За гранью лунного света

Была Ночь. И был День. Великая Тень пролегла между ними, навеки разделив.

И были они — не ведающие границ. Звались они странниками…



1. Живые Тени


«Во тьме — свет, во свете — тьма. Ступай по лунному лучу! Слышишь тихую песнь? Этому зову ты следовать должен.»

Тихая нежная мелодия убаюкивала, лаская слух. Хару улыбнулась: она радовалась возвращению. Она так тосковала по этому миру, который люди называли Великой Тенью.

Существовало великое множество легенд о сотворении, почти все Хару знала едва ли не наизусть. Многие из них вызывали у неё улыбку. Мир Великой Тени существовал всегда.

Хару любила свою работу: помогать людям разобраться в себе, и порой приоткрывала завесу, скрывающую истину, немного больше, чем это требовалось. Просто ей было жаль людей, не ведающих сути.

– Вы глупцы, потому что боитесь того, что есть в вас самих! – говорила Хару. – В вас есть и свет и тьма. На вас светит солнце, но оглянитесь: позади вас тень!

Увы. Далеко не всем дано было внимать сказанному. Разве серый призрак, какой Хару казалась многим, может быть наделён даром речи? Но были и такие, кто и видели её и слышали. И верили. И просили взять с собой и показать Великую Тень.

Это были Избранные. Их вела Хару за собой по лунному лучу — тончайшей грани, разделяющеё Свет и Тьму, сон и реальность. Одни, познав Истину, возвращались, неся в груди частичку Великого Пламени. Выбор других был остаться навсегда в этом удивительном, полных тайн мире. Но те из них, кто пожалел о принятом прежде решении, вернувшись в мир людей, становились призраками. Имя им было: живые тени.



2. Вагабонд


… Окутанная невесомым покровом ночной тьмы, Земля медленно плыла, задремав в космической колыбели. Видящие сказывали, что она похожа на голову гигантской панды, погружённой в спокойный сладкий сон. Пока люди живут друг с другом в мире, сон Панды крепок и безмятежен. Но зародится разлад — и Панда начнёт пробуждаться. Лихо нагрянет, когда раскроются её очи. Так говорят Видящие.

Ночь — время волшебства, когда на несколько часов люди становятся гостями Великой Тьмы, оставив все повседневные заботы за тонкой гранью, разделяющей реальное и непостижимое…

Бездонно-чёрное небо над спящей Пандой-землёй усеивали мириады звёзд. Деревья, не ведающие сна, тянули к ним корявые ветви; в прохладном, насыщенном ароматами цветов и влажной земли лиловом сумраке они казались странными фантастическими существами, простирающими руки к далёким светилам и безмолвно молящими: «Услышьте наш зов! Обратите к нам светлые лики! Освободите от оков, удерживающих нас в этом мире, полном жестокости!» Но звёзды лишь отрешённо взирали на них из немыслимых далей, не внемля их стенаниям.

Внезапно ослепительная искра, вспыхнув, прочертила на первозданной черноте небосклона сияющую белую полосу — будто рассекла надвое огненным мечом. Воздух сгустился, задрожал; резкий порыв ледяного ветра, неожиданно налетев, пробежался по длинным сухим стеблям пожухлой травы, зашумел в высоких кронах… и стих. Тревожный вскрик птицы поглотила ночь…

***

– Неспокойное времечко настаёт! Э-эх!..

Кряжистый одетый в короткие залатанные штаны и старую изодранную фуфайку мужичок вздохнул и, стянув с головы шапку, поскрёб в спутанных волосах. Бросив унылый взгляд на товарищей, сгрудившихся у небольшого костерка, — в его багрово-золотистых отсветах их лица казались бронзовыми, — он вытащил из небольшой кучки хвороста, возле которой сидел, несколько сухих веток и сунул в пламя. Сноп золотых искр взвился к ночному небу.

– Ты бы поберёг топливо, Сев, – ворчливо проговорил длинный как жердь тощий детина, зябко кутавшийся в широкий плащ, зыркая из-под низко опущенного капюшона. – До утра не дотянем!
– Хотя бы сегодня не ворчал, Товур! – третий, здоровенный, смахивающий на медведя детина поправил волохатую шкуру на мощных плечах и поёрзал, умащиваясь поудобнее. – Знаешь ведь, что трогаемся в путь до рассвета! Нет смыла экономить. Или ты собрался эти палки с собой тащить?

Товур не ответил. Некоторое время воцарилось молчание, слышалось лишь тихое потрескивание горящих сухих веток.

– До рассвета… – вполголоса приговорил Сев, задумчиво глядя в рыжее пламя. – Я бы двинулся прямо сейчас.
– Боишься? – усмехнулся «медведь».
– А вот и боюсь! – Сев подбоченился. – Знаешь, Хику, после недавних памятных мне событий, мне вовсе не хочется… медлить.
– Нас будут там ждать к определённому часу, – вставил Товур, обращаясь к костерку.
– Очень надеюсь, – хмыкнул Сев, два раза энергично кивнув. – Но разведать обстановку, прежде чем заявляться, будет не лишне.
– Согласен, – поддержал его Хику. – На этот раз провал может слишком дорого обойтись. Многое поставлено на карту.
– Многое… – эхом повторил Товур. – А никого не смущает, – он по очереди взглянул на товарищей, – что среди нас есть чужак? Почему ты, Сев, решил, что он не подослан?..
– Я… – запнувшись, Сев обернулся.

Тот парень, что накануне приблудился к ним, лежал, свернувшись калачиком около низенького кустарника, завернувшись в старый шерстяной плед Товура и, похоже, крепко спал.

«Странный… – подумал Сев, хмурясь. – А ведь я почти не удивился, когда он свалился на нас как снег на голову вчерашней ночью…»

***

… Они шли друг за другом по узкой едва заметной лесной тропе, всё больше углубляясь в тёмную чащу. Эта опасная дорога, известная лишь им троим вела на крохотную полянку, где они собирались заночевать.

– Слышите? – здоровенный Хику, грузно топавший в хвосте, вдруг остановился. – Здесь кто-то есть!

Они долго прислушивались, затаив дыхание. Тишина.

– Показалось, – пробормотал Товур, отчего-то зябко передёрнув плечами.

Сев на всякий случай немного пригасил маленький светоч.

– Нет, – возразил Хику. И медленно, будто боясь кого-то спугнуть, обернулся.

Позади, шагах в пяти стоял человек. Бледный луч маленького светоча в руке Сева озарил молодое лицо, отразился в больших глазах, вспыхнувших изумрудными огоньками. Юноша был высок, строен, плечист, красив. Серое рубище болталось на нём мешком. Шагнув к путникам, он проговорил что-то — словно пропел!

