Самая красивая девушка в СССР или анатомия любви

В начале января я благополучно прилетел на далекий Остров Итуруп, где проходил службу отец. Это был мой второй визит на остров за два последних года - здесь я учился в восьмом классе.

Потом меня отправили в Минск к старшей сестре студентке. Под ее руководством, я получил серебряную медаль за учебу и поступил на физический факультет госуниверситета.

Однако, проучился недолго - мне пришлось отбиваться от местного хулигана, и я подрезал его ножом.  Было возбуждено уголовное дело. Я был несовершеннолетним, поэтому вызвали отца, и он прилетел в Минск. Следствие длилось больше двух месяцев и только под новый год нам сказали, что дело закрыто, и мы можем ехать куда угодно.

В первый же вечер на Итурупе ко мне зашел мой одноклассник Леша Мошкин. Он жил на острове не как многие по три-четыре года, а постоянно. Леша с интересом разглядывал меня. Я вырос на целую голову, а он почти остановился в росте - такой коренастый голубоглазый блондин.

У меня с ним связана одна школьная история. Под новый год силами нашего класса ставилась пьеса по Горькому «Старуха Изергиль». Где по ходу пьесы должен  исполняться цыганский танец.
Цыганами были назначены - я, Леша и еще пару человек. Нашим наставником и постановщиком танца был солдат из авиационного полка. Это был не простой солдат, а артист знаменитого Государственного ансамбля народного танца СССР Игоря Моисеева.

Профессионал высочайшего уровня! Он принялся нас обучать азам танцевального искусства, как бить чечётку. Дома я надевал хромовые сапоги и стучал до одурения с носка на пятку и с пятки на носок. Кроме этого он объяснял нам, как слушать музыку и двигаться не только в ритм с ней, но и через такт. Со временем из четырех «цыган» остался я да Леша.

Наконец наступил новогодний вечер в школе.  «Цыган» Леша настолько испугался выступать на сцене, что вообще не пришел на вечер. За всех отдувался я!  В красной рубахе и с такой же красной физиономии я лихо исполнил цыганочку!

Сейчас же благодаря Леше я быстро познакомился с молодежью городка. Многие приехали как раз в эти два года, что я отсутствовал.

На большой земле, как островитяне называют материк, да и Сахалин, я не только окончил школу, но и два года занимался боксом в ДСО (добровольное спортивное общество) «Спартак». Я стал искать боксеров в гарнизоне.  Нашел солдата из Тулы Виктора Древина. Он весил килограммов на пять меньше меня, но боксировал хорошо и бил жестко с обеих рук.

До моего приезда у него была история с «дедами» части. Они, как было принято, выводили «молодых» из казармы ночью и учили их жизни. Все терпели, кроме Древина.

Мой отец, будучи начальником штаба полка, быстро разобрался с дедовщиной - троих из дедов осудили, и вопрос был закрыт.

Виктор прекрасно играл на гитаре, а чувство юмора у него было потрясающее. Больше в жизни я подобных людей не встречал. Он вообще не ругался матом. Если кто на него наезжал из сослуживцев, он так все переворачивал, что народ не просто смеялся, а ржал, а с кулаками к боксеру лезть никому не хотелось.

После новогодних праздников отец устроил меня авиационным механиком. Самые суровые месяцы зимы и весны я работал в группе  «самолет-двигатель». Мы обслуживали реактивные истребители МИГ-17. Их было два вида - «перехватчик» и «штурмовик». У «перехватчика» был встроенный в носовой части локатор, и три пушки калибра 23 мм. А у «штурмовика» локатора не было, зато было две пушки калибра 23 мм, а третья калибром  37 мм! Таким орудием можно сверху подбивать даже танки!

Все время, пока я жил на острове, я не смотрел ни на кого из девушек. Я был влюблен - у меня есть девушка и она ждет меня в Минске. Поэтому, когда один из старослужащих солдат показал мне свою записную книжку, где было вклеено несколько фотографий девушек с надписями под ними - «Любовь № 1», «Любовь № 2»…, я с сожалением смотрел на него, как на человека, которому не везло в любви. В то время я считал, что любовь должна быть одна и на всю жизнь!

Мне исполнилось только 18, но у меня возникли проблемы с суставами, наверное, после простуды. Утром, когда я вставал с постели колени и локти трещали и страшно болели. Меня водили по врачам, кололи бицелин, но только позже после лечения грязями у меня все пришло в норму.

Мама, наконец, уговорила отца найти мне место потеплее, чем ангар для самолета. Я неплохо рисовал, и меня приняли на должность художника в гарнизонный офицерский клуб. Во всех остальных гарнизонах были дома офицеров, а здесь клуб. Ну, клуб, так клуб.

Перед тем, как сказать свое «да», начальник клуба капитан Мовчан положил  передо мной журнал «Советский воин», дал бумагу и карандаш и сказал:
-Рисуй!
Минут десять я трудился над рисунком. Капитан посмотрел,  удовлетворенно хмыкнул и взял меня под свое крыло. Он научил меня разводить мел, рисовать гуашью, пользоваться плакатными перьями.
В мои обязанности входило оформлять афиши кинофильмов, да рисовать плакаты к праздникам.

