ФАЗА СНА Глава 4

        Глава 4. Проклятье бессилия

    Третий день я сижу дома, оформив неделю отпуска за свой счет. Я один на один со своими терзаниями, я один на один со своим даром, внезапно и одномоментно превратившимся в проклятье. Как оказалось, внезапные путешествия по чужим аурам могут доставлять не только удовольствие, выгоду, но и делать тебя соучастником ужасных злодеяний. Я совершенно не мог даже себе представить, что такие мои способности могут омрачить существование пониманием того, что мир не однообразен, а его многообразие имеет грани зла и зла запредельного. И если раньше я ждал с нетерпением наступления своего  переселения в чужие душевные покои, то теперь я этого уже этого не хочу и извожу себя поиском способов избежать такового перемещения. Помимо всей мерзости произошедшего со мной  гнетет еще и непонимание неудачности своего противодействия воле преступницы. То есть, я помню до мельчайших деталей, что  принял решение уйти из метрополитена, я сделал, на мой взгляд, все необходимое, чтобы предотвратить массовое убийство невинных. Но проклятое падение, перечеркнувшее  усилия моей воли, ставит  перед вопросом – или это действительно трагическое стечение обстоятельств, которое произошло и с реальной террористкой, или же это ограничение моих возможностей по воздействию на  мир с помощью чужого тела. Проще говоря, если что-то должно случиться, то это случиться обязательно, как бы я не старался противодействовать неизбежно наступающему грядущему. Конечно, не в пользу этого говорит  второй эпизод по воздействию на волю «хозяина», отклонившему при моем участии неизбежное, казалось бы, мое же увольнение. Но здесь воля хозяина не была сконцентрирована на достижении какого-то конкретного результата. Я думаю, что ему было глубоко безразлично, кого он выбросит на улицу росчерком своего пера. В случае же с удачным эпизодом футбольной игры вполне можно допустить, что игрок сам принял решение о том ударе. Я, если вдуматься, при всей остроте тех ощущений, все-таки не принимал волевое решение, скорее  там я был наблюдателем. Поэтому сейчас я панически боюсь очередного погружения в фазу сна, где может произойти клятая реинкарнация похожая на последнюю. Двое суток я продержался без сна, взбадривая себя коктейлем из энергетиков, кофе и алкоголя. Но только в романе Уэллса один несчастный мог не спать в течении нескольких лет. Я же уснул прямо за столом на исходе вторых суток, хотя мне показалось, что только на мгновение прикрыл веки. Забытье изобиловало кошмарами обычных человеческих сновидений, ничего из того, чего я так опасался, не случилось. Последующие ночи, проведенные во сне, привели хоть немного в порядок мою изрядно пошатнувшуюся психику. И наконец я стал  рассуждать логически без обрушающих сознание панических атак. Итак, если я не могу при ментальном совокуплении с душой и телом «чужого» подавить его волю, которая направлена на достижение конкретного и желаемого субъектом результата, то зачем же мне тогда изводить себя? Можно просматривать это как кошмарно-реальный сон, каковые случаются и с обычными людьми. А чтобы окончательно убедиться в этом, или же в обратном, так или иначе, нужно ждать наступления этого состояния, в котором уже и разрешить эти рвущие душу сомнения. После принятия осознанного решения стало легче. Я стал ждать нового «погружения», чтобы проверить все и окончательно выбрать роль наблюдателя или творца. Я вышел на работу, прервав вынужденные выходные, втянулся в обыденную рутину бюрократии холдинга и, заглотив на ночь неизменные таблетки, просто ложился спать. А вскоре даже стал и тяготиться обыденностью бытия и отсутствием ожидаемого «прихода»…

