Троеручица Новелла

Роман-эпопея "Милосердие" посвящается женщинам России. Художественное произведение воспевает ратный труд сестёр милосердия России времён Крымской войны, Первой и Второй мировых войн. Новелла повествует о подвижническом служении Августейших сестёр милосердия в годы "Второй Отечественной".

                "Троеручица" Новелла

"Сестры милосердия, ангелы земные…"
Князь Вл. Палей.

3 сентября 1914 год. Царское Село.

"Делоне-Бельвилль" чёрного цвета плавно застопорил ход подле скромного однокупольного храма с деревянной колокольней, стоящего в полуверсте от Александровского дворца. Проворно соскочив с автомобиля, шофёр помог Августейшим женщинам сойти на землю, после чего первым устремился к церкви иконы Божией Матери "Знамение". Взбежав в небольшой четырёхколонный портик с балконом, на ограде которого белел вензель Екатерины I, он заглянул в открытую дверь. Увидел приглашающий жест протоиерея Иоанна и только тогда отошёл в сторону. С отличием закончив "Императорскую школу шоферов", Станислав Гиль, обученный также и навыкам охраны, был поставлен личным водителем Императрицы.

Вторично убедившись в отсутствии окрест подозрительных личностей, направился к автомобилю. Там он вытащил из кармана летнего плаща мягкую щёточку и в который раз старательно прошёлся по внутренней обивке салона, сидениям и кожаным занавескам. Платочком протёр и ручки из слоновой кости. Закончив, присел на подножку и закурил. Хорошего настроения прибавляло то, что на сегодня поездки запланированы лишь в пределах Царского Села. Конечно, езда на автомобиле и ему доставляло удовольствие, но не по "проклятым Богом местам". Многие мостовые Петрограда были плохи. Что Марсово поле у дворца принца Ольденбургского, что Стрелка Васильевского острова, но особо вымучивали мелкими рытвинами Лиговская улица да Троицкий мост.

Станислав взглянул на карманные часы-блокнот, подаренные на Рождество самой Государыней. Это было очень удобно, поскольку на фасаде часов можно ставить нужные отметки карандашом, а потом стирать пальцем. Прикопав папиросный окурок, встал и прошёлся вдоль ограды. Остановившись у старой надгробной плиты без каких-либо сохранившихся надписей, попытался что-либо разобрать, когда услышал звонкие голоса Княжён. Вскоре тёмный фаэтон вновь заскользил по заросшим зеленью улицам. На дороге слегка потряхивало, отчего голову Императрицы всё более саднило. Который день не задался, расстраивалась Александра Фёдоровна, однако здравый смысл говорил, ничто так не абстрагирует от страданий как труд. Старшие дочери о чём-то тихо переговаривались, стараясь лишний раз не доставлять беспокойства мама;.

К девяти часам у Дворцового госпиталя раздался глухой протяжный гудок. Сходя с автомобиля, она негромко обронила к шоферу:

— Скажите, чтобы сегодня завтрак не опаздывал. Я еду днём в город.

Приняв доклад Вильчковского, Императрица с дочерями сегодня не стали обходить палаты, а поспешно направились в ординаторскую, где в сменили в гардеробной тёмные пальто и шляпы на платья и головные уборы сестёр милосердия. В ванной комнате привели себя в соответствующий порядок и вошли в операционную:

— Здравствуйте Вера Игнатьевна, — первой поздоровалась Государыня, — мы вовремя и в вашем распоряжении.

Гедройц окинула Её лицо внимательным взглядом и поняла, что Александре Фёдоровне нездоровится. Вместе с тем предложить перенести практическое занятие на следующий раз не могла, подобная забота наверняка обидела бы Государыню.

— Ваше Величество, сегодня предстоит операция по ампутации голени. Существует непосредственная угроза жизни пациента, потому как остальные методы лечения не дали результата. У раненого гангрена правой конечности из-за инфекции.

— Помню, во вторник вы говорили мне об этом солдатике из армейского полка. Как мне донесли, месяцем ранее, в бою на станции Суятунь рядовой Юрасов получил первое ранение, но остался в строю до конца боя. Высочайшим повелением представлен к Георгиевскому кресту 4-й степени. Будет произведён в ефрейторы.

— Надеюсь, что это укрепит его дух, Ваше Величество. Утром мы созвали консилиум врачей и определили уровень ампутации. Я предупредила больного о предстоящей операции.

