Запах сирени и антоновки вкус..

Иногда, когда становится тревожно на душе или грусть холодной змейкой подползает к сердцу,  я закрываю глаза и мысленно брожу по улочкам и переулкам своего детства. Перебираю в памяти полузабытые названия улиц  – Тбилисская, Студенческая, Толстого.  Вглядываюсь в ускользающие образы жителей своего района, ощущаю  запах  сирени, слышу, как скрепит калитка, воркуют голуби в дедовской голубятне и мой друг Володька зовет меня во двор. Постепенно тревога отступает и все становится на свои места.
К концу 2000- ых  город изменил свой облик. Появилось огромное количество зданий из стекла и бетона - офисы, торговые центры, жилые дома. Новостройки приняли в свои бетонные ячейки новых жителей. И это прекрасно. Только, становится немного грустно,  что  Минск деревянный исчезает с карты города. Вместе с ним уходит и своеобразное очарование минских окраин и самобытная культура ее жителей.
Так, еще недавно сохранялся маленький островок в районе улиц Студенческой, Полоцкого и Вишневого переулков. Со строительством новой линии  метро улица Студенческая осталась  лишь в памяти ее жителей и немногочисленных любителей истории города.
Автор этих строк родился в начале семидесятых  в городе Минске в  доме номер 9 по улице Студенческой. Деревянная застройка вдоль железнодорожного полотна начала формироваться  в   конце ХIX века.  Улица прежде носила название -  Борисовская,  а сам  район - Уборки.  Дома строились на месте огромного бора.  До середины 50 -ых годов район назывался Кагановичский, позже был переименован в Октябрьский.
Наш деревянный дом был построен в 1924 году и это был один  из первых кооперативных домов Советской власти. Квартиру под номером 1 получил мой прадед -  Игнатий Ефимович Звейно , работник железной дороги. Поездным электромонтером на железной дороге работал и мой дед - Миронович Сергей Михайлович. Он пришел в «примы», так тогда говорили, к моей бабушке Елене Игнатьевне, а сам родился неподалеку – на улице Толстого. Здесь они сыграли свадьбу, и в 1940 году родилась моя мама. 
В  доме было 4 квартиры, он  был сделан из добротного дерева, оббит доской  и окрашен.  В 70-ых годах провели «паровое отопление», что придало жизни жильцов определенную степень комфорта. Воды в доме не было.  На перекрестке с Полоцким переулком стояла колонка. Она еще функционировала до недавнего времени. Автор, будучи подростком, цеплял два полных ведра на коромысло и осторожно, чтобы не расплескать нес воду домой. Нужно было пройти около 100 метров, что было не просто, особенно зимой в гололед.  Колонка была неизменным местом встреч соседей, разговоров и пересудов. Во дворе дома стоял длинный сарай, разделенный на четыре части. Дед построил еще один  сарай и летний домик, он вел большое хозяйство, что в городской черте не поощрялось. Когда очередная хрюшка шла под нож, кусок мяса преподносился и ближайшим соседям. Так было заведено. В садах наливалась Антоновка, она висела на ветвях старых яблонь  до первых морозов, становилась прозрачная и ароматная. Вкус антоновки и запах сирени мне всегда напоминает детство. В саду стояла лавочка. Весной и летом было приятно полежать с книгой в руках под сенью деревьев и полюбоваться голубым небом и проплывающими  облаками.
 Итак, на улицу Студенческую из центра города можно было попасть через тоннель пассажирского вокзала, далее через переходной мост .
Отдельно нужно сказать несколько слов про мост. Это была довольно внушительная и высокая конструкция. Под мостом проезжали электропоезда и товарные составы.  Мост имел металлическую основу и деревянный настил.  Доски трещали и прогибались под ногами пешеходов. Нужно было иметь изрядное мужество, чтобы взобраться на мост по деревянным ступенькам на два пролета вверх и пройти несколько десятков метров.  Особенно трудно это было сделать зимой, когда ступени заносило снегом,  и  мост превращался в сплошную горку.   В начале 90-ых годов мост был демонтирован, и проход на улицу Студенческую со стороны Дружной был закрыт.
Сойдя с моста можно было попасть на улицу Могилевскую. Рядом стояла единственная на весь район телефонная будка. Телефон очень часто ломался. И когда автору было нужно  узнать домашнее задание, то приходилось  запасаться «двушками» и изрядным терпением, чтобы  постоять в очереди, бросить две копейки и со второй попытки сквозь треск и шум услышать голос одноклассника. Улица Могилевская имела асфальтовое покрытие, дома располагались только по правой стороне. В доме номер 68  в годы войны была явочная квартира. Здесь попал в засаду и  погиб Герой Советского союза Николай  Кедышко. Лучшие пионеры школы №74 были удостоены чести нести вахту у памятной доски герою-подпольщику. Кстати, дом сохранился до наших дней.
