Часть III. Хэммэт. Глава 1

Часть третья

ХЭММЭТ

«Ибо только мастер ясности покорит тень страха.
Знай же, О брат мой, что страх есть помеха великая».
Изумрудные скрижали Тота Атланта. 8 скрижаль.


Глава 1

Две престарелые подруги на крыльце старинной флорентийской гостиницы попивали сливовую наливку маленькими глотками, наслаждаясь выдержанным ароматом, а также изумительным видом террасы, открывающим обзор на знаменитый мост Понте Веккьо, перекинутый через реку Арно. На неизменный и величественный купол кафедрального собора Санта-Мария-дель-Фьоре и виднеющийся за городом восхитительный фон кобальтовых гор.
Одна из них была в легком батистовом платье, целомудренно закрывающем плечи, в белой шляпке с широкими полями. Она сняла ее и положила рядом, заняв почти весь столик.
Ее подруга, пышная дама в сером льняном костюме от Шанель, которому было уже много лет и который она надевала от случая к случаю, с ниткой жемчуга на шее и крупными капельками жемчуга на морщинистых ушах, совершенно ей не идущими, деловито поставила локти на стол, придерживая маленькую стопочку у рта.
Они очаровано провожали глазами прекрасную рыжеволосую девушку, дочь хозяина, всякий раз, когда она появлялась в их поле зрения. Это единственная достопримечательность, что способна была переманить их взоры от прекрасного вида Флоренции.
Дама, снявшая шляпу, поправила седую прядку у виска и покачала головой:
– Молодежь нынче такая особенная, Донна, вы только посмотрите, какие девушки рождаются. Эта нежность и грация, словно ожившее полотно. Какой рост, тонкость! Они сразу рождаются готовыми манекенщицами.
– Что за вздор? – хмыкнула ее подруга, отставив стопочку. – Вы слишком обожествляете молодость, милая моя, Клеменс. В нашем возрасте это конечно простительно, все, у кого гладкие щеки, кажутся нам ангелами небесными. Однако я с вами не соглашусь. У меня восемь внучек, и все они дурнушки и коротышки.
– Донна, дорогая, ну что вы, – ахнула Клеменс.
– Говорю, как есть. Девочка Сампери унаследовала достойные гены, плюс стечение обстоятельств.
– Стечение обстоятельств?
– Я вас прошу, дорогая, – потрясла щеками Донна, отчего капельки жемчуга на тяжелых мочках пришли в движение и показалось, что они сейчас упорхнут. – Двое людей переспали – и вот вам ребенок. Ну что вы так краснеете, ей Богу, как будто это для вас – секрет! Но что в этом деле важно: их настроение и чувства, погода на дворе, что ели на завтрак – все вошло внутрь, смешалось с генами – и получайте барабан суперлото. Сампери просто повезло.
– А как же Бог? – изумилась Клеменс.
– А что Бог? Это и есть та сама лотерея.
– Ну, в таком случае, – зарделась ее подруга, – исходя их ваших же слов, моя дорогая Донна, вашей семье выпадают только плохие очки. Может им тогда прекратить играть в лотерею?
Донна пристально поглядела на свою подругу, помолчав с минуту, но потом лукаво улыбнулась:
– Да кто ж запретит? И к тому же, никогда не знаешь, вдруг повезет! Я вам рассказывала о своем кузене Армандо? Это был сам дьявол, а не мужчина! – Донна закатила глаза. – Один его образ в памяти заставляет меня дрожать по сей день. Таких красавчиков в роду у нас больше не было, настоящий алмаз. Девушки сходили по нему с ума. Он, в свою очередь, брал от жизни только лучшее, но долго нигде не останавливался. Армандо подарил своим подружкам шестеро ребятишек, но, что забавно, дети не унаследовали эту красоту. Почему, казалось бы? Он же как-то получился у своих родителей! Что случилось с его генами, и с генами его красавиц-подружек? И я вам могу привести множество таких примеров, когда у совершенно неотразимой пары рождались некрасивые дети, и столько же примеров – с точностью наоборот. Кому как повезет!
– Вы фаталистка, моя дорогая.
– О, я – реалистка, – отмахнулась женщина. – Родиться красавицей или дурнушкой – чистейшая лотерея, никак не связанная с качествами души – вот что я думаю, наблюдая жизнь. За красавцами скрываются такие сердцееды, а дурнушка порой бывает невиннее ангела. Но мы идеалисты, и нам хочется верить, что в красоте заложено само добро, и что однажды она спасет-таки мир.
– Ах, дорогая моя Донна, – с грустью заключила Клеменс, – я согласна быть идеалистом. Я согласна быть кем угодно. Но я жажду этого всей душой – чтобы красота, истинная красота, спасла мир!
Ее подруга насмешливо вздохнула и подлила в стопочку еще наливки.


