Мак Маг. Юленька, гл, 9

Кухонный стол прилип к кафельному полу.
У Валентины исказилось лицо, когда она увидела, что почти под каждой ножкой, аккуратно обрамляя их, располагалось масляное, валиком поднявшееся, пожелтевшее пятно.
- Тьфу! Гадость, какая!
Равнодушно похлопав ресницами, я принялся тянуть стол к выходу.
Сестра молча схватилась за край, помогала, ступая мелкими шажками.
Когда мы продвинулись к дверному проёму, и тут стоило развернуться, чтобы протащить стол, я услышал мёртвую тишину из комнаты с Юленькой и ее сдавленный крик отишия о помощи. Я хорошо услышал это.
Бросил стол и быстрым ходом направился туда.
- В чем дело-то?! – Успела крикнуть сестра вдогонку.
Я влетел в комнату с монстром и увидел женщину, которая стояла у шкафа и мгновенно отдёрнула руку от щёлки  в мебели, как только почувствовала моё появление.
Монстр исчез? Да.
Передо мной стоял человек. Женщина.
- Что вы делаете? – Спросил я.
Она обернулась. Искоса взглянула на меня. Что-то мерзкое оставалось ещё в ее взгляде. От монстра. Но это уже не было страшным.
Я прошёл и подошёл к женщине вплотную, распознавая былой запах чудовища.
Она, шатким шагом, ступила назад, сделала ещё шаг, попятилась к дивану, присела.
Я плотно запер шкаф. Голоса Юленьки я не слышал.
«Эта дамочка Аллочка и сестра, - думал я, - плоды одного дерева».
Такие же колкие, неуютные, уничижающие кого бы то ни было глаза у обоих. Короткий двойной подбородок, дворняцки-собачьи бровки, в единой горизонтальной морщинке - лоб и бородавка на щеке.
Высоко поднятые узкие плечи потянулись ещё выше у этой Аллочки, когда она устроила ладони под себя. Тонкая выбеленная оголённая голень тянулась к костистому колену.
Аллочка смотрела мимо моего плеча, отлично лицезря меня всего.
- Вишь, как взволновался! – влетела в комнату Валентина, - что ты!?
Она одновременно обратилась и ко мне, и к подруге.
Та, шумно вздохнув, перевела косой взгляд на неё.
- Хватит тут дурака валять! Хватит! – Сказал я твёрдо, - что вы обе хотите от меня?
Женщины переглянулись. Аллочка едва для меня заметно кивнула подруге.
- Ладно, - сказала Валентина, - ладно, не хочешь по-нормальному, по-родственному, в тёплой, так сказать, обстановке, давай, значит, как есть.
- Ну? – Протолкнул я нерешительное ее действие.
- Присаживайся, - следующим услышал голос Аллочки и увидел ее скромный жест приглашения Валентине.
- Ну, так вот, брат, - не обращая внимания на приглашение, продолжала сестра, и, тем не менее, устраиваясь на диван, - все дело в твоей притворности. Я когда поняла, что началось все снова, бросила дела, приехала, как видишь.
- Какой притворности? О чем ты? О чем ты, дорогая?
- Ах, Боня! Качество твоё, Боня, качество, которое мешает до сих пор тебе жить. Мама мне объяснила.
- Ты скажи: с ней что-то не так? Я созванивался буквально три дня тому. Что с ней случилось?
- Она здорова. Она в порядке, Боня, в порядке. Но во многое меня посвятила, передавая, так сказать, эстафету.
Я пока не понимал о чем речь, оглянулся, нашёл стул, завешанный одеждой, подошёл, откинул ее в сторонку, освобождая седалище, присел.
- Так. Что?
- Ты только не очень, - посоветовала Аллочка, принявшая недавно человеческий образ, сестре.
Последняя снова игнорировала сообщение.
Она поднялась, прошла по залу, подойдя ко мне близко.
Я чувствовал в ее микродвижениях, как она хотела занести руку над моей головой, погладить ее.
Подумала. Вернулась назад, села рядом с подругой, положила руку на ее руку, видимо, ища поддержки.
- Ты только не волнуйся, Боня, - обратилась она ко мне.
Я пожал плечами, фыркнул. О чем волноваться? Юленька в порядке – это главное.
Ее никто не тронул, но единственное, что удивляло – ее молчание, - прекращение всяческих мысленных наших переговоров.
«Впрочем, нужно разбираться постепенно. Это логично», - разрешил ребус я.
