Образ будущего нашей цивилизации для Путина

         На ютубе размещён видеоролик, в котором Михаил Хазин и Александр Казаков ведут речь об «образе будущего нашей цивилизации завтрашнего дня».
https://www.youtube.com/watch?v=6yE-ZCxFsp0
         Вначале выступил Хазин. Он сказал, что «мы должны в достаточно короткий срок сформировать тот образ будущего, который приведёт к той картине, которую обозначил президент РФ В.В.Путин».
         «Обозначил Путин очень важную позицию. Дело в том, что образ большой семьи это базовый архетипический образа русского человека. Большая семья это очень старый архетип. Образ, который выстроил Путин ультра консервативен. Большая семья должна быть основой общества».
         «Для того, чтобы существовала система, в которой могла бы существовать большая семья необходима экономическая модель, которая такую семью поддержит. Когда речь идёт о натуральном хозяйстве, всё понятно. Ни одна современная экономическая система для этого не подходит».
         Для чего нужна «большая семья» современной России, Хазин не пояснил. Поэтому возникло подозрение, что дело в демографии.
         Во-первых, либеральная революция 1990-х привёла к демографическому переходу под названием «русский крест» и к хронической депопуляции, демографическому кризису. Во-вторых, материнский капитал показал свою низкую демографическую эффективность. Эгалитарная нуклеарная семья слабо отреагировала на фертильную стимуляцию. В-третьих, государство испытывает  затруднительное материальное положение во время кризиса.
         Поскольку доиндустриальное аграрное общество с его трёхпоколенной патриархальной семьёй не испытывало проблемы низкой рождаемости, сама собой стала напрашиваться консервативная мысль о возрождении патриархальной семьи. Тем более, что кое-где, в сёлах на Кавказе, например, как пережиток, она ещё сохранилась.
         В целом же нужно сказать, что семья эволюционировала вместе с обществом. Она возникла с распадом родового строя, и в условиях патриархального аграрного общества была трёхпоколенной, большой и многодетной. Рождаемость тогда была достаточно высокой.
         Промышленная революция, вызвав индустриальный переход, изменила общество, урбанизировало его. Крестьянство пролетаризировалось, численность его сокращалась. В индустриальном обществе на месте патриархальной (большой многодетной) семьи появилась эгалитарная нуклеарная (двухпоколенная малодетная) семья с двумя равноправными родителями и несовершеннолетними детьми: пролетарская или городская семья. В это время рождаемость перестала обеспечивать даже простое воспроизводство населения.
         Поскольку консерватизм появился во время либеральных, то есть буржуазных революций в Европе, как реакция дворянства, то консерваторами должны были назвать тех, кто за феодально-монархический социальный проект, а либералами тех, кто за буржуазно-олигархический социальный проект. Консерваторы это как бы ретрограды, а либералы это как бы новаторы. Одни стоят за старое, другие отстаивают новое.
         Между старым и новым идёт борьба. Новое отрицает старое. Оно стремится уничтожить его напрочь, но этого не случается из-за отрицания отрицания, из-за диалектики. Поэтому говорят, что всё новое это хорошо забытое старое. Например, погоня за выгодой, прибылью появилась ещё в Шумерах при рабовладении, но капитализмом назвали буржуазный строй.
         Но и полное возвращение к старому невозможно, так как исторический процесс ходит не по кругу, а по спирали. Всё повторяется, но на новом витке, в новых условиях. Ну а буржуазные условия могут смениться только более новыми условиями, но не старыми, феодальными. Но если в живой природе новое появляется в силу мутации и естественного отбора, то в обществе новое изобретается изобретателями.
         Так в своё время был придуман социализм, но история из-за ошибок в проекте привела строителей социализма к государственному капитализму, тем боле, что капитализм не был ещё исчерпан до конца. Сегодня после крушения СССР и государственного капитализма настала очередь крушения олигархического капитализма, либерализма, который уже не связан с новаторством. Кроме того он ведёт общество к вымиранию, тогда как патриархальное общество вело к перенаселению.
         Вслед за Михаилом Хазиным выступил Александр Казаков. Он сказал, что «большой семье, союзу таких семей не нужна идеология». «Запрос на идеологию, он ложный. Может быть даже, что это ловушка. Дело в том, что большие интегральные идеологии, которых две, это либерализм и консерватизм, остальные идеологии производны от них, всё это 19 век. У нас на дворе 21 век».
         Эти слова Казакова подводят нас к мысли, что России, а Россия по Конституции это государство, не нужна ни либеральная, ни консервативная идеология. Большая семья, союз таких семей должен стать основой общества, «образа будущего нашей цивилизации завтрашнего дня», который по мнению М.Хазина, «ультраконсервативен». Получается, что традиционная система ценностей это не идеология, не система идей, запечатлённых в слова, составляющих текст, дискурс. А что такое ценность сама по себе непонятно, поскольку система ценностей не существует оторвано от системы вещей и идей.
