свинству - бой!

Начало здесь: http://proza.ru/2021/08/28/1069 

Большое спасибо всем прочитавшим, а особенно большое тем, кто счел возможным высказать свои мысли по-прочтении. Велик был искус начать обсуждать отклики читателей, но хочется продолжить задуманное, т.е. дописать о том, как удалось сократить преступность в одном отдельно взятом городе – мегаполисе, населённом людьми более ста национальностей.

***

В 1980-х годах Нью-Йорк представлял собой адский ад. Там совершалось более 1 500 тяжких преступлений каждый день, а убийств 6-7, а иногда и 10 в сутки. По улицам ходить было опасно не только вечером или ночью, подрезать и обокрасть могли и днем.  В метро вообще было противно и рискованно ездить. Грабители и попрошайки в подземке были обычным делом. Грязные и сырые улицы и платформы едва освещались. Воняло нечистотами и испражнениями.  В ободранных вагонах было холодно, валялся мусор, стены и потолок сплошь были покрыты граффити, которое уже стало не уличным искусством, а вандализмом.

Вот что рассказывали о нью-йоркской подземке:

«Выстояв бесконечную очередь за жетоном, я попытался опустить его в турникет, но обнаружил, что монетоприемник испорчен. Рядом стоял какой-то бродяга: поломав турникет, теперь он требовал, чтобы пассажиры отдавали жетоны лично ему. Один из его дружков наклонился к монетоприемнику и вытаскивал зубами застрявшие жетоны, покрывая все слюнями. Пассажиры были слишком напуганы, чтобы пререкаться с этими ребятами: «На, бери этот чертов жетон, какая мне разница!» Большинство людей миновали турникеты бесплатно. Это была транспортная версия дантова ада».

Город был в тисках самой свирепой эпидемии преступности в своей истории.

Любые беспорядки и несоблюдения людьми /даже меньшей их социальной частью/ принятых норм поведения провоцируют критическое большинство людей тоже забыть о правилах,  что прекрасно проиллюстрировало поведение людей в подземке Нью-Йорка. «В результате возникающей цепной реакции любое место на земле и даже очень приличное и, казалось бы, защищенное, может быстро превратиться в гетто, где людям страшно выходить на улицу». 

Видя, что нарушается одно из принятых правил, люди позволяют себе нарушать и другие нормы. То есть, выбросивший мусор вчера, сегодня поедет за рулем пьяный, а завтра…

Кто опровергнет знакомую многим жизненную ситуацию, например, если человек увидел кучу мусора в лесу, он, скорее всего, дополнит ее своими объедками. А если на улице, то уж точно упаковку от сигарет или обертку от конфеты не донесёт до мусорного ведра. Чуть больше мусора, чуть меньше – какая разница? И этим своим действием вполне приличный человек, который никогда бы не позволил себе намусорить на чистой аллее или тропинке, вносит свою маленькую лепту в разрастание всеобщего хаоса. Сознательно вносит или неосознанно. «Раз другие это делают, почему мне нельзя?» – мелькнет мысль, или: «А всё равно тут будут убирать работники специальных служб, которые получают зарплату от государства, т.е. из наших налогов! Так и уберут одной бумажкой больше…»

Америка, оно, конечно, это далеко, а у нас?

Помните же стихотворение «Прогулка» Сергея Михалкова:

Мы приехали на речку
воскресенье провести…
…Мы по бережку прошли
И поляночку нашли.

Но на солнечной полянке
Тут и там — пустые банки
И, как будто нам назло,
Даже битое стекло! …
Мы по бережку прошли,
Место новое нашли.

Но и здесь до нас сидели;
Тоже пили, тоже ели,
Жгли костер, бумагу жгли –
Насорили и ушли!

Мы прошли, конечно, мимо…

— Эй, ребята! — крикнул Дима. –
Вот местечко хоть куда!
Родниковая вода!
Чудный вид!
Прекрасный пляж!
Распаковывай багаж!