– Он заблудился, – сказал Хику, заворожённо глядя на юношу. – Он просит нас взять его с собой.

Почему-то никто не возражал.

***

Парень пошевелился, не просыпаясь, пробормотал что-то на странном, непонятном, очень звучном наречии.

– А я знаю, что он свой, – глядя на него и почему-то улыбаясь, сказал Хику. – Сразу понял, как только его увидел.




3. Один из многих


– Как тебя зовут, мальчик? – спросил джентльмен, восседавший в высоком кресле. Наместник, пришедший на смену правителя, погибшего во время великого взрыва.

Голос его звучал мягко, но взгляд маленьких водянистых близко посаженых глаз был холоден — как серые каменные стены зала, в котором он сейчас находился.

– Я… не знаю, – пролепетал тщедушный темноволосый мальчонка в рваной, запачканной сажей рубахе и обтрёпанных холщёвых штанишках, втягивая голову в плечи и неловко переступая босыми ногами по каменному полу.

Нет, он не испытывал — почти не испытывал — страх перед наместником. Он действительно не знал своего имени. Как и того, откуда он пришёл в этот разрушенный город.

– Ты ведь голоден, – наместник подался вперёд. – Не так ли?

Мальчик вскинул голову. Выражение его огромных изумрудно-зелёных глаз было слишком красноречиво.

– Но, знаешь ли, тем, у кого нет имени, не дают еду… Попробуй вспомнить.

Мальчик потупился и покачал головой. Он не лгал.

Наместник шумно выдохнул и звучно прищёлкнул пальцами.

– Этого — в лагерь, – сказал он стражникам, немедленно явившимся на зов.
– Ещё один… Сколько ещё таких, как этот скрывают руины?.. – едва слышно пробормотал наместник, задумчиво глядя на высокие кованые двери, закрывшиеся за стражниками и пареньком. – Сколько их ещё будет приведено сюда? Мне нужен только один…

***

… Кап… Кап… Гулкое эхо падающих капель казалось в тишине, царящей в сыром холодном подземелье неестественно громким. Тускловатый свет раннего утра, проникавший внутрь через узкую щель, именуемую окном, озарял бледные лица спящих детей.

Найдёныши, забывшие свои имена, родителей. Несчастные существа, прятавшиеся в руинах, что были ещё совсем недавно прекрасным городом. Маленькие рабы, обречённые на медленную смерть…

Тишину нарушил горестный всхлип. Вскинувшись, лохматый темноволосый парнишка приподнялся на локте и, слегка сощурив зелёные глаза, вгляделся в серый полумрак.

Маленькая хрупкая девчушка тихонько плакала, сжавшись в комочек в углу. Осторожно, стараясь никого не задеть, паренёк перебрался к малышке и, опутившись на корточки рядом, обнял её за худенькие плечи.

– Братик! – девочка подняла к нему мокрое от слёз личико. – Ты ведь мой братик?

Парнишка не ответил. Лишь нежно провёл рукой по спутанным пепельным волосам.

– Мне приснилось, – прошептала девочка, – что мой братик рядом со мной; он обнимал меня, как ты сейчас… А ещё — папа и мама… Они звали меня!

Дотянувшись до уха паренька, девочка прошептала своё имя.

– Я так хочу быть снова рядом с ними… – вздохнув, сказала она, прижимаясь к его плечу щекой. – Я знаю: они ждут меня по ту сторону Великой Тени.
– Я могу проводить тебя туда, – сказал паренёк, пристально взглянув на малышку; в глазах его сверкнули изумрудные искры.

– Ты!..

Паренёк приложил к губам палец и, поднявшись, подал девочке руку…

***

«Я должен! Я доведу начатое до конца!»

Наместник стоял перед маленьким, защищённым силовым полем окном кабинета, заложив руки за спину и отрешённо глядел на ядовитую, светящуюся сиреневым плесень, постепенно пожирающую то, что осталось от красивой часовни у кладбища, раскинувшегося рядом с резиденцией.

«Столько было затрачено средств… Но я готов пойти на всё — только бы его разыскать!»

Наместник оглянулся, взгляд его водянистых глазок был полон отчаяния. Некоторое время он прислушивался, затем, подойдя к занавешенному зеркалу, стоящему у дальней стены, сдёрнул чёрное покрывало.

В зеркальном овале отражался лишь пустой кабинет — и ничего больше...

***

… Стражники схватили его сегодня утром. Пленник не оказал ни малейшего сопротивления — вероятно он знал, что ему не избежать плена.

На этот раз наместник был уверен в удаче. Почти.

***

… Они пристально глядели друг на друга — дородный наместник, восседавший в высоком кресле и молодой бродяга в сером рубище, стоящий посреди огромного каменного зала без окон. Один — оценивающе, испытующе, другой — смело и открыто.

– Как твоё имя, парень? – хриплый голос наместника напоминал карканье.
– Я не помню, – в глазах бродяги сверкнули яркие изумрудные искры.

Это была правда: он действительно не помнил ни своего имени, ни откуда явился.

Наместник изучал юношу долго и внимательно, будто пытался прочесть его мыли. Наконец он глубоко вздохнул и ударил по подлокотникам полными ладонями.

– Я знаю, кто ты, – промолвил он, поднимаясь и приближаясь к пленнику. – Да и тебе обо мне кое-что известно, не так ли?

Юноша молчал.

– Слушай, Странник! Ты должен мне помочь! – громко зашептал наместник ему в лицо. – Я хочу… мне нужно вернуться! Открой для меня дверь!
– Ты сам знаешь, Бат, – голос пленника звучал негромко, удивительно певуче, – твоё время давно вышло. Тебе не дан новый срок. Ты совершил слишком много зла…
– Я всё осознал! – вскричал наместник, хватая юношу за плечи.
– Ты обманываешь сам себя.

Наместник медленно опустил руки.

– Значит, нет… – пробормотал он, отступая назад. И дважды хлопнул в ладоши.
– Уведите его! – приказал он стражникам, вбежавшим в зал и вставшим за спиной пленника, шевельнув пальцем в сторону высоких, окованных железом дверей. – В тайную. В оковы!

***

– Видать, важная это птица, – промолвил один из стражников, ведущих молодого пленника по узкому тёмному коридору, – раз в тайную запереть приказал.
– А ведь мог порешить на месте, – откликнулся его товарищ. – Ой, гляди!

Впереди вдруг возникло свечение, разрезав мрак. Оба стражника замерли, таращась на огненное кольцо; закричав, словно обезумевшие, они повалились на колени, прикрывая руками головы и трясясь от охватившего их смертельного ужаса. Им было не до молодого пленника, исчезнувшего в сияющем зареве...




4. Вышедший из тумана


– Последний шанс… – прошептал Бат Гавуор, стараясь не глядеть в тёмное стекло ничего не отражающего зеркала.

