Театральные истории. Часть 7

Начало http://proza.ru/2021/07/26/1052
По многочисленным просьбам продолжаю выкладывать истории из моей коллекции

Для начала несколько крылатых выражений от Фаины Георгиевны Раневской:

Фаина Георгиевна Раневская приглашает в гости и предупреждает, что звонок не работает
- Когда придёте, стучите ногами.
- Почему ногами, Фаина Георгиевна?
- Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить!

Я себя чувствую, но плохо, отвечала Фаина Раневская на вопросы о здоровье.

Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.

Оправившись от инфаркта, Раневская произнесла сакраментальную по сути
своей фразу: "Если больной очень хочет жить, то врачи бессильны".

- Сегодня я убила 5 мух: двух самцов и трех самок.
- Как вы это определили?
- Две сидели на пивной бутылке, а три на зеркале, объяснила Фаина Георгиевна.

Оптимизм это недостаток информации

Я уже давно ничего не читаю. Я перечитываю и всё Пушкина, Пушкина, Пушкина.
Мне даже приснилось, что он входит и говорит: "Как ты мне, старая дура, надоела!"

Похоже, что Бог любит страдальцев. Вы когда-нибудь видели счастливого гения?
Нет, каждого трепала жизнь, как травинку на ветру. Счастье - понятие для средних во всех отношениях граждан, и справедливости тут нет никакой.

Нонна, а что, артист Н. умер? - Умер. - То-то я смотрю, его хоронят...

- Ну-с, Фаина Георгиевна, и чем же вам не понравился финал моей последней пьесы?
- Он находится слишком далеко от начала.

- Берите пример с меня,- сказала как-то Раневской одна солистка Большого театра.
- Я недавно застраховала свой голос на очень крупную сумму.
- Ну, и что же вы купили на эти деньги?

Когда в Москву привезли "Сикстинскую мадонну", все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры.
Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления.
Раневская заметила:
- Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление,
что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

- Фаина Георгиевна, как ваши дела?
- Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью - повидло.
...Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.

Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: "Умерла от отвращения".

Старость, - говорила Раневская, - это время, когда свечи на именинном пироге
обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идёт на анализы.

Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей... Боже, какая я старая!

У меня хватило ума прожить жизнь глупо.

Как бы растолковать бездарю: никто к вам не придёт, потому что от вас нечего взять. Понятна вам мысль моя неглубокая?

Я не признаю слова "играть". Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.

О своих работах в кино: "Деньги съедены, а позор остался".

Сняться в плохом фильме - всё равно что плюнуть в вечность.

Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:
- В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.

Актеры обсуждают на собрании труппы товарища, который обвиняется в гомосексуализме: "Это растление молодежи, это преступление"
- Боже мой, несчастная страна, где человек не может распорядиться своей жопой, вздохнула Раневская.
- Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм это не извращения"- строго объясняет Раневская,
- Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду".

Объясняя кому-то, почему презерватив белого цвета, Раневская говорила:
"Потому что белый цвет полнит".

Удивительно, - сказала задумчиво Раневская.- Когда мне было 20 лет,
я думала только о любви. Теперь же я люблю только думать.

На том же вечере Раневскую спросили: " Какие, по вашему мнению, женщины
склонны к большей верности - брюнетки или блондинки?
Не задумываясь она ответила: "Седые!"

"Вы не поверите, Фаина Георгиевна, но меня еще не целовал никто, кроме жениха".
- "Это вы хвастаете, милочка, или жалуетесь?"

Сотрудница Радиокомитета N. постоянно переживала драмы из-за своих любовных
отношений с сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он ее бросал, то она делала от него аборт... Раневская называла ее "жертва ХераСимы".

Расставляя точки над i, собеседница спрашивает у Раневской:
-То есть вы хотите сказать, Фаина Георгиевна, что Н. и Р. живут как муж и жена?
-Нет. Гораздо лучше, - ответила та.

- Фаина, - спрашивает ее старая подруга,- как ты считаешь, медицина делает успехи?
- А как же. В молодости у врача мне каждый раз приходилось раздеваться, а теперь достаточно язык показать.