У меня появился своя мастерская, куда часто заглядывали мои приятели по прежней работе и коллеги по новой. Некоторые давали дельные советы. Видя, как я мучаюсь, с каким-либо рисунком говорили:
-Ты возьми зеркало и посмотри на рисунок через него, тогда все «плюсы» станут «минусами» и наоборот, и ты сразу определишь, где напортачил.

Каждую неделю я писал объемное письмо своей любимой и единственной девушке, оставшейся в Минске. Ко дню ее рождения я приготовил подарок - золотое колечко с желтым камушком. В те времена золото стоило не так дорого, да и я получал двойной оклад.
Я собирался отправлять подарок, но что-то меня насторожило в ее письмах. Что конкретно я не помню, но кольцо я решил не дарить, а купил ей транзисторный малогабаритный приемник «Орленок», который стоил гораздо дороже золотого кольца. А у этого кольца была своя история - сначала оно попало к моей сестре, а потом сестра подарила его моей нынешней жене…

Весной на Амуре произошла небольшая война с китайцами за остров Доманский. Наш полк готов был вылететь туда по первому требованию, но обошлось.

Полгода прошли незаметно. Наступило холодное и дождливое курильское лето. На семейном совете решили, что мне надо подлечиться в военном госпитале «Океанский», что недалеко от Владивостока и от родины моей мамы.

Меня посадили в военный транспортный самолет АН-12 и отправили в Хабаровск к родственникам офицера полка. Хабаровск встретил меня знойным солнцем и обилием военной техники. Со всего союза туда шли эшелоны с танками, бронемашинами и строительной техникой. Надо было закрывать границу от «друзей» китайцев.

Родственницей офицера оказалась его дочь  лет двадцати и ее четырнадцатилетний брат.
Вечером мы втроем пошли в ближайший кинотеатр на последний сеанс. Возвращались в двенадцатом часу ночи на трамвайчике забитом до отказа молодежью, и тут я увидел ЕЁ!
У меня просто поехала крыша! Я мгновенно забыл про свою любимую и единственную в Минске, забыл, что я первый день в чужом городе, что еду с людьми меня приютившими к ним на квартиру.
Не помню, как я сформулировал необходимость того, что мне надо проводить ЕЁ, незнакомую девушку хозяйке квартиры. У меня, наверное, был безумный вид, но она меня отпустила.

Незнакомка была не одна, а с двумя подругами. Я представился, узнал, как зовут девушек, и пошел их провожать. На меня снизошло вдохновение, цирковые называют такое состояние куражом. Я шутил, сыпал афоризмы своего любимого Ларошфуко, рассказывал и о звездах и просто анекдоты, которые в молодые годы знал немало.

ЕЁ звали Наташа. Мы избавились от подруг, и пришли к ее дому. Тут мое красноречие иссякло. Мы неловко стояли в подъезде пятиэтажки. Я пытался договориться о встрече на завтра, но Наташа сказала, что не может, я хотел поцеловать ЕЁ, но она увернулась и рванула к своей двери на первом этаже как раз напротив входа.
В отчаянии я скомкал билеты в кинотеатр, оказавшиеся у меня в руке, и швырнул их на пол в подъезде и вышел в звездную ночь.

На удивление быстро нашел нужную мне улицу и дом.
-Все, завтра на вокзал и во Владивосток!
Но, как говорится - утро вечера мудренее! Проснулся я с таким чувством, что если не увижу ЕЁ, то и жить не стоит.

Я вышел на улицу и стал искать ее дом. Оказалось, что ночью все выглядит не совсем так, как днем. Но, мне повезло вот дом, а который подъезд ее? И тут я вспомнил, про скомканные билеты! Вот и они!

Дверь открыла Наташа. Она не удивилась моему появлению. Спокойно выслушала мое спонтанное признание в любви и, к моей радости, решила поехать со мной на вокзал за билетом. У нее учебная практика начиналась только через несколько дней.

Оказалось, что свободные билеты до Владивостока можно купить только через день или на сегодня, но торчать у кассы и ждать, когда начнут продавать бронь.
Я решил, что ничего не случится, если я задержусь в Хабаровске на пару дней!

Эти два дня мы не расставались. Гуляли, ходили в кино, ели мороженое. У меня вообще-то были деньги, но почему-то мы не сходили ни в один ресторан. Я был влюблен, и мне достаточно было того, что Она рядом - самая красивая девушка в СССР!  Так говорил я.
 О той, что ждет меня в Минске, я не вспоминал…

Но, все хорошее кончается. Закончились и эта два летних дня в Хабаровске! Наташа проводила меня на вокзал, и мы пообещали, что будем писать друг другу.
До Владивостока от Хабаровска примерно столько же, сколько от Минска до Москвы - вечером сел, утром там!

