Загадочное число Менделеева. Легендарная быль

  В молодости Дмитрий Иванович Менделеев работал над очередным своим научным трудом. И эта работа потом прославит его в веках не меньше, чем знаменитый периодический закон химических элементов. Одним словом, Менделеев изучал проблему разведения спирта в воде. И, казалось бы, какая может быть связь между скучной химией и разбитными лукавыми русскими ямщиками? Но оказалось, что связь есть. И прочнейшая! Дело было так. Однажды Менделеев, глубоко задумавшись, гулял по московским улицам и по рассеянности зачем-то зашел в простецкий кабак для людей самого мелкого пошиба. Сев за стол, рассеянный ученый наконец с удивлением огляделся, не понимая, где он находится... И вдруг увидел, что его сосед напротив - это бородатый ямщик, который, к удивлению Менделеева, пил вовсе не водку, а горячий чай! Изумление ученого было связано с тем, что на улице в тот июль стояла жара 40 градусов, в душном кабаке от дровяной плиты, на которой пеклись блины, было еще жарче, а ямщик в то же самое время пил горячейший чай и был совершенно счастлив! Он обливался пОтом, крякал! эхал! ухал! Было видно, как он раскалялся от выпитого все ярче и багровей! Обтирал совершенно мокрое лицо, шею и грудь полотенцем, и тем не менее радостно, с ухарством пил чашку за чашкой, пока не опростал весь самовар, в который влезало никак не меньше двух литров. Завидев, как Менделеев удивленно уставился на него, ямщик только весело подмигнул ему и объяснил:

   - Ничё, барин. Эх-ма как теперча хорошо! Вот только эдак всё и выравнялось. Ну а как же иначе - соблюдаю закон природы.

   - Какой еще такой закон? - не понял ученый.

   - Ну так как же ж. Нешта не знашь? Температурный баклажанс! Ведь оно - как? Внутрях человека должны быть также горячо, как и снаружи. Чтобы человек изнутрей своих расширилси, как мочевой пузырь от свиньи, когда его воздухом надуют. Иначе преобладающий наружний воздух человека сожмет и раздавит, как таракана! Учись, барин! А теперь, напимшись, мне никакая уличная температурь невштырь. Что? Так в эту хитрую  науку еще и не врубимшись? - спросил он, увидев растерянное лицо Менделеева.

   - Нет... - неуверенно ответил знаменитый химик. - Поясни...

   - Тамось,- указал мужик за окно, - сорок. И во мне однотожь - сорок. Так что, сталбысть, мы с природой равнЫ! Как братья. Так штось, ты барин, меня удивляйками своими не сверляй, зЫрялки-то малость притупи, а и сам давай - тогось самого ж, изнутряй себя с вОздушным наружним давлением выравнивайся. Чтобы не съёжиться. Я ведь - как? Я - ямщик. Я, быват, на своей кобыле так гоню, что ветер меня так и давит! Так и жмет! Аж уши закладыват! Того гляди, все мозги внутрях моей головы в сметану али и вовсе в холодец запрессует! А теперича-то - что? Апосля ейного кабацкого чая горячего пару во мне СТОКА, что незамай меня ни с какого БОКА! - объяснил он стишком. - Ну, однако бывай, господин хороший. Ты - тово... впитывайся уму-разуму у народа. Глядишь, чему дельному и впрямь когда-нить научишься... - и он, пошатываясь от накачанного чаем пуза, пошел на работу, к своей лошади.

   Менделеев про себя посмеялся узнанному им в кабаке и вскоре забыл об этом случае как о курьезе. Однако ровно через полгода, в январе, он, идя куда-то по своим научным делам, жутко замерз и заскочил в первое же попавшееся ему на пути заведение. Волей случая это оказался тот же самый кабак, что и летом. Менделеев узнал его и поневоле посмотрел на тот стол, где в жару надувался паром с чаем бородатый толстый, как купец, ямщик. Теперь же за тем столом сидел спившийся худенький стареющий человечек с серым сморщенным маленьким и совершенно безволосым, как у мальчика, личиком. По виду это был народный поэт-частушечник или навечно изгнанный из театра за постоянные пьянки актер-неудачник. В руках у него была балалайка, а перед ним стоял значительный по размеру штоф с водкой.

