Шапка Мономаха - 32

От автора — обращение к читателям

Уважаемые мои читатели! Я долго думал: надо ли включать в роман описание поездки четы Зелинских в Уганду? С одной стороны это описание никак не работает на главный сюжет романа, на перипетии той самой директорской Шапки, за судьбой которой мы с вами с интересом продолжаем следить, но с другой стороны, когда мой друг Виктор Андреевич рассказывал мне об Уганде и показывал фотографии, я был ошеломлен. Это был совсем неизвестный для меня мир, почти «Путешествие за три моря» Афанасия Никитина. Африка предстала передо мной совсем не такая, какую мы привыкли видеть на телеэкранах глазами «кинопутешественников», падких на экзотику типа жирафов, горилл и полуголых аборигенов с продетыми в продырявленные ноздри клыками леопардов. Я увидел Африку изнутри — самобытную, но вполне современную. И все-таки, и все-таки...

И все-таки, предвидя укоризны со стороны требовательных, искушенных читателей, я решил вывести это описание за скобки, за рамки романа, и скажу только вкратце, что поездка состоялась и была успешной. Мои герои провели в Уганде целый месяц, жили среди угандийцев, обучали их русскому языку, молились вместе с ними в православной церкви, съездили в деревню и познакомились там с ее жителями и деревенским священником, отцом девяти детей... Поработали они немного и в школе — в обычной городской школе: Оля вела занятия по математике, а Виктор Андреевич рассказывал юным угандийцам о нанотехнологиях. Они видели, как угандийцы работают и как веселятся, увидели забитые автомобилями и мотоциклами улицы Кампалы и не увидели ни одного нищего-попрошайки. Да, они увидели бедность, но не увидели ленности, и поняли главное: африканцы — и черные, и не очень — такие же люди, как мы, белые, с таким же умом, с такой же способностью к обучению. В отличие от многих других африканских стран в Уганде мало природных ресурсов, но если ее народу дать знания, научить их современным технологиям, из нее вполне может получиться африканская Япония.

Желающие узнать подробности, могут найти на этой же страничке прозы.ру очерк «Какого цвета Африка?», где изложено описание поездки в Уганду, а всех остальных я приглашаю к продолжению чтения захватывающего романа «Шапка Мономаха».


Вернувшись из Уганды, Виктор Андреевич застал в российском научном мире прежнее смятение. Впрочем, некоторые изменения все же произошли. Несмотря на то, что в начале года руководством ФАНО было объявлено, что запуск процедуры слияния институтов планируется не ранее, чем через год, кому-то из ближайших, и наиболее энергичных, помощников Утюгова подумалось: «А зачем тянуть резину? Будет все равно так, как мы захотим!», и они выдвинули «пилотный проект»: создание так называемых Федеральных Исследовательских Центров (ФИЦ). Каждый ФИЦ должен был создаваться на основе крупного института, к которому надлежало присоединять менее крупные. Сказано — сделано! И вот, за какой-то один месяц было создано несколько ФИЦев. И разумеется, не где-то на окраинах, в научных перифериях, а в Москве, в Питере, в Новосибирске. При этом директорами-организаторами были назначены отнюдь не академики и член-корры, а простые доктора и даже кандидаты. На сайте Академии опять разразилась буря, которую руководство ФАНО опять проигнорировало.

Виктору Андреевичу, да и многим другим, было понятно, что настоящими авторами этого «пилотного проекта» являются не ретивые помощники директора ФАНО, да и не он сам. Настоящие авторы, кукловоды этого театра абсурда, сидели гораздо выше. И вряд ли это были бывший министр образования Фурсов, или нынешний министр Лисадов. Было похоже, что ниточки тянулись к кому-то, для кого Академия была хорошо знакома и близка, но и ненавистна. Виктор Андреевич вспомнил разговор с Мурахвером, его отзыв о директоре курчатовского института Михаиле Валентиновиче Ковалеве, о роли этого человека в разрушении Академии… Было очень похоже, что и к данному «проекту» он приложил свою могучую руку.

