Обо рванная нить

Там в синем залесьи за дальними поймами
елья тёмными колокольнями вдоль пора;менья…                Клео.Тим.(«Коромыслики»)

               
     Жизнь, как огромная птица парила над  безбрежъем зелёных сузе;мий, над зарастающими топями. Иногда вслед за взмахом её крыла, едва слышным эхом,  летело, пугая  и тревожа сердца, вековое заклятье болот.  Но непременно, из века в век, в урочный час щемящая чернота ночи, растворяясь в розовом  свете зари, чарующей гармонией и красотой, оживала в каждом  листке, трепетавшем на ветру, в каждой травиночке, в каждой росинке – во всём что подвластно Господу Богу.
В деревне больше половины домов смотрят в мир пустыми проёмами окон, во многих домах ставни  забиты.  А когда-то белым яблоневым букетом цвела деревня над болотами, мхами, лесами. И спокойной тенью парящей птицы проносилось над ней время, изменяя Жизнь ежедневно, ежечасно: за поколеньем поколение рождались и умирали, и вновь рождались люди; опадали и вновь расцветали яблоневые сады; рядом со старыми, вставали новые дома…
Но настал день, когда петух не скукарекал  рано на заре, не скуковала кукушечка в ближнем лесу…
Навсегда покинули дома их хозяева: кто ушёл в другие края, кто - в миры иные. И только один дом приветливо светил стёклами незаколоченных окон. Построенный ещё прадедами, дом крепко стоял на угловых валуна;х, и розовели сосной, будто свежеру;бленные, стены старого дома. 
Хозяин его, не страшась ни леса, ни заклятья, веками висевшего над этими болотами, не спешил покидать веками насиженное гнездовье предков. Было в этом краю то, что держало его ещё крепче, чем дедовская земля.
В трёх верстах за Глухой ко;рбой, в такой же, забытой Богом и людьми, деревушке жила ОНА – его давняя привязанность, его любовь. Вернее она уже там не жила, её там не было. Только дом её, тепло алея геранями, глядел  на тихую безлюдную деревню голубыми ставеньками, да цвели яблони под ЕЁ окном.  Дом дышал теплом, изредка выпуская в небо кольца берё;зового дыма; и дорожки к дому, всегда аккуратно выметенные зимой от снега, осенью от напа;давших листьев, говорили о том, что в доме ждут возвращения хозяйки.
Два раза в неделю («Раньше-то каждый день бывал, теперь, видать, старость одолевать стала: то ноги не идут, то голова не подымается…»)  он наведывался под заветное окошечко. Обойдя подворье, осмотрев всё-ли впоря;дке, посидев на завалинке, он шёл во двор, набирал охапку дров затоплял печь: охапка дров сухих сосновых с сарая, да оха;пка сырых берёзовых с улицы, с морозу («… а если сухими всё топить, да коли берёза, дак ыть быстро прогорит, всё тепло – ухте;й, в трубу вылетит!»).  В печь дрова укладывал аккуратно, как ещё учил тятинька: вначале два полена сухих, сверху четыре полена сырых («сухих  два и сырых два против друг друга -костром»), а потом всё сырые, («…оне; - сыры;-ты шыпят, пи;жандают, плохо розгораюцце»). Растопив печь, грел самовар, садился за стол и молча смотрел на её чашку. Иногда тихонько жаловался ей на одиночество. Чашка вздыхала горячим  смородиновым паром и розовела яркими цветочками.
Однажды, когда он собрался уже уходить, его окликнули. Тихий знакомый голос ударил в сердце. Осторожно, боясь вспугнуть видение, он обернулся. У окна сидела ОНА. Её улыбка горячей волной прокатилась по сердцу.  От счастья, распиравшего его, он не мог дышать, не то что говорить, и каждое слово её было для него глотком воздуха. Он молча глядел на неё, вдыхая аромат её голоса, упиваясь звуками его… 
       Цвели травы, падали дожди и мели снега, заметая пути-дорожки от милого порога… Но погасли, давно погасли яркие огоньки гераней за голубыми ставеньками. И мир никогда уж больше не слышал скрипа заветной калитки.
Со временем дом рухнул, погребя  тайну последнего вздоха последней любви.  Заросли травой  подво;рья, затонули в болотах гати, проложенные когда-то предками, затянуло трясиной озёра синие, на  то;рных дорогах встали  леса  непроходимые.  Тишина белых ночей нарушается, разве что шёпотом листьев, да трава шелестит сухим стеблем, да  ветер  баюкает сосны.

Пояснения говоровых слов:
гать – дорога на болоте, выложенная из брёвен, подсыпанная песком и камнем;
Глухая ко;рба – название оврага, под деревней Ве;ртосельга, заросшего непролазным глухим лесом;  двори;ще – место, где когда-то стоял двор; огнищя;на – люди, поселившиеся на местах, срубленных и спалённых  огнём  лесов; пе;чище – место, где когда-то стояла печь;  пи;жандают – пищат;  ухте;й – всё пропало, конец делу, всё напрасно;