Часть III. Глава 4

Нариман проснулся на рассвете и увидел, что все цветы завяли и вся зелень на террасе поникла и почернела. Вместо осеннего солнца пришли грозовые тучи – и хлынул ледяной ливень.
Постояльцы попрятались и не выходили из номеров. Да они все как один заболели!
– Бьянка, Бьянка! Где моя дочь, нам срочно нужно что-то делать!
Нариман дал указание поварам приниматься за приготовление бульона и помчал к своей дочери.
«Прости, родная, что беспокою тебя в столь ранний час, но что-то тревожное происходит, это очевидно!»
Он нашел дочь в ужасном состоянии. Девушка буквально теряла сознание от отчаяния и слез.
– О нет, – вырвалось у мужчины. Сердце его если не разорвалось, то как минимум было близко к тому, чтобы больше никогда не начать биться снова. За всю жизнь он не видел свою девочку в таком состоянии.
– Нет, родная, нет, – он подхватил ее обмякшее тело, безвольно свисающее с кровати. – Душа моя, что случилось?
Ее распухшие глаза смотрели сквозь него, свет жизни погас в них.
– Он не вернется, он никогда не вернется, – причитала она, заламывая руки.
– Что ты такое говоришь? – удивился Нариман. – Он твой друг, покровитель… Нет, нет, милая, ты ошибаешься!
Он положил ее голову к себе на плече.
– Ты что-то придумала, – тихо приговаривал он, убирая с ее лица спутанные волосы.
– Он так разозлился... – не унималась девушка, лицо ее совсем осунулось и побледнело, брови сошлись искривленной дугой, будто шрам над воспаленными глазами. О, лицо ангела, овеянное непримиримой скорбью!
– Я не должна была заглядывать в его память, не должна была проникать в прошлое... Ах, зачем я это сделала? Он доверял мне, а я… Я такая подлая! – застонала Бьянка.
– Да что ты такое говоришь? – Взмолился Нариман, по щекам которого также стали катиться слезы. – Ты самая добрая и светлая девушка на свете. Вот увидишь, он сам придет и скажет тебе это.
– Я подлая, и нет мне прощения, – продолжала вздрагивать и извиваться девушка. – Я захотела все узнать против его воли. Что разбило его сердце! Хотела знать, кто ОНА. Зачем? Разве недостаточно того, что она существует? Даже, если бы она была мертва, в его сердце она навеки жива, и там нет места для меня! Разве я не поняла, что никогда не буду ею?
– Успокойся, дорогая, успокойся, сокровище мое. Так бывает... Это не делает тебя подлой. Чье-то сердце может быть разбито, но ты все так же ангел, девочка моя! Ангел для всех вокруг. От самого рождения ты несешь любовь и свет. Ты видела, что с твоими цветами? Они не хотят жить без тебя. Ты знаешь, что Флоренцию заливает арктический ливень, а все наши жильцы заболели?
– Что? – встревожилась девушка, наконец расслышав его слова. – Нет, не может этого быть…
– Природа плачет так же сильно, как и ты, – кивнул Нариман. – Пойди и посмотри, как все изменилось.
Бьянка спрыгнула с кровати и ринулась к окну.
– О нет! Это все из-за меня? – Она схватилась за голову. – Бедные мои цветы! Деревья! – И бросилась со всех ног из комнаты.
– Оденься, – только и успел крикнуть ей вслед Нариман.
Но из распахнутой двери уже слышалось, как стремительно она сбегала по лестнице, шлепая босыми ногами.
Тут же он заметил ее из окна, вытирая мокрые щеки и сморкаясь в платок, так и стоял с прижатым к носу платком, наблюдая, как металась Бьянка по двору с невероятной скоростью. Он не мог поймать ее глазами, только видел, как мелькала быстрая тень в бежевой сорочке и рыжие пряди.
Видя воочию ее суперсилу, он невольно прикрыл глаза, с содроганием думая о тех испытаниях, что будут извечными ее спутниками. Только теперь он осознал это, что заставило его нервно сглотнуть и боль в сердце стала еще отчетливей. Боже, как вышло, что он стал отцом этого существа?
Внезапно выйдя из ступора, Нариман побежал вниз. Ее могут увидеть постояльцы!
Нужно срочно их чем-то отвлечь. Блины с малиновым сиропом каждому в номер! С чашкой лучшего латте! Пока она так громыхает и наводит порядок в окружающем мире...
Милая моя девочка, Венера Флоренции...
Влюбилась...