— И как он воспринял... сообщение? Успокоили? — с беспокойством спросила Государыня.

— Ординатор Будназ уведомил, — Гедройц развела руками, — он утешал как мог, но вино больному пришлось таки дать.

По распоряжению хирурга, Княжна Ольга Николаевна начала готовить операционный стол и оборудование для анестезии. У дальнего шкафчика Княжна Татьяна Николаевна и сестра милосердия Тендрякова раскладывали инструменты и сопутствующий материал на двух малых операционных столах. Государыня, в сопровождении двух санитаров, отправилась за пациентом. Воспользовавшись небольшим перерывом, Гедройц перебрасывалась тревожными фразами с ординатором. По сути, простая операция осложнялось большой потерей крови и Будназ счёл долгом предупредить хирурга об опасности переливания крови от донора реципиенту напрямую, на что она возразила:

— Не спорю, в мировой практике переливание не всегда проходит успешно, потому как крайне необходимо, чтобы кровь донора "прижилась" в организме пациента.

— Дай-то Бог, чтобы этого не потребовалось! Я как-то наткнулся на "Трактат о переливании крови", но насколько знаю, гемотрансфузия ещё не практиковалась в России.

— Не совсем верно, коллега. В 1832 году столичный акушер Вольф успешно перелил роженице с акушерским кровотечением кровь её мужа.

— Выходит, была совместимой... Что же, при необходимости, я готов лично стать донором, — решительным тоном произнёс Будназ.

Каталка въехала в зал. Лицо солдата, переложенного на операционный стол было бледным и в свете хирургических светильников искрилось испариной. Для Гедройц стало очевидным, раненый пребывает в тихой панике. По её указу сестра Тендрякова сделал ему укол морфия. Будназ, смазал раствором Люголя ногу от колена до стопы, после чего взял в руки маску Эсмарха и флакон эфирного наркоза. Августейшие сёстры внимательно наблюдали, запоминая порядок его действий, что и было основной темой последней лекции. Наглядно произведя расчёт длины кожных лоскутов, которые должны остаться после ампутации, Гедройц заметила, что закусанная губа пациента начала кровенеть. Надо бы приободрить, она и со значением, взглянула на императрицу:

— Ваше Величество...

Государыня с другого края спешно обошла стол. Заметив движение, солдат чуть повернул голову. Увидел под белой косынкой знакомое лицо:

— "Царица! Постой рядышком, — словно к сошедшей с иконы Пресвятой Богородице, простонал он с надеждой в голосе, — подержи меня за руку, чтобы я смелее был!"

Сердце Александры Фёдоровны дрогнула. Слова утешения застревали в груди. Она положила ему руку под голову:

— Милый защитник, тебя ведь Матвеем Юрасовым кличут?

— Точно так, Ваш... Импера... Величество... рядовой 244-й пехот... Красностав... полка... — осиплым голосом, проглатывая окончания слов, простонал он.

Взгляд его молил, нуждаясь в поддержке в не менее страшную для него минуту. Лоб раненого на глазах испещрялся капельками пота.

— Знаю, знаю милый, наслышана о твоём подвиге, — Александра Фёдоровна легонько промокнула его кусочком гигроскопической ваты, — Крепи дух и Господь не оставит тебя. Давай вместе помолимся этой молитвой:

— Пресвятая Дево Богородице Марие! Припадаем и поклоняемся Ти пред святою иконою Твоею... — зашептала Александра Фёдоровна с горячностью, возложив маленькую иконку "Троеручицу" на грудь солдата, торопливо извлечённую из кармана.

— Чудо Твое исцелением... усеченныя десницы преподобнаго Иоанна Дамаскина... — завторил ей окрепший голос.

Cлёзы умирения, обильные, горячие, сбегали по лицу Матвея и терялись в жидкой поросли пшеничных усов. Осветлённым голосом подхватывал:

— От иконы сея явленное, егоже знамение доныне... во образе третия руки, к изображению Твоему приложенныя...

Такие же слёзы, нежданно заставшие Её врасплох, туманили взор. Утерев глаза краем косынки, Александра Фёдоровна с материнским обыкновением мягко провела ладонью по ввалившейся щеке.

