Летом в Москве

Когда находишься в Чечне, к страху постепенно привыкаешь. Идёшь ли ты по зелёному полю, переходишь ли железнодорожное полотно, летишь ли на вертолёте или на бронепоезде едешь, либо просто ожишься ли спать. Долго бояться невозможно, так как синапсы истощаются.

Иногда конечно страх активизируется и маскируется за какими-то делинквентными формами поведения в виде неоправданного риска. Это когда выезжаешь на грозненский рынок за продуктами, а из оружия лишь пара гранат в бардачке, когда, окружённый чеченскими юношами на рынке, которым понравились твои погоны, ты находишь выход из казалось бы, захлопывающегося капкана… Но это всё происходит там, далеко, в другой части неблагополучной России.

В августе я оказался перед очередной дилеммой, как попасть из Москвы в Моздок. Самолёт из Чкаловского меня не взял, сославшись на более важных пассажиров, и меня, уже практически готового к взлёту, высадили из салона ТУ-154. На полу зала ожидания аэродрома ютились семьи офицеров в ожидании рейса в Таджикистан. Некоторые из них жили здесь уже шестые сутки. Между клетчатых сумок бегали босоногие детишки, жёны офицеров кипятили воду и заваривали в банках лапшу.

Перед уходом поинтересовался прогнозом ближайших полётов на Моздок, но диспетчер ничем не обнадёжил: «Утром звоните… после планёрки… сегодня рейсов не будет!»

Делать было нечего, вернулся на Пушкинскую, к школьному другу Эдику, у которого ночевал уже четвёртые сутки.  Освободившись от тяжелого вещмешка, переодевшись из камуфляжа и берц в летние брюки друга, майку и туфли, ушёл коротать время в Библиотеку им. Ленина. Что ещё можно днём в Москве делать? Тем более, когда в кошельке пусто. Посидеть на Патриарших, понаблюдать за столичной жизнью, погулять по центру, да почитать в библиотеке. А вечером, когда друг вернётся с работы, можно  послушать музыкантов-самородков – завсегдатаев Пушки да выпить пива.
Так, промотавшись оставшуюся часть дня по городу, решил, что пора возвращаться к «сегодняшнему дому». Обещал на ужин приготовить пиццу. Хорошо, что проезд по Москве бесплатный. Показал удостоверение личности и езжай, куда хочешь.

На подъёме эскалатора метро "Пушкинская" услышал хлопок, вслед за которым в воздухе появился запах сизого дыма. Чем выше, тем плотнее дымовая завеса. Пассажиры сбегали вниз, закрывая лица платками и футболками. Что это? Короткое замыкание, пожар? В подземном переходе, где ещё утром рассматривал в витринах, выставленные на продажу  швейцарские часы, народ проносился быстрым бегом. Не видно ни продавцов, ни постоянных охранников, ни лоточников.

На поверхности почти всё как обычно. Шумит Тверская и бульварное кольцо. Машины мчатся в обе стороны. И лишь скопление народа у выхода из подземной галереи «Актёр» да чёрный дым, валящий из подземного перехода, сигнализировали о ЧП.
Заметил, что большинство собравшихся зевак нацелили объективы своих фото-, видеокамер на подземный выход. Странно, что кроме как запротоколировать раненых и обожжённых, выползающих из жуткой горловины, на большее никто не способен.

Решил, что друг простит мне испачканные брюки и стремглав бросился в переход, закрывая лицо майкой. Из двух-трёх сотен человек лишь трое включилось в спасательную операцию: я, певец-шизофреник Федька – завсегдатай площади и интеллигентный парнишка лет двадцати пяти. Мы доставали тех, кто уже не мог самостоятельно выползать. Я давал команды по сортировке и укладке пострадавших. «А где же кареты скорой помощи? С кислородом, шинами, наркотическими анальгетиками. Где милиция и пожарные? Почему не остановят движение по Тверской? Откуда столько телевизионщиков?» – мысли, которые возникали во время нашей работы.

– Парень, сейчас мы тебя перенесём…– крикнул выползающему с обожжённым лицом и грудью.

– Спасибо, братки… – прошептал он, когда мы подхватили его под грудь, так как обе ноги были сломаны и болтались как веревки.

Подхватили юношу, у которого лицо наполовину обожжено, наполовину покрыто кровоточащими резаными ранами. Застрявшие в коже хрусталики витринного стекла ярко блестели на солнце. Вспомнил из практики, главное – к ним не прикасаться. Перекисью промоют, часть из них и выйдет.

– Ребята, задержитесь на секунду… Для кадра! – атаковал нас репортер с огромным телеобъективом.

– Да пошёл ты…на..й! – но мат на него, как и на назойливую муху, действует кратковременно.

Казалось, прошла вечность, прежде чем остановили движение и к месту трагедии приехали кареты скорой помощи. Зевак стало на порядок больше. Теперь милиции пришлось сдерживать их, чтобы не мешать проведению неотложных мероприятий и погрузке пострадавших.

Краем глаза заметил, что московские бригады скорой помощи оснащены богаче чеченских коллег. Современные новенькие носилки, пневматические шины, зарубежные реанимобили. Об этом мы могли бы лишь мечтать у себя в Ханкале. Но опять же, в глубину перехода, откуда валил едкий черный дым, никто не спускался.

Вытащил мужчину лет сорока. Судя по деформации нижней конечности и торчащим из штанины костям, открытый перелом голени. Также у него трваматический шок. Принес его к первой попавшейся машине. Женщина-врач крупной комплекции в синем медицинском комбинезоне скомандовала: «Кладите его на эти носилки!»

– Ок! Давайте, я вам помогу!

– А ты кто?

– Я военный врач… из Чечни…

– Ты…?! – лицо её не смогло скрыть недоверчивого взгляда, которым она оценивала меня.

– Я в вену могу войти, жгут, шину наложить и многое другое.

– Ладно, на, держи, набирай! – снисходительно сказал доктор, протягивая мне двадцатимиллилитровый шприц.

Тем временем девушка наложила пострадавшему пневматическую шину и прикрепила его ремнями к носилкам. «Забыла про обезболивание? – пронеслось в голове, – но не моё это дело, да и раненый даже не моргнул».
 
Подъехали ещё телекомпании. Теперь у пострадавших пытались взять интервью, задерживая их погрузку в санитарки.

Вот и всё. Последний раненый погружен. Приехали черные машины ФСБ, пожарники и зевак стали разгонять. Я решил, что дело сделано, больше я здесь не нужен. Поэт-песенник активно давал интервью центральному телеканалу. Отмыв руки и одежду от свежей крови в Пушкинском фонтане, я ушёл к другу на Богословский переулок.

По телевизору уже беспрестанно крутили новости. Эдик вместе с остальными жильцами коммуналки выслушал мой рассказ, который совсем не подходил под телеформат. Каждый видит и передает жизнь по-своему…

Утром друг одолжил мне деньги на плацкарт до Ростова, а оттуда я уже добрался в Ханкалу бесплатно на электричках.