Часть III. Глава 2

Для нее не стало секретом – с первой минуты их встречи – что сердце прекрасного Хранителя заперто глухими ставнями. И чувства девушки, и несмелые ее мечты, беззаветно расшиблись.
Она вынуждена была свыкаться с мыслью, что он ее учитель и союзник.
Хэмм объяснил, что до некоторой степени она была прикрыта от мира, чтобы никто не мог ее побеспокоить, дать ей возможность раскрыться.
Когда же ее особая природа развернется на полную, она достигнет завершающего цикла перерождения, и тогда знания и силы ее обретут огромную величину. В том возрасте, в котором это происходит, у них фиксируется внешность – они перестают стареть, но при этом могут жить тысячи лет.
Нет, она не мутант. Она человек. Но человек особой природы. С особым назначением.
Меж тем пока еще она слаба, ей нужно многому учиться.
Он не стал ее постоянным спутником, только время от времени появлялся возле нее. Иногда скрывая себя от глаз посторонних, но не всегда.
Конечно же его заметил отец Бьянки, и понял, что это не просто какой-то ухажер.
Нариман Сампери почувствовал в незнакомце свехрестественное влияние, и догадался, что он был тем, кто, вероятно, более близок Бьянке, чем семья по крови. В конце концов, мать Наримана умела видеть некоторые вещи, и даже предугадывала будущее, именно потому и настояла, чтобы он отправлялся в Италию. Некоторое чутье, Нариман даже не сомневался в этом, досталось ему от матери.
Так ли это, было ли его чутье причиной прозрения, или быть может простое наблюдение за невесть откуда взявшимся странником? Таких парней попросту нет ни в округе, ни среди туристов.
Поэтому однажды он обратился к дочери:
– Познакомь меня с твоим другом. Я знаю, что он непростой человек. Но я не хочу быть чужим для вас.
Наблюдения отца не были тайной для девушки, поэтому одним великолепным летним вечером, когда запах цветов казался особенно сладким и над верандой гостиницы кружился теплый ветерок, она представила их друг другу.
Ей приятно было сознавать, что между ними завязалось приятельское общение.
Иной раз Хэмм проводил с ее отцом даже больше времени, чем с ней.
Казалось, они болтают о разных пустяках, но оба получали от того настоящее удовольствие.


Как-то Нариман нарочно взобрался на крышу своей гостиницы, давно заприметив излюбленное место обитания своего нового друга.
– Так и знал, что найду тебя здесь, – проворчал он, карабкаясь по карнизу прямиком через козырек старого балкончика. – Ты как мой старый кот, с крыши не слазишь.
Хэммэт обернулся:
– Я мог бы спуститься к тебе, не стоило прилагать такие усилия.
Нариман прервал его жестом:
– Нечего из меня старикана делать. Я тут все облазил, к твоему сведению, нет и дюйма по всей гостинице, где бы не работала моя рука. И взобраться сюда я могу, как видишь.
Хэммэт кивнул:
– Ну так присаживайся, полюбуемся закатом вместе.
Нариман дошел до него, аккуратно присел рядом под пристальным взглядом сверкающих иолитом глаз, а затем вдруг замялся, не решаясь начать разговор.
– Ты же знаешь, да, о чем я спросить хочу? – тихо поинтересовался он.
Хэммэт грустно улыбнулся:
– Лучше спроси. Я не лезу в твою голову, потому что уважаю тебя.
Нариман удивленно вскинул бровь:
– Правда? Что ж, значит, можем просто поговорить?
– О чем угодно, приятель.
– У меня серьезный вопрос, Хэмм, самый серьезный из всех...
Он задумался.
– Кое-что я знаю сам, кое-что мне рассказывали в детстве, что-то я почерпнул из книг.... И Бьянка, она тоже рассказывала... Но никто не может мне ответить так, как ты, верно?
– Возможно. Ты хочешь спросить о Боге?
Мужчина кивнул и оглядел опаленный огнем горизонт, в котором улицы Флоренции сверкали, как в золотой оправе.
– О том, кто все это создал, и о том, что Он думает, глядя на это все?
Хэмм размышлял какое-то время, также разглядывая просторы неохватной дали.
