Курск и его правители с 16 по конец 19 века - 2

Николай ПАХОМОВ,
Ангелина ПЕНЬКОВА

КУРСК: ВЕХИ ПУТИ.
ЭВОЛЮЦИЯ ВЛАСТИ И ОБЩЕСТВА ЗА ТЫСЯЧУ ЛЕТ.
Очерки о городе Курске, его правителях, руководителях и их делах.


ГЛАВА 2.

КУРСК В СМУТНОЕ ВРЕМЯ

7 января 1598 года в Москве умер царь Федор Иоаннович, прозванный в народе Блаженным за мягкосердечность и тихость нрава. Не обладая государственным умом и твердостью духа, он находил опору в Верховной Боярской Думе и в советах зятя Бориса Федоровича Годунова. Вместе с тем за 13 лет своего царствования он, несмотря на мягкосердечность, значительно увеличил обороноспособность Московского государства, продвинув вглубь Дикого Поля отдельные участки Большой засечной черты. Он же в законодательном порядке положил основу крепостному праву.
Со смертью Федора Иоанновича пресеклась правящая династия Рюриковичей, стоявшая у кормила власти около 740 лет. И с его кончиной, как отмечают многие историки, на просторах Московского государства началось Смутное время, которое иногда называют еще Великой Смутой. Впрочем, о смуте ниже…
В книге А.И. Кулюгина «Правители России» по факту смерти сказано: «Перед смертью простился он наедине с нежной супругой своей Ириной, а на печальный вопрос патриарха Иовы, кому оставляет он царство, подданных и царицу, прошептал в ответ: «В царстве, в вас и в моей царице волен Господь Всевышний». Но после похорон царя Ирина Федоровна наотрез отказалась править царством – не было в ней ни мощи Ольги Святой, ни упорства Елены Глинской, матери Ивана Грозного – и отправилась в Новодевичий монастырь. После довольно долгой проволочки 21 февраля 1598 года Земский Собор избрал царем Бориса Годунова (1552-1605), род которого, согласно одной из версий, происходил от татарского мурзы Чета, принявшего православие и крестившегося под именем Захария, основателя костромских дворян [1].
 
Но это происходило в столице, а в Курске после И.О. Полева в период с 1598 по 1599 год по повелению Бориса Годунова воеводой был князь Семен Семенович Гагарин (?-после 1601), Рюрикович в 20-м колене по ветви Стародубских князей. Помощником у него и осадной головой оставался Нелюб Огарев. До воеводства в Курске Семен Гагарин, по прозвищу Ветчина, в 1588 году был воеводой в Крапивне, затем в 1592 и 1595 годах – в Чернигове. Отсюда в 1596 году направлен в качестве товарища (заместителя) воеводы Большого полка в Тулу – основной опорный пункт Большой засечной черты. А после службы в Курске, при очередной ротации воевод, в 1600 г. стоял со сторожевым полком в Михайлове, а в 1601 г. был воеводой в только что построенном Цареве-Борисове. Кстати, в Рыльске на стыке веков воеводами были князь Лука Щербатов, Федор Бобрищев-Пушкин, Федор Акинфеев, Василий Панютин и Левонтий Бутиков [2].
Курское воеводство С.С. Гагарина выпало на самые благодатные годы правления царя Бориса. Как сообщают историки, Годунов в первый год своего царствования служилым людям выдал двойное годовое жалование, купцам дал право беспошлинной торговли в течение двух лет, земледельцев освободил на один год от налогов, крестьянам установил конкретный срок работы на помещика и сумму денежной платы им.
Кроме того, вдовам и сиротам оказал помощь деньгами и продовольствием, провел амнистию ранее осужденных, а также был первым из русских великих князей и царей, отправивших детей бояр учиться в страны Европы. (А вот запомнился он народу, к сожалению, больше по пословице: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», как инициатор отмены Юрьева дня – свободного перехода крестьян весной и осенью от одного помещика к другому.)
Писатель и историк Н.М. Карамзин, освещая данный период царствования Бориса Годунова, писал: «Первые два года сего царствования казались лучшим временем России… Борис исполнял обет царского венчания и справедливо хотел именоваться отцом народа, отцом сирых и бедных…» [3].

В 1600 году воеводой здесь был Андрей Васильевич Замыцкой (Замыцкий, Замытской) (?–1603/05), а осадным головой Плакида Чечерин. О Замыцком известно, что при Иване Грозном в 1577 году он воеводствовал в Орле, затем был осадным головой в Пскове, осаждаемом войсками Стефана Батория. В 1585 году при царе Федоре Иоанновиче – наместник в Белой и Почепе. В 1591 году – на воеводстве в Копорье, затем в Ряжске (1593), Дорогобуже (1597). При царе Борисе Годунове с 1598 года – в Черни, в 1599 – в Рыльске. После курского воеводства с 1602 года в Орле, затем в Тюмени (1603-1605).
При А.В. Замыцком в Курске писцами из Москвы Алексеем Федоровичем Зиновьевым и подьячим Яковом Акатьевым проводилась перепись населения. Ими составлены писцовые книги по Курску, в которых были описаны все селения и дачи (данные царем земли), находившиеся во владении местных дворян. Как это выглядело, можно увидеть по более поздним писцовым книгам Курского уезда, приведенным А.А. Танковым в «Исторической летописи курского дворянства» на примере села Зорина: «Село Зорино. В селе церковь святого великомученика Димитрия деревянная, а во дворе церковное строение, а у церкви на церковной земле поп Симон Климов. Пашни паханой доброй земли 20 четей в поле, а в два. Сена по дикому полю по конец поля 40 копен. Лесу большого по берегу реки Семи с озером – с другими помещиками вообще – против дач. А пашню пахать и сено косить и всякими угодьями владеть вообще с помещиками села Зорина через десятину. В том селе жеребьи помещиков: Семен да Дмитрий Ивановы дети Фомины, Василий Иванов сын Мишустин, Онфиноген да Ларион Еремеевы дети Чаплыгины, Максим Елесеев сын Кобызев да племянник его Сергей Козмин сын Кобызев»  [4].
С 1601 по 1603 год в Московском государстве был неурожай. Цены на хлеб и продовольствие до небес, голод потрясал центральные и северные уезды России. А в Курске и Курском крае в эти годы урожаи оказались вполне приемлемыми, голода не ощущалось. Куряне продавали хлеб и жито в центральные уезды государства по умеренным ценам, за что получили от царя благодарность и разрешение на строительство Троицкого монастыря в посаде за Куром, на высоком выступе береговой гряды реки Тускари. По царской грамоте строил его Иона Тёлка, который и «братию собрал» [5].
Трудно сказать, каким было участие воеводы Василия Замыцкого, но понятно, что строительство Троицкого монастыря без его помощи людьми не обошлось.
В 1600 году орды крымского хана Казы-Гирея вторглись на территорию Московского государства (России), держа направление на Курск и Белгород, но были отбиты орловским воеводой, князем Борисом Петровичем Татевым, по всей видимости, сыном князя Петра Ивановича Татева.
Начиная с 1600 года по Московскому государству пошел гулять слух, что убиенный в Угличе царевич Дмитрий Иванович чудесным образом спасся, жив и скрывается то ли в Литве, то ли в Польше. По одной из версий, эти слухи запустили опальные бояре Романовы, пригревшие попа-расстригу Гришку Отрепьева. Незадолго до этого многие представители боярского рода Романовых – Захарьиных – Юрьевых, обвиненные Годуновым и патриархом Иовой в заговоре, были осуждены и отправлены в ссылку. Даже малолетний Михаил Федорович Романов, будущий царь, был сослан в Белоозеро с тетками – княгинею Черкасской и княжной Анастасией. Вот хитроумные Романовы и придумали месть Борису, чтобы ему спокойно не жилось и не царствовалось.
Слухам вначале не верили, но после того, как в 1601 году из Польши дошли известия, что там все царедворцы не только опознали «сына» Грозного Дмитрия Ивановича, но и признали за ним право на русский трон, боярство, считавшее неродовитого Годунова выскочкой и тихо ненавидевшее его, стало задумываться: «А вдруг да правда… А если даже и неправда, то…»
Почва для появления Лжедмитрия оказалась подготовленной. Но Курский край, сносно перенесший голодные годы, казался спокойным. Согласно установленному порядку, в степные просторы уходили сторожи и станицы, состоящие из казаков, конных стрельцов, детей боярских и дворян. Городской ремесленный люд занимался своими делами, купцы торговали, крестьяне трудились в полях, в церквах священники превозносили молитвы во здравие царя.
Бурный рост населения в Курске вызвал и рост числа церквей как в самом городе, так и в его округе, о чем уже говорилось выше. Расстраивался Коренной монастырь Рождества Богородицы, которому, как сказано в «Истории города Курска…» царь Борис Годунов «из благоговения пожертвовал деньги и разные церковные вещи: ризы, колокола, свечи, ладан и книги, а саму обитель объявил царским богомольем». Произошло это при игумене Ефимие, бывшем священнике из Рыльска, в миру называемом Григорием [6]. Кстати сказать, данный факт довольно подробно изложен в романе В.Л. Маркова «Курские порубежники». 