Раневская как-то рассказывала, что согласно результатам исследования, проведенного
среди двух тысяч современных женщин, выяснилось, что двадцать процентов, то есть каждая пятая, не носит трусы.
- Помилуйте, Фаина Георгиевна, да где же это могли у нас напечатать?
- Нигде. Данные получены мною лично от продавца в обувном магазине.

- Женщина, чтобы преуспеть в жизни, должна обладать двумя качествами.
Она должна быть достаточно умна, чтобы нравиться глупым мужчинам, и достаточно глупа,
чтобы нравиться мужчинам умным, говорила Раневская.

Однажды Раневскую спросили:
- Почему красивые женщины пользуются бoльшим успехом, чем умные?
- Это же очевидно ведь слепых мужчин совсем мало, а глупых пруд пруди.

Почему все дуры такие женщины?

- Почему Бог создал женщин такими красивыми и такими глупыми? спросили как-то Раневскую.
- Красивыми чтобы их могли любить мужчины, а глупыми чтобы они могли любить мужчин.

Раневская стояла в своей грим-уборной совершенно голая. И курила.
Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель театра имени Моссовета Валентин Школьников. И ошарашено замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила: Вас не шокирует, что я курю?

- Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу потому еще, что у меня его никогда не было, заявила Раневская, упреждая возможные вопросы журналиста.
- Так что же,- не отстает журналист,- значит у вас, совсем нет никаких недостатков?
- В общем, нет,- скромно, но с достоинством ответила Раневская. И после небольшой паузы добавила:
- Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю!

                ****
Раневская всю жизнь прожила одиноко: ни семьи, ни детей. Моя тетка однажды, осмелившись, спросила, была ли она когда-нибудь влюблена. «А как же,– сказала Раневская,– вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу – сразу же и влюбилась.
В первого героя-любовника! Уж такой красавец был! А я-то, правду сказать, страшна была как смертный грех… Но очень любила: ходила вокруг, глаза на него таращила, он, конечно, ноль внимания… А однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: «Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов» .
Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалования взяла, вина накупила, еды всякой, оделась, накрасилась – жду сижу. В семь нету, в восемь нету, в десятом часу приходит… Пьяный и с бабой! «Деточка,– говорит,– погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!..»
С тех пор не то что влюбиться – смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!»
 
                ****
Раневская получила новую квартиру. Друзья перевезли ее, помогли устроиться, расставили мебель. Потом развесили вещи по шкафам, разложили по ящикам и собрались уходить. Вдруг Раневская заголосила: «Боже мой, где мои похоронные принадлежности! Куда вы положили мои похоронные принадлежности! Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, могут понадобиться в любую минуту!» Она так горевала, что все просто кинулись искать эти «похоронные принадлежности» : выдвигали ящики, заглядывали в шкафы, толком не понимая, что, собственно, следует искать. Вдруг Раневская радостно возгласила: «Слава Богу, нашла!» И торжественно продемонстрировала всем «похоронные принадлежности» – коробочку со своими орденами и медалями.

                ****
Охлопков репетировал спектакль с Раневской. Вот она на сцене, а он в зале, за режиссерским столиком. Охлопков: «Фанечка, будьте добры, станьте чуть левее, на два шага. Так, а теперь чуть вперед, на шажок» . И вдруг требовательно закричал: «Выше, выше, пожалуйста!» Раневская поднялась на носки, вытянула шею, как могла. «Нет, нет,– закричал Охлопков,– мало! Еще выше надо!» «Куда выше,– возмутилась Раневская,– я же не птичка, взлететь не могу!»
«Что вы, Фанечка,– удивился Охлопков,– это я вовсе не вам: за вашей спиной монтировщики флажки вешают!»

                ****
В Архангельском театре драмы — премьера. На сцене — кабинет председателя колхоза. Разъяренный руководитель разносит бухгалтера.
Играют два маститых актера, любимцы публики и закадычные друзья — Борис Горшенин и Сергей Плотников. Играют с подъемом. Обстановка правления колхоза — обычная, много раз повторенная на сцене и экране. Только вместо воды в графине — водка. Друзья секретно готовились отметить премьеру.