Лёгкий смрадный душок рассеялся, теперь он был точно уверен что кроме него в маленьком тёмном зале никого нет. Он мог не бояться — ни говорить, ни думать.

«Последний шанс… Его нужно использовать правильно…»

***

– Глупец! Ты снова спутал все карты! Или самому поживиться вздумалось? «Поживиться» – ведь так это у вас называется?

Трудно было узнать в толстом низкороcлом трясущемся всем телом человеке, скорчившемся у ног высокого, закутанного в длинную, в пол чёрную мантию мужчины Бата Гавуора, наместника, державшего в страхе подданных. Воистину, страх — великий волшебник, преображающий нас в считанные секунды, обращающий гордецов, наделённых богатством и властью, в жалких, пресмыкающихся в грязи ничтожеств.

– Помилуйте, Великий Господин, у меня и в мыслях не было! – раболепно канючил Бат. – Я и представить себе не мог, что…
– Он удерёт? – в низком голосе мага звучала насмешка. – Ты полагал, что он не сможет вырваться из замка — и из твоих рук? Ты был настолько самоуверен, что приставил к нему всего двух туповатых стражников, справиться с которыми нашей птичке ничего не стоило?
– Но… замок окружён защитным полем… – пролепетал Бат, робко взглянув на своего повелителя снизу вверх.
– Полем?.. – тонкие бледные губы чародея искривила холодная усмешка. – Надо быть абсолютным глупцом, чтобы вообразить, что Странника сможет сдержать силовое поле.
– О, Великий! – воскликнул Бат, хватая его за полу плаща. – Право же, я хотел его проверить… во избежание ошибки…
– Однако ты совершил её. Снова. – покрытое сероватой бледностью лицо мага было подобно маске. – Не выполнив предписаний, ты, всё же, поступил по-своему. Выходит, мои догадки о причине твоего поступка правильны…
– Великий Господин!!!

Едва заметное движение похожих на паучьи фаланги длинных тонких пальцев мага — и Бат, скуля, откатился в сторону. Запахнув поплотнее плащ, его повелитель медленно двинулся по залу — к высокому овальному зеркалу, тщательно занавешенному плотной чёрной тканью.

Остановившись, маг обернулся и, сощурив бледно-жёлтые едва светящиеся глаза, устремил на наместника, по-прежнему валяющегося на полу, пристальный, полный презрения взгляд.

– Подойди! – приказал он.

Кое-как поднявшись, Бат Гавуор повиновался.

– Итак, ты решил меня обмануть и попытаться вынудить Странника помочь тебе вернуть своё тело? – вкрадчиво проговорил маг, кладя руку ему на плечо. – А как же наш уговор? Забыл?

Маг сдёрнул с зеркала покрывало.

– Гляди!
– Великий Господин!!! Умоляю!.. Дайте мне ещё один шанс!!! – вскричал наместник в отчаянии, бросаясь на колени.

Некоторое время в тишине мрачного кабинета раздавались лишь его судорожные всхлипывания.

– Хорошо, – промолвил, наконец, маг, – я продлю тебе твой срок. Но помни: нарушишь договор снова — жестоко поплатишься.
– О милостивый Господин!.. – вскинувшись, Бат простёр к магу дрожащие руки.

Воздух затрепетал. Облако серого, похожего на грязную вату тумана окутало высокую фигуру, завёрнутую в чёрный плащ… И рассеялось без следа.

Едва стоя на дрожащих ногах, Бат Гавуор окинул растерянным взглядом пустой кабинет.

– Последний шанс… – прошептал он, стараясь не глядеть в тёмное стекло ничего не отражающего зеркала.




5. По ту сторону двери


… Первые робкие солнечные лучики слегка позолотили верхушки густых древесных крон. Лес лениво стряхивал невесомое покрывало сна… Чаща, через которую брели четверо усталых путников, заметно поредела.

– Скоро будем на месте… – заметил вполголоса Сев, гася пламя в светоче и оборачиваясь. – Эй, Товур! Снова куда-то запропастился…
– Да здесь я! – откликнулся «пропавший», выбираясь из-за кустарника и отряхивая длинный балахон.
– Вот уж не вовремя приспичило, – буркнул Сев, смеряя его мрачным взглядом. – Хорошо всё-таки, что рано в путь тронулись.

Он покачал головой и метнул косой взгляд на молодого бродягу, что приблудился к ним этой ночью, шагавшего следом за здоровяком Хику (из добродушия тот нарёк юношу Таром). Парень выглядел так, будто лишился чего-то важного.

«А может, он один из тех, что вернулись оттуда? – подумал Сев, вглядываясь в просветы между деревьями. – Из Великой Тени? Сколько таких скитается по этому миру?..»

Он снова оглянулся. Товур отставал. Взгляд его глубоко запавших глаз, устремлённый поверх голов спутников, был отстранённым, на губах блуждала улыбка, костлявая ладонь прижата к груди.

«Странный он сегодня какой-то… – подумал Сев. – Впрочем, он всегда был не от мира сего.»

***

«Милый мой! Любимый мой!»
«Ты снова пришла ко мне! Я так скучал! Где ты была так долго?»
«Я собирала искры. Ведь так важно поймать их, пока они ярко сверкают!»
«Возьми мою! Я так хочу быть рядом с тобой, в твоей прохладной ладони!»
«Нет, не могу. Ещё не пришло время.»
«Я умру от тоски по тебе, не слыша твой тихий, нежный голос! Молю, не исчезай!»
«Я снова вернусь к тебе, Товур.»
«Я буду ждать тебя, мой сияющий ангел!»

***

– Великая Тень!.. Да что же это?!!

Выжженная мёртвая земля, обугленные «останки» домов — всё, что было недавно живописным посёлком; покрытая копотью колокольня — единственное уцелевшее строение — возвышалась над пожарищем словно памятник разразившейся здесь катастрофе.

Они знали об актах выжигания, но не думали, что один из них будет проведен именно здесь.

– Все, все погибли!!! – вскричал Хику, бросаясь на колени; широкая спина его вздрагивала от рыданий. – Да как же… Почему?!..
– Они все сейчас по ту сторону, – негромко проговорил Тар, кладя ладонь на его плечо. – С ними всё хорошо.

Вздрогнув, словно от удара кнутом, Хику поднял на юношу покрасневшие глаза. И вдруг улыбнулся. Он поверил ему.

– А где Товур? – Сев обеспокоенно огляделся по сторонам, вдруг обратив внимание на исчезновение товарища.

***

«Ми-илый!»
«Любимая! Я спешу к тебе! Только не исчезай!»