Бянка Сампери улыбалась, слушая разговор престарелых подруг, завсегдатаев гостиницы.
Сеньоры всегда находили темы для обсуждений, чтобы блеснуть друг перед другом глубокими познаниями.
Ее они обсуждали особенно часто и с большим вдохновением.
Для этого Бьянке не нужно было специально подслушивать, она находилась на кухне, в своей спальне, или на крошечном заднем дворе, и отчетливо слышала не только каждое их слово, но и каждую мысль.
Ах, знали бы они о ее умении, вот был бы скандал!
Ведь так стало бы известно, как сильно ненавидела госпожа Донна всех красивых женщин, к числу которых приписывала так же и свою подругу, пряча это за строгими рассуждениями. И отчего с таким возбуждением реагировала на красоту Клеменс, жадно восхищая любой ее признак, с саднящим чувством сознавая, что никогда уже в этой жизни она не сможет блистать свежестью и соблазном, никогда не услышит ни слов любви, ни признания в страсти. Как сложно и больно поверить, что дни ее молодости, приключений и успеха остались так далеко позади.
Да, определенно, подругам было о чем повздыхать.
И хотя Бьянке лишь восемнадцать, и она только-только расцвела, как ослепительная роза, но теперь она знала, кто она, и по-настоящему сочувствовала старым леди, потому что сама она, как заверил ее Хэммэт, никогда не постареет.
Сколько врагов можно было бы заиметь, стань это всем известно.
О, они бы попросту сочли ее нечеловеческим существом!
Что говорить, она и сама так думала еще недавно. В ее руках прорастали семена, она могла остановить кровоточащую рану, просто приблизив к ней свои руки. В ее ладонях было столько тепла, что она могла разогреть в них вчерашнюю булочку, сделав ее снова горячей, свежей и ароматной.
Она двигала предметы усилием мысли и при этом знала мысли каждого из людей.
И пока только он один был для нее неразгаданной тайной.
Он умело скрывал свои мысли, поскольку был наделен непреодолимой силой. Если она для других людей сошла бы за мифическое существо, то он для нее – самое непостижимое и запредельное чудо!
О, Хэммэт, Хэммэт!
Как же изменилась ее жизнь с того момента, как он появился на заднем дворике гостиницы, два года назад.

* * *

Хэммэт снова был здесь, среди волнительных пейзажей и неугомонного ветра Италии. В охлаждающем спокойствии сочной листвы и ласковых лучей солнца.
В руке у него была старая бутылка рома, он не спешил сюда возвращаться, но все же ему пришлось.
Суетные курорты он старался посещать лишь по необходимости, как правило укрытый Ширмой, чтобы не использовать сложный маскарад. Меж тем в горах он появлялся довольно часто и проводил там много времени.
Настал момент спуститься в долину, превращенную в пышный исторический город с гротескными памятниками архитектуры, музеями-иконами и роскошными садами.
Он опустился на стену остроконечного форта Бельведере, камни которого хранили тайны, от которых взорвался бы мозг любого историка. Отсюда открывался вид на Флоренцию и ее окрестности, и здесь же, соседствуя с виллой Галилео Галилея и живописными садами, перед парком на берегу реки, располагалась довольно старенькая гостиница с красной черепицей.
Двухэтажное здание с пристройками держалось при этом особняком, окруженное собственным небольшим садом, маленькими балкончиками на верхнем этаже, и крытой верандой на входе.
Хэмм знал, что как только приближался, его протеже мгновенно чувствовала его, и бежала навстречу.
Поэтому не спешил открывать Ширму.