Они были ровесниками, и Зелинский пару раз пересекался с Ковалевым на конференциях (оба были тогда рядовыми научными сотрудниками), а однажды даже побывал у него в лаборатории, в Институте кристаллографии. Молодой завлаб Ковалев, который в те годы и в самых смелых мечтах не видел себя будущим «великим атомщиком», получил тогда  новую французскую установку для исследования поверхности кристаллов, а Зелинский, волею судеб создавал первую во Владивостоке физическую лабораторию и, получив нежданную возможность приобрести такую же установку, приехал посмотреть ее в действии. Уже тогда Виктор Андреевич был неприятно удивлен снобизмом и высокомерием своего московского ровесника. «Удивляюсь, как это вам, во Владивосток, дали валюту для покупки импортной техники!» - заявил москвич. Потом, гораздо позже, он многократно видел Ковалева на телеэкране, в передаче «Истории из будущего», где тот вальяжно и пафосно рассказывал о достижениях «своего», а на самом деле Курчатовского института, о светлом будущем российского (и мирового) человечества, каковое неизбежно и весьма скоро проистечет из замечательных научных разработок, ведущихся под его мудрым руководством. Зелинский немного разбирался в науке и в жизни и потому не верил ни одному его слову. Но понимал, что многие верят.

Еще до реформы, до возникновения ФАНО, Ковалев сумел вывести свой институт из подчинения Академии, добиться отдельного финансирования (уж не Всесильный ли Брат в этом помог?) и присоединить к нему несколько других таких же крупных институтов, назвав этого монстра Национальным Исследовательским Центром. В данный момент он представлял из себя могучую, независимую ни от кого величину, подчиняющуюся, по-видимому, лично Президенту. Впрочем, навряд ли Президент что-то понимал в атомной физике, так что, по сути, Михаил Валентинович сделался в России, пожалуй, самым независимым человеком. И вот теперь, он продолжал мстить Академии, действительным членом которой так и не стал, не смотря на все свое могущество, создавал из ее институтов нелепые ФИЦы, лишая академиков единственного, что у них еще оставалось — директорских кресел. Погодите! Я еще присоединю все эти ФИЦы к своему НИЦу, сделаю их своими филиалами, создам свою Академию, а вы будете сосать лапы в своих Президиумах!

«Может быть, он хороший физик, - подумал с горечью Виктор Андреевич, - может быть, даже очень хороший, но какая же он жалкая, ничтожная личность! Герострат новоявленный!»

А в Хабаровске тоже начался организаторский бум. Все директора начали лихорадочно готовиться к грозящим им переменам. Первым ринулся в лидеры директор Института горного дела Романов. Опираясь на денежные договора с золотодобывающими компаниями и на поддержку краевого правительства, он решил, что хабаровский ФИЦ должен быть создан на базе именно его института. Первым делом он обратился к Зелинскому, позвонив ему по телефону. Идея заключалась в объединении все институтов технической направленности для удовлетворения потребностей края в развитии сырьевой базы. Таких институтов было три — материаловедения, машиноведения и горного дела. Не понятно из каких соображений Романов вознамерился присоединить к себе еще и Институт тектоники. Наверное, чтобы прибрать к рукам его хорошо оснащенный Аналитический центр.

Зелинский ответил, что мысль эта интересная, и пообещал подумать. А сам тут же позвонил Пименову, в Тектонику: «Вы в курсе, Николай Павлович?» Николай Павлович оказался не в курсе и, конечно, страшно разволновался. А разволновавшись не нашел сгоряча ничего лучшего как выдвинуть встречное предложение: да, он не против создания такого ФИЦа, но вокруг своего института. По числу сотрудников институты тектоники и горного дела были примерно равными, но разве это было главным в новой реальности?.. Еще Пименов наивно надеялся на поддержку своих московских патронов — академиков, но кого сейчас интересовало мнение академиков?

Зелинскому было ясно, что когда дойдет дело до официальных действий, победит конечно Романов, поэтому отвергать его предложение не следовало, но и давать решительное согласие тоже пока не стоило: мало ли что еще может произойти?
И произошло! К Зелинскому, без всякого предупреждения, вдруг зашел академик Мурахвер. Не к себе пригласил, как он это иногда делал, а сам зашел. Правда, в сопровождении Любови Марковны. Зелинский нимало удивился, но виду не подал, пригласил садиться, сам тоже уселся напротив: как когда-то с Пеструшиным, почувствовал, что разговор предстоит серьезный. Мурахвер выглядел слегка смущенным, а Любовь Марковна сияла. По-видимому, она уже была в теме.