Кристалл, что он прятал на груди, потеплел, Товур чувствовал его слабую пульсацию. Отчего-то щемило сердце…

«Тову-ур!..»

Он медленно поднялся по ступеням полуразрушенного крыльца; на секунду замерев перед дверью, не прикреплённой ни к чему, он раскрыл её и шагнул в черноту…

***

… Яркий солнечный свет проникал сквозь кожу век. Брат Товур порывисто откинул тонкое покрывало и, сев на узком ложе, удивлённо огляделся по сторонам. Неужели это всё ему приснилось?!!

«Наверное. Надо будет записать…» – подумал брат Товур. Да, всё, что ему снилось, он доверял страницам толстой тетради в тёмно-красном кожаном переплёте. А потом перечитывал. Это был его маленький секрет — его и Джульетты. Именно она подарила ему эту тетрадь.

Тогда ей было шесть лет. Ему, молодому послушнику, она казалась неземным существом, ангелом: хрупкая, с густыми солнечно-рыжими кудрями и огромными синими глазами, сияющими на нежном личике…

… Она встретила его на веронском рынке, куда отец Лоренцо послал его за овощами и яйцами.

– Вот, возьми! – прощебетала она, протягивая тетрадь, – Не плачь больше!
– Почему ты решила, что я плакал?! – удивился Товур.
– Я просто знаю, – улыбнулась Джульетта. – Это плохо, что тебя так сильно наказали в тот день, братик!

Он раскрыл рот, но ничего не успел сказать: ангелочек упорхнул…

Она назвала его братом. Ласковые слова, произнесённые нежным детским голоском ранили его душу. Ему, с раннего детства лишённому родительской ласки, так хотелось плакать в тот вечер! Но она просила…

… Время текло, словно сухой песок сквозь пальцы. Товур видел её едва ли не каждый день — весёлую, жизнерадостную как весенняя птичка. Он наблюдал за ней издали, не осмеливаясь подойти и заговорить.

Но она приходила к нему в его снах, окружённая сияющим серебристым ореолом. В видениях, похожих на реальность, где они были вместе… Эту тайну Товур поверял лишь желтоватым страницам тетради в красном как кровь переплёте.

– В твоём сердце поселилась любовь, сын мой, – сказал ему однажды отец Лоренцо.

Возможно, он прочёл ответ во взгляде молодого послушника…

… Его звали Ромео Монтекки. Того, кого она одарила своей любовью.

«Сегодня она выходит замуж… – подумал Товур, подходя к узкому окну своей кельи, из которого виднелась часть площади. – Она любит его. Да будут они счастливы друг с другом!»

Свадьбы не было. Между семьями Капулетти и Монтекки царила давняя вражда. Обряд венчания тайно провёл отец Лоренцо…

… «Мертва… Мертва! Непостижимо… Невозможно…»

– За что ты, Господь, не пощадил её, такую юную и прекрасную? В чём она провинилась перед тобой?!!
– Сын мой, утешься.

Ладонь отца Лоренцо мягко легла на плечо Товура; вскинувшись, как раненый зверь, молодой священник бросился на пол к его ногам. Беззвучные рыдания без слёз сотрясали всё его тело.

– Да, – отец Лоренцо тяжело вздохнул, – я понимаю, как тяжело переносить известие о смерти любимой… Но подумай о том, что теперь она свободна, что её не сдерживают более земные оковы.

Товур вдруг затих и как будто успокоился. Медленно распрямившись, он пристально поглядел на старого священника. Затем поднялся и, понурившись, побрёл прочь…

«Милый!»
«Ангел мой! Я слышу твой голос… Где ты?»
«Я здесь! Я жду тебя!»
«Я спешу к тебе!»

… Крутые каменные ступени, по спирали уходящие вверх… Выше, выше! Она зовёт его! Её нежный голос полон тоски…

Он стоит на крохотной, обдуваемой холодным ветром площадке соборной колокольни. Она, его светлый ангел, окружённый сиянием, зовёт его, манит к себе!

«Я жду тебя, Товур! Приди в мои объятия — теперь мы всегда будем вместе!»

Он простёр к ней руки и ступил на тонкий лунный луч, разделяющий Свет и Тьму...

***

«Больно!..»

– Товур! Братишка!

Он медленно раскрыл глаза. Лицо Хику было так близко, что можно было разглядеть каждую пору на нём.

Товур попробовал пошевелиться и застонал: ногу словно проткнули раскалённой спицей. И тут же ощутил прикосновение прохладных пальцев к колену. Боль отступила — будто откатилась куда-то. Приподнявшись на локте, он увидел Тара, словно колдующего над его ногой.

Сердце Товура ёкнуло. Он торопливо сунул руку за пазуху. Медальон, тот, что он нашёл в лесу, исчез!

"Не ищи его. — раздалось у него в голове. — Этот артефакт принадлежит мне. Для тебя он опасен."

Товур быстро взглянул на Тара. Юноша улыбнулся ему и едва заметно кивнул. Сверкнули изумрудные глаза.

На душе Товура стало вдруг удивительно спокойно и умиротворённо.

– Какой странный сон я видел… – пробормотал он.
– Потом расскажешь, – сказал Хику. – После того, как объяснишь, какого чёрта лысого ты попёрся сигать с колокольни!




6. Вервольф по ошибке


… В маленькой прокуренной распивочной придорожной таверны, несмотря на довольно ранний час, было людно и шумно; в воздухе витал волшебный фимиам, состоящий из смеси табачного дыма, луковой похлёбки, пролитого дешёвого пива, подгоревшего мяса и чего-то ещё. Музыканты, расположившиеся на невысоком возвышении, удостоенном чести гордо именоваться сценой, — прелестная темноволосая юная скрипачка в светлом, украшенном алыми розами платье и лысоватый тощий пианист в помятом фраке, то и дело поглядывающий на стакан с водкой, стоящий перед его красноватым носом на крышке дребезжащего рояля — играли весьма бодрый клезмер; при каждом пассаже публика разражалась одобрительными воплями и аплодисментами.

На четырёх оборванных, измазанных сажей усталых бродяг, протиснувшихся друг за другом в узкую, криво сидящую на петлях дверь, никто не обратил внимания. В общем-то, это им было на руку.

– Великая Тень!.. И плюнуть-то некуда… – проворчал Сев, озираясь по сторонам в поисках свободного места.

Таковое нашлось в дальнем, самом тёмном углу. Пробравшись через задымленный зальчик, друзья разместились за грубо сколоченным столом. Товур, измученный выпавшими на его долю приключениями, задремал сразу же — лишь только его пятая точка «стыковалась» с дощатым сидением скамьи.

– Что прикажете подавать?

Хику, таращившийся на музыкантов (особенно на девушку), будто зачарованный, вздрогнул словно от резкого пробуждения и уставился на вопрошающую.

