незнакомец

Незнакомец


В маршрутку вошли двое. Скорее всего – мать и дочь.

Они заняли два сиденья, сразу за спиной водителя, сели лицом к салону – дочь у окна, мать рядом. Одеты опрятно и строго. Обе в длинных черных юбках чуть ниже колен, в кофтах на пуговицах с длинным рукавом, в однотонных цветных платках, повязанных назад.

Мать лет сорока пяти, такая типичная женщина средних лет – не толстая и не худая, среднего роста, с большой чёрной дамской сумкой в руках, потёртой от времени, с массой карманов и молний.

Дочь – девица лет восемнадцати, но в ней не было задора молодости, этой дуринки в глазах, искры, что временами делает даже немолодое лицо более живым и свежим. Суровая непреклонность, казалось, была её повседневностью, и не смягчалась ничем. Глядя на неё, было невозможно представить эту хмурую девицу в компании сверстников, когда они пьют и хохочут, флиртуют и дурачатся.

Мать глядела на дочь так, будто провинилась перед ней, хочет загладить свою вину, и никак не может, она всю дорогу доставала из рукава белый платок с кружевной отделкой, обтирала им лицо и шею, снова прятала в рукав, тут же доставала вновь, крутила и комкала в руках, будто ее руки требовали движений, и не могли находиться в покое. Дочь на мать не смотрела вовсе, сразу же отвернулась к окну – не просто повернула голову, а развернулась чуть ли ни всем телом.

Как только они сели в маршрутку, мать наклонилась к ней и что-то сказала, та не обернулась, а только нервно дёрнула плечом, продолжила смотреть в окно.

Напротив них сидел мужчина лет тридцати. Внешность имел непримечательную, только большой с горбинкой нос выделялся на скуластом лице, и весь он был словно припорошён жёлтой пылью, будто несколько дней шёл по пустыне, спал на песке – прямо в этих брюках и куртке непонятного цвета.

Он всю дорогу беззастенчиво таращился то на мать, то на дочь. Мать улыбалась ему виновато, будто извинялась за дочь, мужчина, как только встречался с ней глазами, улыбался в ответ – открыто и доброжелательно.

Пару раз и дочь заметила его любопытные взгляды, осмотрела его сверху донизу – презрительно и злобно, казалось, под панцирем из льда в ней клокочет и бушует невидимая магма, но магма не может растопить скафандр из льда, и нужен хороший толчок, увесистый удар под зад, чтобы девица ожила.

Когда маршрутка проехала мимо небольшой церквушки, непонятной конфессии, мать неистово перекрестилась, дочь последовала ей, но с неохотой, как из-под палки.
Еще несколько раз за дорогу мать наклонялась к дочери и что-то говорила ей, говорила так тихо, что кроме дочери, этих слов никто не слышал. Дочь каждый раз проделывала трюк с плечом, и мать, отвергнутая, отстранялась. И всякий раз мать находила поддержку в мужчине напротив. Несколько раз она подавалась вперёд, будто хотела заговорить с ним, и один раз даже открыла рот, но что-то остановило её, женщина шумно выдохнула и опустила взгляд.

Наконец, маршрутка остановилась, мать что-то коротко сказала дочери, та неохотно обернулась, они обе встали и вышли, а следом за ними вышел из маршрутки молодой мужчина. Они не заметили этого, и бойким шагом направились в ближайший магазин одежды. Мужчина не отставал.

Женщины бродили между стеллажей, стоек с одеждой, и вновь мать что-то жалобно лепетала, дочь нервно дёргалась, и они шли дальше – от стойки к стойке, от стеллажа к стеллажу. Наконец, они остановились у секции с джинсами. Дочь стала перебирать их – разворачивала, разглядывала, прикладывала к себе, на её лице промелькнуло подобие радости. Не сама радость, а только её тень, как тень от костра, вроде так мелькает, повторяя рисунок пламени, но не даёт ни света, ни тепла.

