Ловец заблудших душ. Часть вторая

Она заказала капучино и пирожное с тремя пухлыми вишнями поверх разводов белого и шоколадного крема. Платиновая блондинка, коротко стриженая, с той долей беспорядка в волосах, которая свидетельствует о фантазии мастера и о характере женщины, соединившей элегантность с особым взглядом на происходящее. Кафе на канале Грибоедова было полно, и только за столиком, где устроилась с удобством незнакомка, пустовали два места.
- Странно, - удивился Алекс, решивший выпить глинтвейна по случаю прохладного питерского вечера, норовившего соскользнуть в почти осеннюю стылость. - За другими столиками тесно, как в чреве у арбуза, а возле этой красотки будто граница обустроена . Под электрическим напряжением!!!
Он негромко хохотнул, принял стакан с горячим напитком и устремился к блондинке, благословляя всех ангелов и демонов, сидящих в этом кафе за предоставленный повод уединиться, пребывая среди толпы.
- Разрешите, сударыня?
Его глубокий баритон не завис в воздухе, подобно гигантскому вопросительному знаку, а лёг на ставшее осязаемым пространство картой. То ли визиткой, на которой мелкий шрифт многообещающе делится секретами, а крупный снисходительно помалкивает. То ли банковской, чьи реквизиты намекают на самодостаточность и отсутствие глупого ухарства. То ли "королём пик", решившим не использовать "крап" в делах куртуазных, чтобы не спугнуть "червонную даму" наглым шулерством. То ли куском пергамента, в который завернули золотого жука, обветренный череп и сундук старика Кидда. То ли бескрайней чёрной пустотой, в которой сталкиваются галактики и разбегаются кометы, умирают планеты и рождаются звёзды, болтают о пустяках Боги и важничают бабочки-однодневки.
- Извольте, сударь! - незнакомка легко подхватила игру, словно край длинного платья - шёлкового, цвета тёмного янтаря, заставляющего женское тело жмуриться от удовольствия.
Алекс быстро засунул под стол длинные ноги, стараясь не прижиматься чёрно-белыми кроссовками к туфелькам, которые не стояли чинно и благопристойно, а покачивались на скрещенных в лодыжках стройных ножках. Он решил было начать общую трепотню, которую не раз преподносил под грифом "Только для тебя, любимая" очередной претендентке на роль "полугодовой жены". Но слова застряли у него в горле, запершили крошками зачерствевшего сыра, оползли студнем, в котором, кроме плотного жира, не наблюдается ни лохмотьев говядины, ни кружков варёной моркови, ни аппетитно-прозрачного бульона. На него в упор смотрела женщина из его видений. Глаза, чья зелень менялась ежесекундно, переходя от свежести майского тополиного листа к темноте морских глубин, от переливов полярного сияния к колумбийскому изумруду, были откровенны и насмешливы. Казалось, они говорили: "Ещё один бегун на короткую дистанцию! Воспарит над невежеством мира, стряхнет пыль странствий с пропеллера и лаковых штиблет, обналичит у финиша-банкомата средства на спасение Сократа от цикуты и устремится к следующему стадиону. Ха!!!". Она прижала чашку с кофе к губам, медленно сделала глоток и улыбнулась.
- Да Вы пейте свой глинтвейн, - сказала певуче, - а то остынет и превратится в жуткий компот, искусанный специями. Чувствуется, что Вы обожаете погорячее. Я права?
Алекс же смотрел на алую полоску помады, прижившуюся на краешке белой чашки. Казалось бы, след косметики и ничего больше. Но ему захотелось совпасть своими губами с этим сочным изгибом на кофейной посуде.
- Фелитта, - голос звучал нежно, словно скрипка в руках маэстро. - Можно, чуть короче - Литта. Но никаких Фелечек, Фелюсей, Феечек. Моё имя чувствует себя оскорблённым, когда им манипулируют невежи. А как же Вас зовут? Погодите! Я угадаю сама! Обычно мне это удаётся.
Она слегка наклонилась вперёд, и её глаза стали опасными, будто за зелёными лианами сельвы притаился чёрный зверь, смыкающий челюсти на горле жертвы молниеносно и бесшумно; зверь, гибкий и пластичный, пожирающий Луну и рождающий Солнце; зверь, трущийся загривком об индейские тотемы и входящий Духом в сердца шаманов.
- Ага! - прозвенело, словно ударили серебряной ложечкой по краю хрустального фужера. - Вот Вы и попались! Теперь я знаю, кто Вы, и смогу распоряжаться Вашей жизнью не только по средам и воскресеньям, а... всегда.
Фелитта перевернула его левую руку ладонью вверх и пальчиком написала: "Алекс.".
- Я удивлён. Мало того, я ошарашен, озадачен, шарахнут пыльным мешком из-за угла! Даже не из-за того, что моё имя перестало путешествовать инкогнито между стаканом с глинвейном и блюдцем с пирожным. Вы повторили мои слова, которые я сказал неделю назад своей матери.
Он заглянул ей в глаза, безмятежные, как дымка, обволакивающая ранней весной верхушки берёз:
- Вы - иллюзия, которая мне снится. Сейчас проснусь, и не будет запаха миндаля, громких голосов по соседству и... тебя.
- Зачем же так преувеличивать, Алекс? Иллюзия! Ещё скажите - туманность, "слепое пятно", "мёртвая зона". Ха!!!
Она опустила греховные, влекущие глаза вниз, но не от смущения, как подумал Алекс, а лишь для того, чтобы целиком и полностью отдаться чувственному распознаванию и смакованию пирожного. Литта отломила ложечкой небольшой кусочек, полюбовалась на вишенку, втянула аромат и, прикрыв веки, отправила в рот. Замерла, чуть причмокнула губами, разложила сладость на атомы послевкусия, и проглотила. Алекс, как завороженный, смотрел на её горло, по которому метнулся сгусток удовольствия. Ещё кусочек, ещё один шабаш сладострастия, творимый у всех на виду, но понятый только им.
- Я - ведьма, - тихо произнесла Фелитта и опустила пальчик в стакан с глинтвейном. - Надо же, совсем остыл. А я предупреждала!
Хлопнула входная дверь, и любительница сластей скрылась за ней. В городе уже горели фонари. В канале плюхала и слегка потрескивала вода. По Невскому бродили кошки, музыканты и влюблённые.
- Встречи назначаются на границе Миров, - возбуждённо сказал очередной поклонник эзотерики, терзающий листы "Агни-йоги" у входа в Дом Зингера.
- Я назначаю тебе встречу, зе- ле - но -гла - за - я, - подумал Алекс и услышал, как ветер с Невы ответил:
- Приду...