– Чего-нибудь попроще, милсдарыня, – взял на себя роль дипломата Сев. – Мы не притязательны. Мы были бы рады жбану тёмного и кувшину горячего сливочного.

Кивнув, трактирщица метнула взгляд на бедолагу Товура, изнеможённо откинувшегося на высокую деревянную спинку. По лицу его разливалась мертвенная бледность, под глазами залегли тёмные круги.

– Милая! Позвольте вас?.. – окликнул трактирщицу один из посетителей, сидевших за соседним столиком, заставив обернуться.

Элегантно одетый молодой человек лет тридцати с длинными, до плеч волнистыми каштановыми волосами, подавшись вперёд, демонстрировал трактирщице тёмную пузатую оплетенную соломой бутылку. Один из двух его спутников, его ровесник — хилый юноша с болезненным лицом — сидел, скрестив на груди руки и покачивал головой.

– Это вино действительно кошерное?
– Уж не сомневайтесь, милсдарь Мендельсон, – заверила трактирщица. – Вчера ночью доставили, прямёхонько из самого Ершалаима!
– Враньё! – хмуро пробормотал его товарищ, продолжая покачивать головой. – Ты что же, Янкель, действительно веришь этим гоям? Они же только денег хотят!
– Ой-ой, Хайнрих, мой милый! – поспешно промолвил третий — рыжебородый старик в старом лапсердаке и широкополой шляпе с мятыми полями, наклоняясь к юноше и кладя костлявую ладонь с грязными обломанными ногтями ему на плечо (юноша невольно вздрогнул и покосился на старика с плохо скрываемым отвращением). – Не надо так сердиться! Сегодня наш новый год…
– Да, Фэйги, – ответил Хайне, пытаясь дёрнуть плечом так, чтобы сбросить ладонь старика. – И ты нас привёл его праздновать в эту дыру?!
– Из соображения осторожности, мой милый, – вкрадчиво проговорил старик, демонстрируя в улыбке жёлтые зубы. – Из соображения осторожности — вот и всё. Ты ведь знаешь, что творится вокруг, какие разговоры ходят! Серые тени по дорогам ходят, тела неправедных воруют — они ж тоже хотят жить как все… Ой-вэй!.. – вздохнул он горестно. – Страшные времена настали, азохн вэй… Да и Фанни с Жаком пристроены неплохо, – старик кивнул в сторону «сцены», – свой маленький гешефт имеют. Ведь я же прав, не так ли, Янкель, мой милый?

Мендельсон лишь улыбался, глядя на скрипачку. Он очень любил свою сестру.

– Ваш товарищ болен? – осведомилась трактирщица, собравшаяся было удалиться выполнять заказ, случайно обратив внимание на Товура.
– Он пережил тяжёлое потрясение, – ответил Сев, смеряя несчастного парня пристальным взглядом.

Лихорадочная дрожь сотрясла Товура с ног до головы, резкая судорога сковала тело, скрючила пальцы; тихий болезненный стон вырвался из горла, стиснутые зубы скрипнули. С беспокойством глядя на друга, Хику взял его за руку. «Какая горячая!» – подумал он.

– Оставьте меня! – хрипло прошептал Товур; из-под опущенных век медленно выкатились две слезы.

Сев и Хику переглянулись, встревоженные не на шутку, они догадывались, что происходит. За соседним столиком притихли.

– У вас найдуться две свободные комнаты? – обратился Тар к онемевшей от испуга трактирщице.
– Д-да-да, конечно! – пролепетала та. – Идёмте!

***

– Не бойся, Товур, – сказал Тар, когда их оставили наедине, заперев в холодном подвале, лишённом окон. – Всё скоро закончится.

Несчастный, лежащий плашмя на каменном полу, лишь промычал что-то неразборчивое. Он прекрасно осознавал всё, что происходит с ним и вокруг него — от этого ему было ещё страшнее.

Тар поднёс крохотный пузырёк с прозрачной розоватой жидкостью к его обескровленным губам и капнул на них несколько капель.

– Всё будет хорошо, брат, – сказал он, беря стиснутые руки Товура в свои. – Не бойся. Я рядом.

***

Рык был настолько громким, что проник сквозь толстые стены и донёсся до комнатушки, в которой сидели Сев и Хику.

– Бедняга Товур! – вздохнул здоровяк. – Эко там его!..
– Ох, надеюсь, обойдётся, – откликнулся Сев, продолжая прислушиваться. – Гадалка ему долгую жизнь напророчила. Ты ведь помнишь?




7. Блаженный


… Утро начиналось, как обычно. Подъём (обязательно резкий — иначе не оторваться от любимой пуховой подушки). Поход к колодцу и обливание — ведра два-три, прогоняющие прочь остатки сна; водица ледяная — пробирала до костей. Сухая одежда так приятно ощущалась на влажной коже.

Теперь айда в маленькую опрятную кухоньку! На столике, накрытом льняной скатертью, рядом с букетом лаванды в цинковом ведёрке пристроилась крынка с парным молоком, оставленном для него матерью. Ну, подкрепился — и в лес! За хворостом и ежевикой для пирога. А ещё мать просила собрать целебных трав для лекарственных настоев. Братишка младший захворал…

… Мать часто отправляла Хику за травами. Она считала, что он в них разбирается лучше неё, деревенской знахарки…

Бодро шагал Хику по узенькой извилистой тропинке, убегающей в чащу, весело насвистывая простенькую мелодию — ту, что любил наигрывать Йос, пастушок. Настроение у Хику было превосходное! Он снова в лесу!

Хику любил его — с его высоченными деревьями, вознёсшими к небу густые зелёные кроны, с его цветочными полянами и топями, зверями и птицами — словно лес был живым существом. Стоя на опушке, он низко кланялся, приветствуя. Он шептал нежные слова, обнимая грубые древесные стволы, ласково проводил ладонью по мягкому зелёному мху на пнях…

– Спасибо тебе, любимый, – приговаривал Хику, собирая в плетёное лукошко спелые чёрные ягоды ежевики. – Ты так щедр! Ты подарил это прекрасное угощение!

Всё дальше и дальше уводила Хику тропинка – там, в чаще, на берегу маленького озерка росли травы, из которых мать готовила лекарства.

– Благодарю тебя, милый, за твои дары, спасающие нас! – шептал Хику, аккуратно подрезая зелёные стебли и складывая в чистый холщёвый мешочек, и улыбался.

Деревенские считали его странным. Звали дурачком, блаженным. Только мать да братишка младший понимали его и принимали таким, как он есть. И любили…

***

«Как давно это было!.. – вздохнув, с грустью подумал Хику, глядя в крохотное оконце комнатки таверны. – Когда-то в детстве...»