Одни джинсы с драными коленками и сверкающими лампасами из поеток, дочь отложила в сторону, посмотрела на мать с вызовом, та стояла рядом и не вмешивалась, только глянула с укором и тяжело вздохнула.

И тут они обе враз увидели его.

Мужчина подошел к ним совсем близко, остановился буквально в шаге, посмотрел, как на старых знакомых, улыбаясь.

- Вы нас преследуете? – спросила девица, вытаращила глаза, сжала кулаки и подалась вперед всем корпусом навстречу незнакомцу, будто собиралась с ним драться.

- Прошу, дайте воды, – попросил он и протянул руку.

Рука так же, как и одежда, оказалась покрыта тонким слоем жёлтой пыли. Девица брезгливо сморщилась, отступила на шаг, а мужчина так и стоял с протянутой рукой, словно не заметил её движение.

- Конечно! Вот! – мать протянула ему пластиковую бутылку с водой.
- Доченька, разве можно отказать человеку в воде?

Брезгливое выражение на лице дочери сменилось раздражением, в её глазах вспыхнули искры зарождающегося гнева.

- Да ты посмотри на него!

В это время незнакомец жадно пил воду, она стекала по подбородку и капала на туфли - растворяя пыль, проступали синие пятна там, куда попала вода. Девушка изумлённо смотрела на его ботинки, и вдруг у неё зарябило в глазах, она покачнулась, заморгала. Ботинки истаяли, она увидела голые грязные ноги, припорошенные все той же жёлтой пылью. Несколько капель упало на ногу, оставляя грязные следы.

Она посмотрела на мать, но мать смотрела незнакомцу в лицо и ног не замечала.

- Хотите кушать? – выпалила женщина, и не дожидаясь ответа, стала рыться в своей большой сумке.

Наконец вытащила свёрток, вынула из прозрачного пакета нечто в вощённой бумаге, отдала молодому мужчине. Он принял свёрток обеими руками, как драгоценный подарок, при этом слегка склонился в жесте благодарности. Аккуратно развернул бумагу, взял один из пирожков и надкусил его, отхватив сразу огромный кусок.

- О! – воскликнул он с набитым ртом. – Какая восхитительная трапеза! Пироги с капустой.

Женщина смущённо улыбнулась, её щеки зарделись, лицо покрылось мелким бисером пота. Она извлекла платок из рукава кофты, осторожно обтёрла лицо.

Дочь стояла молча, угрюмо таращилась то на мать, то на незнакомца.

- Мама, ты чокнулась? – вдруг заорала дочь так, что мать аж подпрыгнула.
- Что такое?  - выражение лица матери вновь стало виноватым.
- Ты зачем этого бомжару кормишь?

Незнакомец тем временем слопал один пирожок и принялся за второй. Он упоительно закатывал глаза и причмокивал. Несколько крошек упали на пол, незнакомец посмотрел на них с таким сожалением, казалось он сейчас наклонится, подберёт их с пола и съест, чтобы не пропало ничего.

- Доченька, нужно любить ближнего своего, как самого себя, – с упрёком в голосе промолвила мать.

- Сделаем это сейчас! – воскликнул незнакомец, его глаза загорелись, он сунул недоеденный пирог в карман куртки.

- Что сделаем? – процедила дочь.
- Отправимся в путешествие, – незнакомец протянул вновь обе руки, коснувшись плеча одновременно и матери, и дочери.

****

Спидометр показывал 110 километров в час, машина дребезжала и стонала, казалось, она вот-вот развалится. Мать и дочь сидели на заднем сидении, они одновременно пришли в себя – оглядывали салон и таращились друг на друга.