         Далее Александр Казаков сказал: «Ностальгия, которая наблюдается в нашей стране, не связана с коммунистической идеологией. Она связана с понятным образом будущего. Когда ребёнок в нашей стране входил в сознательный возраст, он знал, что с ним будет, включая его будущую пенсию, жильё, гарантированное будущее, которое государство предоставляло человеку. Об этом (образе будущего) ностальгия, не о коммунистической идеологии».
         Эти слова Казакова, в свою очередь, подводят нас к мысли, что образ будущего человека в сознательном возрасте это его личный проект, который привязан к существующей системе общественных, производственных отношений. Поскольку в советском строе вся собственность была государственной, каждый гражданин знал, что холостяку обеспечено проживание в общежитии, а женатику без детей в однокомнатной благоустроенной квартире. Семье с одним ребёнком доставалась двухкомнатная квартира, а семье с двумя разнополыми детьми – трёхкомнатная квартира. Каждый знал, что заработки у рабочих выше, чем у колхозников, и в городе больше культурных развлечений. Существовали различия между городом и деревней. И чтобы из села молодёжь не утекала в города, в период индустриализации их лишали паспортов. Зная всё это и кое-что другое, каждый формировал образ будущего.
         Затем Казаков сказал: «Идеология это доктрина, которую на вооружение берёт государство. Государственная машина говорит, что эта доктрина теперь обязательна для всех. Идеология разъединяет, а не объединяет, потому, что нет такой идеологии, которой придерживаются все члены общества. Поэтому как-то надо решать эту проблему. Ну, в 1920-е годы мы эту проблему решили. Вначале была гражданская война, потом многомиллионная эмиграция, те, кто остались, стали строить страну. Но 20 лет это была машина по уничтожению оппонентов, кто не с нами, тот против нас». «Это и в либерализме. Смотрите, сегодняшние либералы они готовы нас расстреливать, потому, что мы не с ними».
         То есть Казаков полагает, что марксизм это доктрина. Она была обязательной для всех, но только в коммунистическом обществе, где нет буржуазии и буржуазной собственности, нет буржуазных общественных (производственных) отношений. Это общество тотального государственного найма называли бесклассовым. Поэтому никакой иной классовой идеологии, кроме пролетарской идеологии не предусматривалось. Поэтому в переходный период были жертвы. Это буржуазия и дворянство не желавшее пролетаризироваться, подвергаться межклассовой мобильности.
         Получается, что если в обществе нет антагонистических классов, то нет и противоположных идеологий, а также противоположных систем ценностей. Общество, в котором существует один класс это бесклассовое общество. В нём одна единая идеология и система ценностей. Это касается и наций. Там, где нация одна, там нет национализма.   
         Далее Казаков заявил, что «вместо идеологии как таковой - век идеологии закончился – нам нужно искать другую форму коллективного самосознания, которая принимается подавляющим большинством наших людей». «И эти формы есть. Мы выходим на них с понятием «большая семья». Она потому большая, что базируется на традиционных (консервативных) ценностях. И сегодня идёт война именно по этой линии фронта. Это война с агрессивными меньшинствами сексуальными, политическими, культурными и т.д. Причём в «Западном проекте» они смогли навязать себя».
         Здесь в этих словах мы видим, как господин Казаков уходит от противостояния либерализма марксизму к противостоянию либерализма консерватизму, существующему в лице церкви, монотеизм которой был теистической идеологией дворянства, феодализма. Затем Казаков переходит к противостоянию меньшинства большинству, от чего возникает впечатление, что традиционные ценности относятся именно к большинству.
         «Это агрессия по отношению к традиционалистскому большинству»,- говорит Казаков. «Это и есть то, что иногда мы называем словом идеология. Да, здесь есть набор идей, единая система ценностей».
         Возможно, господин Казаков, если сам не заблуждается, то умышленно вводит в заблуждение слушателей, занимается софистикой.
          Он говорит: «Традиционные ценности, откуда они у нас взялись? Есть несколько процессов в недавней нашей истории, которые привели к сегодняшнему корпусу традиционных ценностей. У нас есть миф, что у нас было две России, дворянская и коренная народная. Полная фигня. Оказалось, что дворянское сословие в таких вопросах, как воспитание детей и крестьянское сословие в этих же вопросах совпадают на 99%. Детей учили одному и тому же. У нас есть дворянская культура и есть крестьянская культура. Каждая из них базируется на комплексе ценностей, которые на самом деле одинаковые».
         Заметим, две культуры, это не одна культура. Иначе у них не было бы отличий. В рамках русской культуры это её классы, сословные или классовые субкультуры. Поскольку с нарождением класса буржуазии и пролетариата появились их культуры в России, то их также можно отнести к классовым субкультурам родового понятия «культура России».