- Виктор Андреевич, - начал свою речь академик, - наверное вас очень удивит предложение, которое я хочу вам сделать, но я знаю вас, как умного человека, и уверен, что вы сумеете оценить его правильно...

«Неужели и он хочет с нами объединяться? - возникла у Зелинского невероятная мысль. - Вот уж поистинне: спасайся кто как может!»

- Одну минуточку, Александр Павлович! Извините! - остановил он гостя и, обратившись к ученой секретарше, попросил ее пригласить Окунёву. - Я еще раз прошу прощения, - улыбнулся он Мурахверу, - но я уже чувствую, что разговор будет очень серьезным и хочу, чтобы моя заместительница была в полном курсе.

Александр Павлович легким кивком выразил свое согласие, а тут и Татьяна Георгиевна вошла, вместе с Любовью Марковной.

- Так вот, - продолжил академик. - Когда-то по Европе ходил призрак коммунизма, а теперь по России бродит призрак ФАНО. - Тут он криво усмехнулся, приглашая слушателей оценить его шутку, но слушатели на шутку не отреагировали, ждали, что он скажет дальше. - Призрак этот, как и его предшественник, родил идею коллективизации, каковую уже и начал, как вы знаете, осуществлять. Я не буду рассказывать, что сейчас творится в московских институтах, а творится там настоящее мракобесие, я хочу обсудить наши с вами, хабаровские дела. Насколько я знаю, вам уже поступили предложения от Романова и от Пименова. Я не знаю, какое из них для вас предпочтительнее, но, по-моему, хрен редьки не слаще, и в том и в другом варианте вы теряете самостоятельность.

- Да, - согласилась Окунёва. - В любом случае нам придется работать на горное дело, возвращаться к минеральному сырью.

- Я хочу предложить вам третий вариант. Я хочу создать на базе Института экономики Центр регионального развития. У меня уже есть договоренность с Биробиджанским институтом и с Соколовым. Я надеюсь договориться также со Шпагиным, и вот предлагаю и вам дать свое согласие.

Мурахвер умолк и посмотрел прямо к глаза Зелинскому. Зелинский молчал, думал. Затея академика представлялась ему полнейшей химерой. Институт материаловедения в крае, где материаловедение совершенно невостребовано, как часть Центра регионального развития! Ладно, Институт экологии, ладно — Вычислительный центр, но материаловедение? Мурахвер, конечно, великий экономист, но, видимо, попал в полнейший цейтнот, если хватается за такую, совершенно призрачную соломинку. Шпагин, безусловно, на такой альянс не пойдет, он всегда себе на уме, он уже, конечно, строит какие-то свои варианты. Говорят, он и на Ковалева имеет какие-то свои выходы. Соколов, думаю, тоже поосторожничает. Остается один Блямкин.

- Вы извините, Александр Павлович, - вежливо проговорил он, - но я как-то очень плохо вижу наш институт в составе Центра регионального развития. Если уж говорить честно, я и в это самое развитие не верю. Не нужна сейчас наука ни стране, ни краю. Сырье - нужно, золото — нужно! У краевых властей вы поддержку имеете?

- Виктор Андреевич! - Мурахвер слегка повысил голос, в нем зазвучали металлические нотки. - Я с вами абсолютно согласен. Но сейчас разговор не об этом. Сейчас вопрос стоит очень просто: выживет на Дальнем Востоке фундаментальная наука или не выживет? Если вы пойдете к Романову, вы неизбежно превратитесь в самую примитивную горно-заводскую лабораторию и о фундаментальных исследованиях должны будете забыть. Под моим крылом вы будете работать, как работали, будете заниматться нанотехнологиями, это я вам гарантирую. Пока я еще состою в Консультационном совете при Утюгове, у меня есть шанс этот Центр создать. Но для этого мне нужен список институтов, которые в центр войдут. На следующей неделе я лечу в Москву и мне будет нужно иметь с собой официальное подтверждение от вашего института.

- Вам нужно решение Ученого совета или достаточно согласие директора? - живо поинтересовалась Любовь Марковна.

