рыбьего жира. Что теперь? Нести повинную голову? Другого варианта нет.
 Данью он избрал коробку конфет. Почти полную. Пожертвовал и бутылкой, тоже далеко не пустой. К тоже марочной. И взял остатки оливье в литровой банке. Оливье, кстати, у пташек получился вкусным.

 За дверью девочек пела пластинка. Его руки были заняты дарами. Пришлось стучать ногой. Дверь открылась. Леша застыл, ожидая разрешения войти. Сотни раз он переступал этот порог.  И переступал с легким сердцем. Теперь другое дело. Минуту темнота отвечала только словами «Лайла, Лайла, Лайла!».  Хозяйки комнаты  предоставляли ему время на покаяние. Потом послышался голос Полины:
- Что стоишь? Входи.
Он вошел. Дверь за ним закрылась. Стало темно. Комната невелика. Дорога к столу лежала мимо танцующих пар. Лавируя в темноте с бутылкой конфетами и оливье, он дошел до стола и примостил свой взнос. Потом различив в углу мощную фигуру Полины, он доложил ей с оттенком торжественности:
- Товарищ комиссар, ваше задание выполнено!
- Какое задание? – спросила Полина. Леша даже различил, как она оттопырила толстую нижнюю губу. Верный знак, что она о чем-то думает.
- О, конфетки, - сказала Надя Зотова.  Она   на секунду отклеилась от Горлова и ухватила конфетку, - Свежачок. Танюха, налетай.
- И не подумаю, - заявила сластена Бирюкова, даже не протянув руки с того места на кровати, где она сидела в обнимку с Суворовым. 
-  А - ну пойдем поговорим, - сказала Леше Полина, - Подожди, сигарету возьму.

Они вышли на лестницу. Полина закурила, посмотрела на Лешу, как декан на студента, нахватавшего хвостов.
- Я тебе никакого задания не давала. А если ты дурак, так тебя могила исправит.
Леша, чуть ли не лучше всех успевавший в группе и даже на факультете, такого не ожидал. Дураком он себя ни в ком отношении не считал.
- Ты знаешь, сколько такая коробка конфет стоит? – спросила Полина, -  Вы нам никогда такого не дарили. А тут идут девушки в незнакомую компанию и такую коробку с собой несут. Это о чем говорит?
- Деньги есть.
- Дурак, это говорит о том, что у них серьезные намерения. Но конечно не те, на которые ты рассчитывал.
- Да я тут при чем? – сказал Леша, - Это ведь вы мне Лосьона подсунули. Это он их отчалил.  А они тоже, дуры. Никакого чувства юмора. Обиделись, видишь ли. На обиженных воду возят.
- Дурак ты и уши у тебя холодные. Они пришли с открытым сердцем. Хорошие светлые девушки.
- А ты откуда знаешь, что светлые?  По коробке? Или в студенческих у них так и было написано – светлая девушка?
- Танюша с ними поговорила в туалете и поняла: хорошие девушки. А ты.
- А что я? Что я им в карман плюнул?
- Ты их не уговорил остаться.  Они пришли, думали, что получится хороший вечер.
- И тут пришел Лорьян, - сказал Леша.
 - Ну пришел Лорьян. Ну поимпровизировал. Так он же в душе коверный. Они обиделись? Не смертельно. Ты должен был все объяснить, извиниться за Лорьяна. Ты же их звал. Не Лорьян. Ты можешь представить, с каким чувством они ушли? Словно их в дерьме перемазали. За что? Вот так-то, друг ситный.
Полина притушила сигарету о зеленую крашеную стену. Бросила окурок в картонный ящик, служивший урной, и пошла назад к девчонкам. А Леша остался стоять на лестнице пытаясь разобрать причудливую арабеску Полининых мыслей.