Как узнал об их секрете молодой актер, осталось неразгаданным. Уловив паузу, он в гриме своего персонажа — тракториста — выскочил на сцену и, «запыхавшись», спросил: «Агронома не видели?»
У маститых вытянулись лица — они не ожидали появления «тракториста». Но народные артисты — мастера своего дела — сразу нашлись: «Да он сегодня в третьей бригаде!» «А-а, извините! Ой, у вас тут водичка, можно глотнуть?» — и, не дожидаясь разрешения, «тракторист» налил себе полный стакан, залпом выпил и убежал со сцены. Видимо, дальше искать агронома.
«Председатель» и «бухгалтер», багровея, уставились друг на друга с немым вопросом. Сцену доиграли, но с несколько иными, чем у автора пьесы, репликами.

                ****
Дуров рассказывал:
Когда я работал в Ленкоме, театр гастролировал по всей стране… Порой «истории» начинались уже в поезде.
Как-то поехали мы на очередные гастроли. Меня пришли провожать мои друзья-акробаты братья Воронины. Они, любя меня, притащили какую-то чудодейственную мазь, избавляющую от облысения. Где-то в Тбилиси ее раздобыли. Странная масса, пахнущая чесноком. Всучили мне банку и пластиковую шапочку. Проинструктировали: втирай, дескать, на ночь в лысину, натягивай шапочку, а утром смывай. Недели через две волос попрет!..

Значит, поехали. Я в одном купе с нашей примой Ольгой Яковлевой, а в соседнем — неугомонная четверка: Гена Сайфулин, Валя Смирнитский, Георгий Мартынюк и Игорь Кашинцев. Ребята сразу же начали «соображать». Вскоре скребутся ко мне:
— Дед (одно из моих прозвищ), дай чего-нибудь закусить.— Да нет у меня ничего.
— Ну что ты жмешься, вон у тебя какая-то закусь в банках. И как раз чесноком пахнет.
— Мужики, — говорю, — это не закусь — это мазь от облысения.
— Свистишь, дед. — И ушли, недовольные, допивать.
Гудели до утра, спать всем мешали. Думаю: надо ребят проучить. Вижу: на крючке висит парик Ольги Михайловны. Длинный, кучерявый. Натянул парик, вылез по пояс голый и в соседнее купе стал стучать. Открыли они и спьяну глаза вытаращили. А я им этак торжественно-возмущенно:

— Что, суки, не верили?!
Смирнитский упал с полки и сломал руку. Мартынюк угрюмо пробормотал, обращаясь сам к себе: «Допился…» У Сайфулина начались судороги. А лысый Кашинцев воскликнул с восторгом: «Это, блин, жизнь!» — И упал лицом в подушку.
Я удалился. А минут через 15 они опомнились и стали ломиться в наше купе. Но строгая Ольга Михайловна их не пустила.
Весь гастрольный сезон Смирнитский ходил со сломанной рукой и смотрел на меня волком.
 
                ****
Однажды в театр Советской армии на спектакль «Смерть Иоанна Грозного» пришел Анастас Иваныч Микоян. Времена были уже хрущевские, поэтому вождь вполне демократично зашел за кулисы, жал актерам руки, благодарил, а потом, вытерев слезу с глаз, сказал: «Да, да, это всё так и было!!»

                ****
Однажды, будучи главным режиссером театра им. Маяковского, Охлопков поставил пьесу «Лодочница» . Пьеса была поганая, и спектакль получился соответствующий. На сцене была сооружена огромная ванна, наполнявшаяся настоящей водой, в которой туда-сюда плавала настоящая лодка. Видимо, этим и хотел постановщик поразить зрителей, потому что больше не придумал ничего. На премьерных поклонах аплодисменты зрителей были настолько жидкими, что закончились еще до того, как артисты и постановочная группа ушли со сцены. И в наступившей неловкой тишине раздался спокойный голос известного московского острослова, драматурга Иосифа Прута: «Коля, после спектакля не забудьте спустить воду!»

                ****
Актеров Петра Щербакова и Бориса Щербакова часто спрашивали, не родственники ли они. Но всех переплюнул один мужик, спросивший на творческой встрече у Бори Щербакова: «Борис ВАСИЛЬИЧ, мы тут с ребятами заспорили… Правда, что ПЕТР Иваныч – ваш отец?»