   - Эх-ма! Эх-ма!
     Наша жизнь полна дерьма.
     Свыклись мы с родным дерьмом -
     Замечательно живем! - тихо пел актёрный поэтишко, весело бренча себе на струнах.

   По всем повадкам сидевшей здесь толпы было видно, что пьяного поэта народ почитает за своего великого московского шансонье! Поэтому люди не столько смеялись над его веселыми стишками, сколько безутешно над их трагическим смыслом плакали... А музыкантик, допив штоф, театрально взмахнув рукой, приказал половому:

   - Эй, слуга! Еще столько же!

   Тот безропотно подчинился.

      - Померла моя любовь.
        Эх, сгорел мой отчий кров.
        Остывает моя кровь.
        Ты согрей меня, мой штоф... - продолжил напевать поэт.

   И некоторые из очень уж нетрезвых посетителей в ответ на эти пронзительные слова тут же зашмыгали носами... искренне заплакали...

    - Какой, барин, водочки изволите? Бокогрейки или душеспасительной? - спросил Менделеева услужливо подскочивший половой.

    - Что-о?.. - не понял его ученый.

    Многие вокруг, услышав его вопрос, язвительно засмеялись.

   - Ну чё загоготали! - тут же строго приструнил их шансонье. - Не видите, что ли: человек не знает. Специально, может, пришел, чтобы увидеть нашу простую народную жизнь. Могет быть, он - писатель. Или, как я, поэт! А вы его - га-га-га! Гусаки! А ну заткнулись все! - и все мгновенно замолчали. Было видно, что певец пользовался здесь непререкаемым авторитетом. - Бокогрейка, барин, - начал объяснять он  Менделееву, это - водка обычная, тридцатиградусная. От нее плясать хочется: потому и - бокогрейка, что в привычный мороз с ней не замерзнешь. А если ж ты, как в церквА, исповедаться народу желаешь, то вот тут только водка душеспасительная и помогает. Вишь, скоко сегодня мороза за окном? Сорок градусов! Потому и в душеспасительной тоже ровно сорок. И тоже - градусов. При такой никакого попа не надо - Бог любой твой стих как исповедь выслушает. И все грехи с тебя снимет. Кабак - та же церковь! И даже в сто раз еще лучше! Чище! - тут старух нет! Презираю их, дур!

   - Эх, жизнь моя полушка...
     Эх, няня, где же кружка?
     Где мать моя старушка?
     Эх, где жена-подружка?
     Помёрли все, помёрли...
     Эх, стынет горе в горле!
     Остался я сиротка...
     Эх, няня, где же водка?! - опять жалостливо запел он. И буквально потребовал от Менделеева, - ты не брезгуй, барин. Выпей с нами! Этим ты нам уважение оказываешь.

   Менделеев, подчиняясь поэту, заказал и себе штоф. И, пытаясь поскорее согреться, тоже много выпил. А потом и действительно душа в нем поплыла по волнам любви... И он вдруг ласково сказал поэту:

   - Однако ж какие необычные закономерности происходят у нас в России... -  и начал рассуждать... - Полгода назад я встретил за этим самым столом ямщика. Была жара 40 градусов. И он пил горячий чай - для равновесия души и наружного воздуха, так объяснил он мне. А теперь - зима. И опять сорок градусов, только теперь не плюс, а минус. И вы пьете тоже 40-градусную. Волшебное число какое-то. А? - спросил он поэта.

   - Да, - согласился тот. И торжественно добавил, - Число от Бога!

   - Почему от Бога? - удивился ученый.

   - А ты посиди тут подольше, послушай народ, тогда и сам безо всяких расспросов все поймешь, - загадочно улыбнулся актер. И вновь запел, -

  Эх, тоска ты печаль, лютый ворог,
  Обуяла меня ты, как морок!
  Эх, глотну в кабаке милой сорок!
  Почему же тоске я так дорог?..

   - Эй, половой, шубу мне! Еще шубы! - закричал тут один из пьяных, - и служка тотчас принес ему еще штоф 40-градусной.

   - Почему он сказал не водки, а "шубы"? - не понял Менделеев.

   - А ты, барин, никогда не задумывался, что слово "сорок" не вписывается в русский счет? А? Ведь мы как говорим-то?  Мы говорим "два", отсюда, значит, два с нулем - это "двадцать". Так? Так! Потом говорим "три", и три с нулем - УЖЕ, ЗНАЧИТ, "тридцать". Тоже так? Так. Говорим "четыре", значит, с нулем должно быть "четыредцать" Так? Ан - нет! А мы вдруг говорим - "сорок". Почему?