Тем временем маска "Эсмарха", наложенная на лицо пациента, выполняла своё предназначение. Дыхание его стало ровным, поверхностным, пульс ритмичным. Будназ оттянул нижние веки, зрачки расширились, роговичный рефлекс отсутствовал. Не глядя, Гедройц шевельнула легонько пальцами. Тендрякова немедля вложила в открытую ладонь скальпель.

— Ваше Величество! Ваши Высочества! Обратите особое внимание, сестра держала инструмент за середину и дабы режущей частью не травмировать хирургу руки, подала мне тупым концом...

Не прерывая своих действий, Гедройц полуовальными разрезами рассекла кожу, затем подкожную клетчатку. Работа спорилась. Наконец, сосуды тщательно перевязаны и рука привычно обхватила рукоять дуговой пилы...

При первом, ужасающем для неё звуке, Ольга Николаевна, пользуясь, что всё внимание присутствующих было сосредоточено на раненом, отвела взгляд. Хорошо бы и уши заткнуть, мелькнула некстати мысль и от этого ей стало чрезвычайно стыдно. Ничего, привыкну, втянусь как-нибудь и Княжна, с трудом сдерживая подступавшую к горлу тошноту, заставила себя проследить до конца весь процесс ампутации.

Завершив послойное зашивание культи, Вера Игнатьевна распрямила затекшую спину, метнула нетерпеливый взгляд на ординатора.

— Биение пульса размеренное, кровяное давление чуть ниже нормы.

Гедройц выдохнула с облегчением:

— Слава Богу! Обошлись без переливания.

Отсечённую голень и лоскутки кожи в красно-буром окружении клочков хлопковой ваты и волокон корпии тут же унесли в тазу Александра Фёдоровна с младшей дочерью. Дождавшись их возвращения, княжна продолжила урок хирургии, наглядно объясняя свои действия:

— О формировании культи из мягких тканей и порядок закрытия кожными лоскутами я рассказывала вам на давешней лекции. Теперь показываю последний этап.

Вера Игнатьевна кивнула на лоток, где в строгом порядке лежали странной конструкции иглы малой и большой кривизны, иглы трёхгранной формы. Пальцем указала на лежащие впереди овальной конфигурации ножницы:

— Это иглодержатель, который служит для удержания хирургической иглы при наложении швов. И пожалуйста, наблюдая за процессом, постарайтесь запомнить очерёдность применения и внешние отличия инструментов, которые необходимы хирургу на данной стадии.

Операция подходила к концу. Выполнив фиксацию культи, Вера Игнатьевна попросила Государыню достать из стерилизационной коробки бинт. Но то ли Александра Фёдоровна поторопилась, а может, рука дрогнула, только опрокинула Она злосчастную жестянку со всем содержимом на пол. Какое-то мгновение княжна с недоумением взирала на рассыпанные повсюду белоснежные валики. Но как видно, не сдержавшись в силу своей натуры, возмущённо рыкнула:

— Экая неуклюжесть!

Все замерли, не веря своим ушам.

— Извините мою неловкость, Вера Игнатьевна, — в смущении пробормотала Александра Фёдоровна, — впредь буду аккуратней.

Только сейчас осознав свою крайне неуважительную выходку, княжна в не меньшей растерянности подняла сконфуженный взгляд на императрицу:

— Что вы, Ваше Величество! Это вы меня простите, — она виновато развела руками, — Характер...

Пациента переложили на каталку и увезли вызванные госпитальные санитары. Последними покидали операционную Княжны. Плутовато улыбаясь, они озорно, по-мальчишески перешёптывались.

Перед отъездом Александра Фёдоровна спросила с мягкой улыбкой:

— Вера Игнатьевна, у вас ещё две оперции на сегодня. Вам необходим отдых. Может, перенесём вечернюю лекцию на завтра?
— Что вы, Ваше Величество! Ожидайте к шести. Разборный анатомический манекен и хирургические чертежи во дворец ещё днём завёз мой кучер.
— Благодарю вас. Нам с девочками крайне важно успеть к ноябрю подготовиться к экзаменам. До вечера, княжна.
Автомобиль плавно тронулся с места, как был внезапно остановлен. Заднюю дверь приоткрыла сама императрица:

— Вера Игнатьевна, чуть не забыла. Как только Юрасов придёт в себя, обязательно успокойте и хоть немного обрадуйте его: заживёт культя, ему предоставят алюминиевый протез.

— Что-то я слышала о подобном новшестве... Говорят, в Европе такой протез стоит дорого.