- Он с детства сочинял разные истории, - начала сестра рассказ, не отводя от меня внимания, и обращаясь, то ко мне, то к Аллочке, впившейся в диван и потупившей взор, - и однажды, - продолжала она, -  наша мама рассказала сон о том, как Бонапарта видела в двух видах.
Да. Это был кинотеатр, в котором она видела его мальчиком. Красивого мальчика этакого она видела в сумерках мелькающих кадров зала, в которого она же, будучи маленькой девочкой, была влюблена...
И то, Боня, - сестра повысила тон, - т то, Боня, - обращалась конкретно ко мне, - и то,  в другом виде, как она уже шла с этим мальчиком, сыном, с тобою, то есть, по улице и ты - был рядом. Тогда ничего таинственного не было.
Но стоило ей оставить, Боня, тебя с мороженым на улице, купив его тебе за какую-то мелочь и пройти снова в кинотеатр, заглянуть туда, протиснуться в синий зал мимо злой контролёрши, возражающей всякому опоздавшему зрителю, как мама снова, снова видела блестящие глаза мальчика. Чувствовала любовь к нему.
Это был сон ее. Да. Она рассказывала мне. К чему этот сон?
Валентина смолкла.
- Ты меня спрашиваешь? – Интересовался я.
- Я тебя спрашиваю.
- Ты только в рамках держись, - услышал я совет от подруги Валентины Валентине.
- Я вообще последнее время плохо сплю, - не задумываясь, ответил я.
- А вот, нужно было… спать хорошо… в полную меру, - сестра одаривала меня отдельными фразами.
- Мне кажется, сестричка, довольно говорить загадками. Довольно! Это никому не нужно! – Воскликнул я. В моей фигуре обозначалась гора решимости.
- Ты шкафчик свой открой! – Кивнула Валя в мебельные дверцы.
Я подумал, помедлил, оперся в коленки, но резко соскочил, бросился к шкафу со спрятанной Юленькой там, распахнул его.
Ее там не было.
- Что это такое, черт!? – Вырвалось из меня.
Рефлексивно я захлопнул шкаф, но тут же распахнул его снова. Там была Юленька.
Полуожившая, она подняла на меня взгляд, казалось, и шевельнула рукой.
Снова я запер шкаф. Подумал. Не решаясь более ни на что.
Подумал. Ступил назад, сел на стул, посмотрел на подружек.
- Что сие значит? – Спросил.
- Что сие значит! – Повторила сестра. - Через раз, да? То что-то видишь там, то нет, правда?
- Я спрашиваю: что сие значит?
- Ты аккуратнее будь с ним, - услышал я от Аллочки совет сестре.
Последняя легко похлопала ее по руке.
- Ничего-ничего, не волнуйся, я знаю, - и обратилась ко мне, - так вот, Боня, о притворности твоей.
Наша мама, как ты знаешь, гадальщица. Ты родился в муках, первым. Выжил, но не должен был жить. Так мне рассказывала она.
Ты выжил чудом. И даже, когда глотнул воздух, и прошло еще десяток дней, лет после твоего прихода в этот мир, на землю, ты не должен был жить.
- О чем ты, Валя?
- Ты не знаешь, брат, и не должен был знать об этом, но так сложилось. Сложилась критическая ситуация… Особенно твои эти увлечения куклами…, - пыталась сформировать мысль Валентина, сомневаясь в прямоте высказываний.
- Ты... Мама хорошо разбиралась в руках, ты помнишь. И последнее время не раз шепталась со мной, порой в полном отчаянии, братик, что жизнь твоя не длительна, и может оборваться в любое время.
Но выход был продлить ее. Как? Сильно ограничить тебя,  не дать развернуться в полную волю. Жить незаметно, понимаешь?
Я слушал, Макс, находясь в каком-то трансе, не в силах никак реагировать.
Мысленно я просил помощи у Юленьки, но она безмолвствовала.
- Те два образа, невеяные во сне нашей маме, - говорила сестра, - те два образа означали две весны: до трагедии, случившейся с тобой и после трагедии. Падение с горки в детстве, помнишь? Лишение сознания? Клиническая смерть?
Программа Бони, как не прискорбно была выполнена ещё тогда. Ты должен был покинуть эту землю, эту планету, должен был покинуть, но остался… Остался с условием, что не станешь претендовать на продолжение жизни, так как Судьба твоя была исчерпана.
Понимаешь, Боня?
На эти слова я нашёл сил лишь глубоко вздохнуть.