                ****
В уфимской драме идет спектакль «Ночная повесть» : группа подонков в лесном домике терроризирует хороших людей. В финале приходит помощь, но бандит по кличке Косой убивает юношу Марека. В этот день у актера, играющего Косого, случилась ужасная беда с желудком. Он терпел изо всех сил весь второй акт, но за минуту до финала не выдержал: вместо того, чтобы убить Марека, бросил нож и кинулся со сцены вон. Возникла огромная пауза: нож валяется на полу, все смотрят друг на друга… Вдруг актер Шкарупа, игравший роль «хорошего» Фотографа, решил «взять огонь на себя» . Подхватив с полу нож, он решительно двинулся на Марека, но остановился, сообразив, что Фотограф не может убить его ни при каком раскладе. Еще несколько секунд повращав глазами, Шкарупа издаем дикий крик «А-а-а!» – и, широко размахнувшись, тыкает нож себе в сердце. Занавес.

                ****
В «застойные» годы большая бригада «Росконцерта» едет на БАМ. Директор программы Ира Петухова задает «звездам» традиционный вопрос о дополнительных условиях.
Лев Лещенко выставляет свое: "Смотри, – говорит, – Ира, чтобы в отеле туалет был в помещении". Ира связалась с Тындой и строго-настрого наказала проследить, чтобы был в помещении.
Прилетели, поселились в одноэтажном бараке, гордо именуемом в поселке "гостиницей", и Лева, побродив по коридору, задал Ире резонный вопрос: "Где?" Ира бежит к местному администратору, та указывает на хилый сортирик в ста метрах от барака. "Убью! – кричит Петухова. – Ты мне тыщу раз обещала, что будет в помещении!" "Глаза-то разуйте! – та в праведном негодовании тыкает пальцем в сторону домушки у забора.
– Обещала в помещении, он и есть в помещении!"

                ****
В драматических театрах суфлеров на спектаклях давно извели. А в оперных – извините, нет! Там у исполнителей столько технических проблем во время спектакля, что не до текста: подчас черт знает что поют! оэтому фигура суфлера приобретает особую важность.
В одном театре служил суфлер, хороший и опытный. Одна беда: пил. Первый акт держался, а в антракте принимал бутылку и дальше уже подсказывал всякую ахинею.

Так что второй акт превращался для вокалистов в сущую муку.
Директор театра приказал запирать суфлера в будке перед антрактом и следить, чтобы с собой не пронес и извне не попало. Ничего не помогает – в антракте напивается, хоть ты что делай! Долго выслеживали и, наконец, поймали. Перед спектаклем хитрован привязывал заветную бутылку в уголок театрального занавеса, и она сама приезжала к нему в антракте. Руку чуть высунул, бутылочку втянул, открыл, выпил, даже не отвязывая, и с третьим звонком она вместе с занавесом пустая уезжала в кулису. Блеск!

****
Утесов любил рассказывать, что такое настоящее мастерство конферансье. По случаю какого-то праздника – концерт в одесском порту. Публика та еще – грузчики и биндюжники. Артисты вертятся на пупе, смешат изо всех сил. В зале гвалт и гогот, принимают, в общем, хорошо, но уж очень бурно: реплики и все такое… Конферансье, старый волк одесской эстрады, подбегает к пианисту: «Маэстро, ваш выход следующий, идите уже, что вы стоите, как памятник Дюку Ришелье!..»

Пианист, весь бледный и в поту, со стоном мотает головой: «Не пойду, не пойду, смотрите, какой зал, они же меня слушать не будут, будут топать и свистеть, какой ужас, боже мой!» «Так,– сказал конферансье,– чтоб вы знали: слушают все. Главное – как подать номер! Стойте в кулисе и смотрите!» Твердым шагом выходит на сцену и, перекрывая шум зала, возглашает: «Загадка! На заборе написано слово из трех букв, начинается на букву «Хэ» – что?» Зал в восторге ревет в ответ хорошо знакомое слово. «Нет!– кричит конферансье.– Нет, чтоб вы пропали! Это слово «ХАМ»  Так вот, босяки: Бетховен, «Лунная соната», и чтоб тихо мне!!!»

                ****
На гастролях в Одессе к Утесову подошел пожилой еврей. «Леонид Осич, дорогой наш! Как мы вас любим, как вся Одесса с вас гордится! Хоть вы теперь в Москве, мы все про вас знаем, за всеми успехами следим! А какой у вас замечательный сынок – красивый, талантливый, просто чудо, весь в отца!» «Но у меня нет сына,– объясняет Утесов,– у меня только дочь, Эдит!..» «Ха,– воздел руки поклонник,– он мне будет рассказывать!»