8. Ранис


Солнце палило нещадно. Однообразный пейзаж — разбитая дорога, протянувшаяся вдаль через ровнину, пожухлая трава на обочинах — выглядели иссушенными и безжизненными.

«Почему так? Кому нужно? Я не могу избавиться от странного чувства, что всё и все вокруг находятся в чьей-то власти. Я хочу отправиться куда-то, заниматься тем, что по душе, любить, делать выбор, но… не могу! Словно кто-то, имеющий надо мной власть, дёргает за ниточки, привязанные к моим конечностям, голове — и я, будучи не в силах противостоять чужой воле, вынужден подчиняться. Как кукла в руках кукольника!.. Эх, хотелось бы мне узнать, кто он…»

Хику остановился, вскинул голову и, приставив ко лбу ладонь, поглядел на бледно-голубое небо — словно ожидал увидеть на нём ответ. Но небеса молчали и Хику, тяжко вздохнув, двинулся дальше следом за товарищами.

– Куда мы идём?.. Зачем всё это?.. – монотонно бормотал Сев, тащившийся позади всех.

Хику украдкой бросил на друга грустный взгляд. Бедняга! Куда подевался его былой оптимизм?

Изначальной целью их странствия был поиск святилища. Обряд, проведенный под его сенью, должен вернуть миру, начавшему разрушаться, гармонию. В том селе, что уничтожил пожар, жил Посвящённый в Таинства… Кто теперь исполнит Ритуал? На этот вопрос у Хику не было ответа.

– Мы должны добраться до места ночлега засветло, – звучный голос Тара был тих, взгляд сверкающих как изумруды глаз устремлён вперёд. – Пока не вышли тени.

Товур, понуро плетущийся рядом, вскинулся. В его тёмных, глубоко запавших глазах мелькнул ужас. Тонкие бескровные губы беззвучно шевельнулись.

Дорога пошла под уклон. Земля под ногами была серой и сухой. Маленькие облачка белесой меловой пыли вздымались из-под ног путников.

– Сюда, друзья! – воскликнул Тар, останавливаясь у приземистого колючего кустарника, росшего под горкой, и маша рукой.

Тёмный узкий лаз, обнаружившийся за переплетением жёстких ветвей, оказался входом в пещеру.

– А говорил, что заблудился, – проворчал Сев, протискиваясь в дыру следом за Товуром. – Походу, наш зеленоглазый юноша ориентируется в этом забытом Богом мире лучше нас!

Туннель, круто уходящий вниз, был так узок, что друзьям приходилось протискиваться друг за другом бочком, обдирая локти и пригибая головы.

«Сейчас застрянем!.. Сейчас застрянем!..» – забилась в голове Хику, отнюдь не жаловавшегося на худобу, паническая мысль.

И вдруг туннель расширился.

– Какое странное место! – прошептал Сев, с изумлением оглядывая взглядом пещеру со слабо светящимися стенами и куполом, посреди которой они стояли. – Похоже на… храм?
– Хра-ам… Хра-ам… – повторило эхо и замерло под высоким сводом.
– Ранис… Я когда-то слышал о нём, – проговорил Товур, до этого времени молчавший, с благоговением разглядывая изящные витые колонны, широкие ступени, поднимающиеся к алтарю, сам алтарь и серебристую надпись над ним. – Древний храм Светлых!..
– Мы останемся здесь на ночь, – сказал Тар.
– А ничего, что это святое место? – прищурившись, с вызовом спросит Сев.
– Здесь царит энергия, которая будет хранить наш сон, – ответил Тар. И добавил: – И нас.

***

… Тяжёлые двери медленно раскрылись, словно приглашая войти внутрь — туда, где клубилась тьма.

«Где я?» – подумал Товур. Но он уже знал ответ: он бывал здесь не один раз. И он снова вернулся сюда, в этот странный молчаливый дом. Он снова позвал его.

Дверь бесшумно закрылась за спиной Товура, отрезав от реальности. И он увидел лестницу. Крутые ступени из серого камня уходили вверх. Товур знал: он должен подняться по ним на самый верхний этаж. Его ждали там.

Шаг за шагом, ступень за ступенью… Маленькая площадка, – высокие обитые чёрной кожей двери закрыты. Поворот… Снова ступени… Подъём кажется бесконечным…

Ещё один пролёт тёмной лестницы — последний! Там, за приоткрытой дверью, из-за которой пробивается неяркий желтоватый свет ждёт его что-то очень важное. То, что он забыл когда-то, оставив лежать на покрытом пылью паркетном полу. Выше… Выше… Что же это?! Ступени привели его в тупик! Непостижимым образом та приоткрытая дверь оказалась этажом ниже площадки, на которой он в растерянности остановился! Товур перегнулся по пояс через деревянные поручни витых перил — к той двери вела другая лестница. Чтобы попасть к ней Товуру нужно было лишь спрыгнуть…

Снова всё повторялось… Товур поставил ногу на железную перекладину и вдруг замер. Из-за приотворенной двери доносились голоса.

– Я привёл их, Хару. Время настало.
– Ты уверен, Тар?
– Да, Светлая. Мне нельзя ошибаться. Я — Странник.

Дверь начала медленно отворяться — всё шире и шире… Ужас объял Товура, сковав тело. Ослепительный свет, вырвавшись из-за створки, залил всё вокруг. Лестница исчезла. Неведомая мощная сила подхватила Товура, словно лёгкое пёрышко, закружила, понесла — в кромешную мглу...




9. Падальщик


– За Спарту!!!

Всё огромное пространство — от невысоких гор, поросших молодыми соснами до синего моря, сияющего под лучами полуденного солнца — походило на бурлящую пучину. Шум жестокой кровавой битвы, казалось, доносился до вершины самого Олимпа.

Разума холод и пламя полных отваги сердец слились воедино. Храбрые воины, вознося боевые кличи, сходились друг с другом в отчаянной схватке во славу великой Афины; звенели, скрещиваясь, острые стальные клинки. Конское ржание, топот, вопли, проклятья, стоны раненых — всё смешалось в едином какофоническом аккорде…

Сколько отчаянных душ унесли в тот жаркий день тёмные воды Стикса в царство Аида!.. Тысячи безжизненных, изувеченных тел — куда ни глянь. Те, в ком ещё теплился слабый огонёк жизни, лежали, истекая кровью и воззывали к Танатосу, моля о скорой смерти. Падальщики медленно кружили над трупами, подобно серым призракам…

Он стоял на краю пустоши — невысокий, полный человек, облачённый в серый балахон, обозревая место трагедии из-под низко надвинутого на лоб капюшона. Наконец он медленно двинулся вперёд, обходя трупы и поглядывая по сторонам.

– Что ты ищешь в моих владениях, Бат Гавуор?