- Желательно решение Ученого совета, утвержденное директором, - ответил, слегка подумав, Мурахвер.

- Я вас понял, Александр Павлович, - произнес Виктор Андреевич. - Ситуация непростая, Романова мы уже обнадежили, ваше предложение тоже звучит заманчиво. Надо все взвесить, обсудить…

- Пожалуйста, сделайте это до моего отъезда. - Директор Института экономики энергично поднялся и оглядел сразу всех троих. - Ваш институт я хотел бы иметь в качестве соратников в первую очередь: ведь мы с вами работаем в одном здании.

Сказав так, он строго кивнул (Честь имею!) и вышел из кабинета.

- Что будем делать? - обратилась Татьяна Георгиевна к Зелинскому.

- Что делать, что делать! - вспыхнула, как порох, Любовь Марковна. - Соглашаться надо, вот что делать. Вы слышали его последнюю фразу? «Вы работаете в моем здании!»

- Это было сказано не совсем так, - поправил ее Виктор Андреевич, - но смысл был примерно такой. Александр Павлович, конечно, человек глубоко порядочный, но даже заяц, когда его загонят в угол, способен дать отпор волку. Похоже, его загнали именно в такой угол. Никто не знает, что нас ждет. То что в Москве и Питере создают ФИЦы, вовсе не значит, что и здесь, на Дальнем Востоке будет работать такой же сценарий. Как вы помните, когда-то в Хабаровске существовал всего один академический институт — Хабаровский комплексный. Из него потом и появились теперешние. Не исключено, что умники из ФАНО тоже это вспомнят и просто-напросто вернут все институты в «первобытное» состояние. Я подозреваю, что мысль такая уже носится в чиновных головах, и Мурахвер о ней наслышан, именно этого он и боится. Его институт по численности не намного крупнее нашего, а то, что он академик, в наше время даже усугубляет ситуацию. Слово «академик» действует на «фановцев», как красная тряпка на испанского быка.

- И что вы предлагаете? - Татьяна Георгиевна посмотрела на него вопросительно, еще не понимая, куда он клонит.

- Я предлагаю обсудить. Мурахвер едет в Москву, чтобы попытаться создать свой Центр. Согласие Блямкина у него есть. Как, Любовь Марковна, я правильно понимаю?

- Есть, - подтвердила ученая секретарша. - Мурахвер для Блямкина как Яхве для Моисея.

- Но два института — это еще не Центр, для надежности нужен третий. Это как три слона для плоской Земли, как три источника, три составные части для марксизма. Если у Мурахвера ничего без нас не получится, он посчитает, что это мы виноваты. Татьяна Георгиевна, вы верите, что Александру Павловичу удастся создать Центр регионального развития?

Окунёва покачала головой:

- Честно говоря, не очень.

- Я тоже. А теперь давайте взвесим, чем нам грозит отказ войти в ФИЦ Романова. Если у Мурахвера его дело не выгорит, мы спокойно идем к Романову, и он нас спокойно принимает. Потому что он в нас заинтересован: в наших специалистах, в наших приборах. Да, придется заниматься минеральным сырьем, придется заниматься искрой — упрочнять буровые коронки. Мурахвер же при этом против нас тоже ничего не имеет, так как мы его поддержали, и не наша вина, что так все сложилось. Но если Мурахвер окажется на коне, мы спокойно будем продолжать заниматься своими сегодняшними фундаментальными исследованиями, и Александр Павлович уж точно не станет в них вмешиваться. Теперь рассмотрим несколько иной вариант: академик Мурахвер создает Центр, но без нас, поскольку мы войти в него отказались. Что он делает в этом случае? Он говорит: «Ребята! У меня Центр, мне надо расширяться, принимать новых сотрудников… Пожалуйста, освободите помещение! Идите к Романову!» Вот как-то так!

- Виктор Андреевич абсолютно прав! - воскликнула Буре и посмотрела на Окунёву. - Татьяна! Неужели тебе это не понятно?

Окунёва посмотрела на Зелинского:

- Так все-таки, вы верите, что Мурахвер может создать Центр? Есть у него шансы?

- На мой взгляд — никаких! - ответил тот безапелляционно. - Я хоть и христианин, но в чудеса не верю.