Улица Студенческая соединяла улицу Могилевскую и Артиллеристов. Имела протяженность около километра. Она пересекалась, Студенческим, Полоцким переулками и Тбилисской улицей .
Часть улицы Студенческой до пересечения с улицей Тбилисской  была покрыта булыжной мостовой. Это было сделано в 50- 60-ые годы, когда на месте инфекционной больницы по адресу улица Тбилисская 10, появился Минский районный узел связи. Одно из первых воспоминаний детства - я стою у калитки, а по улице громыхая по булыжной мостовой, едет грузовик с синей будкой и белой полосой на боку.
С Почтой, как мы ее называли,  связана жизнь всех членов нашей большой патриархальной семьи. Отец с дедом работали сторожами, а  бабушка убирала кабинеты и топила печь. А для меня это было излюбленное место игр и встреч с большим неведомым миром. В моем детстве не было интернета, но на Почте в больших деревянных  ячейках  лежали красочные журналы «Огонек» и «Вокруг света» они приоткрывали дверь в огромный и неведомый мир.  Зимним вьюжным вечером бабушка собирала ужин для отца, всегда клала бутерброд и на мою долю, ведь на воздухе всегда хороший аппетит. Я одевался, брал холщовую сумку с едой и что есть мочи мчался по улице на встречу с тайной,  а тайна хранилась в дощатом сарае в конце двора Почты, куда едва-едва доставал свет единственного на весь двор фонаря. В сарае лежали стопки старых нераспроданных газет.  Большой удачей было в потемках, на морозе откопать номер «Советского спорта». И  двойная удача - найти в газете статью о хоккее с фотографией  знаменитых хоккеистов – Макарова, Фетисова и Третьяка. Материал бережно вырезался и вклеивался в специальную тетрадь. Хоккей был нашей самой любимой игрой, а хоккеисты стали кумирами мальчишек  80 ых. Во дворе  стояли незапертые машины ГАЗ 53. Каким счастьем было забраться в кабину и покрутить баранку. Постепенно жизнь брала свое,  от игры нужно было переходить к посильной работе – принести ведро воды или угля, помочь бабушке с уборкой. Почта учила, что жизнь не только игра, но большая и тяжелая работа.
 Пешеходная часть улицы Студенческой имела асфальтовое покрытие. Вдоль проезжей части были высажены липы и каштаны. Кроны деревьев смыкались и образовывали своеобразный шатер, который летом  не пробивали капли дождя. Осенью вся мостовая была усыпана золотым ковром.  Мы, детвора  сгребали листья в кучи и поджигали, улицу заволакивало сплошной пеленой сизого дыма. «Листья жгут, листья жгут» - кружилась пластинка, и пел Михаил Боярский.  С утра и  до вечера улица гудела, был слышан смех и гомон.  Студенты веселыми стайками бежали на занятия и обратно. Запомнилась  такая  картинка: весна, яркое солнце, а мы с моим другом Володей наломали  сирени и уселись на заборе в надежде продать цветы студентам и заработать немного денег на мороженное. Из затеи, как водится,  ничего не вышло, но мы не унывали,  раздаривали сирень хорошеньким студенткам. Было весело и легко. 
В моем детстве дети играли и дружили большими разновозрастными группами. Не было вражды, насилия и унижения, а была суровая мужская  дружба. Слабые тянулись за сильными и, в конце концов, становились сильнее. Улица преподавала уроки жизни,  не выучить которые, было просто  нельзя. Излюбленным местом для игр был Пустырь.
 До войны на этом месте были построены четыре барака для заводских рабочих. В годы оккупации немцы оборудовали в бараках военную радиостанцию. Она была окружена сплошным деревянным забором.  По периметру были установлены вышки с пулеметными гнездами. Объект тщательно охранялся. Радиостанция была уничтожена в ходе бомбардировок при освобождении города. Остатки  бараков снесли, образовалась ровная площадка, которая и стала позже нашим футбольным полем. Дни и сутки напролет детвора пропадала на пустыре. Рядом с пустырем стояло два больших каштана, на ветвях, которых был оборудован старшими ребятами штаб.  Сколько было радости и гордости, когда мы подростки заняли место ушедших в армию  ребят.