Вздрогнув, человек замер, затем медленно повернулся.

Это был великий Арес — высокий, статный, облачённый в сверкающую на солнце броню. В мускулистой руке копьё.

– Ступай, откуда пришёл! – воскликнул грозный бог-воин.

Сверкнула молния. Воздух задрожал и разверзся. Громко вскрикнув, толстяк попятился и прыгнул в тёмный портал…




10. И распахнулись двери…

… Они стояли на вершине пологого зелёного холма, покрытом белыми звёздочками маргариток — четверо путников, выдернутых из родных миров и сведенных вместе волею Великой Тени — радостные, изумлённые, вглядываясь в простёршиеся перед ними бескрайние просторы.

Всё, что происходило с ними в их странствиях, полных удивительных приключений и происшествий, походило на сновидения, порой граничащие с кошмарами. И сейчас им казалось, что они видят ещё один сон. Друзья глядели на лёгкие белые облака, медленно плывущие в небесной синеве, на широкую дорогу, убегающую в неведомые дали, вдыхали аромат цветов и трав; сердца их радостно колотились.

«Тот ли это мир, в котором я хотел очутиться?» – спрашивал себя каждый из друзей. «Да!» – был ответ. Перед ними было будущее, в которое они отправлялись с радостью, оставив прошлое позади.

Странник стоял чуть в стороне и улыбался, глядя на них…

***

– Тов! Тов! Очнись, слышишь?

Сон. Снова тот же, повторяющийся едва ли не каждую ночь. Товур медленно раскрыл глаза.

– Ну и мастер же ты пугать! – воскликнул Хику, распрямляясь и, облегчённо вздохнув, провёл ладонью по лбу.
– Мы уж думали, что ты совсем спятил… – сказал Сев, озабоченно глядя на товарища. – После того прыжка. И ещё Тар куда-то запропастился.

Товур огляделся. В алтарном зале Раниса были лишь они.

– Он был в моём сне, – тихо проговорил он. – Я слышал его голос. И ещё один. Тар звал её Хару.
– Хару? – переспросил удивлённо Хику. – Светлая Дева из сказки? Мне рассказывала о ней мама…
– Она существует на самом деле, – сказал Сев, по очереди поглядев на друзей. – Имя ей — Хару, Ведущая по Лучу. Я ищу её — с тех пор, как умерла моя сестра. Кроме неё у меня никого не было…

Глаза Сева блеснули. Хику и Товур притихли.

– Все, кого я о ней спрашивал, – продолжил Сев, осушив глаза потрёпанным обшлагом рукава, принимали меня за умалишённого. Они насмехались надо мной… А я верил! Когда мир вывернулся на изнанку и всё смешалось, понеслось в неизвестность, я сказал себе: «Скоро я увижу её, Ведущую по Лучу! Она проводит меня к моей Куну!». Но я очутился здесь…

Хику шумно вздохнул и взъерошил всклокоченную шевелюру.

– Меня занёс сюда огненный вихрь, – сказал он, глядя перед собой. – Сейчас, вспоминая о том дне, я содрогаюсь от страха, но тогда… Огромные огненные шары падали с чёрного неба, всё круша, земля сотрясалась и стонала словно живая, плакали деревья…

Хику закрыл лицо ладонью.

– Куда теперь?.. – потерянно пробормотал он. – Разве что на тот свет… Я не вижу смысла…
– Смысл есть во всём! – раздался за их спинами звонкий голос Тара.

Вскинувшись, друзья резко обернулись. Никто из них не слышал его шагов, не мог сказать, когда он вернулся и… Откуда?!

– Из воздуха! – прошептал Хику, таращась на юношу.

Повисло молчание.

– Ничто в мире не происходит напрасно, – промолвил Тар, приближаясь к друзьям. – Так же и наша встреча. Настал час узнать тайное. Но прежде ответьте: хотели бы вы вернуться?

Друзья растерянно переглянулись. Хотели бы?

– Неужто это возможно? – спросил Хику.
– Да, – сказал Тар. – Это в моих силах. Я — Странник.
– Я… – сказал Сев, глядя в пол. – Пожалуй, нет. Там меня никто не ждёт. Я хотел бы увидеть мою сестру. Но разве это…
– … осуществимо, – закончил за него Тар. – Просто поверь.

«Хочу ли я вернуться? – спросил себя Хику. – Да, я очень люблю мир, его леса и луга, его реки и горы. Я… я любил людей. Я хотел приносить пользу, шёл им навстречу… Они не понимали меня, отвергали мою помощь. Насмехались, считая юродивым. Они лгали, благодаря мою мать, исцелявшую их. Они убили её и брата!»

– Я бы хотел, чтобы мой мир ожил, – сказал Хику.
– Да будет так! – Тар кивнул. Он знал, о чём было умолчано.
– А я не помню мой мир, – проговорил Товур. – Я бродяга, весь мир — мой дом.
– Ты Странник, Товур, – Тар положил руку ему на плечо. – Как и я. Мы те, кто отворяет двери и странствует между мирами. Друзья! – обратился он к Севу и Хику. – Отриньте сомнения.

Взявшись за руки, они приблизились к древнему алтарю. Воздух задрожал и развезся.

Первая дверь распахнулась.

***

...Стремителен был полёт. Их кружило в бешеном вихре, несло через пространство и время. Двери миров распахивались перед ними одна за другой…

И вот раскрылась последняя дверь.

… Они стояли на вершине пологого зелёного холма, покрытом белыми звёздочками маргариток…




11. Плата


… Сухой песок, едва слышно шурша, пересыпался из верхней чаши весов в нижнюю: песчинка за песчинкой…

Бат Гавуор поспешно захлопнул тяжёлые створки дверцы тайника. Досадливый стон вырвался из его груди: он так жаждал перевернуть песочные часы! Увы! Он не был волен сделать это.

Постояв немного в раздумье, Бат взялся за маленькую круглую ручку и, приоткрыв дверцу, вновь заглянул внутрь. Сердце его, дрогнув, сжалось от охватившего его леденящего страха. На лбу выступила липкая испарина.

– Как мало осталось, – прошептал Бат, дрожа. – О, если бы была возможность немного продлить срок! Хотя бы на несколько песчинок!

Осторожно притворив дверцу, толстяк обессиленно опустился на холодный каменный пол и, спрятав лицо в широких ладонях, затрясся от беззвучных рыданий. Всё было напрасно.