Поздно ночью он заметил еще одну быстро мелькнувшую тень, быть может, ощутил движение интуитивно.
Выйдя на улицу, он застал его на веранде с бутылкой рома.
– Что происходит? – спросил Нариман без приветствия, подозрительно щуря глаза. – Что это ты заливаешься тут у меня на пороге? Зачем ты девочку мою обидел?
Хэммэт вздохнул так тяжко, что у Наримана чуть сердце не оборвалось.
– Это чертово зелье не поможет, ты прав, – сказал Хэммэт и швырнул бутылку в урну неподалеку от крыльца. – А Бьянку я обидеть не хотел, клянусь.
Нариман немного смягчился, но все так же продолжал строго:
– Ты пришел, как друг, как родственник, как учитель моей девочки. Но принес свою страшную тайну, которую лично я, поверь, знать не желаю!
Он уселся рядом на плетеный стул.
– Я долго все равно не протяну в этой игре, – заключил Нариман. – Я уйду, и это время не за горами. Время обычных людей летит быстро. Но она останется здесь, с тобой! И что мне думать, Хэмм? Как я оставлю ее на тебя? – Он ударил кулаком по стеклянной поверхности стола.
Хэмм взглянул на дрожащую руку мужчины, на его нахмуренное смуглое лицо, успевшее покрыться глубокими морщинами типичного южанина, на блеснувшие в глазах слезы ярости. Столько любви было в этой ярости, столько преданности и трепета, столько мудрости в этой отважной душе, что Хэмм не выдержал, наклонился – и обнял мужчину за плечи.
– Ладно тебе, приятель, – сказал он. – Я дурак, но не ты же. С ней все будет хорошо, она добрая, сильная и ответственная. Мне уже сказали сегодня, что я осел, – так и есть.
Хэмм снова откинулся на стуле и посмотрел на непривычно влажный и угрюмый пейзаж «цветущего города».
– У меня действительно есть прошлое, которое я не желаю обсуждать. Но скоро все уляжется, очень скоро, поверь мне.
Нариман недоверчиво поглядел на него:
– Обещания даешь какие-то человечьи...
Хэмм неожиданно вскинул голову и расхохотался.
– Тихо, – шикнул на него Нариман. – Ты мне всех сейчас на ноги поднимешь. Ведешь себя, как…
– Мальчишка? – закончил Хэмм. – Это я тоже сегодня слышал.
Нариман покачал головой:
– Что не так с тобой? Неужто правду говорят: чем дольше твой век, тем глубже шрамы? Господи, я так волнуюсь за нее!
– Она не такая как я, Нарим. Она лучше меня в тысячи раз. Там, где я сдуюсь, там, где я сто раз упаду, она проскользнет, как перышко на ветру.
– Что ты мне тут поэзию рассказываешь? – пожурил его мужчина. – Ты мне скажи, как ты себя вести собираешься? Я не вынесу больше ее слез, у меня от сердца скоро ничего не останется, я тебе этого не прощу, понял?
Хэмм взглянул на свои руки, лежащие на столе, и серьезно задумался.
– Я буду оберегать ее, как только смогу, обещаю. Но я не волен приказывать ее сердцу. Я не могу приказать даже собственному. Я не хочу, чтобы она пролила хоть слезинку, и уж тем боле за такое недостойное существо, как я. Мне необходимо обучить ее, это все, что от меня требуется. Нам предстоит работать вместе. Мы как бригада пожарных, или медиков… Понимаешь?
– Ага, – сухо ответил Нариман, он тоже откинулся на стуле и деловито скрестил руки. – Вот иди и сам скажи ей об этом.
– Скажу, – проронил Хэммэт. – Никуда от этого не денусь.
– Почему именно ты? – спросил Нариман, внимательно его изучая. – Именно вот такой вот.... Боже! Я слов таких даже не знаю! Я уж молчу про то, как обычный мужчина чувствует себя рядом с таким, как ты... Но моя дочь... Она никогда не встречала равного тебе и ясное дело... ясное дело, что она потеряла голову... Неужели у вас там, в бригаде вашей, кого-то другого не нашлось?
– Не нашлось, – буркнул Хэмм. – Любой другой был бы таким же.
– А дамочку какую-нибудь прислать не могли?
Хэмм улыбнулся, вспомнив собственные вопросы, которые задавал Алему пять часов назад – как под копирку! Какое все же сильное чутье у отцовского сердца!
– Слушай, нас не так уж много, и не каждый может учить, понимаешь?
– О, – протянул Нариман, – так у вас там еще и лицензию нужно иметь, чтобы преподавать? На летные права тоже экзамен сдаете?
– Ага, – усмехнулся Хэммэт.
– Бедное мое дитя, – сокрушался Нариман. – Мне, пожалуй, самому выпить не помешает.
Он встал и, закатывая рукава, пошел к урне, в которую Хэмм бросил бутылку.
– Что тут за зелье ты пил? Что?!! – воскликнул мужчина, с ужасом поглядев на Хэммэта. – Эта бутылка рома старше меня на целый век, а ты ее в ведро? С ума сошел?
Он принес бутылку на веранду, продолжая возмущенно мотать головой:
– Вон – на самом дне осталось... и где ты такое откопал, паршивец? Я б озолотился...
– На одном острове, в трюме трухлого корабля. Там еще штук двадцать точно есть.
Мужчина пристально посмотрел на него:
– Мне тебе говорить еще что-то?
Хэммэт вскинул два пальца к виску:
– Я все понял, кэп!
– Тьфу ты, – отрезал Нариман. – Как же с вами скучно, нотаций даже не почитаешь. Все они знают…
– Да нет, ты справился, я с удовольствием их послушал.
Нариман отхлебнул из горлышка и вдруг закашлялся:
– Ох, и жгучий черт, твою на лево! – Он выпучил глаза. – Смотри ка, всего один глоток – и заговорил, как пират!
Хэммэт рассмеялся и потрепал мужчину по плечу.
– Ты и есть пират, Нарим, самый настоящий пират, разве кто-то усомнится в этом?
– Вот и гляди мне, – Нариман скосил на него один глаз. – Чтобы девочка наша больше не плакала.
– Не будет, Нарим.
– Вот-вот, – кивнул мужчина и снова отхлебнул, допив остаток. – Ах ты ж... Сидел тут, прихлебывал! Чем ты его пьешь, разве не горлом? О, Аллах! Разбавлять нужно будет. – Он обтер влажные глаза ладонью. – А то потравятся еще мои туристы, не те нынче желудки у мужиков.
– Не те, – мотнул головой Хэмм, и они оба захохотали.

Взволнованная и дрожащая Бьянка сидела на своей постели и, затаив дыхание, слушала весь их разговор.




Часть третья. Глава 5: http://proza.ru/2021/08/31/1275