Он наблюдал за ней с первых дней ее рождения. Изучал ее действия и мысли, сны и воспоминания.
Так же было и в тот день, два года назад, когда он себя наконец, раскрыл.
Пришло время предстать перед ней, и объяснить юному созданию, кто она и почему отличается от других.
Он стоял на крыше гостиницы, как часто до этого, но в тот раз аккуратно снял скрывающее его поле, и девушка медленно повернулась в его сторону.
Ее длинные густые волосы, словно живая магма, бегущая по плечам, практически скрывали ее лицо и почти все тело. Она сидела на корточках перед вазочкой с растениями и делала нечто невообразимое, складывая зернышки, заставляя их впитывать свойства друг друга и прорастать в скрещенном виде. Она уже вырастила странный гибрид оливок с авокадо, томаты с перцем, растущую подсолнухом кукурузу, и, чему особенно радовалась, так это соединением зерновых культур.
Она не знала, что из этого выйдет, и будет ли от того толк, займут ли новые растения свое место на обширных полях, накормят ли они животных и людей, и примут ли новшество, или откинут его, как некое уродство…
И на что, спрашивается, растрачивает свой дар это прекрасное чистое дитя?
Он то знал, что она такое, Бьянка и сама уже начинала догадываться, память пробивалась все отчетливее, перестав казаться грезами, и дабы в нежном существе не вспыхнул кризис, Хэммэта отправили позаботиться о ней.
С чего вообще его решили сделать нянькой? Ему бы вполне подошла роль тихого стража. В конце концов, этим он и был всегда – охотник, не знающий сна и отдыха! Все эти бесконечные годы и тысячелетия, ставшими вечностью, были наполнены либо сражениями, либо их ожиданием.
С того, что Алем стремился занять Хэммэта чем-угодно, лишь бы он был как можно дальше от Векаре.
Какое отчаяние! Над Альпами и лугами Италии, над виноградниками Франции, над ущельями Мексики и снегами Арктики, где бы он ни проносился, куда бы ни направился – Векаре повсюду!
Он понимал важность воспитания и защиты новорожденных, и эта рыжая девочка была одной из них. Не так часто рождаются Хранители, чтобы спорить об этом.
Скилл и его кровожадное войско не брезговали ничем, могли охотиться на новорожденных, и пока те еще слабы, посягать на их жизни.
Хэмм понимал, что он здесь не только из-за физической силы, но прежде всего из-за опыта и знаний, что крайне важны для восстановления Балланса.
В тот день, когда он в очередной раз разместился на крыше старой гостиницы, и какое-то время все так же привычно скрывал себя, он наблюдал за этой рыжей девчонкой в таком же рыжем платье, с головы до пят испещренную веснушками, с поразительными лазурно-зелеными глазами, и понимал, что Алем прав, ее пора вводить в курс дела.
Как только он смахнул с себя Ширму, как легкое покрывало, она сразу же почувствовала его. Замерла, оставив свое занятие, и осторожно подняла голову. Он услышал едва различимый вздох, и она уставилась на него лагунами своих неправдоподобно больших глаз.


Она держала на ладонях два зернышка – пшеничное и рисовое. Только что она кормила кур пшеницей, но в задумчивую светлую головку пришла интересная идея.
Она уже пробовала делать нечто подобное раньше. Ей понравилось соединять инжир и лимон: вышло уникальное фиговое деревце, на первый взгляд дающее плоды с лимонами, но внутри это был ярко красный инжир, разделенный на дольки, до того сочный, что из него можно было давить сок. А вот авокадо не сроднился с инжиром никак. Быстрый плод только разочаровал, будучи мягким внутри, словно уже успел испортиться, и наполненный семенами так, что нечего было есть.
Никто не знал, что за чудеса она выращивает в своем маленьком саду, кроме ее семьи. Они эти чудачества воспринимали как божий дар, и все же семья скрывала способности девочки от посторонних. Люди восхищались изобилием роз, небывалого вида и окраса, которые буйно цвели круглый год, но относились к этому так, что девочка просто очень любила зелень и усердно ухаживала за ней.
Когда-то и ее мать удивлялась, что за чудо ее ребенок. Как ей удается оживлять гибнущие растения? В кулачке малышки пробивались ростки, а глаза матери наливались слезами.
Родители принадлежали к разным конфессиям. Мать, Люсинда, уроженка Флоренции в энном поколении, католичка. Отец Бьянки – мусульманин, сын революционного мятежника, сбежавшего из Италии в Крым.
Отчего Нариман Сампери был странным соединением генов и культур, а по внешности походил одновременно как на татарина, так и на итальянца. Обласканная солнцем кожа, пристальные раскосые глаза под густыми разлетами бровей, широкие скулы и квадратный подбородок с ямочкой.
Настоящий пират.
Только волосы, пожалуй, несколько не совпадали с привычным для Италии окрасом, поскольку были золотисто-каштановыми, с медным отливом на концах. Однако он сразу влился в местный колорит, только ступил на родину отца.

