Мой лес

Все коренные москвичи условно делятся на две категории: живущие в центре и на окраинах. От лица и своего, и своей семьи могу сказать, что мы всегда предпочитали житьё на окраине.
Конечно, без центра Москвы жизнь казалась невозможной.
Но с каким наслаждением дышалось этим свежим лесным воздухом после той гари и копоти!
Ни о дороге, ни о времени, затраченном на неё, как-то даже не принято было говорить.
И вот – скоро будет полвека, как я живу здесь: на Ярославском шоссе, в микрорайоне, начинающемся сразу после Северянинского моста,  если ехать из центра.
А теперь - сама история.

На Ярославское шоссе мы переехали зимой 1972-1973 года. Мы – это наша семья: папа, мама, я и наша собака Нора, восточно-европейская овчарка.
Ярославское шоссе тогда было булыжной мостовой. Машин было мало, а пробок – никаких. Правда, автобусов, идущих до метро ВДНХ, тоже было мало, и чего стоило сесть в один из них!
Встречались и телеги, запряжённые лошадьми.

На другой стороне шоссе был зелёный деревянный сельский магазинчик.
Дом наш, 12-этажный, растянувшийся на все свои 14 подъездов от одной остановки до другой, стоял, -  и сейчас стоит, в необыкновенном месте. Одной стороной он обращён к десяти перпендикулярным ему девятиэтажным домам, а другой – к Лосиноостровскому заповеднику. За нашим домом- детские сады и школа, а за ними – лес.

Между забором школьного стадиона и поляной у военной лыжной базы, работавшей тогда, был узкий проход, в который, через забор участка соседнего одноэтажного дома, вылезали малина и крапива. Хозяин этого дома всегда, видя нашу собаку, просил продать её ему для охраны.
Этот дом сломали, когда начали строить новую школу.

Теперь обе школы: средняя, в которой когда-то училась я, и английская, где потом учился мой сын, объединены в один школьный комплекс. Его директора, Аллу (Юрова Алла Геннадьевна), я помню с детства: она была у нас Старшей пионервожатой.

Раньше здесь был посёлок «Красная сосна», о котором до сих пор напоминают остатки садов, два сохранившихся дома и название соседней улицы: улица Красной сосны.
Автобусные остановки, между которыми тянулся наш дом, сначала назывались: «Десятая линия Красной сосны» и «Вторая линия Красной сосны», а следующая остановка была - «Улица Раевского». Как говорили старожилы, здесь было имение генерала Раевского, героя войны 1812 года.
Основания каменных столбов, оставшихся от ограды, отделявшей имение от окружавшего его леса, были ещё хорошо заметны. За прошедшие годы они скрылись под дёрном, травой и мхом.

Мне было 10 лет, но у меня была собака, - и у меня был лес, в котором я чувствовала себя как дома. Мой лес! В этом лесу был ручей – так мы называли речку Будайку.
Рядом с ручьём рос гусиный лук. Помню, как нашла островок его жёлтеньких цветочков той, незабываемой, первой весной.
В конце весны-начале лета в лесу цвели ландыши, а чуть раньше – медуница. Восхищению моему не было предела, когда я впервые увидела эти разноцветные розово-лилово-голубые колокольчики.

Медуница росла в нескольких местах на «тропинке», - так мы с мамой называли дорожку в лесу, которая шла, поворачивая несколько раз, вдоль остатков столбов имения Раевского. Рядом с ней был ров, в котором скапливалась вода, а за рвом – его противоположный, высокий, берег. В одном месте среди обычной медуницы попадалась белая и бледно-розовая: растения-альбиносы.

Нет, конечно, первое незабываемое было той первой зимой, когда, наконец-то, в январе выпал снег. Это были лыжи! Снег был рыхлый, а лыжи – чёрные. Я держала Нору за поводок, а она бежала за концами лыж, видными из-под снега. Чем быстрей она бежала – тем быстрее концы лыж убегали от неё. Конечно, скоро все: и я, и лыжи, и собака, оказались лежащими на снегу!

