Марьины пя тёнки

«…ко невестам будь приметливым, да,
выбирай-ко сибе сужэну.Дак
твоя сужэна, да ряжэна, да
за столом сидит наряжэна,дак,
а сидит-то она городом, да
на ей платьице-то золотом, да
на головушке жэмч;юг-скаче;нь,
на правой ручиньке злаче;нь-персте;нь»
     (вытегорская свадебная) 

                               
«Федю;нька, во;то-где свё;клина, на-ко вы;режы поскоряя с ей  коробу;;;;шку! А ты, Кили;нка» - Ири;нья повернулась к дочери: «Оох–ти мне;ценьки! –всплеснула она руками, глядя на замурзанную мордашку девочки: «Да-ко, я тя  умою, нет и лицика не видко! Не отворацивайсе, не отворацивйсе, да руки-ти убери, лицё-то, дай, сполосну! Ну ак и што;-што мо;кро, вода всегда мо;кра. Во-от - топере все увида;ют: кака; ты румя;на да приго;жа» -приговаривала мать, утирая пухлые щёчки своим подолом:  «А это штобы не хто красоту твою де;вицью не зглазил бы. Да оде;рни, одерни сарафан-от, нет испо;тка виде;ице – не хорошо это! Оой како; ище; глу;по место – не цё ище; не понимат ;!» - ворчит она оглаживая, охорашивая девчушку: «У деушки волосьё завсегда должно быть прибрано, уцёсано. А мы, во;то-где, ба;нтицёк вплете;м в ко;сыньку–ту, да и пойдём пра;зницеть!»; 
 «А какой но;нь празник?» - голубая прозрачность за белесой каймой ресничек замирает  над солнечными конопушками.
 «Пришла пора  лето проважа;ти – ушло ле;тицько за моря-окияны, за камень-алаты;рь» - бабушка Уля ласково глядит из-под выгоревших за лето бровей: «Уж и тра;вы ро;сны тене;тами все опутаны – в лугах-от уж Марьина пря;жа лета;т».
«Это которой Марьи?» – встрепенулась Кили;нушка: «Это котора за пецькой сидит?»  «Што ты, штот–ты, помилуй тя Хосподи, и не поминай ие; - бабку Ма;ру запе;цьну! - перекрестила внучку Еремеиха: «Не про ие, не про ие! Тая-та Марья  с на;шои дерё;веньки бывала. В кои-то веки живала тая Марьюшка с отцём-матерью у нас тутока в деревне, и;хна изба на дру;гому конци;, за ко;рбой, ну, там где-ка овёс-от вы;сеян. И така- ли, знаш, она была рукоде;льня, така; старательня - луццёи пряде;и было не сыска;ть! Да слуцись с ей как-то опло;шка, а было это в пя;тёнки, ну, на пятой дён  ба;бья  лета – вот как раз бы сево; дни, но. И вот сидит эта Марьюшка под око;шоцьком, сидит это, пряде;т, писни поёт, кужэль тянёт, аж веретено пляшот – так скоро она ево крутит. Ну, а туто; кота;шка –  от ыть бес-от  какой, возьми да и покати верете;нцико - така глупа кощё;нка, но! Марья ско;цила за има;, за веретеном-от, да тожо, вот как ты щяс, и помянула бабку Мару. О-ой, Цяри;ця-ма;ти небесна, та;я как осерця;ла бабка-та Мара – ноко помянули ие; не вовре;мё, ка-ак осерця;а-ла!.. Да и наслала на нашу-ту Марьюшку мух кусациих видимо-не видимо! Вот оне – мухи-ти  пряжу Марьюшкину ; всю при;рвали, всю-ту привсю рошшы;ньгали - ростилиска;ли, да по; ветру и росташшыли!  Вот и летат тая пряжа в осени;, и по; сю по;ру летат, опутыват  бабьё летико, завораживат! Утра;ми-ты  ро;сными в травы; ровно тене;та сребря;ны роскинуты, а тольке протря;хнет мале;нё, ободня;т, спаду;т ро;сы, и зацьнут летать паути;нки. За всё цепля;юцце, ко всёму льнут, везде липнут! А мух и не стало, пропали все как-есь згинули. Вот с тые;ё поры и стали  их захора;нивать. Лето ушло– и мухи жызни нет! Ак  ну;нько-то празник - похороны  мухины, да –комари;ны да,  разныих мо;шок-бло;шок,  тарака;шэк да.»;
«Оой, как мине; их жа-алкоо!» - Кили;нка спрятала  личико в ладошки, готовясь заплакать:  «Ооой как жаалко–о!» - запричитала она, по старушечьи раскачиваясь из стороны в сторону.
«Не хныкай! Заню;гандала не об цём-от!» - напустился на сестру Федю;нька: «Эле забыла как оне; тя куса;ли?» 