Мы купались,
Загорали,
Жгли костер,
В футбол играли –
Веселились, как могли!
Пили квас,
Консервы ели,
Хоровые песни пели…
Отдохнули — и ушли! 

И остались на полянке
У потухшего костра:
Две разбитых нами склянки,
Две размокшие баранки –
Словом, мусора гора!

***

Канадский социолог Малкольм Гладуэлл в книге «Переломный момент» рассказывает:

«Разбитые окна» — это детище Уилсона и Келлинга. Они утверждали, что преступность — это неизбежный результат отсутствия порядка. Если окно разбито и не застеклено, то проходящие мимо решают, что всем наплевать и никто ни за что не отвечает. Вскоре будут разбиты и другие окна, и чувство безнаказанности распространится на всю улицу, посылая сигнал всей округе. Сигнал, призывающий к более серьезным преступлениям».

Гладуэлл, который занимается социальными эпидемиями, пришел к выводу, что человек нарушает закон не только и даже не столько из-за плохой наследственности или неправильного воспитания. Огромное значение на него оказывает то, что он видит вокруг и контекст того, что он слышит о мире и людях, какой наглядный пример получает, какой призыв ему дает социум, какую потребность диктует этот самый социум индивиду.

Теория разбитых окон доступно объясняет падение планки поведения и морали.

Единичное нарушение общепринятых норм ведёт к повторным нарушениям, если нарушители не понесут наказания, не ощутят порицания близких людей или авторитетных членов общества. Если человек ведётся на нарушения, он может превысить скорость там, где скорость движения ограничена правилами, но видя, что другие водители безнаказанно превышают скорость.

Безнаказанность развращает. Потом такой индивидуум может сесть  за руль, превысив норму содержания алкоголя в крови. Сначала на чуть-чуть. А потом… А потом он будет оправдывать того, кто стал причиной аварии, будучи за рулём под действием алкоголя и/или наркотиков, ибо и сам не раз так поступал, но «ничего же не случилось!». И винить будет пострадавшего, типа: «А нечего ему было мешаться / лезть под колёса / резко тормозить» и т.п. А то, что у него самого реакция замедленна, что зрение расфокусировано – ерунда сущая! Ведь сколько раз так ездил и всё было нормально! Значит и виноват не нарушитель, а жертва.

И начинается замещение понятий.

Если человек украл сам, он поддержит того, кто ворует, оправдает его поступок: «А не так и не там стояло, плохо лежало, было ничейным, раззяв надо учить!» Как оправдал уже себя: «Не взял бы я, взял бы кто-то другой. Да я не украл, а нашел, подобрал и спас вещь, ведь пропала бы…» 

Если человек убил, он скорее всего будет оправдывать убийство и насилие. «Значит было за что!»  – перекладывая вину на жертву.

***

Но вернемся в Нью-Йорк в эпоху дикой преступности.

В середине 1980-х в нью-йоркском метрополитене поменялось руководство. Новый директор Дэвид Ганн начал работу с… борьбы против граффити. Нельзя сказать, что вся городская общественность обрадовалась идее. «Парень, займись серьезными вопросами – техническими проблемами, пожарной безопасностью, преступностью… Не трать наши деньги на ерунду!»

Но Ганн был настойчив: «Граффити — это символ краха системы. Если начинать процесс перестройки организации, то первой должна стать победа над граффити. Не выиграв этой битвы, никакие реформы не состоятся. Мы готовы внедрить новые поезда стоимостью в 10 млн. долларов каждый, но если мы не защитим их от вандализма – известно, что получится. Они продержатся один день, а потом их изуродуют».

И Ганн дал команду ощищать вагоны. Маршрут за маршрутом. Состав за составом. Каждый чертов вагон, каждый божий день. И люди стали выбирать чистые вагоны и чистые поезда. И люди стали останавливать тех, кто подносил руку, пытаясь нанести свой черный след на этой чистоте.

В конце маршрутов установили моечные пункты. Если вагон приходил с граффити на стенах, рисунки смывались во время разворота, в противном случае вагон вообще выводили из эксплуатации. Грязные вагоны, с которых еще не смыли граффити, ни в коем случае не смешивались с чистыми. Ганн доносил до вандалов четкое послание.