– Я не знаю, что Он думает, Нариман. Но у Него определенно есть план.
– Какой же?
– Возможно, изучить это все самому, испытать и узнать. Если ты садишь цветок, тебе же интересно, как он растет, каким становится? А теперь представь, что ты мог бы сам стать этим цветком. И садовником, и пчелой, привлеченной нектаром. Или если бы ты мог создать нечто, что самого тебя удивляет, и ты не представляешь, что из этого получится, но тебе интересно, и ты следишь за процессами. Он – гений, а гений непредсказуем сам для себя...
– Ты Его видел... видел хотя бы раз? – дрожащим голосом, почти беззвучно спросил Нариман.
Хэммэт покачал головой.
– Как ты хочешь, чтобы я тебе ответил? Видел ли я его, как человека, или как призрачное существо, или как облако? Да, я видел Его. И как человека, и как облако, и как призрачное существо. И продолжаю видеть постоянно. Точно так же, как и ты. Вон там, смотри, солнце – это Он. А там, видишь, маленький цветок в траве колышется. А как тебе эта птица? А вон та собака, что умыкнула целый багет и теперь носится с ним, не зная, съесть или зарыть? А я? Как тебе я? Я смотрю на тебя, и снова вижу Его.
– Но у Него же есть какой-то свой облик? Отделимый от всего прочего.
– Есть, конечно. Как и у каждого из нас. Но мы постоянно меняемся. Мы живем на разных планетах, много-много раз, меняем облик, не важно сколько тысяч или миллионов лет на это уходит, но какие мы без этих временных тел? Ты видел себя, Нариман? Ты видел кого-то еще таким, какой он есть без своего тела, без памяти о теле? Такое зрение невозможно иметь в этом мире. Но мы можем чувствовать. И ты это чувствуешь.
– А как ты видишь людей? Разве ты не видишь, как выглядит моя душа?
Хэммэт улыбнулся. Отец разговаривает с маленьким сыном.
– Я вижу твою энергию, Нарим, я знаю, на что ты способен, что умеешь. Но это только часть тебя. То, как выглядит твоя душа мне видеть не дано. Ни ее лица, ни выражения. Если ты об этом. Но есть определенный облик, собранный из твоих опытов и воплощений, который я могу рассмотреть и по которому узнаю тебя.
– Но кто руководит вами? Как вы знаете, что делать? Как отличаете добро от зла?
Хэмм вздохнул и снова перевел взгляд на горизонт.
– У нас есть кураторы, у них свои кураторы. Много ведомств и подведомств. Что-то мы знаем и так, а что-то забыли. И в чем-то мы правы, а в чем-то ошибаемся, как все люди.
– Как все люди? Так какой тогда от вас прок? – разочарованно спросил Нариман.
Хэмм усмехнулся:
– Я сам до конца не знаю. Иногда мне кажется, польза есть, но чаще всего я ничего не понимаю, и задаю себе именно этот вопрос?
Нариман трагично покачал головой:
– Ох, батюшки, столько стараний! А вы, считай, такие же, как мы все. Живете только подольше, видите чуть больше, умеете выполнять какие-то трюки. Но в целом – вы то же самое, что и мы!
– То же самое, – тряхнул волосами Хэмм.
– Может, разве что ответственности у вас чуть больше…
– Возможно.
– И все равно не пойму, зачем вы тогда? Что от вас проку? – В голосе Наримана звучала горечь. – То войны затеваются, то их пытаются предотвратить. Туда-сюда, туда-сюда, как возня в песочнице. Ему что, просто интересно смотреть на это все, Он в войнушки играет?
– Насколько я понимаю, войнушки затеваем мы сами. Просто потому, что нам так хочется. Нам всем, без исключений: тебе, мне. Мы никак не можем наиграться этой песочницей, с тех пор как она была создана. Она слишком нас увлекла, понимаешь?
– Что ж... Я помню, как мать не могла заманить меня домой с улицы, – признался Нариман после того, как некоторое время задумчиво изучал внутренний дворик внизу. – Я не чувствовал ни голода, ни жажды, плевать, если штаны разорвал и все ноги в ссадинах, а руки в порезах. Мы не могли наиграться, шпана немытая, – гоготнул он. – И каждый день снова и снова, одна игра увлекательней другой, – по загорелой щетинистой щеке покатилась слеза.