- Поэтому…

- Поэтому мы должны его поддержать. Когда человек тонет, а у вас нет спасательного круга, бросьте ему хотя бы пучок соломы. Если он выплывет, он будет вам благодарен. А с Романовым мы в конце концов все равно договоримся. Горное дело от нас не уйдет.

Так они и сделали. На следующий же день собрали Ученый совет, на заседание которого, как обычно, пришли почти все научные, да и не научные сотрудники. Виктор Андреевич выступил, и описал ситуацию довольно верно, хотя и более приземленно, чем она была в действительности. Он не стал ничего говорить о фундаментальных исследованиях, которые институт сможет продолжать в рамках Центра регионального развития, разумно понимая, что для большинства сотрудников важно просто иметь работу, за которую будут платить деньги, а вместо этого спросил:

- Коллеги, вы хотите, чтобы, вернувшись из Москвы, директор Института экономики, дал команду отключить нам воду и свет и запретил проводить химические работы?

Ответ был однозначен. Решение приняли и передали Мурахверу.

Жизнь пошла дальше. Через несколько дней после заседания Ученого совета к Зелинскому пришел Чипуренко, который чуть ли ни на год как-то выпал из его поля зрения, и положил ему на стол «кирпич» - объемистую папку.

- Вот! - объявил он с обычной своей ухмылкой. - Докторскую накропал. Надеюсь, вы не будете против?

- Почему я должен быть против? - пожал плечами Виктор Андреевич. - Я даже очень рад. Надеюсь, вы тоже не будете против, если я передам ее Татьяне Георгиевне? Диссертация у вас по техническим наукам, она доктор технических наук, она и посмотрит, как заместитель директора.

- Не возражаю, - опять ухмыльнулся Чипуренко. - Хотя я предпочел бы иметь ваше мнение.

- Мое мнение тоже будет. Но вы же знаете, на Ученом совете должен будет выступить официальный рецензент, вот Татьяна Георгиевна и будет вашим рецензентом.

Чипуренко ушел, а Зелинский пригласил к себе Окунёву.

- Да знаю я прекрасно, что он тут написал! - воскликнула она с кривой усмешкой. - Двадцать лет я его слушала, и отчеты его читала, и кандидатскую его знаю. Ничего особенного тут и быть не может!

- А нам и не надо особенного, - охладил ее пыл директор. - Нам надо, чтобы докторская была. Вот вы и посмотрите: есть в этом «кирпиче» докторская или нет. Если есть — пусть защищается. Еще одним доктором в институте будет больше. Месяца вам хватит?

Татьяна Георгиевна поджала губы и нехотя ответила:

- Хватит. Я и так все тут знаю.

После этого, под впечатлением докторской Чипуренко, Виктор Андреевич прошел в комнату, где сидел Зверев, и поинтересовался, как у него движется дело с диссертацией? Сергей помрачнел и сказал, что написать он написал, но написанным недоволен. Работу он старается выстроить как физическую, но речь в ней идет об искре, и он никак не может отойти от канонов, в свое время навязанных ему Белотуровым, скатывается на технические подробности.

- Дайте мне почитать, - попросил Виктор Андреевич. - Может быть, я смогу вам помочь.

Он взял папку с рукописью, не такую могучую, как «кирпич» Чипуренко, но все же весьма солидную, и вернулся с ней в свой кабинет. «Ну, вот, - сказал он себе. - Жизнь идет! В институте скоро двумя докторами станет больше». Он знал работы Зверева и не сомневался, что диссертация у него получится. Надо только немного ему помочь.

А тем временем в Хабаровске подступали холода, и Виктор Андреевич опять задумался о том, что настанет зима, и к его любимой женке может вернуться мучительный кашель. Надо было что-то придумывать. Он знал, что говорить с ней об этом прямо — значит нарваться на скандал. Оля ни за что не желала признавать себя больной. И он придумал.

- Солнышко! - сказал он ей как-то. - Что-то мне начал надоедать зимний Хабаровск. Снега мало, ветра много! На горных лыжах кататься негде. Хехцир не в счет, там трассы убойные, подъемники еще хуже. А в Сочи к Олимпиаде все сделали, климат там чудесный, снегу в горах полно. Давай купим там квартиру и будем на зиму туда ездить. А можно и на лето! Там ведь и горы неплохие, будем ходить в походы, опять же - море!