Не нарушалась и ротация воевод. В период с 1601 по 1602 год в Курске воеводствовали, согласно данным С.И. Ларионова, сразу два боярина – стольник Григорий Семенович Овцын (?–1603 или 1604) и Андрей Александрович Нагой (Нагово) (?–1618).  Правда, историк А.И. Раздорский со ссылкой на архивные документы сообщает о том, что Овцын был воеводой и в 1602–1604 годах (по РК 1598–1638), а Нагой (Нагово) совместно с ним находился в Курске только в 1602 году. Потом вместо Нагого был Дмитрий Юрьевич Пушечников (? – после 1632).
Об Овцыне известно, что он принадлежал к княжескому роду Муромских князей. В 1572 г. сопровождал царя Ивана Грозного в Ливонию под Вейсенштейн. Позднее, в 1582 г., был осадным воеводой в Кукейносе, в 1584 г. – вторым воеводой в Ладоге, в 1590 и 1595 гг. – воеводой в Самаре, в 1591 г. – воеводой в Дедилове. Григорий Семенович пережил Смутное время и умер в Курске [7].
Андрей Александрович Нагой (Нагово), представитель старинного боярского рода, в  1600-1601 (по другим данным в 1602 или в 1598/99-1601/02) гг. был воеводой в Арске. В 1605 г. пожалован в окольничие, в 1606 г. – в бояре. После свержения Лжедмитрия I был послан царем Василием Шуйским в Углич за мощами царевича Дмитрия Ивановича и сопровождал их при перевозке в Москву. В 1614-1618 гг. – находился на воеводстве в Ростове, где и умер [8].
Согласно исследованиям А.И. Раздорского, Дмитрий Юрьевич Пушечников – курский воевода в 1602–1603 гг. (по Барсукову), или в 1601–1602 гг. (по другим данным).
По данным РК, был в 1601–1603 гг. в Курске головой, а не воеводой. Находился на воеводстве в Курске совместно с А.В. Замыцким и Г. С. Овцыным. В 1598 г. – ключник Житного дворца. В 1603 г. послан по черниговским вестям в Брянск. В 1604 г. – воевода в Торжке. В период Смуты примкнул к Лжедмитрию II, но в 1609 г. перешел на сторону царя Василия Шуйского. В 1610–1611 гг. – воевода в Вятке, в 1616-1617 гг. – в Путивле. В 1632 г. упоминается в списке лиц, которым было поручено доставить различные запасы под Смоленск [9].
Ныне трудно судить, какая очередность воевод происходила в 1601-1603 годах в Курске и кто с кем был в паре на воеводстве. Понятно одно, что увеличение числа военачальников на юго-западном порубежье России было вызвано слухами о «царевиче Дмитрии». А еще захватом в 1601 году татарскими ордами городов Белгорода и Царева-Борисова и выплата им огромной по тем временам дани – 14000 рублей. 
Возможно, на принятие такого решения оказали влияние и другие факторы, например, скопление в крае до 20 тысяч беглых из Центральной России от голода крестьян и холопов, часть которых, как сказано у А.А. Танкова, Борис Годунов приказал принять на воинскую службу и приравнять к дворянскому сословию. Это очень возмутило «старое дворянство», и оно зароптало, проявляя скрытое до поры до времени недовольство. (После смерти Годунова, как сообщает А.А. Танков, этот указ будет отменен, и всех новоявленных дворян приведут в прежнее состояние.) [10]
Среди недовольных оказались и служилые люди «по прибору» (служилые третьей категории) – стрельцы, казаки, пушкари и прочие. Их недовольство было вызвано тем, что царь ввел указ, по которому они, кроме воинской службы, обязывались «пахать государеву пашню», по сути – государственный вид барщины, ранее неизвестный и прежними государями не применяемый. Собранный с «государевой пашни» урожай планировалось доставлять в новые города на кормление тамошних гарнизонов.
Если курские служилые должны были вспахать, засеять 200 десятин и потом на них собрать урожай и сдать его властям (надо полагать, воеводе), то в Белгороде и Осколе, где ратников было куда больше, должны вспахивать и засевать по 600 десятин. А так как людей все равно не хватало, то местные воеводы на полевые работы отправляли пеших стрельцов, присылаемых из других уездов. Лошадей и орудия труда стрельцам выдавали воеводы из государственных конюшен и складов. Вот недовольство поневоле и росло [11]. 
Недовольными были и помещики из числа детей боярских и дворян, на которых этот указ также распространялся. Им приходилось посылать своих крестьян на обработку «государевой пашни» в ущерб собственному хозяйству.
А посадские и крестьяне были недовольны увеличившимися сборами денег на выкуп пленников, хотя и понимали, что это дело необходимое и нужное, так как каждый человек мог стать пленником татарских орд.
Словом, когда в 1604 году после смерти Г.С. Овцына воеводой в Курске стал Григорий Борисович Долгоруков (Роща) (?–1615), то социальная, общественно-психологическая и морально-нравственная почва для благоприятного появления самозванца в Курском крае уже была подготовлена.   

