Квартирный вопрос

          Когда я впервые прочёл Сирано де Бержерака, и папа рассказал, что вот прямо тут, в нашем   дворе,  в Обсерваторном переулке, перевела его  бесподобная  Татьяна Львовна  Щепкина-Куперник,  у меня появилось какое-то странное ощущение причастности к этому замечательному произведению. Мне никогда ни написать, ни перевести так, но я жил под тем же столетним дубом, где родился  нетленный перевод!
         Потом была Алма-Ата. А когда я вернулся в Одессу с Наташей, в родительской двухкомнатной квартирке еще одна молодая семья не помещалась ну никак. И папа, популярный в Одессе преподаватель, ухитрился снять  нам   целую квартиру в поселке Котовского за 22 рубля в месяц. Столько стоили коммунальные услуги. Хозяином ее оказался Князев, директор Братской ГЭС, воспетой  Евгением Евтушенко. И снова возникло необъяснимое ощущение причастности.
Там  родился сын Дима. У сына  Миши тоже был бы шанс.
Но спустя пару лет дочке Князева приспичило жить в Одессе.
 
          Мы очень долго, почти до её  приезда, безуспешно  искали следующее жилье. Нас пожалела супружеская пара, наши постоянные утренние  попутчики  из посёлка в центр. Их одинокая близкая родственница  умерла в больнице,  они её похоронили, а однокомнатная квартира пуста.   И мы стали там жить,  и дрожать. Выселят или нет?  Как трудно ждать и надеяться, что вот так всё и останется, а моя квартирная  очередь на заводе Январского восстания   дойдёт раньше, чем   обнаружится чья-то явная оплошность!
          Самое невероятное заключалось в том, что так бы, наверное,  и вышло.  Однако черт меня дёрнул поступить по всем правилам. В то время В.Симоненко,  в будущем председатель счётной палаты Украины, был первым секретарём райкома КПСС, и я понёс ему ходатайство Январки   разрешить временно оставаться там… ну до получения квартиры в порядке очереди.   Тот   удивился, заявление взял,  и  лукаво пообещал всемерно помочь. Я жал руку партийного и государственного деятеля, но никакого ощущения сопричастности почему - то не возникло.
 
          Оказалось, я сам на себя донёс. Потому что через неделю  явился нагловатый юрист и заявил: «Есть в твоей задаче, папаш, два решения. Первое – мы подаём в суд Ясно дело, вы в суд не являетесь два разрешённых раза.По глазам вижу, знаешь, ять. Затем наступит зима.  Зимой с  ребятёнком выселять   низзя, ты  на это надеишься, так?  Но весной  суд выселит на тротуар, как два пальца об асфальт. И  мы  резко про вас забудем. Второе. Нам квартира   нужна сейчас. Жалобщика, суку, инвалида  вселить. Жлоб, ять, самому предсовмина Ляшку А.П. доносит! Так мы  подберём вам куда съезжать. Ну, не хоромы, сам понимаешь. И снова про вас  забудем. Но вы ж   будете, ять,  спокойно ждать хоть  дворца  от Январки.  Логично?

          Подобрали  нам дворницкую квартиру на Привозной. Когда мы приехали посмотреть, зрелище потрясло до самой селезёнки.  Две крохотные, ободранные и засаленные комнатушки на первом этаже, единственное окно выходит на застеклённую в прошлом столетии гнилую веранду с такой же гнилой застеклённой дверью. Но  больше вариантов  не было. А  жалобщик, кому  назначили нашу квартиру, как раз и проживал там с любимой дворничихой. Погрузили мы с друзьями его скарб на пойманный грузовичок. Мужик  произвёл ревизию перевозимого груза, и сбросил, как уже ненужные на восьмом этаже, корытце, примус и топор. Вяло  матюкнулся на десятка полтора недовольных  соседей. И я с друзьями  тронулись за нашими бебехами, оставив Наташу осваиваться.
 
          Часа через два грузовик вернулся на Привозную.  А во дворе  что-то было не так. Наша дверь была закрыта. Одно из стекол на ней,  в нижнем углу, разбито. Но за дверью нарисовалась  моя красавица, целая, невредимая и улыбающаяся. А что за следы  крови на осколках?
           Пока выгружались, она всё объяснила. Оказывается, только мы  отъехали, как к нашей двери, которую жена успела закрыть задвижкой, кинулись соседи. «Вон отсюда!,- вопили  они . Это должна быть Валина квартира!» А Валя двинула кулаком  по дверному стеклу, стекло рассыпалось. Осталось одно лёгкое движение, и  мы становимся бомжами.
          Валина окровавленная рука   ищет пальцами задвижку.  А на глаза   Наташи попадается топор. Хватает секунды схватить его и замахнуться с воплем  «Отрублю!» Валентина  отдергивает руку.
 .-Ты чего? - кричит толпа, - открывай же! .
  -Отрубит!, - потерявшая энтузиазм Валя  отправляется зализывать раны, и толпа постепенно расходится.

          Я много собирался  написать о Привозной,  и кое что уже успел.  Как в тот же вечер  от нас потребовала выселиться  теоретически  трезвая женщина, назвавшая себя   «без пяти минут  депутат». Как через неделю я приручал привозную публику математическими терминами.  Как зарабатывали соседки, получая  бутылки от вина  гонораром  за использованный стакан.
 
          А какие персонажи посещали наш двор!!!
          Летняя ночь. Я читаю на веранде «Мастера и Маргариту» и вдруг чувствую,   из-за окна на меня надвигается что-то огромное.  За стеклом гориллоподобный  великан громким шёпотом требует дать ему нож. «Зачем?,- спрашиваю  бессмысленно. Ведь стоит ему слегка надавить  рукой  на оконный переплет, тот рухнет,  и он сможет без меня взять всё для чего  угодно.
- Мужик, я должен его замочить,- сообщает мне  ночной  гость, и доверительно добавляет, - он слишком много знает! Разве можно его оставить?.   
          Чувствую себя так, будто это не со мной происходит. Мой ватный язык невнятно выговаривает:
- Нет у меня ножа!
- Вон на столе лежит, - закипает горилла.
- Он тупой.
- А мне пофик! Давай нож!
- Да нет же! Он выживет и будет знать уже намного больше,-   я в ужасе от того, что говорю.
  Великан задумался, переваривая услышанное.  И медленно двинулся  прочь со словами:
- Таки да. Он прав.  Нельзя, чтобы знал больше…

          Сейчас мы живем в пригороде, в своем доме, где сад, и газон, и замечательная молодежь вокруг. Но  почему, почему даже кошмарные вещи из прошлой жизни вспоминаются вдруг  с такой теплотой?