                ****
Московские артисты на гастролях в Тбилиси. Концерты ведет все тот же Михаил Гаркави. Как водится, гостей ведут в серные бани – это одно из главных тбилисских угощений. По дороге те, кто уже бывал, рассказывают новичкам о банщиках-чудодеях, которые своим искусством просто возвращают десять лет жизни! Гаркави особенно волновался в предчувствии новых впечатлений. Быстрее всех разделся и побежал в зал. Увидев его, громадного, высоченного, необъятно пузатого, маленький жилистый банщик категорически сказал: «Эта мить нелзя!»

                ****
Смирнов-Сокольский конферировал концерт в Колонном зале. Подходит он к Руслановой и спрашивает, что она будет петь. «Когда я на почте служил ямщиком» ,– басит та в ответ. Смирнов-Сокольский тут же ей дружески советует: «Лидия Андреевна, ну зачем вам мужские песни петь? Бросьте вы это!..» Великая Русланова таких разговоров не любила и высказалась в том смысле, что всякий объявляла будет тут ей еще советы давать – иди на сцену и делай свое дело, как велено! «Хорошо» ,– сказал Смирнов-Сокольский, вышел на сцену и громогласно провозгласил: «А сейчас! Лидия Андреевна Русланова! Споет нам о том! Как еще до Великой Октябрьской Социалистической революции! Она ЛИЧНО! Служила на почте ЯМЩИКОМ!!!»

                ****
Великий оперный режиссер Борис Покровский пришел впервые в Большой театр, когда там царствовал главный дирижер Николай Голованов. «Ну вот что, молодой, — сказал Голованов, — тебя никто все равно слушать не будет, так что ты сиди в зале, если какие замечания будут — мне скажи, а я уж сам!»
Репетировали «Бориса Годунова», полная сцена народу, Покровский на ухо Голованову: «Николай Семенович, скажите хору, чтобы они вот это: "Правосла-а-а-вные, православные!" — не в оркестровую яму пели, а в зал, дальним рядам, и руки пусть туда тянут!» «Правильно!» — стукнул кулаком Голованов и заорал на хористов: «Какого черта вы в оркестр руки тянете? Где вы там православных увидели?!»

                ****
Лидия Борисовна Либединская рассказывала, как однажды на правлении Союза писателей разбирали за пьянку и дебош молодого поэта. Тот долго и уныло ноет в свое оправдание, что творческий человек не может не пить, его эмоции того требуют... «Достоевский пил, — перечисляет он, — Апухтин пил, Толстой пил, Бетховен пил, Моцарт пил...» Тут кому-то из «судей» надоело, и чтобы прервать это занудство, он спросил: «А что, интересно, Моцарт пил?» Михаил Светлов, до этого мирно кемаривший в углу с похмелья, тут же встрепенулся и ответил: «А что ему Сальери наливал, то он и пил!»

                ****
Вера Петровна Марецкая загорает на южном пляже. Загорает очень своеобразно: на женском лежбище, где дамы сбросили даже легкие купальнички, знаменитая актриса лежит на топчане в платье, подставив солнцу только руки, ноги и лицо. Проходящая мимо жена поэта Дудина замечает ей: «Что это вы, Верочка, здесь все голые, а вы вон как...» «Ах, дорогая, — вздыхает Марецкая, — я загораю для моих зрителей! Они любят меня; я выйду на сцену — тысяча людей ахнет от моего загорелого лица, от моих рук, ног... А кто увидит мое загорелое тело, — кроме мужа, человек пять-шесть? Стоит ли стараться?»

                ****
60-е годы. Театр Райкина в Англии – компания «Би-би-си» пригласила сниматься на телевидении. Часть миниатюр артисты вызубрили по-английски, в другие вмешивается переводчик, остроумно введенный Райкиным в ткань спектакля. График работы очень плотный, в середине дня один перерыв на обед. Обедать, по единогласному решению, все ездили в гостиницу: там каждый в своем номере кое-что клевал по мелочи, экономя каждую копеечку.