В октябре 1604 года Лжедмитрий I, обласканный польским королем Сигизмундом и магнатами Адамом Вишневецким и Юрием Мнишеком, воеводой Сандомирским, с отрядами польских наемников, украинских и донских казаков перешел границу Московского государства, а 13 октября уже захватил замок Остер. Затем 21 октября без боя ему сдался город Моравск, жители которого связали и выдали воевод  Б. Лодыгина и М. Толочанова. За Моравском последовал Чернигов, где воевода князь И.А. Татев не смог организовать оборону и оказался в плену вместе с князьями П.М. Шаховским и Н.С. Воронцовым-Вельяминовым. Но 18 ноября при штурме Новгород-Северского Лжедмитрий потерпел неудачу от царских войск, возглавленных Петром Басмановым, и подумывал о возвращении в Польшу.
Однако в Путивле, где до этого, возможно, побывали эмиссары самозванца, вспыхнуло восстание горожан, поддержанных служилыми людьми «по прибору». Путивляне, по одной из версий, действительно приняли самозванца Гришку Отрепьева за царевича Дмитрия по подсказке воеводы и князя Василия Рубец-Мосальского и дьяка Сутупова. Так это было или иначе, с высот нашего времени судить трудно, но 21 ноября восставшие выдали Лжедмитрию связанными стрелецкого голову и сотников.
Вслед за Путивлем 25 ноября на сторону самозванца перешел Рыльск. Восставшие рыляне передали Лжедмитрию воеводу А. Загряжского и его четырех помощников. Лжедмитрий, как пишут историки, посетил перешедший на его сторону Рыльск, но останавливаться в нем не стал. Своей столицей он выбрал Путивль, имевший каменные крепостные стены.
Тем временем слух о появлении «законного царя» покатился по городам и весям Московского государства. 1 декабря на сторону «доброго царя» перешли Курск, Белгород, Оскол и некоторые другие города края, а также Севск и Кромы (3 декабря). Жители этих городов не знали, что Лжедмитрий пообещал полякам при своем воцарении отдать им всю Северщину с городами Рыльском и Путивлем, а также Смоленск, Псков и Новгород [12].   
Курский воевода Григорий Долгоруков-Роща, как и воеводы других городов, перешедших на сторону Лжедмитрия, был доставлен к нему вместе с осадным головой Яковом Змиевым связанным.
Но Лжедмитрий, обрадованный неожиданной удачей, простил его, как и всех предыдущих воевод-пленников с их помощниками, и назначил своим наместником в Рыльске.
Став воеводой Рыльска и Рыльского уезда (кроме Рыльского и Курского уездов в это время в Посемье, судя по текстам летописей, уже были Фатежский, Щигровский, Тимский и Дмитриевский), Долгорукий-Роща в помощники себе взял Якова Змиева.

А в Курск воеводой, судя по всему, Лжедмитрием был назначен князь Кондратий Иванович Щербатов (Щербатой) (? – не ранее 1605), Рюрикович в 22-м колене [13]. 
После этого воодушевленный успехами Лжедмитрий пошел к Новгород-Северскому, но гарнизон встретил его войско огнем пушек. Началась осада города, которая польским авантюристам не очень-то нравилась. 1 января они стали требовать обещанного им жалованья, но захваченная в Путивле казна уже была истрачена. Тогда поляки и казаки разгромили обоз Лжедмитрия и стали грабить местное население. Никакие уговоры самозванца на них не действовали. Наоборот, поляки его оскорбляли и унижали, даже сорвали с него дорогую соболью шубу, которую позже пришлось выкупать. А 2 января часть польских отрядов повернула в сторону границы, грабя на своем пути все селения.
Тогда Лжедмитрий приказал сжечь свой лагерь под Новгород-Северским и вернулся в Путивль. Сюда к нему снова начали сходиться вооруженные отряды, в том числе прибыло около 4000 запорожских казаков. Приезжали сюда и некоторые бояре и дети боярские, из числа которых Лжедмитрий начал создавать собственную Боярскую Думу. (Позже некоторые из этих думцев поплатятся головой за свои необдуманные действия.)

21 января 1605 года пестрое войско самозванца потерпело поражение у Добрыничей, недалеко от города Севска, входившего в Комарицкую волость. Лжедмитрий участвовал в сражении и едва не попал в плен. Оставив поле битвы, он бросился бежать в Рыльск. Запорожские казаки, не получившие обещанного вознаграждения, кинулись в погоню за ним, но под стенами Рыльска были встречены ружейным и пушечным огнем и «поносными речами» горожан. И запорожцам ничего не оставалось, как отправиться восвояси. Они и отправились, грабя попутно жителей Курского края.
Шайки донских и запорожских казаков покинули Лжедмитрия, перебравшегося из Рыльска в Путивль, но жители Северщины поддержали его людьми и оружием, в том числе пушками, взятыми из крепостей. Не сдался царским войскам, учинившим жестокую расправу над жителями Комарицкой области, и город Рыльск. Жители Рыльска уже слышали от выживших очевидцев о жестокости, творимой войсками Бориса Годунова в Комарицкой волости после 21 января, поэтому пощады не ждали и решили сражаться до конца. Обороной Рыльска руководили воевода Григорий Борисович Долгоруков-Роща и осадный голова Яков Змиев.
Армия Бориса Годунова, возглавляемая воеводой большого полка князем Федором Ивановичем Мстиславским, в подчинении у которого находились князья-воеводы Андрей Иванович Телятевский, Василий Васильевич Голицын, Михаил Глебович Салтыков, Дмитрий Иванович Шуйский, Михаил Федорович Кашин и бояре-воеводы Василий Петрович Морозов и Иван Иванович Годунов, простояла под стенами Рыльска две недели. Мстиславских не хотел потерь своих войск при штурме города, надеясь, что сторонники Лжедмитрия сами сдадутся. Он даже пропустил беспрепятственно в город отряд сторонников самозванца численностью в 2500 человек, посланный Лжедмитрием на помощь осажденным. Но надежды Мстиславского не оправдались, и он приказал снять осаду и начать отвод войск в Севск. Увидев это, рыляне сделали вылазку и напали на обоз отступающей армии. Их трофеями стали 13 пушек, много другого имущества разбитого ими арьергарда и несколько десятков пленников [14].
Пока войска Бориса Годунова стояли под стенами Рыльска, довольствуясь вялой осадой города, на сторону самозванца перешли Оскол (Старый), Воронеж, Царев-Борисов, Елец и ряд других городов. Жители этих городов, как правило, служилые люди «по прибору», в конце февраля привели в Путивль своих воевод и их помощников. Среди лиц, насильно доставленных, оказались князь Борис Михайлович Лыков из Белгорода, князья Борис Петрович Татев и Дмитрий Васильевич Туренин из Царева-Борисова, князь Дмитрий Михайлович Барятинский из Ливен и другие.
Придерживаясь ранее избранной тактики, Лжедмитрий принародно простил всех воевод и их подручных. Мало того, он принял их на службу и наградил. Так, бывший чашник князь Б.М. Лыков стал кравчим, то есть на ступеньку выше прежнего достоинства, Б.П. Татеву было пожаловано боярство – высший титул в государстве, Артемий Измайлов в одночасье оказался «думным дворянином и ближним человеком государя». Через ближайшее княжеско-боярское окружение самозванец вступил в тайные переговоры с московским боярством, не жаловавшим своей любовью и признательностью царя Бориса. И сюда же он приказал доставить из Курска чудотворную икону Курской Коренной Божией Матери «Знамение», которая и была к нему препровождена дьяконом курской Воскресенской соборной церкви Поликарпом и «многими усердствующими гражданами», как пишет С.И. Ларионов [15]. Из этого следует, что не только «черный люд» и служилые люди «по отечеству» и «по прибору» признали самозванца, но и некоторые священники, поддавшиеся обману.
Таким образом, после неудачи у Добрыничей у Лжедмитрия начались новые успехи, причем без каких-либо усилий с его стороны. Сама судьба так распорядилась…
Трудно сказать, как бы разворачивались события дальше, но 13 апреля 1605 года в Москве скоропостижно на 54-м году жизни скончался Борис Годунов. Умер сам или помогли бояре, подослав отравителей, теперь уже не узнать. Кстати, сам Годунов не единожды подсылал отравителей к самозванцу в Путивль, но там их разоблачали и казнили на площади, расстреливая из луков.
На царский трон при поддержке патриарха Иовы и части московских бояр взошел сын Бориса Федоровича Федор Борисович Годунов, которому в ту пору было 16 лет. Если Бориса Федоровича на царство избирали самым что ни на есть демократическим образом, на Земском Соборе, то избрание Федора Борисовича было келейным, хотя, естественно, москвичи целовали крест ему в верности.