Люсинда встретила своего мужа, не покидая родной гостиницы, принадлежавшей ее семье много поколений. Молодой крепкий татар очаровал ее, как принц из сказки про Алладина. Сама же Люсинда, долговязая тосканка с ее длинной шоколадной косой и робким взглядом, покорила сердце молодого путешественника, искавшего работу и пристанища в жарком городе, и он остался подле нее не раздумывая, как только понял, что юная кроткая девушка отвечает на его чувства.
Он расстался с мечтами о мореплавании и покорении мира, осознав какую любовь и покой обрел в этой тихой гавани, целуя ее нежные ладони. И ее родители приняли его, как родного, доверили ему гостиницу. Никто не препятствовал его вероисповеданию, его приняли таким, как он есть. Они заключили союз не в церкви, как того требовали традиции, а у нотариуса, и лишь с тем, чтобы дитя, которое носила под сердцем Люсинда, никогда не имело проблем при встрече с общественностью.
Ни разу за всю жизнь не слышала Бьянка, чтобы Нариман и Люсинда повздорили из-за различия культур. Эти люди так любили друг друга и принимали все, что у них было, что даже все праздники отмечались в их доме наравне.
В природе все общее, одна цель, говорил ее отец. Так ли важно при этом, как ты обращаешься к Творцу? По одному из многочисленных имен, или просто зовешь Его своим Другом?
Бьянка росла истинным дитям природы. К своему дару тоже относилась легко, не перед кем его не выставляя, но зная меж тем, что однажды он сыграет важную роль для человечества.
Девочка родилась живым напоминанием своей покойной бабки, матери отца, и своими медными волосами и пронзительными зелеными глазами, тонким станом и вытянутей шеей, добрым мечтательным взглядом и нежным лицом напоминала оригинал той самой Венеры, что запечатлел на своих полотнах влюбленный Ботичелли.
Поразительное сходство притягивало к ней любопытные взоры. Откуда взялась эта жемчужина среди загорелых и смуглых как шоколад поселенцев древнего города? Вот что бывает при смешении кровей – рождаются уникальные существа.
А, может, это она и есть, та самая Венера, вернувшаяся на земли Италии века спустя? Чтобы каждый мог насладиться неземной красотой воочию, и убедиться на живом примере, отчего страсть Ботичелли была столь великой и негаснущей, что он снова и снова стремился писать ее портреты, не в силах утолить эту жажду, это неудовлетворенное желание, изводившее его душу и заставлявшее презирать свой талант, ибо он был не в силах передать всю ту чистоту, что видел он в рыжеволосом ангеле.
Бьянка нравилась всем без исключения. Девочка знала много языков и находила общее с кем-угодно. Чрезвычайно начитана для своего возраста, она могла поддержать любую тему: от гастрономии до астронавтики.
Цветок гостиницы, ее украшение, ее восторг и душа. Ради этой девочки и особой атмосферы гости приезжали из самых далеких стран, только бы снова повидаться с ней, поболтать на открытой веранде за чашкой кофе, до глубокой ночи слушая ее мелодичный, как звуки арфы голос, незабываемое вечернее пение под мандолину. И, глядя в эти бездонные изумрудные глаза, обрести покой.
А потом умерла Люсинда.
Бьянка знала, что мама умрет, еще когда была совсем ребенком. Знала, что это случится на рождество, когда ей будет двенадцать, и часто горевала из-за этого. Но Люсинда была прекрасным человеком, и путь ее оканчивался плавно, без грусти и сожалений. Люсинда болела всю свою жизнь, время от времени болезнь то отступала, то накатывала с новой силой, напоминая о том, что быстро унесет ее из этого мира.