– Именно об этом я и говорю, Нарим. – Хэммэт посмотрел на него. – Каждая игра все увлекательней.
– Мать кормила меня, латала штаны, отмывала и отчитывала, иногда и ремнем могла шмальнуть, чего уж. Но на утро я снова бежал из дому, и разве она могла меня остановить? Никогда, – он замотал головой. – Меня ждали приключения! Какие угодно, лишь бы приключения... И все же, – проронил он, вытирая шершавой ладонью лицо, – и все же лето заканчивалось… игры заканчивались. И пусть я до сих пор играю: в отца, в мужа, во владельца гостиницы... Но что будет, когда лето закончится, кода закончатся все игры, все до одной?
– Я не знаю, Нарим, – пожал плечами Хэммэт. – Но, думаю, игры эти не заканчиваются никогда... Никогда, друг.
Они молча сидели и смотрели на горизонт, пока солнце совсем не скрылось, ветер трепал густую гриву молодого человека в черном и медные пряди застывшего Наримана. Две фигуры на ребре крыши: одна большая, вторя поменьше.
– Что ж, пора спускаться, – вздохнул Нариман. – Спасибо за откровенность, Хэмм. Ты отличный парень, я рад, что знаком с тобой.
– Я тоже рад, что знаю тебя, Нарим. Давай, помогу спуститься.
– Да что ж я – немощный, что ли?
– Нет, но уже темно, – резонно заметил Хэммэт. – И, если ты свернешь шею, что я скажу Бьянке, что просто стоял рядом?
Нариман все равно отмахнулся от его руки. Демонстративно хмыкнул:
– Подумаешь, летать он умеет. Еще меня мужики не носили по воздуху.
– Как знаешь, Нарим, – сказал Хэммэт, скрестив на груди руки и наблюдая за ним.
– Давай, давай, посмейся, – бормотал Нариман, лавируя на скате. Он добрался до середины крыши и остановился. Когда он обернулся, Хэмм все так же стоял на месте со скрещенными руками и продолжал смеяться.
– Я вижу у тебя много времени и лишних сил, братец, – сварливо заметил Нариман. – Тогда, может, починишь? – Он ткнул пальцем на соседнюю часть крыши. – Во-он там, где-то есть трещина, думаю, ты ее найдешь. – И, развернувшись, как ни в чем ни бывало стал дальше пробираться к балкончику.
– Вот уж для чего я тут, так это крыши чинить, – огрызнулся Хэммэт.
– Ан-нет, ты здесь для того, чтобы их топтать, – проворчал Нариман. – Мне нет дела, что там за брешь, но ты тут бродишь своими огромными лапищами в бутсах, так что и спрос с тебя, разумеется.
– А тебе не приходило в голову, что черепице уже миллион лет и тут менять все пора, – бросил Хэмм вдогонку.
– Давай, давай, милок, – хохотнул довольный Нариман, берясь за край козырька над балконом. – Хоть какой-то реальный прок от тебя будет.
Старый шифер треснул и мужчина едва не свалился, его спасло лишь то, что он очень крепко ухватился за край и сумел удачно приземлиться на балкон. Хэмм метнулся к краю и остановился на козырьке. Нариман полусидя возлежал на балконе, бледный от испуга, но лицо его растянула хулиганская улыбка:
– И это вся твоя скорость? Я бы уже торчал головой в клумбе!
Хэмм покачал головой: что за характер!
– И вот тут еще почини заодно, – Нариман махнул на отвалившийся козырек. – А тогда можешь лазить там сколько влезет.
– О, благодарю, – Хэмм приложил руку к груди и поклонился, – вы так любезны, господин!
– Да-да, – буркнул Нариман, поднимаясь. – Сама любезность, тебе со мной повезло... Давай, чини! – И, продолжая хитро улыбаться, скрылся в комнате.
– Да уж, – прошептал Хэммэт, оглядывая крышу. – Слышал, что тебе сказали? Хоть какой-то реальный прок!




Часть третья. Глава 3: http://proza.ru/2021/08/31/1198