Пряники

О Всеволоде Марковиче соседи говорили, - «Этот селёдку голыми руками есть не станет». И то была чистая правда. Сегодня по мягкому, зимнему вечерку, надеясь быстро разрешить бытовую проблему, он направился в жилищную компанию, что распологалась в старосоветском двухэтажном здании. Ремонтировалось оно, а точнее сказать поддерживалось местами, но видно, что постоянно и экономно. На фасаде каждая латка имела свой оттенок. Внутри деревянный пол как лоскутное одеяло был застлан разноузорными кусками линолеума, а двери кабинетов напоминали прожитые десятилетия. Так в бухгалтерию вела, тяжёлая обитая дерматином, к директору пластиковая, смех экономистов просачивался сквозь еловые рейки с густыми подтёками олифы, и лишь распахнутая с отверстием вместо ручки дверь уборной говорила о полувековой несменяемости.
Пройдясь мимо пёстрых предвыборных плакатов, Всеволод Маркович расстегнул верхнюю пуговицу пальто и, подтянув синий галстук, постучался к экономистам.
- Добрый вечер, позвольте у вас узнать, к кому можно обратиться по вопросу работы домовой вытяжки?
Смех прервался, и кабинетные дамы, проверив причёски, обратились к компьютерам, а бойкая блондиночка, передёрнув плечиками, посоветовала пройти к слесарю на второй этаж, что в комнате сразу после лестницы.
Всеволод Маркович проследовал наверх. В скрипе скошенных ступенек послышались звуки вальса. На минуту он почувствовал себя музыкантом. Переступая ногами вниз, вверх и стороны он попытался что-то исполнить, но побоявшись быть замеченным, вышел в тусклый коридор. 
В указанной комнате, слесарь в кожаной куртке и лисьей ушанке разговаривал по телефону. Во время ожидания Всеволоду Марковичу почудилось, что по мелодии шагов в исполнении старой лестницы угадывался возраст, пол и даже настроение человека. Услышав в кабинете тишину, Всеволод Маркович постучался и, испросив разрешение войти, изложил суть проблемы.
- Извините, пожалуйста, мне посоветовали обратиться к вам. Я из 19 дома, в нашей квартире окна постоянно влажные, супруга говорит, что даже бельё не высыхает, наверное, в вытяжке засор, а у нас малыш, можно попросить вас о помощи.
- Так 19 дом. Пятиэтажка, что ли?
-Да, это здесь через дорогу, буквально в трёх минутах ходьбы.
- Три минуты это когда самому нужно, - как бы самому себе ответил он, и потянул загнутую вверх папиросу. Обстановка комнаты была свойственна мужичьей берлоге: инструкции о технике безопасности , календарь с обнажённой красавицей, тиски, шкаф с обвисшей дверью, продымленные шторы и почему-то на подоконнике бюст Хрущёва.
 Сменив размеренность на деловитость, слесарь погрузил папиросу в широкую пепельницу и смахнув в ящик игральные карты, с какой-то наигранной вежливостью поинтересовался.
- Когда лучше подойти до обеда или после?
- Было бы хорошо после обеда, я прибуду с работы, и буду вас ожидать, квартира у нас 29-я, вот моя визитка с телефоном, я здесь адрес подробно записал.
-Хорошо, завтра. Только давай сразу договоримся, чтобы дома кто-нибудь был, а то бывает, придёшь, звонишь, звонишь и тишина.
- Не извольте волноваться, мы все будем дома, тем более супруга в декрете. Благодарю и доброго вам вечера.
Улыбаясь Всеволод Маркович пропарил над деревянными ступеньками и для тёплого приёма слесаря забежал в пекарню. Дома опереточным солистом он похвалился своей супруге Анне Герцевне.
- Вопрос с вытяжкой решён! Всё завтра будет хорошо!
- Артист. Точно всё будет хорошо?
-Конечно, слесарь пообещал быть завтра после обеда.
- А ты заплатил ему или хотя бы пообещал отблагодарить?
- С чего это, мы же по квитанции всё оплачиваем, они обязаны ремонтировать, - попытался возмутиться он.
-Ну-ну, удачи вам – улыбнулась Анна Герцевна.
На следующий день Всеволод Маркович, отправился на обед домой. К приходу слесаря на столе красовалась ваза с разноцветными пряниками, неоткрытая банка кофе и на всякий вкус настаивался жасминовый чай. 
Ему хотелось удивить незнакомого человека, оставив о себе добрую память. Вскипячённый чайник снова остыл и в начале пятого часа, Всеволод Маркович подыскивал слесарю оправдание. Вариант с форс-мажором ему понравился, - но позвонить и предупредить, всё-таки можно было, - негодовал он, вытирая влагу на тёмном окне.   
***
Расшатанные гвозди ступенек как толстые струны сегодня провыли  что-то невнятное, не ритмичное.
Всеволод Маркович постучался к слесарю и, услышав корявое,  – да-да, - вошёл. 
- Добрый вечер. Вы меня простите, но мы договаривались вытяжку посмотреть. Я вчера отпросился с работы, прождал до вечера, а вы извиняюсь, даже не позвонили.
-Ты с 19 дома, по-моему.   
- У вас прекрасная память.
- Не поверишь! Вчера собрался к тебе, но срочно вызвали, в 8-ом доме труба протекла. Давай завтра, но только чтобы точно. Буду после обеда. Так что встречай, - ответил он, но сейчас как-то нагловато и весело. Даже бюст Хрущёва в его шапке надвинутой на затылок, казалось, шутил заодно с ним.
-Хорошо, но если у вас вдруг окажутся безотлагательные дела, то дайте знать. Пожалуйста, - надавив на уважительное слово, Всеволод Маркович попытался обозначить пределы своего терпения. 