Вдруг однажды импресарио торжественно объявляет: «Сегодня, господа, вы не поедете в гостиницу, сегодня вы будете обедать здесь на «Би-би-си» , в нашем ресторане!» Лица актеров вытягиваются, возникает мертвая пауза. Каждый стискивает в кармане потной ладошкой мизерные суточные, выданные на поездку Советской страной, понимая, что только на один обед их и хватит. Увидев окаменевшие физиономии, менеджеры заволновались: «Не беспокойтесь, господа: это лучший ресторан, прекрасная кухня, здесь обедают все звезды нашего искусства!»

После этого состояние труппы приблизилось к обморочному, и все взоры обратились к мэтру. «Черт с ними, с деньгами,– прошипел Райкин,– позориться не будем! Заказывать все самое лучшее и дорогое! Вперед!» Все ринулись за столы. И только артист В. вдруг закричал, заскандалил: «Какого дьявола! Это личное дело каждого! Мне надо жене купить, дочери купить – чего я буду валюту тратить!» «Дурак,– ему говорят,– Райкин сказал «вперед!» , значит «вперед!» » «Плевать!– стоял насмерть артист В.– надоело стадом быть! Никакой Райкин меня не заставит есть, если я не хочу!» Сел отдельно от всех и громко сказал официанту: «Уан ти! Один стакан чаю! И без сахара!» И еще пальцами показал для верности: сахару, мол, сыпать – не надо!..

Понесли еду. Но какую! Труппа пировала. Ясно было, что денег все равно не спасти, поэтому гуляли от пуза, как артисты умеют! Заморские вина рекой лились! При каждом новом блюде труппа громко обсуждала предполагаемые ощущения артиста В. с его чаем и жадностью. Обед закончился, принесли счет. Райкин взглянул, посчитал в уме, облегченно вздохнул: «Хватит!» – и сказал, сколько на каждого. Все полезли за деньгами, и тут вскочил импресарио. «Ноу, ноу,– заулыбался он и покачал пальцем,– импосибл: все за счет фирмы!» Грянуло русское «Ура!» . На артиста В., больше всех в труппе любившего выпить и пожрать, было жалко смотреть

                ****
В одном из театров заболел статист. Роль была очень короткой, поэтому решили отдать ее, не долго думая, театральному сторожу. Долго уговаривать его не пришлось. Дали слова и попросили выучить наизусть. И вот его выход. Новоявленный артист уверенной походкой вышел из-за кулис на сцену, взглянул с ухмылкой на актрису (а актриса в это время лежал в постели) и громко произнес:
- Ну, что... лежишь, паузА - ха-ха два разА!

                ****
На сцене одного национального театра драмы идет постановка «Отелло». На сцену в сафьяновых сапожках и прочей национальной одежде выходит эдакий Отелло... Стучит в дверь спальни:
- Дыздым, открой! Эта я, твая Отел!
Дверь отворяется... На кровати лежит Дыздым в национальной одежде... Отел:
- Коляр бердым ердым платок?
Дыздым тоненьким голоском:
- Даляр!
Отел злым голосом, протягивая руки к шее Дыздым:
- У пилять!
Занавес!

                ****
Перед тем как приехать на постановку в "Современник", Анджей Вайда решил посмотреть "На дне" по Горькому, где Евгений Евстигнеев потрясающе играл Сатина. Монолог "Человек - это звучит гордо" он произносил не пафосно, как это было принято, а с папиросой во рту. В результате хрестоматийный текст производил грандиозное впечатление. Но у Евстигнеева была плохая память, и он все время сокращал длинный монолог. Режиссер (Волчек) подошла к артисту и строго сказала:

- Женя! Завтра приедет Вайда. Выучи заново монолог, а то будет безумно стыдно...
На спектакле все шло хорошо.
До монолога Сатина.
- Человек - это я, ты... - начал актер...
Повисла страшная пауза. Евстигнеев от волнения окончательно забыл слова и смог произнести лишь ключевую фразу: "Человек - это звучит гордо!" - после чего затянулся цигаркой и сплюнул...
Волчек в ужасе повернулась к Вайде и увидела, что тот плачет.
- Анджей, прости, он не сказал всех слов!!!
Вайда, промокая глаза платком, ответил с польским акцентом: "Галя! Зачем слова, когда он так играет?!"

Продолжение http://proza.ru/2021/09/04/461