Все старания, предпринятые Батом, чтобы выследить и схватить Странника, были безуспешны. Последняя попытка может стать для него роковой — в случае её провала. Цотрур, его господин снимет чары — и Бат перестанет существовать, обратившись в жалкую зыбкую тень. Да, это было хуже физической смерти…

Всё, что дорого, прошлое, настоящее, он сам — всё канет в забвение. А он — лишь часть Хаоса, Пустоты…

Хотя, в сущности… На полных губах Бата появилась кривая ухмылка. Не всё ли ему будет равно? Он потеряет тело, личность, но… обретёт свободу! Над крошечной искоркой, несущейся сквозь бесконечность в стремительном, неудержимом полёте никто не имеет власти. Даже сам Цотрур, много лет держащий его в узде зависимости и вынуждавший повиноваться!

… В тот жаркий солнечный день Бат Гавуор явился на бранное поле, ожидая встретить там Странника, знающего путь в царство Великой Тени — только он мог открыть двери в иные миры, спасая тех, кому грозит смерть. Однако глазам Бата престало другое: сотни сражающихся мужественных воинов, отринувших прочь страх перед смертью. А он? Он мог лишь трястись от ужаса, стоя в стороне и безучастно наблюдать, как гибнут люди. Тогда, стоя на мёртвой равнине, усеянной трупами, расклёвываемыми грифами, он понял многое…

… Из узкого окна потянуло сырым сквозняком. Бат Гавуор поднял голову и огляделся вокруг. Никого. Ему всего лишь показалось, что маленький зал, в котором он находился, полон людей. Нет, это всего лишь призраки, мираж, созданный его воспалённым воображением.

Кое-как поднявшись, Бат подошёл к завешенному покрывалом зеркалу и, секунду поколебавшись, сдёрнул плотную ткань.

– Да будет так! – прошептал он, вглядываясь вглубь ничего не отражающего стекла, будто в бездонную пропасть. – Пускай меня постигнет забвение! Это мой единственный шанс.

Он занёс было ногу, собираясь сделать шаг, единственный — и последний, как вдруг почувствовал, что не в силах пошевелиться.

– Значит, ты надеялся перехитрить меня, Бат? – раздался за его спиной низкий голос его повелителя. – Я знал, что ты глуп, но насколько, понял только сейчас.

Вскинув голову, Цотрур расхохотался. Троекратное гулкое эхо отразилось от стен и высокого потолка.

– Ты связан со мной договором, который не сможешь нарушить. За силу и иллюзорное тело, которое может стать материальным, положена плата. Тебе хорошо известно об этом. Или тебе напомнить, что тебя ожидает?
– Я не забыл, – едва шевеля губами, проговорил Бат, глядя в зеркало.

Он был волен сделать шаг. Но…

– Прости меня, великий маг! – взмолился несчастный. – Эта оплошность…
– Да, – Цотрур шагнул к нему и, взяв за плечи, развернул к себе. – Сейчас ты можешь её исправить. Гляди!

На раскрытой, обтянутой перчаткой узкой ладони мага блеснул треугольный медальон.

– Что это? – прошептал Бат изумлённо.
– Приманка, – ухмыльнулся Цотрур.

Воздух задрожал; из пустоты материализовалась высокая стройная фигура Странника. Глаза его светились. Тар медленно, будто сомнамбула шагнул к магу: артефакт притягивал его.

– Ты мой! – торжествующе прошептал Цотрур. – Неисчерпаемый Источник Силы! Бери его, Бат! – крикнул он оробевшему слуге. – Набрось на него путы! Пока медальон у меня, он не волен над собой!

Но что это? Другая фигура — такая же высокая, в длинном балахоне, выступила из-за спины Странника. Шагнув к Цотруру, Товур выхватил артефакт.

Боль пронзила его тело, сковав судорогой. И вдруг отступила. Медальон слабо пульсировал в ладони Товура: он принял его.

Всё завершилось в один миг.

– Ты не ошибся во мне, брат, – промолвил Товур. – Хотя… Странники ведь не ошибаются.
– Иногда нам нужны доказательства, – с улыбкой ответил Тар. – Мой медальон нашёл именно ты.
– Наверное, я ещё не до конца понял что значит моя миссия… – проговорил Тар, глядя на маленькое облачко, уносимое сквозняком в раскрытое окно — то, во что обратился маг Цотрур. – Но, кажется, сегодня у меня кое-что получилось.
– Ты ещё не уверен, брат? – усмехнулся Тар, похлопав его по плечу. И указал на зеркало. – Гляди!

Заглянув в стеклянный овал, Товур увидел крохотную искорку, стремительно уносящуюся в бесконечность.

– Он обрёл желаемое, – сказал Тар. – Свободу.

Зазвенело разбитое стекло. Странники обернулись. Дверцы тайника, скрывающие большие песочные часы, были распахнуты. На каменных плитах пола лежала кучка осколков вперемешку с песком.




12. Идущая по Лучу


– Сам себе не лукавь, путая сон и явь… – тихонько напевала красавица Хару, перебирая нежными пальцами тонкие полупрозрачные нити видений.

«Сколько людей заблудилось во множестве миров, сколько их, ищущих путь друг к другу?» Хару улыбнулась. Она им поможет.

Тонкие нити свивались в ловких пальцах Хару, укладываясь в чудесные узоры.

– Пение птиц вплету я, сияние звёзд… – пела Хару. – Утра прохладу, ночи тьму, пьянящий аромат тубероз…

И снова улыбка тронула губы Светлой. Едва касаясь магического полотна, она провела ладонью по узорам, залюбовалась своей работой.

– Что есть явь, а что — навь? Или мир наш — иллюзия, блажь? – прядильщица задумчиво глядела вдаль, в тёмных глазах её дрожали крохотные золотистые искорки. – И реальность — лишь сон, эфемерный, словно зыбкий мираж?

Тьма и свет… Две части единого целого. Ночь и день. Сон и явь, порой переплетающиеся между собой так тесно, что вы, люди, порой просыпаетесь с ощущением, что прожили часть жизни в каком-то другом мире, о котором вскоре забывают; лишь немногим оставляют память о нём.

Хару усмехнулась и, покачав головой, снова принялась перебирать нити судеб.

– Что есть свет? Что есть тьма? Грань между ними тонка… Призрачный лунный луч разделяет две эти вселенные. Это путь в царство Великой Тени. Лишь Избранным — тем, кто пройдёт по нему, открывается суть мироздания.

Я, Хару, Идущая по Лучу веду их за собой. Одни выбирают мой мир, прекрасный, полный удивительных тайн. Другие, не сумев принять его, возвращаются назад — они обречены скитаться призраками…

Тем же, кто, познав Истину, принял в себя частичку Великого Пламени, открылись двери в иные миры. Миссия их велика: нести свет. Имя им — Странники.

Хару улыбалась, нежно проводя кончиками пальцев по лёгкому кружевному полотну и задумчиво глядя в туманную даль. Сколько загадок таилось там, за зыбкой сиреневой дымкой! Скольким судьбам дано переплестись…