         Далее Казаков говорит: «В 1930-е годы в России появились такие явления культуры, которых раньше в ней не было». «До революции в российской империи не было национализма вообще. Национализм появился в 1930-х. Это результат деятельности Сталина и его команды. Это был позитивный национализм, который был носителем имперского сознания. Струве Петр Бернгардович (1870-1944) в своё время написал, что «наша страна развивается одновременно, как империя и как национальное государство». У нас даже национализм имперский. Национализм разваливает империи, а у нас он имперский. В Европе внутри империи формируется нация, единый язык, в России нет такого.
         Слова Казакова, что национализм появился в 1930-х. как результат деятельности Сталина и его команды, которая, кстати сказать, была интернациональна, вызывают недоумение. Если бы было сказано, что в 1930-х появился имперский интернационализм, то это было бы ближе к делу. 
         В заключение Казаков сказал: «Сейчас от требования идеологии надо отказаться и основывать нашу цивилизацию завтрашнего дня на традиционных ценностях, которые надо собрать, систематизировать и начать транслировать собственному народу».
         Размышляя над этими и другими словами Казакова, а также и Хазина, невольно приходишь к мысли, что в современной России нет единства. Это не только её проблема. Ранее эту проблему решали марксисты и фашисты (национал-социалисты), но неуспешно. Сегодня её решают так называемые консерваторы и либералы глобалисты. Решают её они на практике.
         До них эту проблему решали философы с древних времён. Так Платон, например, сказал, что одно есть не просто многое, а единое многое. Оппоненты ему отвечали, что нет двух идентичных вещей, это одна вещь, а одно не существует.
         Получалось, единое есть идентичное множество, сотворённое по одному шаблону, образцу. Так святые отцы, сказав, что человек создан по образцу и подобию божьему, мыслили бога образцом. Все, кто верили, составляли одну общность – нечто одно единое.
         Религия служила до поры скрепой, но не буржуазному (либеральному) обществу. Национальная скрепа в виде создания общества из арийцев также изжила себя. Общество из одних пролетариев не устояло. Проблема же осталась. В традиционной логике она решаема на пути один класс, одна нация, одна вера. Эклектика же словами, нет идентичных вещей, одно не существует, разрушает этот подход.
         Не может быть и того, чтобы все семьи построились по одному образцу, хотя образец может быть принят властями. Хотя даже индивидуализм строится по одному образцу. Но это образец не святого Духа, а сакральных ценностей. При этом дух один, а ценностей множество. И это множество не едино, так как ценности не идентичны друг другу. Например, есть гомосексуальная ценность, и есть гетеросексуальная ценность. В результате сексуальная ценность расщеплена. Расщеплена и коллективная форма полового сознания. Чтобы этого расщепления не было, нужно запретить одно из двух, что не демократично по нынешним меркам.
         Вот и решайте, что делать с коллективным сознанием, мышлением. Навязывать ему унитаризм, или эклектический плюрализм, или то и то? Какой подход выбрать, конъюнкцию, или дизъюнкцию?
         А ведь товарищ Михаил Сергеевич Горбачёв  в 1985, провозгласив многообразие форм собственности и новое мышление, плюрализм, тем самым провозгласил эклектику (горбачёвщину).
         Мы живём в эпоху Горбачёва. И вот видим, что появление «большой семьи» потребует появления семейной формы собственности на землю и на средства труда, то есть коллективной формы собственности. Что произойдёт тогда с  производственными отношениями и способом производства, какими они станут? Что это будет за модель, если в ней найдут место и частная и общая формы собственности? Кроме того, труд в семьях не будет наёмным. И если все семьи окажутся большими, что заставит их находиться в сельской местности, то где будет источник свободной наёмной рабочей силы для олигархии? Пойдёт ли она на это?
         В целом же нужно сказать, что эпоха эклектического плюрализма не должна смениться эпохой унитаризма. На эту мысль наводят процессы, которые идут в США и в Украине. Там наиболее ярко эклектический плюрализм схлестнулся с унитаризмом, но ни одна из сторон не может пересилить.
         В США за эклектиков демократы, а за униатов республиканцы. Там гомосексуализм не может победить гетеросексуализм, феминизм не может победить сексизм, чёрные – белых и т.д. и т.п.
         В Украине за униатов националисты, за эклектиков все остальные коренные народы. Видимо, дело идёт к тому, чтобы социальное равенство уравновешивалось социальным неравенством, либерализм уравновешивался  консерватизмом, феминизм – сексизмом, гомосексуализм гетеросексуализмом и т.д. и т.п.
         Это значит, что впереди новое мышление, когда не нужно выбирать одно из двух, так как третьего не дано. Впереди нечто третье: и то и другое. Впереди новая, постгорбачёвская эпоха.