Все видные отечественные историки отмечали, что Федор Борисович Годунов был физически сильным и смелым молодым человеком, хорошо образованным и умным от природы, знавшим несколько иностранных языков, активно помогавшим отцу в государственных делах. Но…
Но, как отмечают историки, многие россияне уже искренне верили, что находившийся в Путивле самозванец есть истинный царевич Дмитрий, поэтому перешептывались между собой, что роду Годуновых не царствовать на Руси. Начались и предательства в армии. Так, Петр Басманов, не сдавший Лжедмитрию Новгород-Северский, будучи поставленным во главе царских войск на смену Федору Мстиславскому, тут же перешел на сторону Самозванца. Видимо, понимал, что дни Годуновых сочтены, потому и подумал о собственной жизни. 7 мая войска присягнули «царевичу Дмитрию», о чем направили гонцов в Путивль.
Весть о переходе армии на сторону Лжедмитрия, естественно, обрадовала того и опечалила юного царя. Такого он не ожидал. Как говорится, удар в спину.
1 июня в Москву приехали послы от самозванца и, собрав народ, зачитали «царскую грамоту к москвичам». Разъяренная толпа москвичей ворвалась в царский дворец, схватили Федора, его мать Марию и сестру Ксению и отвели в прежний дом Годуновых, где оставили под стражей. 10 июня в Москву приехали от самозванца князья Голицын и Мосальский с приказанием устранить Годуновых и свести с престола патриарха Иова. С патриархом обошлись хуже язычников: прямо в храме во время богослужения сорвали с него святительскую одежду, одели черную рясу и таскали по полу храма, а затем и по площади. Поиздевавшись, отправили в монастырскую тюрьму. Иова умер в 1607 году. (Следующим патриархом стал рязанский архиепископ Игнатий, встречавший Лжедмитрия как царя в Туле.)
В дом Годуновых пришли Михаил Молчанов и Шеферединов с тремя дюжими стрельцами. Низложенный царь Федор и его мать были убиты (задушены), а упавшая в обморок Ксения была оставлена живой, но вскоре стала наложницей Лжедмитрия, а затем была отправлена в женский монастырь. Умерла в 1622 году. После расправы над Годуновыми народу же объявили, что Федор и его мать покончили с собой. Затем вынули из Архангельского собора гроб Бориса Годунова, переложили его тело в простой деревянный гроб и погребли в убогом Варсонофьевском монастыре. Рядом с ним похоронили без церковного обряда, как самоубийц, сына Федора и супругу Марию. Так печально, едва начавшись, окончилась царская династия Годуновых.
Но Лжедмитрий I, взошедший на царский трон путем обмана, авантюр и большой крови, царствовал недолго: 17 мая 1606 года он был убит московскими боярами-заговорщиками, во главе которых стоял князь Василий Шуйский, ранее одним из первых всенародно признавший в самозванце «царя Дмитрия Ивановича».
Истерзанный труп самозванца, выкопанный из могилы, сожгли, пепел собрали, зарядили в пушку и выстрелили в западном направлении, то есть в сторону Польши, немало сделавшей, чтобы он стал русским царем и ввел страну в великую смуту.

В современной краеведческой литературе можно встретить мнение, что признание власти Лжедмитрия принесло облегчение населению юга России в целом и жителям Курского края в частности. Возможно, кому-то оно и принесло, особенно тем, кто был настроен на разбой и грабеж, на убийство ближнего своего, но для основной массы населения, в том числе и «черного люда», никакого облегчения в жизни не наступило. Наоборот, началось безвластие, когда защиты от разбойных шаек, в том числе поляков и запорожских казаков, а также татарских орд искать было не у кого. Курск и Курское Посемье, сильно оскудев людьми, вновь стали лакомым куском для грабителей.
К сказанному можно добавить, что художественную версию о появлении Лжедмитрия на Курской земле и начале Смуты изложил в историко-романтическом романе «Курские порубежники» Владислав Львович Марков, что отмечалось выше. В романе рассказывается не только о Смутном времени, но и показывается жизнь простых курян, курских служилых людей «по отечеству» и «по прибору», описывается Курск – крепость и посад, нравы курян, в том числе курских бояр, поддержавших Лжедмитрия. Как уже отмечалось ранее, рассказывается о Коренной пустыни и разбойниках.

Царем по приговору московских бояр стал князь и боярин Василий Иванович Шуйский (1552-1612), Рюрикович, потомок Александра Невского из старшей ветви его родового древа. Согласно летописным данным и по мнению большинства отечественных историков, Василий Шуйский был человеком льстивым, изменчивым, завистливым, злобным, подлым и коварным. Однако пора возвратиться к бывшему курскому воеводе Григорию Борисовичу Долгорукову-Роще, оставленному нами в окружении Лжедмитрия I.
Судьба же курского воеводы времен Великой Смуты на руси князя (Рюриковича в 22 колене) Г.Б. Долгорукова-Рощи, до этого в период с 1590 по 1592 год воеводствовавшего в Воронеже, сложилась следующим образом. Вместе с Лжедмитрием I он дошел до Москвы, где был одним из советников у самозванца. Здесь подсуетился и вовремя встал на сторону заговорщиков. Поэтому, когда Лжедмитрий I был свергнут с престола и убит, Григорий Борисович уже находился среди приверженцев В.И. Шуйского.
В 1608 г. он был назначен первым осадным воеводой Троице-Сергиева монастыря, подготовил его к осаде и затем вместе со вторым воеводой А.И. Голохвастовым возглавлял почти 16-месячную оборону обители (с 23.09.1608 по 12.01.1610) от польско-литовских войск Сапеги и Лисовского, проявив при этом личное мужество и героизм. За это в 1610 г. был лично награжден царем Василием Шуйским шубой, шитой золотом, и золотым кубком. В 1611 г. отправлен воеводой на Двину. В 1613 г., находясь в Вологде, был убит мятежными казаками, захватившими город [16].
Завершив знакомство с жизнью и деятельностью бывшего курского воеводы Г.Б. Долгорукова-Рощи, продолжим повествование о событиях, происходивших в Посемье и городе Курске.

В Путивле, естественно, узнали о смерти Лжедмитрия, но почему-то продолжали верить в его новое чудесное избавление. Слухи о том, что он жив, подогревались из Польши, куда сбежал приверженец Лжедмитрия и убийца царя Федора Годунова дворянин Михаил Молчанов. Молчанов, в отличие от Басманова, вставшего на защиту Лжедмитрия и погибшего, уцелел и, находясь в Польше, везде громогласно говорил, что «царь Дмитрий Иванович» не убит, а ждет прибытия к нему новых воинских сил.
В 1606 году эту коварную выдумку Молчанова, кстати, вновь поддерживаемую польской знатью, услышал мелкий дворянин и бывший боевой холоп черниговского воеводы князя Андрея Андреевича Телятевского (?–1612) Иван Исаевич Болотников (?–1608). В юности Иван Болотников бежал от Телятевского к казакам, но находясь с разведывательной сторожей в Диком Поле, попал в плен к крымским татарам и был продан туркам. Те русского полонянина сразу же отправили на галеры, и несколько лет он провел гребцом-невольником на галерах. После неудачного для турок морского боя с христианскими кораблями он был освобождён и какое-то время проживал в Венеции. Отсюда через Германию добрался до Польши, где и узнал о российских чудных делах. В Самборе случай свел его с Михаилом Молчановым, который под большим секретом поведал ему, что он «царь Дмитрий Иванович», свергнутый коварным Шуйским с престола, и что ему надобны верные люди, чтобы начать новый поход на Москву. Поверил или не поверил Болотников Молчанову, неизвестно, но письмо к путивльскому воеводе князю Григорию Петровичу Шаховскому (? – после 1612) взял и отправился в Путивль.