«У нас было депо в Гарлеме, где вагоны стояли ночью, – рассказывал он. – В первую же ночь явились тинейджеры и заляпали стены вагонов белой краской. На следующую ночь, когда краска высохла, они пришли и обвели контуры, а через сутки все это раскрашивали. То есть они трудились 3 ночи. Мы ждали, когда они закончат свою «работу». Потом мы взяли валики и все закрасили. Парни расстроились до слез, но все было закрашено снизу доверху. Это был наш мэссидж для них: «Хотите потратить 3 ночи на то, чтобы обезобразить поезд? Давайте. Но этого никто не увидит»…

«Для нас это было как религиозное действо», — поделился он позже.

***

В 1990-м году на должность начальника транспортной полиции был нанят Уильям Браттон. Вместо того, чтобы заняться серьезным делом – тяжкими преступлениями, он вплотную взялся за… безбилетников.

Новый начальник полиции верил, что как и проблема граффити, огромное число «зайцев» было сигналом, показателем отсутствия порядка. И это поощряло совершение более тяжких преступлений.

В то время 170 тысяч пассажиров пробирались в метро бесплатно. Подростки просто перепрыгивали через турникеты или прорывались силой. И если 2 или 3 человека обманывали систему, окружающие, которые в иных обстоятельствах не стали бы нарушать закон,  присоединялись к ним. Они решали, что если кто-то не платит, они тоже не будут. Проблема росла как снежный ком.

Что сделал Браттон? Он выставил возле турникетов по 10 переодетых полицейских. Они выхватывали «зайцев» по одному, надевали на них наручники и выстраивали в цепочку на платформе. Там безбилетники стояли, пока не завершалась «большая ловля». После этого их провожали в полицейский автобус, где обыскивали, снимали отпечатки пальцев и пробивали по базе данных. У многих при себе оказывалось оружие. У других обнаружились проблемы с законом.

«Для копов это стало настоящим Эльдорадо, – рассказывал Браттон. – Каждое задержание было похоже на пакет с поп-корном, в котором лежит сюрприз. Что за игрушка мне сейчас попадется? Пистолет? Нож? Есть разрешение? Ого, да за тобой убийство!.. Довольно быстро плохие парни поумнели, стали оставлять оружие дома и оплачивать проезд».

В 1994 году мэром Нью-Йорка избран Рудольф Джулиани. Он забрал Уильяма Браттона из транспортного управления и назначил шефом полиции города. Заслуга мэра несомненно в том, что он дал команду развить стратегию Браттона в рамках "Теории Разбитых Окон" в масштабах всего Нью-Йорка.

Полиция заняла принципиально жесткую позицию по отношению к мелким правонарушителям –  арестовывала каждого, кто пьянствовал и буянил в общественных местах, кто кидал пустые бутылки, разрисовывал стены, прыгал через турникеты, клянчил деньги у водителей за протирку стекол. Если кто-то мочился на улице, он отправлялся прямиком в тюрьму.

Уровень городской преступности стал резко падать – так же быстро, как в подземке. Начальник полиции Браттон и мэр Джулиани объясняют: «Мелкие и незначительные, на первый взгляд, проступки служили сигналом для осуществления тяжких преступлений».

Браттон ушел в отставку с этого поста в 1996 году, потому что у них с Джулиани развился внутренний конфликт и неприятие Джулиани некоторых реформ Браттона связывают с тем, что, по убеждению Джулиани, считается, что в снижении преступности у Браттона больше заслуг, чем у самого Джулиани. Но это уже другая история, хотя даже в Википедии, если что, написано, что именно Джулиани впервые применил Теорию разбитых окон.

Цепная реакция преступности была остановлена. Насквозь криминальный Нью-Йорк к концу 1990-х годов стал самым безопасным мегаполисом Америки.

И ещё. Браттон пока единственный человек, который возглавлял полицейские управления двух крупнейших городов США - Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.


Надеюсь, что продолжение воспоследует.