Еще одним излюбленным местом для игр детворы был железнодорожный откос. Летом мы  сидели и с завистью провожали пролетающие пассажирские поезда, которые уносили своих пассажиров в теплые страны.  Как мы мечтали, когда-нибудь   умчаться в дальние дали и точно так же сидеть у окна и смотреть на проплывающие города, поля и леса. На высоких откосах росла густая трава, и водились улитки. Излюбленной игрой детворы было лечь на вершину откоса и «колбаской» скатиться с горки. При этом вся школьная форма становилась зеленой. Ох и доставалось за это от родителей.  А зимой откос превращался в самую большую горку.

Облик улицы Студенческой определяли одноэтажные деревянные дома, окруженные палисадниками, где росли мальва и анютины глазки. Весною зацветали сады, и это было настоящее буйство красок и запахов. Сады давали обильные урожаи ароматных яблок и сладких груш. Причем, фрукты росли без особого участия человека. Старые яблони плодоносили по 20-30 лет. Часть урожая  жители района продавали на  Червенском рынке, и это было существенное подспорье для семейного бюджета.
 На ночь жильцы запирались калитки, а иногда и закрывали ставни. Практически в каждом дворе на цепи сидела собака. Люди жили обособленно и настороженно, никого особо не допуская в свою приватную жизнь.
.
 Основными жителями района были железнодорожники, рабочие и учителя.  Память выделяет большое количество одиноких старух, которые жили по соседству.  Мужья давно погибли на войне или покинули этот бренный мир, а жены – 80-90 летние «Звейнихи», «Тукаихи» и «Гаврилихи»  еще доживали свой долгий и нелегкий век в одиночестве, коротая летние теплые вечера  в неспешных беседах-воспоминаниях. В каждом районе были свои, как теперь принято говорить - знаменитости. Мы, детвора по молодости и по глупости не понимали этого конечно. Подумаешь, художник, поэт или музыкант. Вот если бы хоккеист или хотя бы футболист. Тогда, да.
 В квартире под номер 3 в нашем доме жил неприметный мужчина. Ходил он в  одном и том же сером плаще и фетровой шляпе. Со стороны он казался чудаковатым, но стоило ему взять в руки семиструнную гитару  и заиграть Венгерский Чардаш, как  жизнь двора замирала. Это был Петр Адамович Короткий – самородок, один из  родоначальников  белорусской школы игры на классической гитаре. А для нас это был просто дядя Пятя.
По улице Студенческой 19 жил известный белорусский  художник-график  Анатолий Николаевич Тычина. Благодаря его творчеству мы знаем, каким был послевоенный Минск. Наверняка  где то в картинах и набросках запечатлен и милый сердцу образ улицы Студенческой. Очень надеюсь когда-нибудь отыскать эти рисунки.
  На улице Толстого находилась летняя дача белорусского поэта, страстного голубятника Анатолия Велюгина. Голубями болел и мой дед - Миронович Сергей Михайлович. Он привозил голубей из разных концов нашей необъятной страны.  Иногда поэт захаживал к деду, и они подолгу смотрели в синее небо, любовались полетом сизаря и голубки, а потом  наверно рождались  стихи. 
К сожалению, по своей детской невнимательности  не запомнил я соседа художника,  не стало и поэта, улетели голуби, но невидимые нити связывают меня с этими людьми, ведь мы с ними ходили по одним улицам, наслаждались запахом сирени, ранним утром слушали гудки пролетающих поездов. В словах поэта, как и в картинах художника, я угадываю знакомые места.
  В  память врезалась картина. Весна, буйство красок, заливаются соловьи. Я бегу со школы с радостным предвкушением близкой встречи с друзьями, а на пригорке стоит дед  и смотрит, куда-то вдаль. Дед сильно болел, от былой силы и удали не осталось и следа. «Что такое», спросил я. «Прощаюсь со своей родиной - улицей Толстого. Дойти уже не могу, так хоть посмотрю», сказал дед. Не стало деда, и улетели голуби.  Вскоре стали сносить и деревянные дома нашего района. Мы шли со школы и смотрели в пустые глазницы домов, на покосившиеся заборы, оставленные за ненадобностью старые вещи. Ветер перебирал листья брошенной кем- то книги это были «Колосья под серпом твоим» Владимира Короткевича. Книгу храню как память.
Что- то незримое уходило вместе с улицей, с деревянными домами нашего района, вместе со спиленной от отчаяния  хозяйской рукой вишней, усыпанной не успевшими созреть зелеными  плодами. Уходило наше детство, которое осталось там - на улице Студенческой.