Конечно, девочке хотелось использовать свой дар, чтобы мать окрепла в полную силу, как майская роза, вот только она точно знала, что нельзя. Иначе будет нарушена важная последовательность событий.
Женщина прожила счастливую и спокойную жизнь, даже родила ребенка, о чем и мечтать не смела.
Конечно, когда Люсинды не стало, гостиница преобразилась. Это мало кто заметил из жильцов, но для Бьянки, ее отца и деда с бабкой наступили настоящие перемены. Они верили словам Бьянки: теперь прекрасная Люсинда вернулась домой, на далекую планету, где нет страданий. Что ее путь, и все ее испытания наконец завершились, и она теперь будет ждать их там, на верху, выращивая для них удивительные сады.
Гостиницей по-прежнему хорошо опекались, туристы не прекращали посещать ее круглый год, знакомые лица прибывали вновь и вновь, все больше роднясь с местностью.
Но теперь обустройством и украшением всецело занималась талантливая Бьянка, ее легкая рука, как и рука матери до этого, угадывалась во всем: в нежных золотистых гардинах, в плетеной мебели на веранде, обставленной роскошной зеленью, в светлой обивке на креслах с цветочной росписью, в том, какая подавалась еда и напитки, и то, как встречали гостей.
Господи, эта девочка когда-нибудь отдыхала? Она всегда была там, где в ней нуждались, оказывалась ровно в тот момент и в том месте, где о ней упоминали.
Юная флорентийская принцесса украшала своей прелестной внешностью лучшие фото на память, с нее снова и снова брались писать портреты, идя по стопам Ботичелли. Ее мелодичный смех покорял сердца, а нежная улыбка трогала до глубины.
Ей не нужно было покидать родной дом, чтобы познакомиться со всем миром, мир сам устремлялся к ней!
Ей привозили подарки ото всюду: ткани, драгоценности, наряды, под цвет глаз, волос, кожи. С гостиницей никогда не могло произойти кризиса, пока в ней находилась рыжеволосая эльфийка.
Кто знает, каким таким чудом девочка находила время, чтобы побыть одной. В попытках понять себя и окружающий мир.
Почему она помнит себя в такие далекие времена, что мороз проходит по коже, когда пытаешься подсчитать? Почему у ее родных нет тех же задатков, что у нее? Они передали ей тело, очень точное и как раз то, что всему соответствует, но все, чем она наполнена, Бьянка принесла с собой.
И, конечно, в мире есть такие, как она. Но пока она чувствовала их присутствие на расстоянии. И знала, что однажды именно они станут ее семьей. Тогда ей придется покинуть гостиницу, которую отец так мечтал оставить ей.
Бабушка с дедушкой прожили долгую мирную жизнь, окутанные ее заботой, и ушли в мир перевоплощений тихо и без страха, когда их время пришло.
И вот наступил тот день, когда она почувствовала, что за ней наблюдают уже совсем близко.
Она скрещивала зернышки, пытаясь вывести сорт муки, о которой мечтают многие ее знакомые, страдающие аллергией на глютен, но теряющие голову от запаха свежеиспеченного хлеба.
Она отвела сосредоточенный взгляд от зерен и повернула голову в сторону крыши. Солнечные лучи слепили ее глаза, и она поспешила их прикрыть. Там, на самом верху стояла высокая стройная фигура, казавшаяся темным пятном, врезанным в пространство, в ореоле палящих полуденных лучей, как в свете прожектора.
Догадавшись, что причиняет боль глазам девушки, Хэммэт, который хотел еще немного понаблюдать за ней, оставаясь незамеченным, но слишком рано ею обнаруженный, все же решил спуститься вниз. Однако, чтобы ее не шокировать, спустился не по воздуху, а прыгнул сперва на крышу курятника, а затем пружинисто приземлился рядом.