«Да не жали;й ты ых- собак кусациих, не жали;-ий! Не об цём реви;ть, цё жали;ти, оне; на; лето опе;ть тутока; будут, не цё об ых тужы;ти! Не плаць, давай!  Мы вот ых щяс!» - замахивается  бабка полотенцем на мух, старательно мывших лапки на крынке с молоком: «Кыш-ша, вы надое;дныё! Но-ко, муу-ха по-за муу-хе…» - припевает она, явно веселя внучку: «летии-тё, летии-тё, кышша, я вот вас! Лето убежало, и вам пора, кышш-ша!». 
«Оля;на,..» - усмехается дед, спрятав бороду в кулак: «…ты по;што рукотё;рником-от?  Оне; ить ево; не бо;льнё и страша;цце! На-к…» - бросил он, с печи, свои штаны: «штобы наза;всё летати к нам охо;тку сте;шыли!». 
«Ой-войвоо;й, а я, вот ыть стара-та куриця, запамятовала, ить дедовы-ты порты – само верно!» - смеясь подхватила Еремеиха:  «Килинушка, отворе;й-отворей скоря;е двери-ти! –обернулась она к внучке, с интересом наблюдавшей за изгнанием мух.  «Кыы-шш, кы;ш-ша, мухи - комаровы подружки, не место вам тутока, кышш-ша, летитё-летитё, ужо вот я вас де;дковым-от порта;м!». 
«Таак ых, так-роста;к!» - помогал, веселясь на печи старый Ереме;й.
« Ну типе;ре нас не хто не ку;сит!» - Иринья  ласково обняла дочушку, погладила по голове, заглянула в глаза.
«А мы подём куда?» - напомнила та, и её лукавая улыбка  развеселила всех.
«В луга подём, има;ть Марьины пя;тинки!» - обнимает её мать: «Ста;нём хороводы з девкам водити, песни пети, мух хоронить». 
«Ты то;ко носом-от тамо не швы;ркай, нето; всех жонихов роспуга;ш!». 
«Каких жонихов, баб Уля, каких жонихов?».
«Ак  ыть кому –што: кому похороны, а робятам всё бы за девкам. Им мухи-ти што? Им бы тольке девок гледеть!» – смеётся Еремеиха: Скоро вот и ты у нас заневе;стисе!»- она нежно прижалась щекой к детской ладошке.
«Бабам одно на уме -жониха отхватить!»– ворчит с печи Еремей. 
«Но-о, да и ты-то у нас был непро;мах!» -не уступает Еремеиха: «Небо;сь за ко;жну вецёрину затыка;лсе! Не;уж забыл?».
 «Нуу, на-ча-лоось! – смеётся Иринья, набрасывая на плечи гуля;рный плат: «Ак мы пошли уж, бу;ди! Федюнька, изла;дил, ли нет?». 
«А то;о!» - в голосе сына гордое превосходство.
«Муху-ту покла;л? Ойи,  крышоцьку прила;дил – как взапра;вдошно полуцилосе! Экой ты у нас мастерово;й, да натоди;льней!» - восхищается мать, приглаживая  непокорный завиток на сыновней голове. «Кили;нка, побе;гли нето…Акили;на!..И-и;ко, уж она з девкам – востру;ха какая!».
А Килинка, ухватившись за руки с подружкой уже припрыгивала в цветистой праздничной толпе, направлявшейся вдоль деревни к заовражью. Девки, молодухи, разнаряженные в гуля;рные сарафаны и расшитые речным жемчугом кацаве;йки, несли на вытянутых руках морковки, репы, свёклины с дохлыми мухами внутри, и пели протяжно, с подвыванием, как и положено на настоящих похоронах: «Попрыгунья блошка протянула ножки, муха перестань летати пора мухам помирати» - запугивали они летающих мух, чтобы тем не захотелось возвращаться к  людям.
«Давай -давай, девки, давай веселя;й, а нет жонихи не услыха;ют!» – ехидно  похохтывали с зава;линок старики.
«А о и писён-от у вас – с коро-мысёл-ко. Съела муха комара, не оставила пера»  - дёрнул с плеча гармонь гуля;ка и бабник Ёська по прозвищу Лягушонок: «Охы  ла-пыти моеэ – цётыре обор-ки, хоцю до-ма заноцюу-ю, хоцю у Е-гор-ки» - и, лихо присвистнув, он увязался было следом, но девки на него шикнули, затолкали, защипали, отгоняя: «Ище; зглазиш!» - и двинулись дальше. 
Ири;нья поспешила к дочери, сунула ей в руки свёкольный гробик с дохлой мухой: «На, мотри; не вырони!» -и пошла рядом, внутренне наполняясь всеобщим настроением.
Шествие сопрвождалось шумом, криком; хлопали двери, ставни окон… «Кышша-а! Кышш, мухи!» -неслось из распахнутых окон, а вездесущие мальчишки, азартно гоняясь с тря;пками за жужжащими мухами бежали следом за толпой;  и, весело задрав хвосты, не отставали от них верные Дружки,  Трезоры, Барбосы, щёлкая  зубами, они пытались с налёту куснуть нахальных, неуловимо ускользающих в воздухе обидчиков.