Князь Шаховской был сторонником Лжедмитрия и не желал признавать царем В.И. Шуйского. Как сказано в статье о нем в «Русском биографическом словаре Брокгауза и Ефрона», «в минуту смерти самозванца он «задумал воскресить» его и прикарманил для этого дела государственную печать. А коварный Василий Шуйский перемудрил сам себя, сослав в качестве наказания опального Г.П. Шаховского воеводой в порубежный и беспокойный Путивль. Оказавшись в Путивле, Григорий Петрович тут же сошелся с приверженцами Лжедмитрия и объявил путивлянам, что царь Дмитрий Иванович жив, и призвал горожан «ополчиться на изменника Шуйского». Как говорится, подлил масла в огонь. Путивляне приняли призыв воеводы – Северщина вновь забурлила, как огненная лава. К Путивлю вскоре пристали, как сказано в одном из рукописных документов того времени, Рыльск и Чернигов, Муромск и Курск, Стародуб и Кромы.
Сначала Северское порубежное воинство возглавил местный боярский сын Истома Пашков, но тут как раз подоспел бывалый человек Иван Исаевич Болотников, который и стал с подачи князя Шаховского и Михаила Молчанова настоящим предводителем крестьянско-казачьей армии.
Но князю Г.П. Шаховскому одного Болотникова показалось мало, и он вызвал в помощь Болотникову и Молчанову старого знакомца из войска Лжедмитрия, терского казака Илью Ивановича Горчакова, назвавшегося царевичем Петром, сыном царя Федора Иоанновича и царицы Ирины Федоровны и племянником «царя Дмитрия Ивановича».
Вняв просьбе князя Григория Шаховского, лжецаревич двинулся в Путивль. По дороге взял город Большой засечной черты – Царев-Борисов, где расправился с воеводами Михаилом Сабуровым и Юрием Приимковым.
Прибыв в уже успокоившийся от бушевавших волнений Путивль, «царевич Петр» или, как его звали казаки по месту рождения, Илейка Муромец был радостно принят Шаховским. А вот встретиться с Болотниковым он не успел, так как тот, возглавив северское воинство как главный воевода «царя Дмитрия Ивановича», уже двигался со своими отрядами на Москву.
Остановившись в Путивле, лжецаревич Пётр, как сказано в википедической статье, вскоре натолкнулся на активное сопротивление духовенства и знати, на их насмешки в отношении так называемой Боярской Думы нового самозванца  да и его самого. В ответ на это лжецаревич приказал своим казакам казнить всю местную и привезенную из восставших городов знать. И, по свидетельству Разрядных книг того времени и других рукописных источников «Нового летописца» и «Пискаревского летописца»), по исследованиям отечественных историков, в том числе В.Н. Татищева, в Путивле были убиты князья и воеводы Василий Кондорукович Черкасский, Андрей Ростовский, Юрий Пиимков-Ростовский, Гаврила Коркодинов, Никита Измайлов, Алексей Плещеев, Михаил Пушкин, Иван Ловчиков, Петр Юшков, Федор Бартенев, Петр Иванович Буйносов, Андрей Бахтеяров, Ефим и Матвей Бутурлины, Василий Трестенский, Савва Щербатов, Григорий Долгорукий, Языковы и многие другие [17].
Знатных воевод и бояр, среди которых было немало Рюриковичей, не просто казнили, а убивали жестоко и изуверски: кого-то сажали на кол, кого-то распинали на стене, словно Христа, прибив руки и ноги гвоздями и расстреливая из луков, кого-то «метали с башен и по суставам резали», чтобы больше мучились. Иным отсекали руки и ноги, некоторых обливали кипятком, других стравливали медведям и собакам, надев на них медвежьи шкуры.
Дочь путивльского воеводы Бахтеярова лжецаревич сделал своей наложницей, а игумена Дионисия, попытавшегося образумить народ словами и видом чудотворной иконы, которую держал в руках, приказал убить, сбросив с крепостной башни, что тут же было и сделано его подручными [18].
А что же князь Г.П. Шаховской? Как он реагировал на бесчинства призванного им «царевича Петра»? Летописи на этот счет предпочитают молчать. Возможно, морщился, но заступаться за близких по социальному положению бояр и князей не стал. Сила-то явно была на стороне лжецаревича. К тому же в то время русские князья с удовольствием воевали друг с другом и убивали друг друга с такой же яростью и жестокостью, как тот же Илейка Горчаков. Жестокости и убийств, как повествуют летописи, не гнушался и царь Василий Шуйский, казнивший многих видных князей и бояр.
Залив Путивль кровью русской знати и оставив по себе страшную память, лжецаревич Петр, «племянник царя Дмитрия Ивановича», двинулся со своими казаками на помощь Болотникову, стоявшему с войском под Москвой. Путь на Елец пролегал через Рыльск, Льгов и Курск, где свое войско он пополнил охочими людьми из числа казаков, крестьян, холопов и посадских этих городов. Но злодеяний, подобных путивльскому, здесь, судя по молчанию летописей, совершено не было.
О делах И.И. Болотникова и И.И. Горчакова – «царевича Петра», боевых и прочих, можно рассказывать долго и много, но все они уже происходили за пределами Курского края, поэтому в этом нет необходимости. Отметим лишь, что оба были казнены: Горчаков – в 1607 году, Болотников – в 1608.
А вот их вдохновитель Григорий Петрович Шаховской и временный сподвижник Андрей Андреевич Телятевский, хоть и побывали в царской опале при Василии Шуйском, но как сообщают историки и как сказано в «Русском биографическом словаре» Брокгауза и Ефрона, умерли своей смертью в 1612 году. Выжил и путивльский дворянин Истома Пашков, вовремя переметнувшийся на сторону царя Василия Шуйского. Служилые дворяне с фамилией «Пашков» будут фигурировать в курской десятне за 1632 год [19].

Василий Иванович Шуйский царствовал около 4 лет, однако в народе был нелюбим, победами над внешними врагами – поляками и татарами биографию свою в данный период времени не украсил. Не добавила ему славы и расправа над И.И. Болотниковым, а также подлое убийство его сторонниками воеводы Михаила Васильевича Скопина-Шуйского (1586-1610). В 1610 году в ходе очередного заговора бояр он был низложен и оказался в польском плену.
На смену ему пришла коалиция из бояр, так называемая «Семибоярщина», провозгласившая русским царем польского королевича Владислава Сигизмундовича, сына короля Сигизмунда III. Но Владислав принимать православие не спешил, так как этому воспротивился его отец, возмечтавший о русской короне, и Владислав русским царем признан не был. Зато польские войска хлынули в Россию. И дела в стране, лишившейся крепкого управления, раздираемой политическими противоречиями, с каждым днем становились все хуже и хуже. На смену одним самозванцам тут же приходили другие. Иногда их было сразу по два, а то и три человека, и они воевали между собой. Но больше всех в истории запомнился Лжедмитрий II, женившийся на Марине Мнишек, которая родила ему сына Ивана, прозванного «ворёнком». Лжедмитрий II был убит 11 декабря 1610 года. (Кстати, судьба Марины Мнишек и ее сына Ивана печальна – их не стало в 1614 году.)