- Всё, всё решено, извини брат, бывает, вас много, а я один, - махнув рукой, слесарь обрезал разговор и принялся наматывать металлический трос на руку. 
В обозначенный день на столе вновь засверкала ваза с пряниками и открытая банка кофе. Однако ближе к четырём часам Всеволод Маркович не стерпел и, накинув старую куртку, направился в жилищную компанию. Только что помытая лестница под ногами лязгала как сабли. Постучавшись в слесарку, он обнаружил её закрытой. Соседние двери также была на замке, а на первом этаже бойкая блондиночка пояснила, что ни телефоном, ни местом пребывания слесаря они здесь не ведают, и вообще управы на него нет никакой, потому как нет желающих на его место.
Взъерошенный Всеволод Маркович вернулся домой, и ничего ни говоря, Анне Герцевне, принялся пить кофе и, глядя в одну точку, крошил цветные пряники.
Всю ночь он проворочался, несколько раз вставал и уходил на кухню, а когда вернулся в спальню, то больно ударился мизинцем о ножку дивана. Проскулив, он разбудил супругу с ребёнком, и сам заснул лишь под утро.
***
Всеволод Маркович на работу не вышёл. Позанимавшись гантелями, он вновь направился в жилищную компанию. Бой боевых барабанов нарастал от похлопывания ладонью по облупленной краске перил. Осознание равнодушия к своей персоне придавало решительности, но ещё не приходило понимание, как правильно убедить этого человека. Перед дверью он услышал, что слесарь не один и остановился подождать, а заодно поразмыслить как повести разговор, чтобы этот визит оказался крайним.
Неожиданно из-за двери понеслась крепкая ругань. Всеволоду Марковичу это показалось непотребным.
 –Так нельзя предъявлять претензии, даже если, слесарь не прав, - думал он.
За дверью последовал смачный удар кулака по столу. Видимо подскочила пепельница и, выкручивая обороты, долго не могла улечься на место. Неприкрытые выражения посетителя буквально брали за грудки беднягу-слесаря. Всеволод Маркович хотел уже вмешаться и пресечь эдакое хамство, но редкий внутренний голос остановил его крайне жёстко, – Стой дурак и слушай. 
Подсознание Всеволода Марковича дало сигнал подчиниться указанию. Улавливая эмоциональную волну, он невольно стал ею заряжаться. Из слесарки вырвался раскрасневшийся мужчина, матерясь и едва удерживаясь за перила, он чуть не прокатился вниз по скошенным ступеням.
Дверь слесарки медленно закрывалась, и Всеволод Маркович понимал, что момент наступает. Ему надо было решить: остаться собой, или вспомнить, что он вообще-то глава семейства.
- Нет, ещё раз поговорю с ним, - подумал он, - слесарь человек видимо занятой, а я сам, а точнее супруга ещё немного поборется с влагой, - и сделав шаг назад как бы отступил.
Почему-то в памяти промелькнула женщина из советского детства. Тогда пристыдив мужа словами, - Чего стоишь, как истукан или бабе воевать положено? – в итоге сама разогнала мужиков влезших без очереди за курами. Он вспомнил, как тогда по длинной очереди понеслись неприятное шушуканье, смешки. Любопытные взгляды заставили её мужа прятать лицо за воротником пальто так, что вся голова стала сплошным затылком.
Сейчас он был на его месте, и хотя вокруг не было ни души, он увидел взгляды осуждения. Не выдержав такой пытки, он как боксёр растёр щёки и, буквально вломившись в комнату, с порога обрушился на слесаря.
- С обеда и до вечера я каждый день тебя дожидаюсь, а ты даже позвонить не можешь. Сколько, в конце концов, это ещё будет продолжаться?  И далее он понёс такое, что и передать страшно.
Во время извержения монолога Всеволоду Марковичу показалось, что и слесарь, и тишь соседних кабинетов, да и вся атмосфера в целом восприняли этот ужас как обыденность. Казалось, что всё вокруг говорит ему, - Правильно, давно так надо было.
В окончании Всеволод Маркович, словно приперев слесаря багром к стене, подытожил, - Что молчишь? - и стал ждать ответа.
В это время глаза слесаря, наполнялись уважением к Всеволоду Марковичу и будто бы, вымолвили, - Ну вот видно, что наш человек без всяких этих: извольте, извините.
Слесарь поднял с пола брезентовую сумку с инструментами, и как-то по-дружески сказал, - пойдём.
По дороге разговор их был тихий, и понимали они друг друга как старые друзья. Слесарь успел рассказать о не лёгких этапах своей жизни и что третий раз женился, так как не может жить без семьи. В квартире, изогнувшись на табуретке, он специальным зеркальцем пытался рассмотреть в вытяжке небесную синеву. Потом забрался по чердачной лестнице на крышу, послышался шорох и из вытяжки посыпались мелкие камешки. Через некоторое время, матеря родственников директора, что недавно латали крышу, он вернулся с куском мятого рубероида.
-Вот, в вытяжке нашёл, хотел вас позвать у вас руки вроде подлине, но изловчился и отвёрткой поддел, так что живите теперь спокойно.
Всеволод Маркович, смахнул паутину с плеч слесаря и поблагодарив его сердечно извинился.
В квартире наступила тишина, влажность с окон исчезла и вроде бы всё хорошо, но вечером Всеволод Маркович не вышел на семейный ужин. Он устроился в тёмном углу, чтобы помолчать там до ночи.
Уединение нарушила Анна Герцевна, - Конечно, Ваше благородие, не ищет лёгких путей, поэтому и страдают все. Пойдём, я шарлотку испекла, - и как ребёнка повела его за руку к столу.