Парни не принимали участия в этом спектакле, у них была совсем другая забота. Сговорившись ещё с вечера, они давно затаились в зарослях ивняка в овраге, поджидая девок.               
Вот девки вышли за око;лицу. У подножья холма - там  где молоденькие берёзки, обега;я вросшие в землю серые валуны, стремились к деревенской околице, процессия остановилась. Девки заголосили громче, запричитали, закапывая мух, а сами краем глаза  приглядывались к ближайшим кустам - там могли прятаться парни. Девки знали, что в эту минуту их тайно, с пристрастием разглядывают, возможно, их будущие мужья. И бились трепетно сердца девичьи: «А вдруг завтра засва;тат!»  И каждая хотела быть замеченной, избранной. И старались попасть на глаза жоланному, но так…неназойливо - ровно бы невзначай, ненаро;ком. «…штобы, не дай Бох, не подумал бы  заба;ушка, што он до;рог и люб, да не загордилсе бы жадо;бушка!».   
А парни  смотрели на них сквозь шелестящую листву, смотрели на подружек своих детских игр, смотрели так, будто видели их первый раз. Сейчас они выбирали одну - единственную на всю жизнь, «…не на; ве;цёр-два, а на всю жизнь, навсегда!» - выбирали жену. «А жона не дельни;ця – с руки не стряхне;ш, другу; не наденёш!» - и парни не спешили. Взгляды их были пристально-любопытны: то быстры и пронзительны, то медленно-жадны, истекающие ласковой негой, взыгравшего воображения, от скорой возможности обладания… парни выжидали.
Но, вот девки, отряхивая подолы, направились в овражек к звенящему там ручейку, обмыть руки.
«Блоха  щё-локы щело-чила, муха веники мочи-ла» - высоким голосом завела Федоска. «…а мочала-та не сушоны – с лесу лыка приташшоны» - подхватила  Надейка.
И тут из засады. выскочили парни. Облапив жоланных, давно облюбо;ванных, шутя тянули их в ру;чей. Девки с визгом, и;фканьем отбивались, брызгались водой, и подбирая подолы, бежали к околице. Выбежав на прога;лок посреди деревни, девки, взявшись за руки пошли навкру;ги. «Веретёна не тоцёны - с Ле;мы брёвна прикацёны. Девки, бабы ли прядут, прялки на небо кладут» - вновь запели Федоска с Надейкой, разводя хоровод в разные  стороны.. «А о-о-о и лёо-ли, о и лё-о;лии-лёли;…» - подхватили остальные, послушно расходясь  в два круга. Песня за песней, круг за кругом… Федоска с Надейкой – выдумщицы, лучшие в деревни плясе;и-пе;сельницы шли впереди, и то рядом, то расходясь, вели девок за собой, и хоровод  послушно тянулся за ними, то завиваясь в кольцо, то распадаясь на мелкие круги, то делился на стройные ряды, то сплетаясь, вновь расползался пёстрой змейкой по лугу.
Бабы стояли у ворот, вспоминая свои молодые лета. Всё было чи;нно, как всегда бывало не раз. И, как бывало не раз на этой земле, трепетно  бились молодые сердца и страсть горячила кровь и волновала мысли: «Зашлёт  завтра сва;тов, ай нет?»;  «Чьих сва;тов ждать, да и ждать ли?!»; «Как знать, мот последней денёк молотцю;ю!» - думалось каждому с тревогой и надеждой.
    А Жизнь, лёгкой тенью парящей птицы, проносилась над се;лищами, унося в заветные дали  мечты, века; и поколения.

Пояснения говоровых слов:   
«…а сидит-то она городом – т.е. одетая как городская девушка; ба;шка – бабушка.; вечери;на – девичьи посиделки за совместной работой; гуля;рный – праздничеый.; дяльни;ця – варежка; жадо;ба, жадобушка – милый; жэмчу;г-скаче;нь – скатный (круглый) жемчуг; заба;вушка – кавалер, любимый; злачень-перстень – зололтой перстень; и;ко – гляди-ко.; испо;тка – нижняя юпка, рубаха; наза;всё –повседневно; натоди;льной – умелец.; лю;бушка – милый.; не страши;сь – не бойся.; охо;тку сте;шить –отбить желание; облюбо;ванные – избранные, понравившиеся; платье золотом – вышито золотом; плясе;и – плясуньи; прога;лок –пустое пространство меж домов; протря;хнет – просохнет; пряде;я – пряха; пятина, пя;;тёнки  – пятая часть, пятый день, пятница.; ра;ек – молодой берёзовый лесок; сево; - этого;  тенета; - паутина; чи;нно – как положено, как должно быть, по правилу; э;той – этот.