Северные города государства захватили шведы, Северщина, находясь под польской интервенцией и разгулом бродячих по ней шаек поляков, казаков, просто разбойных людей, бурлила, в Москве хозяйничали польские интервенты, внутри страны продолжалась гражданская война, когда все воевали со всеми и все вместе страдали. Патриарх Гермоген, видя бедствие страны и народа, стал рассылать по городам и весям грамоты, в которых призывал восстать против захвативших Москву поляков за православную веру.
В январе 1611 года московские бояре, поддерживающие польского короля Сигизмунда, сообщили ему о восстании Прокопия Ляпунова в Рязани, одним из первых внявшего призыву патриарха. Отряды земских людей, прежде всего из городов Поволжья, возглавленные П.П. Ляпуновым, направились к столице. К земскому ополчению примкнули казаки князя Дмитрия Трубецкого, атаманов Ивана Заруцкого и Просовецкого, служившие ранее «Тушинскому вору».
В Москве горожане и стрельцы услышали о подходе ополчения и подняли восстание, не дожидаясь главных сил ополчения. Поляки подожгли город, и большая часть Москвы была уничтожена огнём. Князь Д.М. Пожарский, успешно руководивший боевыми действиями против поляков на Сретенке, был тяжело ранен и эвакуирован в Троице-Сергиеву лавру. Подошедшие ополченцы и казаки захватили укрепления Белого города, заперев поляков и их русских приспешников в Кремле и Китай-городе. Началась осада.
Во время этого восстания был убит Михаил Молчанов – убийца Ф.Б. Годунова, приспешник Лжедмитрия I, самозванец, сподвижник И.И. Болотникова и Лжедмитрия II, приверженец Сигизмунда III.
Ополченцы и казаки создали земское правительство, которое возглавили Прокопий Ляпунов, Трубецкой и Заруцкий. Между земским (в основном – дворянским) ополчением и казаками возникли раздоры, которыми воспользовался начальник польского гарнизона Гонсевский, с помощью дьяка изготовивший подложную грамоту, переданную в казачий лагерь. Умело сфабрикованная фальшивка позволила противникам Прокопия Ляпунова, особенно атаману Зарецкому, обвинить его в измене и расправиться с ним (22 июля 1611 года). Смерть Прокопия Ляпунова привела к распаду первого ополчения: земские отряды покинули Москву.
Прокопий Петрович Ляпунов происходил из рязанских дворян. После смерти Бориса Годунова вместе с Петром Басмановым и Василием Голицыным перешел на сторону Лжедмитрия. Царю Шуйскому не присягал и участвовал в движении Болотникова, но в ноябре 1606 года перешел на сторону Шуйского вместе с Сумбуловым и Пашковым.

В конце 1609 года отправил в Александровскую слободу грамоту князю М.В. Скопину-Шуйскому, в которой величал последнего царем. Это стало известно В.И. Шуйскому, и вскоре талантливый полководец Скопин-Шуйский был отравлен. Тогда Ляпунов начал распространять грамоты в разные города, в которых обвинял царя Василия Шуйского в отравлении. А затем вместе с князем В.В. Голицыным начал готовиться к восстанию против царя. Как известно, 17 июля 1610 года царь В.И. Шуйский был смещен, и государственная власть перешла к Боярской думе. Об остальном в жизни и деятельности Ляпунова, в принципе, сказано выше.
Вскоре после смерти Прокопия Ляпунова, в сентябре 1611 года в Нижнем Новгороде по призыву посадского старосты Кузьмы Минина стало собираться второе земское ополчение, которое в качестве военного руководителя возглавил князь Дмитрий Пожарский, активный участник первого ополчения.
В августе 1612 года военные силы Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, в основном собранные в Поволжье, соединились с остатками первого ополчения, оставшимися под Москвой, и совместными усилиями разбили польскую армию под Москвой. А в октябре-ноябре 1612 года полностью освободили столицу Русского государства от польских интервентов.