— Это новейшее изобретение британского инженера, Сегодня же через своего секретаря отправлю заказ в Лондон. Протез весит вдвое меньше и служит намного дольше деревянного.

Возвращаясь в госпиталь по садовой дорожке, Гедройц впервые задумалась о той тяжкой ноше, которую добровольно взвалила на себя Государыня. Да и есть ли более благородный пример, когда в дни войн супруга императора самолично обихаживает своих подданных и личные средства жертвует на санитарные поезда, и на помощь солдатским вдовам?! Вот спросить бы сейчас господина Тютчева, кого же имел он ввиду, верша свой стих о России?

Обучаясь в медицинском факультете Лозаннского университета, а в свободное время стихотворствуя, студентке Верусе однажды на глаза попался небольшой томик поэта, где сразу привлекли внимание вирши, показавшиеся ей загадочными:

Умом — Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.

Принадлежа к известному литовскому княжескому роду Гедройц, Вера Игнатьевна хорошо знала российскую действительность, но её всегда удивляла особенность русского человека – поступать не в соответствии с требованиями ума, а по велению долга и совести. Так не женщин ли российских имел он ввиду, кои веками и по сей день в тылу и на фронтах по силе души сжигают свои жизни во имя изувеченных солдат?

Глубоко затянувшись папиросой, Гедройц остановилась у дверей, выбросить окурок в стоящую у входа урну. Привлёк внимание красно-бурого цвета бинт, свисающий с ободка фаянсовой вазы. "Ходячие", мелькнула отстранённая мысль. И тут на память пришёл первый месяц войны. Привезли партию раненых, которых на станции, в числе других сестёр милосердия, встречали и Великие Княжны. Девицы добросовестно исполняли всё, что им вменила в обязанность ведущий хирург. Там же на вокзале, дабы скорее предохранить от заражения крови, разве не царские дочери, подобно своей Августейшей матери, разоблачали увечных донага, очищали раны от грязи, в тазах и бадейках отмывали им ноги? И это по сей день почти у всех на виду. Тогда чем объяснить бредовые домыслы о прелюбодействе и шпионстве, кои свои же подданные принимают за чистую монету? Выходит, вы правы, Федор Иванович, в Россию остаётся только верить, ежели умом не суждено нас понять.

Последняя операция измотала вконец. Обрядиться в английский костюм помогала старшая сестра:

— Вера Игнатьевна, может, действительно перенести лекцию на завтра? — Грекова затянула последний шнурок.

— Какое там! К полудню ожидаем санитарный тыловой поезд Великой княгини Ксении Александровны. Следом, санитарный, Княжны Ольги Николаевны.

Дрожки стряхивали дремоту, да ещё отвлекала скакавшая где-то в конце оглобель лошадёнка. Впереди с горделивой осанкой восседал кучер. Привезённый отцом в столицу с глухого уезда, Яков с младых лет не растерял данную природой крестьянскую стать. Глядя на негнущуюся спину, затянутую в новенький кафтан, он вдруг показался ей именно тем надёжным устоем, той статью русской, воспетую славянски поэтами.

Свои левые убеждения Гедройц не пыталась скрывать даже перед Государыней. В то же время у неё не вызывало сомнений тот бесспорный факт, что именно православная монархия, вкупе с российским народом, выносила на своих плечах тяготы последних войн. Как веками под скипетром державным Русь выдюживала перед чёрной силой. Оттого не стать ей на колени и в сегодняшней схватке, покуда таит в себе квинтэссенцию чистого, духовного начала. Разве не Самодержец России, задавала себе вопрос княжна, как ещё семь лет назад, в полуоглохшей и слепой Гааге, первым пытался положить предел непрерывным вооружениям, тщетно призывая к высшему долгу виляющие, уклончивые государства?

Хриплое "Тррр, Сашка!" прервали череду беспокойных мыслей. В свете вечернего солнца литая ограда, дремавшего в своем величии Александровского дворца, казалось, обреченно скалилась тёмно-серыми венками чугунного кружева. Признав экипаж главного врача Дворцового госпиталя, околоточный надзиратель открыл ворота. Растопырив локти и потрясая синими новыми вожжами, Яков подъехал к левому крыльцу, на котором ожидал великолепный в своей неподвижности швейцар с булавой. 

                * * *

Роман Кушнер.