- Что?! Где мы? – дочь первой обрела дар речи.
Незнакомец был за рулём, он посмотрел в зеркало заднего вида:
- Как я обещал, мы отправились в путешествие.
- Ты нас похитил, ублюдок?! – заорала дочь, она подалась вперёд, вцепилась в спинку его кресла.
- В каком-то смысле да, - спокойно ответил он.
- В каком это смысле? – закричала дочь чуть ли ни в самое его ухо, срываясь на фальцет. – Был магазин и вдруг тут… Что за машина?
- Очень милые люди позволили взять её на время, - ответил незнакомец, никак на крик не реагируя.
- Пожалуйста, отпусти нас, – пробормотала мать и тут же заплакала, вытащила из рукава платок, склонила голову к плечу дочери, словно искала у неё утешения.
- Вот оно, твоё добро! – дочь мгновенно забыла о незнакомце и переключилась на мать, резко отстранилась от неё. – Видишь, чем он отплатил тебе!

Дочь орала на мать, та плакала, забившись в угол и прикрыв лицо платком.
Они выехали из города и мчались по шоссе, стрелка на спидометре медленно ползла к 140.

Нарушая все возможные правила, незнакомец обгонял по встречке, сигналил, если не мог обогнать; высунув руку в окно, приветствовал всех и постоянно улыбался.
Вот промелькнул пост ГИБДД, и теперь их сопровождал вой сирены.

- Пять пять шесть останавливаемся! Пять пять шесть принимаем вправо! Останавливаемся!

Незнакомец обернулся и захохотал. Машина вильнула, мать и дочь заорали в голос – дочь тонко и визгливо, мать тише и жалобнее.

- Погоня! Настоящая погоня!
- Водитель машины ВАЗ Федор пять пять шесть Ульяна Лера вправо принять, остановиться!
- Он сумасшедший, – взвыла мать и обняла дочь.

Та оттолкнула мать, подалась вперёд и вцепилась ногтями незнакомцу в шею. Её тряхнуло, как от удара током, и отбросило назад – она хватала ртом воздух, выпучив глаза и загребая руками, будто плыла. Шея незнакомца осталась невредимой.
Мать вновь обняла её и прижала к груди.

- Тихо-тихо, всё будет хорошо, – говорила она дрожащим голосом, гладила дочь по голове. Та больше не вырывалась, но подёргивалась, впившись взглядом в тонкую шею незнакомца.

Мать перекрестилась и стала бубнить себе под нос, что-то похожее на молитву, раскачиваясь и крестясь.

- Пять пять шесть останавливаемся! Пять пять шесть принимаем вправо! Останавливаемся!

Машина подскакивала на каждой выбоине, гремела и стучала, голоса заглушал шум ветра из открытых окон, крики полицейских в матюгальник, дребезжание и скрежет несчастного автомобиля. Казалось, он сейчас рассыплется на запчасти – отлетят в разные стороны колёса, вывалится днище, ветром сорвёт крышу, и ржавое корыто почит наконец, отмучается.

- Вы ужасный человек, – сквозь слезы пробормотала мать. Незнакомец никак не среагировал. Возможно он просто не услышал ее. Чтобы слышать друг друга, приходилось орать. – Я думала, вы добрый, – сказала она чуть громче. – Отпустите нас! Или хотя бы выпустите мою дочь. Если с ней что-то случится, я не переживу! – закричала мать в полный голос. - Я так люблю её.

- Любовь – это свобода, – очень спокойно ответил незнакомец. Он говорил совсем негромко, но его было прекрасно слышно. Ни ветер, ни дребезжание его не заглушали.
- Так освободите нас! – воскликнула мать.
- Вначале ты, – незнакомец посмотрел на мать в зеркало заднего вида.
- Что я?
- Освободи свою дочь.

Девушка перестала трястись, отстранилась от матери, в её глазах, казалось, мелькнуло понимание.

- От чего освободить?
- От себя, глупая. Взгляни, как она смотрит на тебя. Как на тюремщика.

Мать отстранилась и ошарашено уставилась на дочь. Та опустила глаза.
В это время машина ГИБДД ненадолго поравнялась с ними. Молодой полицейский высунулся в окно, размахивая оружием. Полицейский что-то кричал, видно было как открывается и закрывается его рот, но не было слышно ни звука. Шум ветра и вибрация старой машины заглушало всё.