Она не испугалась. Просто была зачарована этим видением.
Бьянка поднялась и еще какое-то время моргала, но уже понимала, что слепит ее не солнце, а необыкновенная аура этого человека. Она впервые видела такое. Аура струилась, плыла по воздуху вокруг незнакомца, развеваясь, как великолепный цветок с фиолетово-синими лепестками, что размывались и светились на краях ярким рубиновым светом.
Нечто подобное Бьянка замечала у себя, но в ее «цветке» преобладали оттенки бирюзы, золота и жемчуга, а этот молодой человек... Он был таким, как она, и в то же время отличался, и ей трудно было понять это отличие, она смотрела на него и не могла отвезти глаз.
Она мгновенно почувствовала его силу, от которой задрожала. Изумилась его росту и красоте. Длинные густые волосы свободно струились по плечам. Он стоял в ореоле восходящего солнца, а его фигура казалась ослепляющим видением, миражем, возможно бредовым сном.
Но Бьянка понимала, что она не спит, и это существо, загипнотизировавшее ее одним свои появлением, было самым реальным и самым восхитительным из всего, что она когда-либо видела.
Она чувствовала его прямой, но теплый взгляд. И внезапно сделалось невыносимо мучительно от мысли, что он может исчезнуть.
«Кто ты? Пожалуйста, не уходи!» – мысленно обратилась она к нему, точно зная, что он ее слышит.
И тогда, – о, Боже! – он спустился к ней, плавно спрыгнув с высоты.
Неожиданно у Бьянки потекли слезы от перенапряжения, поэтому он вынужден был мягко обратиться к ней:
– Тебе нужно закрыть глаза. Попробуй смотреть на меня закрытыми глазами.
Она так и сделала. И смогла отчетливо его видеть.
Уже тогда она поразилась его натуре. Какое бесстрашие! Какая властная энергия!
Что же ты за существо?
–  Ты... – выкрикнула она, но Хэммэт закрыл ей ладонью рот.
Она вздрогнула от этого прикосновения и открыла глаза, увидев его снова, настолько близко, насколько это возможно, и снова глаза ее наполнились слезами.
Как же он прекрасен! Как она ждала этой минуты! Ее истинная родня открылась, явилась за ней.
Хэммэт знал ее мысли, поскольку девушка не умела их скрывать. Ему предстояло всему научить ее. Поведать, какие у них цели на земле.
Уже в следующую секунду ей почудилось будто он каким-то неуловимым внутренним сигналом объяснил ей, что его не стоит опасаться, и тело ее налилось таким восхитительным ощущением, что Бьянке захотелось петь и танцевать от внезапной радости.
Девушка опьяненно улыбнулась.
«Я откуда-то знаю тебя», – снова обратилась она к нему мысленно, понимая, что открывать рот совершенно не за чем, и это еще более волнительно, чем если бы она выражала свое изумление вслух.
«Да, мы были знакомы очень давно».
«Как тебя зовут?»
«Хэммэт».
«Нет, твое имя другое…»
«Называй меня Хэммэт! Или Хэмм».
«Мы не такие, как другие люди! Кто мы?»
«Я тебе все объясню, но постепенно!»
«Ты… похож на ангела, но не совсем такой, какими я их вижу».
«Я не ангел. Но я здесь, чтобы позаботиться о тебе и открыть тебе, кто ты».
«Кто я?»
«Можешь считать ангелом себя», – коротко ответил он, и она почувствовала легкую усмешку в его тоне, и неожиданно смутилась, отчего нежное ее личико мгновенно покрылось ярким румянцем.
С тех пор каждый раз в его присутствии ее щеки вспыхивали, и она ничего не могла поделать с этим смущением.
«Но… я тоже не ангел. Хотя все меня так называют».
«О, поверь, ты – ангел. И люди правы, когда так называют тебя».
Лицо практически слилось с волосами. Бьянка опустила голову, но тут же снова подняла ее, потому что не могла себе позволить отвести от него взор.
Какое сильное воздействие. Она прикована к нему. О нет, она потеряет смысл жизни, если не будет видеть его!
«Ты знаешь все мои мысли?» – внезапно спохватилась девушка, и, когда услышала его тихий смех, ладонями попыталась скрыть свой стыд, заслонив лицо.
«О, я так глупа…»
«Ты не глупа, не стоит из-за этого переживать. Вряд ли меня можно чем-то удивить. Скоро ты поймешь, как это. Когда вспомнишь, сколько тысячелетий прожила на этой планете…»
 



Часть третья. Галава 2: http://proza.ru/2021/08/31/1149