Убить Коха... Глава-59. Может выйти камуфлет...

 
 Да вот, выручал одну польку.

Тоже наша.

Интересно.

И стоило рисковать?

Как видно, стоило, ответил он.

О чем же у них была беседа?

Толстяк стал рассказывать:

Попал он к Коху по рекомендации жандармского генерала как ветеран Восточного фронта.

Вот этот крест у него за битву под Москвой, это за Крым.

Так надо понимать, по крайней мере...
(А на самом деле... За что кресты, если без крайней меры? - А.Ф.)


Ну, и о чем же они говорили?

Вначале Кох интересовался, в каких частях служил наш фон-дем... Фриц Кузнецов.

Затем спросил:

"Правда ли, что мы были разбиты под Москвой?"

Вот тут-то мой парень чуть не засыпался.

Еле нашелся:

"О нет, партайгеноссе Кох! Армия фюрера непобедима!" и понес еще какую-то чепуху.

Кох взглянул на него внимательно, презрительно прижмурился...

А затем сразу: "Чем могу служить", и так далее.

Парень наш встает и, изобразив смущение, в меру своих сил стесняясь, говорит нерешительно:

"Разрешите говорить, как мужчина с мужчиной?"

И, получив милостивое разрешение, рассказывает о своей-де любви к польке.

Рейхскомиссар сух и официален.

Выслушав до конца и не подавая руки, подходит к дверям.
(Вот тебе раз, а где же овчарка, где четыре молодца одинаковы с лица, с пистоленами наготове? -А.Ф.)

"Если уж вам так нужна эта полька, то из уважения к этому, и он указал на крест, мне ничего не стоит...

Но все же не понимаю, не понимаю..."

И, кивнув головой, отошел к столу, нажал кнопку звонка.

Аудиенция окончена.

Проходя по коридорам, мимо мертво стоящих часовых, наш парень думает:

"Переборщил, чуть было не засыпался!"

Но девушка, нужная нам до зарезу, арестованная во время облавы и только поэтому не подвергавшаяся обыску, в тот же день была на свободе.

А если бы обыскали?

У нее в волосах был на кальке один план...

Понимаете?

Еще много разных событий рассказывал мне Луковкин.

Я уже не так внимательно слушал его.

Сопоставляю все виденное до сих пор в других отрядах с делами Медведева.

Какая разница в технике!

Какие различные приемы.

Прощаясь, Луковкин сказал мне озабоченно:

Как бы ваши ребята не встретили Кузнецова, в гестаповском мундире на дорогах из Ровно.

А он на чем разъезжает?

На опель-капитане...

Да, может выйти камуфлет...

Мы, встревоженные, поглядывали друг на друга.

Я вспомнил, как накануне встретили медведевцы наш батальон Кульбаки.

Встревожился, тем более что знал:

наши хлопцы по машинам, тем более офицерским легковым, бьют наверняка.

Очень было бы жаль, если бы Кузнецов напоролся на засаду ковпаковцев.

И еще раз, вглядываясь в фото Кузнецова, я сказал Луковкину:

Пойду, доложу командиру.

Надо принять меры.

Какие же?

Приказ по заставам:

легковые машины пропускать без огня.

Луковкин пожал мне руку на прощание очень горячо.

По его лицу видел я, что он не только руководит работой талантливого разведчика Кузнецова, но и любит его, как родного брата.

Задав еще несколько вопросов о южном направлении и получив подробные данные, я возвратился к своим.

Проходя по лагерю нашего отряда, я как-то по-новому смотрел на обозы ковпаковских рот.

Разные вещи творились в тылу у немцев".

Правильно Петр Петрович, Вы как в воду глядели – вышел камуфлет...

Да, такой!

Что до сих пор, разобраться не можем в той каше, что заварили  когда-то в  Четвёртом управлении НКВД.

 

                Кузнецов - эсэс мэн?


          "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день"!

                Что это?

Явное лукавство профессионального чекиста Лукина-Луковкина или как его там, или старческий маразм Вершигоры?

                Не похоже.

В 43, Петру Петровичу было 38 лет, а в 46, всего лишь три года спустя, вышла его книга.

Как говориться, все события военного лихолетья были свежи в памяти и видны как на ладони, и свидетельством тому описание погона на показанной ему фотографии агента НКВД в эсэсовской форме:

"С открытки, окрашенной в тон сепии, смотрят на меня холодные глаза.

На плечах извивается канитель майорских погон...".

Вершигора, сразу ставит всё на свои места - не просто серебристый сутажный офицерский погон, а погон с канителью.

Я понимаю, что не каждый понимает, о чём идет речь и насколько важна эта деталь, поэтому позволю себе сделать не большое отступление.

Дело в том, что в мае 1933, в СС было введено ношение погона на правом плече.

Эти погоны должны были носиться вместе с петлицами и обозначать принадлежность эсэсовца к определенной группе.

Эсэсманы:

от рядового до штурмшарфюрера (старший прапорщик) носили черный гладкий погон,

от оберштурмфюрера (старший лейтенант) до гауптштурмфюрера (капитан) - серебристый сутажный погон.

И только на погонах старших офицеров СС, начиная от штурмбанфюрера СС (майор) - и до Рейхсфюрера СС (маршал) присутствовало серебристое плетение:

так называемая канитель.

Вершигора, начальник разведки соединения Ковпака, в отличие от многих профессиональных сотрудников соответствующих ведомств, неплохо разбирался в иерархической структуре СС, с первого взгляда определив звание изображённого на фотографии эсесовца.

Также чётко и без всякого пафоса он знакомит читателя с содержанием его беседы, состоявшейся тет на тет, с начальником разведки отряда Победители - Луковниковым, видимо так в 43 звучала его фамилия, или такой же псевдоним, как Лукин в книге Медведева - настоящая фамилия этого человека до сих пор не озвучена.

                Но, дело не в этом.

     Дело в том, что одно и тоже событие, поведанное Луковниковым в 43, а через несколько лет Медведевым в его книге "Это было под Ровно", вышедшей в свет в 1948 году, разнится как день и ночь.

Как Вы уже догадались уважаемые читатели, речь идёт о том самом агенте, который, по словам Луковникова, был на приеме у рейхскомиссара Коха.

Тогда в 43, Луковников ничего не приукрашивая, ввёл своего коллегу в курс дела, потому, что в силу сложившихся обстоятельств жизнь специального агента НКВД, за которого и Медведев и Луковников отвечали головой, на какой-то период времени во многом зависела от сидящего напротив Луковникова, заместителя Ковпака по разведке.