   Жесткий воротничок форменной летной рубашки упирается в область между шеей и подбородком. Я ослабляю узел галстука и расстегиваю верхнюю пуговицу. Заколка с логотипом компании и «золотыми крыльями» падает на пол. Да и черт с ней. В стекла кабины моего Эйрбаса или пассажирского самолета А- 320 бьют солнечные лучи. Мы давно на высоте около девяти тысяч метров, где не бывает плохой погоды. Плохая погода в той облачности, что далеко внизу сплошной пеленой раскинулась вплоть до горизонта.
- Борт Эф Би пятьсот двадцать, передаем Вас вышке Барселонет, подтвердите прием,- раздается в моих наушниках.
- Я, борт Эф Би пятьсот двадцать, Вас понял, перехожу на связь с вышкой Барселонет, - откликаюсь я как положено.
   Стараюсь, чтобы голос мой звучал обыденно. Решение мною принято, и если осуществлять задуманное, то в ближайшие минут пять пока второй пилот вышел в пассажирский салон. Я блокирую дверь в кабину пилотов. Теперь я один на один с небом и Альпами. Этот горный массив сейчас находится под крыльями самолета, надежно укрытый плотной облачностью. Путь  к Решению, которое я наверняка сейчас претворю в жизнь, был длиной в десять лет и начался еще до моего поступления на работу в авиакомпанию «Джемен Уингс». Хотя в начале, я еще не знал, что это мой путь, просто однажды в компании друзей, с которыми мы веселились на одном из курортов Средиземноморья, я по их настоянию попробовал «это». «Это» грубые простолюдины называют психоделиками, наркотиками, препаратами воздействующими на мозг и так далее… Такие названия вызваны тем, что подавляющее большинство людей, пробовавших их, или пустивших их в свою жизнь как новую составляющую, не понимают всей сути наслаждения высвобождающимся сознанием, не умеют использовать предоставленную этими химическими соединениями свободу мысли и духа. Они просто жрут их, как жрут алкоголь и другую свою жвачку. Потом они увеличивают дозы или наоборот стараются изъять их из своей жизни. Они люди случайные. Не всем дано почувствовать мощь заключенной там силы, и только единицы могут ее использовать. Я же отношусь к немногим избранным. После того, как я и органическая химия вошли в симбиоз, мне открылись иные горизонты моего понимания сущего. И ни в коей мере я не страдал как это никчемное стадо от «зависимостей», болезней, изменения жизненного уклада и тому подобного. Наоборот, я стал заниматься живописью, и мой стиль на ура был принят большинством салонов нестандартного искусства. Я легко поступил, а потом и закончил Высшую летную школу пилотов гражданской авиации, шутя проходил их медицинские комиссии, манипулируя результатами анализов и ни разу не завалил ни одного теста.  После стажировки и обязательного времени, проведенного в кресле второго пилота, я получил под командование эту алюминиевую птицу, которая тащит сейчас в своем чреве больше ста «бошей» и «лягушатников» по их ничтожным делам. Но не суждено завершиться этим делам, как и не дано всем, кроме меня, пережить этот полет. Потому что Он вчера попросил меня сделать то, что сейчас я собираюсь осуществить, сказав, что моя стадия Земного Пути завершена, и я должен перейти на более высокую ступень, а для этого я сейчас просто нырну под облака и войду в одну из вершин Альп. Вся эта дрянь – железо и никчемные людские организмы останутся внутри горы, а я в виде совершенного существа уйду в другую реальность. Поэтому у меня нет ни сомнений, ни колебаний. Просто я ждал подходящего момента, чтобы мне никто не мешал исполнить озвученный Им ритуал. И вот второй пилот, который во время наших перелетов, длящихся, как правило, около двух-трех часов, никогда не покидал своего кресла, вдруг встал и вышел в салон. Это знак, знак того, что надо приступать. После блокировки двери, я отключаю автопилот и вообще всю автоматику, полностью перейдя на ручное управление. Ну вот,  все сделано мною вовремя! В дверь уже начинают не просто стучать, а бить кулаками:
- Курт! Что с тобой! Дверь заблокирована! Курт, открой дверь!
  Все это звучит в динамике переговорного устройства. Я спокоен. Дверь спроектирована так, чтобы обезопасить кабину от вторжения террористов и иного толка не нужных визитеров. Поэтому Рудольфу ее не открыть. Но довольно, его крики мешают мне сосредоточиться. Я отключаю переговорное устройство. Все пора! Джостик управления в моей руке идет вперед, переводя самолет в пологое пике, и вскоре стекла обзора кабины заволакивают плотные завеси облаков…

   Памятуя прошлый опыт, я сразу постарался снизить активность своего сознания, как только увидел, что нахожусь в кабине самолета. Понял, что нужно слиться «носителем». По мере подсушивания мыслей, которым он предавался перед  запланированным им аутодафе, я, поэмоционировав некоторое время, все таки ситуация неординарная, стал прикидывать, что же я могу сделать. Дело осложнялось тем, что я не мог просто мысленно заставить пилота прекратить исполнять задуманное, я должен был произвести его телом какие-то действия. Но, бегая глазами десяткам приборов, рычажков, конок, которые были снабжены обязательными надписями на английском и немецком языках, я решительно не понимал, что же я, совершенно не знакомый с техникой пилотирования и первый раз оказавшийся в кабинете пассажирского самолета, могу собственно сделать. Отчаявшись что-либо разобрать за столь короткое время в надписях над приборами и органами управления самолетом, я просто сцепил руки в замок перед собой и стал дожидаться возвращения второго пилота. Раздавшиеся удары в дверь и крики на немецком вернули меня к пониманию того, что мой «клиент» заблокировал входную дверь. Так, мне надо ее открыть! Но, чтобы сделать это немудреное действие, нужно опять-таки найти то ли кнопку, то ли рычажок, отвечающие за эту функцию.  Начинаю снова изучать надписи, результат тот же. Оборачиваюсь к двери, может на ней есть запоры, замки и тому подобное? Вроде что-то есть в районе дверной ручки, какой то красный рычажок, похоже, это и есть блокиратор.  Встать и подойти к двери мне мешают ремни безопасности, которые мой визави застегнул на себе, видно, перед смертельным пике. Я расцепляю руки из «замка», начинаю шарить в поисках защелки ремней. Тут же меня словно приподнимает над лонжероном кресла сила невесомости, вызванная резким переходом самолета в падение,  и в окна кабины летят рваные клочья облаков. Бросаю чертовы ремни, ищу руль, штурвал, что тут у них должно быть?!  Да, вот видимо эта вот черная ручка, похожая на джойстик. Хватаюсь на нее, дергаю ее на себя. Удар…Темнота.

    Пробуждение сопровождалось учащенным сердцебиением, но взять себя в руки удалось мне достаточно быстро и без лихорадочного глотания спиртного. Тем не менее, вытянув длинными глотками стакан воды на кухне и, щелкнув кнопкой электрочайника, чтобы соорудить себе традиционный утренний кофе, я стал думать об уже четвертом эпизоде путешествия своей души. Почему же не удалось спасти людей в этот раз? Следствие ли это невозможности  внести в волю субъекта порок, ее ломающий, или просто совокупность обстоятельств, в силу которых мне пришлось ослабить контроль за аватаром моей души? В общем, приходится констатировать, что проверка моего полного контроля над действиями чужого тела провалилась, по крайней мере в этот раз. Делаю себе кофе и уже не удивляюсь, когда с экрана телевизора захлебывающейся скороговоркой сообщают об авиакатастрофе в Альпах.