Меня встретили на вокзале. Брат мамы приехал за мной на мотоцикле с коляской. Я первый и последний раз ехал в коляске мотоцикла!  Как говорится - «незабываемые ощущения», как будто задницей скользишь по дороге.
До санатория оставалось еще время, которое я проводил в знакомствах с многочисленными мамиными родственниками.

В санаторий я добрался сам на электричках.
Как только я устроился, то сразу пошел на почту отправить письмо Наташе в Хабаровск. В те времена почта СССР работала как часы. В Хабаровск письма доходили за день, максимум два. Наташа отвечала. Если я писал о своей любви, то она о любви не говорила, зато много рисовала. На листе бумаги могла быть обведена рука с надпись - «Вот моя рука». Или алый отпечаток губ с надписью - «Я здесь поцеловала!».
Я был в восторге. Однако к концу моей смены, а это двадцать один день, Наташа вообще перестала мне отвечать. Я впал в отчаяние.

Смена в санатории окончилась, и я опять оказался у родственников, где должен был ждать приезда с острова мамы, с которой мы должны будем лететь в Минск.
Еще до приезда моей матушки моя тетя Нина, видя мое удрученное состояние, стала меня расспрашивать что, да почему. Я ей как на духу все и выложил.
-Надо ехать в Хабаровск! - решительно сказала она
-Я тоже хочу ехать!
-Но, подождем твою маму.
И мы стали ждать приезда моей матери.

Как-то удивительно быстро мы с тетушкой уговорили отпустить меня в Хабаровск.
На следующее утро я прибыл в Хабаровск  во второй раз за месяц! На крыльях любви я несся к ее дому. Звоню в дверь. Открывает Наташа. Она ничуть не удивилась моему появлению. Как будто я живу на соседней улице и в очередной раз зашел за ней. Сколько раз я ни заходил за ней - она всегда была одна. Сейчас, скорее всего, наши отношения были бы совершенно другими, но это было 50! лет назад, а мне всего 18! Я стал что-то говорить, предложил пойти куда-нибудь погулять. На что получил ленивый отказ.

 Я был в бешенстве! Развернулся, открыл дверь и вышел не прощаясь. Дошел до первого почтового отделения, взял бланки для телеграмм и стал писать письмо ЕЙ.
Письмо было  коротким, но очень эмоциональным. Я писал, что не пожелаю такой прием даже врагу, а в конце написал, что «До свидания!» не пишу, потому, что его не будет, «Прощай!» - слишком пафосно и не стоит того, поэтому пишу «Пока…»
На вокзале сразу же взял билет на первый поезд до Владивостока. Мама с тетушкой очень удивились, что я так быстро вернулся, но, по-моему, не расстроились.
А я в тайне надеялся, что она приедет!

Через два дня Наташа приехала ко мне! Как мы провели эти два или три дня я не помню. Гуляли, много говорили, целовались… Потом я купил ей билет до Хабаровска и проводил на вокзал. Мы договорились, что когда я с мамой сяду на самолет Владивосток – Москва, Наташа подойдет в аэропорт, где мы должны были совершить промежуточную посадку.
Однако наш рейс задержали на 11 часов, и посадка в Хабаровске была глубокой ночью.
А потом были письма в которых я писал о любви, о том, что расстояние – это не проблема, если любишь…

Но, мне надо было что-то делать со своей первой любовью, которой я писал все это время письма по нескольку раз в неделю. Татьяна отдыхала где-то с родителями. Как только она возвратилась домой – я пошел к ней и признался, что встретил другую… Я же честный парень…
Я старался не смотреть ей в глаза, просто развернулся и ушел.
Ночь у меня была бессонная, а утро поменяло все мои планы. Я понял, что не могу потерять Татьяну.
Как побитая собака я в страхе нажал кнопку звонка ее квартиры. Дверь открыла ее мать Ирина Николаевна. На мой вопрос где Татьяна она понимающе посмотрела на меня и сказала:
- Тата в спальне, она приболела.
Меня простили…

Дома я сел писать прощальное письмо Наташе. Я же честный парень… Что ей писал я не помню. Наташа ответила. Письмо было трогательное и печальное. Она писала, что я своими письмами зажег в ее душе уголек любви и надежды на счастье…Что она плачет и ничего не может поделать…

P.S. С Татьяной у меня ничего не получилось. Потом я женился на женщине с ребенком, Татьяна вышла замуж. У меня родился сын, у нее дочь. Мы поддерживали дружеские отношения еще лет двадцать. Когда она приезжала к родителям из Питера мы ходили в ресторан, потом я ее провожал до дома…
Когда нам стукнуло по сорок, и я приехал в Питер, где учился мой сын, я позвонил Татьяне. Договорились встретится, но я сообщил, что женился второй раз, и моя супруга младше меня на одиннадцать лет. Под каким-то предлогом Татьяна отменила нашу встречу. Это был наш последний разговор. Больше я не звонил Татьяне…