Я каталась на лыжах, которые можно было тогда, как и сейчас, надевать прямо за домом, а другие девочки моего возраста раскатывали между домами на фигурных коньках. Тротуары были покрыты слоем белого льда, из слежавшегося снега.  Прямо от подъезда девочки ехали по нему на коньках, почти как в Голландии!
Голландия – это были дворы и проезды между домами, а лес – это был лес.
В лесу можно было встретить целые лосиные семейства.
Лоси есть и сейчас. Несколько лет назад, в свой День рождения, я ехала по лесной просеке на скейте, а молодой лось вышел прямо на меня, мне ещё запомнился его выпуклый, блестящий карий глаз. «Миленький, хорошенький, ты хочешь меня поздравить?» - спросила я его. На том мы и расстались: лось в одну сторону, я – в другую.
Лоси – были и есть, а кабанов теперь нет. Увидеть их можно было редко, но по утрам частенько на лесных полянках оказывался снят верхний слой почвы, и было перекопано.
Один раз, зимой, наша собака погналась за зайцем и, не догнав, вернулась с виноватым видом.

Но я хочу вернуться к той первой, необыкновенной для меня на новом месте, весне. Была она очень бурной, ручьи и ручейки не текли, а обрушивались, как водопады, с любой возвышенности.
Зацвели вишни и яблони, оставшиеся от садов посёлка.

Но что, конечно, было по весне самым необыкновенным, чудом из чудес – так это соловьи! Той весной соловьи пели везде: не было, казалось, ни одного куста, дерева или какого-нибудь укромного местечка, где бы не сидел соловей и откуда бы не доносилось его прекрасное пение! Мы считали колена в песне и гадали о возрасте и опыте певца.

Весной шёл берёзовый сок. Можно было, сделав т-образный надрез, подставить банку, оставив её на ночь, а утром, забрав, снова заделать отверстие.
Берёз в лесу хватает. А вот сосен, несмотря на название «Красная сосна», вокруг немного. Одна из них растёт сразу за нашим домом. Возможно, раньше их было больше.

Также почти исчезли и вязы, и лиственницы. Сначала их была целая роща, называли мы её «боковой лес», потому что он начинался сбоку нашего дома, у его торца.
В начале нашего житья, по осени, местные бабушки прочёсывали весь боковой лес в поисках грибов-чернушек.
Грибы и ягоды тогда собирали в черте города для еды, не боясь никаких осложнений.

Через лес шла железная дорога: одноколейная железнодорожная ветка. Поезда по этой ветке ходили нечасто, и прохождение товарного поезда из нескольких вагонов было настоящим событием.
Наверное, самое знаменательное событие, касающееся этой железной дороги, происходило в самом конце прошлого века: на ней снималась сцена из фильма «Сибирский цирюльник».

По нашей железной дороге ходил настоящий паровоз! Рядом с ней была специально построена деревянная платформа: станция, скорее- полустанок. После съёмок она простояла ещё некоторое время, и мы с сыном, которому тогда было три года, забирались на неё.

Гуляя, мы видели, как через лес к месту съёмок проезжали артисты, в числе который был и Олег Меньшиков. Так что начало фильма «Сибирский цирюльник» - это наш (уже мой и сына) лес, такой, каким он был в самом конце прошлого века. 

Наверное, главная достопримечательность нашего леса –  старые дубы. Среди них – и постепенно засыхающие, с голыми, страшно торчащими чёрными сучьями, и пышно зеленеющие, с огромными раскидистыми кронами.

Осенью всю землю под деревьями покрывают жёлуди: и толстенькие, как бочоночки, и длинные, тонкие и изящные.  Потом они прорастают, образуя густую молодую поросль, которая постепенно вытягивается и прореживается.
Как-то на дубы во всём нашем лесу напал дубовый шелкопряд. Проходя под деревьями вечером, можно было отчётливо слышать шуршание и чавканье гусениц, а дубы потом стояли все объеденные, ажурные, как кружево. Через несколько лет гусеницы исчезли.

За долгие годы, сколько я его помню, лес очень изменился.
Ураганы и смерчи вырывали с корнем огромные деревья, оставляя после себя непроходимый бурелом, с которым не могла справиться никакая техника.
Поляны превращались в рощи, появлялись новые прогалины.
Проложили через лес и заасфальтировали просеку, и не одну.
Была заброшена, а потом сгорела лыжная база.
Посреди леса вырос новый жилой комплекс, хорошо видный с моего десятого этажа.
Несколько раз пытались чистить, но так и не дочистили огромный пруд. На его, давно уже забетонированном, берегу успело за эти годы и вырасти, и обветшать общежитие МИСИ (МГСУ).

Мостик через ручей, который неоднократно ремонтировали, теперь – просто загляденье, и молодожёны вешают на него свои замочки.
А жёлуди каждую осень по-прежнему устилают землю под ногами, и дубы растут. Так что есть надежда, что лес, который был домом и для меня,  и для моего сына, и, наверное, не только для нас, а для нескольких поколений людей, живущих рядом с ним,-  этот лес здесь всё-таки останется!