В это время в Курске, а если быть точнее, то с 1612 или даже с 1611 года (по данным Википедии), время, к сожалению, точно не установлено, на воеводстве, как сообщает автор «Описания Курского наместничества…» С.И. Ларионов, а вслед за ним и другие курские краеведы и историки, был стольник и князь Юрий Игнатьевич Татищев (? – не ранее 1629). Он являлся Рюриковичем в 23-м колене. Его родословная линия уходит к смоленским князьям Мономашичам.
Вместе с ним, по противоречивым данным,  воеводою в Курске в конце 1612, а затем в период с 1613 по 1616 год был Федор Иванович Сомов (? – не ранее 1651), о котором известно, что после Курска в 1616 г. он  был воеводой в Переславле-Залесском, затем в 1616–1617 гг. – в Дорогобуже, а в 1619 г. – в Верхотурье. Возможно также, что он находился на воеводстве в Ельце [20].
Однако вернемся к Татищеву и его деятельности в качестве курского воеводы. Как следует из исследований А.И. Раздорского, а также других источников, в том числе и данных Википедии, в 1604 г. князь Юрий Татищев был пожалован в стольники и по указанию царя встречался с послом Грузии архимандритом Кириллом.
Воеводство Юрия Игнатьевича Татищева в Курске выпало на тревожное время. Пока в Москве бояре делили власть и думали, кого возвести на царский трон, Северской земле, как уже отмечалось выше, приходилось отбиваться от поляков и литовцев, от крымских и ногайских орд, от разбойных шаек запорожских и донских казаков собственными силами. Однако воинских сил в городе было мало. Походы Лжедмитрия I, Болотникова и «царевича Петра», путь которого пролегал через Рыльск, Льгов и Курск, временное нахождение на Брянщине Лжедмитрия II истощили не только ратную, но и вообще живую силу.
О нормальном управлении Курской округой говорить вообще не приходилось. Земля не вспахивалась и не засеивалась, налоги в казну не собирались. Царили хаос и беспредел. А тут еще в 1611 году крымские татары добрались до Коренной пустыни и полностью ее разграбили, а по Посемью рыскали отряды полковника Пырского, князя Вишневецкого, атамана Матюшки, полковника Дорошенко. Кроме того, как пишет историк А.В. Зорин, «катастрофическим для Курского порубежья стал 1612 год, когда князь Семён Лыко, урядник лубенский, разорил окрестности Рыльска, а затем взял приступом и сжёг Белгород». Он же пишет, что под Курском в 1612 году действовали также отряды польских полковников Родкевича и Старинского [21].
И однажды польское войско, состоявшее в основном из черкас, то есть украинских казаков, многие годы верой и правдой служивших польской короне, выйдя из занятого ими Путивля, неожиданно подступило к стенам Курска. Почему неожиданно, да потому, что прежняя хорошо налаженная служба курских сторож и станиц в период Смутного времени фактически самоликвидировалась, распалась. Вот и некому было предупредить курян о надвигающейся опасности. Как следует из «Повести о городе Курске…», командовал им поляк Жолкевский, а возможно, и кто-то другой, только автору летописи почему-то запомнилась фамилия Жолкевского.
Точной даты нападения поляков на Курск установить пока не удалось, но ученые и краеведы, занимающиеся этой проблемой, сходятся во мнении, что эти драматические события развернулись в декабре 1611 или в начале 1612 года. Но другие считают, и не без основания, что это произошло либо в декабре 1612, либо в январе-феврале следующего 1613 года [22]. 
Нападение случилось, как сказано в летописи, под вечер, когда в церквях шла вечерняя служба. Польско-казацкие войска, прямо с марша сразу же ринувшись на приступ, чтобы с ходу взять «большой острог», наступали с двух сторон: от берегов Кура, со стороны которого пришли, и через Можедомную слободку в районе Троицкого девичьего монастыря, то есть со стороны старого посада.
Здесь стоит пояснить, что под «большим острогом» курские краеведы понимают разное: кто-то – укрепленную территорию старого посада, кто-то – часть крепости, построенной в 1596 году, внутри которой был еще весьма ветхий «малый острог» – остатки домонгольского строения. А упоминание в летописи Можедомской слободки, расположенной по обеим сторонам Московской дороги, говорит о том, что курский посад после строительства крепости в 1596 году значительно продвинулся в северном направлении, а свое название он получил по мужскому Можедомскому монастырю. (Этот монастырь, как и девичий Троицкий, будет упомянут в писцовой книге за 1631 год, где также будет назван его основатель Корнила (Корнелий) Брагин.) [23]
Из-за малочисленности курского воинского гарнизона курянам после непродолжительного, но кровопролитного боя пришлось оставить «большой острог», уничтожив часть его стен и башен (чтобы врагу не на что было опереться во время атак) и перебраться в малый. И здесь сражаться до победного конца. Данное обстоятельство позволяет авторам настоящей работы присоединиться к тем исследователям, кто под «большим острогом» понимает старую часть курского посада, имевшего собственную линию укреплений, а не обширнейший новый посад, не только продвинувшийся далеко в северном направлении, о чем сказано выше, но и основательно перебравшийся к этому времени за Кур и располагавшийся рядом с мужским Троицким монастырем.
После взятия «большого острога», причем со значительными потерями для атакующих, к осаждённым от поляков был направлен парламентёр с предложением о сдачи. На его угрожающую речь горожане и воевода Юрий Игнатьевич Татищев кратко отвечали, что скорее погибнут, защищаясь, но города не сдадут.
Такой ответ полякам и казакам, привыкшим брать нахрапом, не понравился. И тогда, как сказано в «Повести о граде Курске…»,  в ночь с пятницы на субботу многочисленными польско-казацкими отрядами была предпринята попытка штурма крепости. Главное направление вражеского удара пришлось на ворота Пятницкой башни. Но воевода предусмотрительно приказал их засыпать землей и забаррикадировать тяжелыми предметами – санями, бревнами, бочками с песком и всем прочим, что могло сгодиться. Когда штурмующие, прикрываясь от стрел большими щитами, приблизились с тараном к воротам, с башни и со стен крепости их встретил дружный залп из пищалей и пушек. Во врага полетели стрелы и камни. Понеся ощутимые потери, поляки и казаки, участвующие в штурме, отступили. Затем, перегруппировавшись, решили приступить к осаде и начали обстрел крепости из орудий.
Юрий Игнатьевич, видя, что гарнизон крепости немногочислен и даже при поддержке горожан, вооруженных чем попало – от вил, кос и топоров, попавшихся в спешке под руку, до обыкновенного дреколья – дубин и колов, вырванных из заборов, не сможет удерживать большой периметр крепостных стен, приказал своим помощникам – осадному голове, казачьим и стрелецким сотникам – сжечь участок между Куровой и Меловой башнями. Те, надо отдать им должное, беспрекословно и своевременно выполнили распоряжение воеводы. И вскоре часть крепостной стены уже пылала, вспоров ночную тьму багровыми отблесками.
Осаждающие, увидев огонь, решили: «Жители зажгли крепость не зря. Они хотят под прикрытием огня и дыма спастись бегством. Но не дадим». И спешно окружили  город конными и пешими воинами со всех сторон. Однако защитники крепости никуда не бежали. Поняв ошибку, польские военачальники тут же изменили план действий. Теперь они решили воспользоваться пожаром и возможным замешательством среди защитников, чтобы под прикрытием дыма и огня самим ударить по курянам. Решили – и нанесли мощный удар по крепости. Но защитники крепости к подобным действиям врага были готовы и успешно отразили этот приступ, «многих вечно спать сотвориша». Отразив,  укрылись за древним земляным валом, который находился внутри крепости, возведенный, по-видимому, еще в княжеские, домонгольские времена.
Очередная неудача, как сказано в «Повести…», «в ту ночь их избиенно быша до 9000», понудила поляков взять город в крепкую осаду, блокировав все выходы из него и лишив горожан доступа к воде и запасам продовольствия. И, как сказано в «Повести…», только снегопады помогали осаждённым бороться с жаждой. Заканчивалось продовольствие, истощился запас пороха и свинца. Ведь осада продолжалась уже третью неделю.
Защитники крепости, которых становилось все меньше и меньше, так как многие погибли во время вражеских штурмов и обстрелов из пушек, изнемогали от выпавших на их долю лишений. И только крепкая воля воеводы да ободряющие слова священников соборной церкви помогали держаться из последних сил. Но, в конце концов, стало так тяжко, что и служилые люди, и простые горожане на общем сходе решили оставить крепость, пробиться через кольцо осады и укрыться в лесах за Тускарью всем, кто останется жив. Была назначена и ночь для прорыва.
Но вскоре пришлось отказаться от этой затеи, так как узнали от своих осведомителей во вражеском лагере, что жена «спасского попа, что за речкою Куром церковь» явилась во вражеский стан и раскрыла противнику намерения курян. Следовательно, враг стал бы их ждать.
И, действительно, польско-казацкие отряды были сосредоточены в месте предполагаемого прорыва, «уготованные на посечение безо всякаго милосердии» всех, кто выйдет за пределы крепостных стен. Одновременно с этим, судя по текстам рукописи, поляки планировали общий штурм острога, покидаемого защитниками.
Только, как говорится, видит око, да зуб не ймёт. Защитники на прорыв не пошли, а начавшийся штурм поляков и казаков вновь отбили с большим уроном для последних.
На четвертую неделю осады враги решили отступить от стойкой крепости и поискать себе поживу в других местах. Но когда они уже снимали лагерь и трубили войсковой сбор, к ним явился ещё один перебежчик – поп Спасской церкви, муж изменившей прежде попадьи (в другом варианте предания изменником называется дьякон – зять упомянутой попадьи). Он посоветовал польским воеводам приступ провести не ночью, когда защитники бдят на стенах, а днем, когда они спят, и назвал наиболее слабое место в обороне – Толкочеевские ворота.
Польско-казацкое войско прекратило приготовления к отбытию и бросилось на штурм крепости, нанося главный удар со стороны Толкочеевских ворот, но напоролось на дружные залпы защитников крепости, словно их там ждали.
В «Повести…» прямо, без каких-либо обиняков, говорится о предательстве попадьи и попа (или зятя попа), но всякий раз, когда враг действовал по наводке этих изменников, он непременно терпел поражение со значительным уроном для себя. Поэтому складывается впечатление, а не было ли сие воинской уловкой воеводы и его помощников, среди которых мог быть губной староста Афанасий Мезенцев. (Он упоминается С.И. Ларионовым за 1613 год, как помощник воеводы Федора Сомова.) [24]   
После очередной неудачи враги, как сказано в «Повести…», «зело освирепишася и частым крепким приступлением начаше град сей озлоблять... ко взятию града всякие хитрости устрояюще». Несмотря на отчаянные приступы, Курская крепость устояла. Враги, пограбив  посад и пригородные слободки, не добившись успеха за более чем месячный срок, бесславно отступили.
История не сохранила для потомков ни число защитников крепости, ни сведений об их потерях. Количество же польских войск (указываемое в основном источнике, описывающем события этого времени, –  «Повести о граде Курске и иконе Знамения Божией Матери», составленной в 1660-х годах) –  70 тысяч человек – берется учеными под сомнение. Под сомнение берется и цифра польских потерь во время первого штурма – 9000 ратников.
Зато неоспоримым фактом является то обстоятельство, что куряне, исполняя обет, данный ими в дни защиты города, – возвести храм, посвященный чудотворной иконе Знамение Божией Матери, – его построили. Уже в 1613 году, если верить данным С.И. Ларионова и архимандрита Амвросия, в северной части детинца «близ рва» была заложена деревянная церковь, послужившая началом становления Знаменского мужского монастыря. Сюда же «поставили и все перенесенные из пустыни, присланные от царя Бориса иконы, книги и протчая». Первым же настоятелем «в том же 1613 году» стал игумен Иосиф, переведенный из Коренной пустыни [25].   
Завершая эпизод о героической защите курянами крепости, необходимо внести пояснение, что для отечественной истории данный факт остался почти незамеченным. Все известные отечественные историки сосредоточили свое внимание на освободительном походе русского ополчения, возглавленного Д.М. Пожарским и К.М. Мининым. И среди важных битв этого времени названо сражение войск ополчения с 12-тысячным отрядом гетмана Я. Ходкевича у Новодевичьего монастыря и у Воробьевых гор с 12 по 14 августа 1612 года.
Не был он представлен и в курских краеведческих изданиях советского и постсоветского начального периода, в том числе в сборниках «Курск» (Воронеж, 1975), «История Курской области» (Воронеж, 1975), «Курский край: история и современность» (Курск, 1995), региональном учебном пособии «История и современность Курского края» (Курск, 1998) и других. По-видимому, над авторами, участвовавшими в перечисленных изданиях, довлела идеологическая подоплека – показывать классовую борьбу курского населения, а не сомнительную историю из церковного источника местного происхождения. Возможно, учитывалась пресловутая советская толерантность, когда ничего отрицательного и обличительного о братьях украинцах, братьях поляках и братьях казаках лишний раз говорить было не принято.
Впрочем, и у дореволюционных авторов – Н.И. Златоверховникова, А.А. Танкова, на наш взгляд, далеких от толерантности, – этот эпизод из героического прошлого города бегло упомянут в «Путеводителе по городу Курску». А вот в таком известном произведении А.А. Танкова, так «Историческая летопись курского дворянства», где назван едва ли каждый курский служилый человек по имени и отчеству, не говоря уже о фамилии, рассказ об осаде Курской крепости польско-казацкими отрядами почему-то весьма краток и акцент сделал не на героическую оборону города, а на икону «Знамение». Впрочем, бог с ними, есть другие авторы, которые память о героическом прошлом предков стараются воскрешать и поддерживать.
Как отмечает А.И. Раздорский в статье «Осада Курской крепости в 1612 году в «Повести о граде Курске» XVII века», опубликованной в сборнике научных трудов «1612 и 1812 годы как ключевые этапы в формировании национального исторического сознания» (СПб, 2013), автор «Повести о граде Курске…», написанной в 60-е годы XVII века, неизвестен. (Ныне статью можно найти в Интернете.) Но и он, и историк А.В. Зорин, идущий в этом вопросе по его следам, а то и опережающий его в этом, не сомневаются в курских корнях автора этого замечательного памятника культуры края. А кандидат исторических наук Т.Н. Арцыбашева в одной из своих работ выдвинула версию, что автором «Повести…» мог быть земляк курян, поэт, переводчик и просветитель XVII века Сильвестр Медведев (1641-1691), некоторое время пребывавший в Коренной пустыни (вторая половина 70-х годов) и имевший знакомство с курским воеводой Г.Г. Ромодановским [26].
А что же Юрий Игнатьевич Татищев? А он, исполнив свой воинский долг по защите крепости, продолжал находиться на посту воеводы и дальше. Однако об этом и многом другом в следующей главе, где Курск и куряне будут фигурировать уже во времена царствования первого царя из династии  Романовых – Михаила Федоровича.