Оля посмотрела на мужа подозрительно. Разве можно такие важные решения принимать вот так - с бухты-барахты!

- Не поняла, - помотала она головой. - Скажи еще раз!

- Давай купим в Сочи квартиру и будем туда ездить зимой и летом, а осень и весну проводить в Хабаровске, - повторил он, уже кратко.

- А как же работа? Как ты себе это представляешь? Ну ладно я, а ты ведь директор?

- Милая! Кому нужна наша работа, кроме нас самих? У нас с тобой большие отпуска, мы их и так не выбираем никогда полностью, а можно еще и без содержания брать. Я думаю, твой Коровин тебя спокойно отпустит без содержания, я в ФАНО тоже уверен: они таких как я из Москвы и в телескоп не видят, а Окунёва в мое отсутствие с удовольствием покомандует. Лично я уже не вижу никакого смысла сидеть в Хабаровске и изображать из себя директора. Так что главное — поехать и купить квартиру!

- Что, прямо сейчас?

- Нет, конечно, не прямо. Деньги нужны. Двухкомнатную квартиру в Сочи можно купить примерно за два-три миллиона. Я смотрел в Интернете.

- А где мы их возьмем? Кредит в банке?

- Не дадут. У тебя зарплата маленькая, а я пенсионер. Пенсионеров банки не любят. Помрет, не ровен час, бегай потом, выбивай деньги у наследников. Предлагаю продать твою квартиру. Все равно она у нас сейчас стоит пустая. Дом наш считается почти элитным, расположение тоже в цене, рядом с Красной линией, но район тихий.

- Ты это серьезно? Насчет Сочи. Очень уж неожиданно.

- Солнышко! Ты должна была уже понять, что твой муж иногда принимает неожиданные решения и быстро их реализует. Вспомни, как мы с тобой поженились! А как мы съездили в Уганду?

- Да, ты у меня такой. Неожиданный. Ладно, я согласна. Но как продать квартиру? Как купить? Ты знаешь, как это делается?

- Очень просто. Наймем риэлтора, заплатим ему, и он все сделает. Потом полетим в Сочи, наймем там риэлтора… Все лишь в деньги сейчас упирается.

- А вдруг нам в Сочи не понравится? Приедем и не захотим покупать там квартиру.

- Как нам может там не понравиться! - искренне удивился Виктор Андреевич. - Там есть горы и есть море! Знаешь, как раньше говорили? «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи!» Если Пуину Сочи нравится, значит понравится и нам.

Так они и сделали. К середине ноября Виктор Андреевич получил из ФАНО, а точнее от Котельникова из Владивостока, разрешение на отпуск, оставил дела на Окунёву, и они полетели в Сочи. Правда, Татьяна Георгиевна спросила его с недоумением: «А как же быть с Чипуренко? Он настаивает на рассмотрении его докторской на Ученом совете». «Докторская есть?» - спросил в ответ Зелинский. «В принципе, есть. Имеются, конечно, вопросы, но, в принципе, - есть». «Ну вот и рассматривайте! - распорядился он. - Вы официально меня замещаете, все будет законно. А если вы будете «за», то и я буду «за». Я вам доверяю».

Знали бы они оба, как аукнется им в будущем эта докторская!

Квартира в Сочи была куплена. В начале декабря Зелинские вернулись в Хабаровск, собрали свои огромные походные рюкзаки, взяли горные лыжи и укатили в любимый Путиным город-курорт на всю зиму. Стоит упомянуть, что кроме различной необходимой для жизни мебели, они купили для своей сочинской квартиры два мощных компьютера, отдавая себе отчет в том, что отпуск отпуском, а научную работу за них никто не сделает, она их не отпустит, да они и сами не хотели бы от нее отрываться.

Перед отъездом Виктор Андреевич вернул Звереву рукопись диссертации со своими пометками и попросил, не затягивая, выслать по электронной почте переработанный вариант. Его беспокоила внезапно объявившаяся активность Чипуренко. Если Чипуренко в ближайшее время защитится, то в паре с Тимухиным их будет уже двое против одной Окунёвой, что не есть хорошо. Нужен противовес.