   - Да, - согласился пораженный этой загадкой Менделеев, - почему?

   - Потому что есть слово "сорочка" - по-церковному, рубашка, значит. Хотя попы обычно в молитвах говорят не "сорочка", а - "срачица". Ну да бог с ними... с попами.... Всё-то у них смешно выходит... Не ложка, а - "лжица". Не "войди в меня", а - "вонь"!..

   - А-а!- радостно тут воскликнул Менделеев. - Теперь-то я понял, почему птицу сороку именно сорокой зовут. Она же - белобока. В белой сорочке как бы.

   - Ну да. Правильно, барин, - подтвердил поэт. - А шубу в портняжном народе тоже кличут "сорока". Знаешь, почему?

   - Ну да?! - усомнился Менделеев. - Вот не знал... Почему?

   - Потому что на пошив богатой барской шубы уходит ровно 40 собольих шкурок. Потому-то 40-градусные морозы у нас "сорочьими морозами" кличут - что они теплой шубы требуют. Потому и 40-градусеую водку мы "сорокой", значит, "шубой" кликаем.

   - Как всё запутано и в то же время очень логично! - восхитился всё более пьянеющий Менделеев. - А при чем тогда сорок сороков? Почему так Москву называют? Неужели из-за морозов и собольих шуб?

   - А вот тут уже и нет. Соболя тут не при чем. Тут вся разгадка в том, что чисто практическим путем народ вывел, что в одну церковь на большой праздник вмещается вместе со всей прислугой народу с сорока дворов. Вот и решили: чтобы не было давки, чтобы всё было чинно-благородно, каждые сорок дворов составляют один приход. Они все складываются и строят для себя церковь. Каждый "сорОк" имеет свой церквОк! Потому у нас так и вышло. Однако наш Христос число сорок очень любит! Не меньше, чем троицу.

   - Неужели? - усомнился Менделеев.

   - Сомневаешься? - спросил народный мудрец. - Ну так вот тебе доказательства, Фома ты неверущий. Сколько дней Христос постился на горе Сион, когда его там искушал диавол? Сорок. С той поры самый главный пост у нас перед Пасхой сколько длится? Тоже ровно 40 дней! А через сколько дней после смерти человека мы отмечаем его поминки? Тоже на 40-й - тогда душа его окончательно прощается с землей и взлетает на небо... Потому-то на 40-й день и читают сорокоуст. Потому-то и свои 40 лет наши православные люди стараются не праздновать - потому что это число с покойниками связано... Я тебе, брат, даже больше скажу: тут какая-то мировая закавыка заложена. Ибо! - многозначительно поднял он палец вверх. - Сколько лет Моисей водил евреев по пустыне? Опять же сорок! А сколько дней он молился на горе Синай, чтобы получить скрижали? Все те же сорок дней и ночей. Везде - магические сорок. А сколько сам Моисей прожил на этом свете? 80 лет - сталбыть, два раза по сорок. Да-а... - задумчиво протянул он. - Мистика да и только! Хотя, знаешь, мне больше нравится теория, что птица сорока так названа все-таки не из-за своей белой поповской срачицы, а из-за того, что она все время стрекочет - словно сплетничает, как баба! Сор из избы выносит и всем про него рассказывает, тварь проклятая! "Сор" - потому и "сорока". Недаром же у нее другая половина тела - черная, как бы грязная. От диавола! Не иначе.

  Вернулся Менделеев домой, лег спать. А когда наутро протрезвел, то у него из головы не шло это магическое число 40... А когда он составил свою знаменитую таблицу, то первым делом посмотрел, какой химический элемент в ней стоял на 40-м месте. Посмотрел и изумился - это был цирконий. Для несведущего человека это слово не говорило ничего, но Менделеев сразу понял, что этот элемент так назван в честь христианской ЦЕРКВИ!

   Поэтому, когда правительство решило узнать мнение Менделеева о том, какой крепости должна быть официальная русская водка, то он без сомнения ответил тут же:

   - Непременно только 40 градусов.

   - Почему?! - изумилось правительство.

   - Потому что это число нравится Богу!