Примечания:

1. Блонский Л.В. Царские, дворянские, купеческие роды России. – М., 2009. – С. 24-25.
2. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 13; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 120; Щеголев О.Н. Хрестоматия для провинциального юношества по истории города Рыльска. Часть 1.  Курск, 1994. – С. 263-278; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Интернет.
3. Карамзин Н.М. История государства Российского. – М., 2006. – С. 854.
4. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 13; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 120-121, 482; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск-Москва, 2012. – С. 50; Интернет.
5. Курский краеведческий словарь-справочник «Курск». – Курск, 1997. –    С. 394-395
6. Гиновский А.П. (архимандрит Амвросий). История о городе Курске… – Курск, 1792. – С. 4: Лысых В.Н. Курская Коренная икона Божией Матери «Знамение»… – М., 2007 – С. 18.
7. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 13; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 120-121; Русский биографический словарь Брокгауза и Ефрона. – М.: ЭКСМО. 2007. – С. 610; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск-Москва, 2012. –  С. 50; Интернет.
8. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 13; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 120-121; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Интернет.
9. Русский биографический словарь Брокгауза и Ефрона. – М.: Эксмо. 2007. – С. 694; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск-Москва, 2012. –  С. 50-51; Интернет.
10. Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 126.
11. Шабанов Л.В. Родная земля. Далекие были // Курский край: История и современность. – Курск, 1995. – С. 41-42.
12. Русский биографический словарь Брокгауза и Ефрона. М.: Эксмо, 2007. – С. 518; Просецкий В.А. Рыльск. – Воронеж: ЦЧКИ, 1977. – С. 23-26; Шабанов Л.В. Родная земля. Далекие были // Курский край: История и современность. – Курск, 1995. – С. 42-43; Интернет.
13. Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск-Москва, 2012. – С. 51; Интернет.
14. Просецкий В.А. Рыльск. – Воронеж: ЦЧКИ, 1977. – С. 25; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 473-476; Интернет.
15. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 14; Интернет.
16. Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск-Москва, 2012. – С. 51; Интернет.
17. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 479-480; Татищев В.Н. История Российская. В 3-х томах. Т. 3. – М.: АСТ, 2005. – С. 739-740;  Карамзин Н.М. История государства Российского. – М.: АСТ, 2006. – С. 914-915.
18. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 480; Интернет.
19. Татищев В.Н. История Российская. В 3-х томах. Т. 3. – М.: АСТ, 2005. – С. 738; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. –  С. 554.
20. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 5; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. – Курск, 2004. – 124 с.; Пахомов Н.Д. Воевода Татищев // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 107-113; Интернет.
21. Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 484-485; Танков А.А. Историческая летопись курского дворянства. – М., 1913. – С. 147; Интернет.
22. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 6; Зорин А.В. Оплот Московского царства // Очерки истории Курского края… – Курск, 2008. – С. 487; Пахомов Н.Д. Воевода Татищев // Ратная доблесть курян. – Курск, 2014. – С. 107-113; Интернет.
23. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 6.
24. Там же.
25. Ларионов С.И. Описание Курского наместничества… – М., 1786. – С. 6; Гиновский А.П. (архимандрит Амвросий) История о городе Курске… – Курск, 1792. – С. 7.
26. Арцыбашева Т.Н. Очерки культуры Курского края. Выпуск 2. – Курск: КГПУ, 2000. – 104 с.