- Извините, – ответил ему незнакомец. – Пока не могу. Очень хочу вам помочь. Но не могу, - и стрелка спидометра поползла к 150, машина ГИБДД осталась позади.
- Что ты хочешь от нас?! – закричала дочь и снова вцепилась в спинку водительского сидения.
- Вы были так добры ко мне, а я хочу исполнить ваши желания. Ты хочешь быть свободной, и я прошу твою маму освободить тебя. Твоя мать хочет, чтобы ты была счастлива, но без свободы ты не можешь стать счастливой, поэтому ненавидишь свою маму.
- Ты ненавидишь меня? – глаза матери наполнились слезами мгновенно. Слёзы потекли по её щекам, она не пыталась их смахнуть или закрыться платком.
- Я… да… нет. Мам, не обижайся, но эта религия, это не моё.
- Как же так…
- Пять пять шесть примите вправо и прижмитесь к обочине! Предупреждаю – останавливайся или открою огонь! Принять вправо и остановиться! Буду стрелять!

Незнакомец резко нажал на тормоз, сделал крутой разворот через две полосы (как ни странно, дорога была пуста), его чуть занесло, но с трассы не выкинуло, и он поехал в обратную сторону, выжимая из машины максимум.

- Я поняла! – вдруг закричала мать, подавшись вперёд. – Я всё поняла. Не убивай нас, я всё сделаю.

Мать сложила руки на коленях, скрестив пальцы в замок, зажмурилась, ее лицо напряженное, сосредоточенное, передавало всю гамму чувств, бушевавших внутри неё, она едва заметно шевелила губами, словно говорила с кем-то. Наконец она закончила, глубоко вздохнула, ее лицо разгладилось, мать открыла глаза. Обернулась к дочери:

- Доченька, с этого дня можешь жить, как пожелаешь. Если не хочешь, можешь больше не ходить со мной на собрания, носи, что хочешь, и пусть этот мальчик приходит к нам. Да, я знаю, не считай мать совсем дурой. Больше слова тебе не скажу.

- Серьёзно? – лицо дочери впервые смягчилось, ледяная маска сползла, проступили нежные детские черты, и вдруг она тоже заплакала. Тонко, жалобно, вытирая кулачками слёзы с глаз.

Мать в который раз притянула её к себе. Дочь больше не сопротивлялась.

- Если это сделает тебя счастливой…

И тут раздался выстрел - резкий хлопок, автомобиль дёрнулся, незнакомец вдарил по тормозам, машина пошла юзом, слетела на обочину, вылетела в поле, пробороздила по траве, оставляя черные глубокие следы.
Остановилась.

Полицейские промчались мимо, развернулись.

- Нам пора прощаться, – незнакомец обернулся и улыбнулся им, как добрым знакомым. Мать едва заметно улыбнулась в ответ, дочь зыркнула исподлобья, не пытаясь высвободиться из рук матери.

- А ты жалей маму, если не можешь любить, - обратился он к девице. - Этого будет достаточно.

Послышался скрип тормозов, полицейская сирена умолкла.

- Выходи из машины с поднятыми руками!

Незнакомец вздрогнул, рассмеялся в голос, выскочил из машины и побежал прямо в поле.

Мать и дочь вылезли следом, встали, поддерживая друг друга.

Они увидели, как двое полицейских погнались за незнакомцем. Он улепётывал невероятно быстро, хотя как был без обуви, так и остался.

Один из полицейских выстрелил – незнакомец упал в траву, лицом вниз, раскинув руки.

Полицейские подбежали к нему, но тут воздух замерцал, будто прокатилась невидимая волна, и незнакомец исчез. Там, где он только что лежал, трава была примята, и только кусочек недоеденного пирога с капустой напоминал о странном человеке без обуви, припорошенном жёлтой пылью.