- Кто же на самом деле есть Бонапарт? - Продолжала сестра, - кто?
И почему началась эта история с куклой? Ведь, становится понятным - не случайно. Что же тогда, на самом деле, значит, для тебя эта… как ее ты… Юленька? И стоит ли вводить ее в общество живых? Что если нет?
- Ты все время ждал кого-то. И та история с Ольгой Олеговной… Мне все рассказали. Твои странные притязания…
Лицо твоей резиновой куклы, поразительно напоминающее лицо Ольги Олеговны…
За всем этим следила, вот, Аллочка. Знакомьтесь. Она старая моя школьная подруга. Странно, что ты не помнишь ее.
Она, именно она продала тебе порно-куклу. И первую, и вторую.
Валентина сделала длинную паузу.
Мы трое какое-то время молчали. Ни шороха.
- Подожди, - хриплым голосом обратился я, как только чуть пришёл в себя, - ты хочешь сказать, что я купил две куклы?
- Три тысячи долларов одна-то не стоит, - дала реплику сестра.
- Три тысячи долларов, - говорил я, - три тысячи долларов! Можно было купить хорошую машину… Но я приобрёл девушку…
Все опять стихло. Пауза.
Мне казалось – мысли мои путались. Я чувствовал, что грядёт какая-то дикая развязка. Дикая развязка. И эта развязка может просто не поместиться в мое сознание.
«Куда же тогда?»
Я молчал, я покорялся минутам ожидания.
- Третье лицо, Боня, - продолжала сестра, - да-с в придачу, третье лицо, заинтересованное тобой лично… Я испугалась за тебя, брат.
- Спроси, - вмешалась снова Алла, на которую я механически перевёл взгляд, - как он сейчас себя чувствует?
- Я не пойму, что за третье лицо? – Задался я, игнорируя ее.
- Сильное разочарование, мужской кризис…, - говорила сестра, - это понятно.
Вот, она мне, Аллочка, немедленно позвонила. Куклу номер один убрали, ее должна была выкупить я, да я, под предлогом продолжения работы с тобой, продления твоей психической линии жизни.
Ведь у тебя тонкая линия жизни и если присмотришься, сам присмотрись – она практически отсутствует.
Ты - скрытая личность и тебе неоткуда брать энергию.
Все это инструментарий той самой судьбы, Боня. Или двух смешавшихся, Боня?
Когда я поняла все это, когда я усвоила урок нашей мамы, я сильно переживала, что с тобой случиться тот истинный, другой кризис, который не описан в психологической литературе, нет, - кризис среза Судьбы. Тогда ты мог стать самим собой. А этого, Боня, допустить нельзя!
Передо мной, братишка, стояли задачи: не тревожить маму, самостоятельно вникнуть в твою проблему. И когда пришло время узнать о твоих странных интересах… вот, Аллочка помогла… Мне нужно было разобраться в той опасной, осознанной тобой, влекущей тебя тропе, тропе влюблённости, которая была и остаётся смертельной. Ты понимаешь, о чем я?
Валентина смолкла, уставившись на меня.
Аллочка точно копировала позу подруги.
Я вдруг вспомнил ее лицо, продавщицы интим-магазина. Действительно…
Она была только в ином макияже и тот монстр, который представился мне четверть часа тому – был не случаен.
«Маскировка!» - металось в моем уме.
Голова не соображала.
- Такие грустные глаза…, - услышал я от продавщицы Аллы. Она смотрела на меня. Взгляд ее был неприятен мне.
- Мне нужно было, брат, - продолжала Валентина, - точно зафиксировать три лица: Ольга Олеговна, резиновая кукла номер два, которая, кстати, думаю, знает, что вокруг неё происходит и кукла, братик, номер один – чувствующая кукла.
- Чувствующая кукла? - Повторил я.
- Чувствующая кукла. Юленька номер один, то есть,  из магазина.
- Откуда такие знания? – Спросил я, - откуда ты знаешь об Ольге Олеговне, например. Кто она? Всего лишь уборщица и только. И все это… все это как-то случайно. Несопоставимо…
- Это все, как раз сопоставимо. Я знаю о тебе, брат, многое. Почти все. Стоит только расставить фигурки по порядку.
И в твоём сознании - это твоя задача - должна сформироваться дорожка: хочешь ли ты жить дальше, пусть - существовать. Или ты не желаешь жить дальше, а?
В ответ я пожал плечами.
«Что за вопросы?»
- Ты говорила, что я купил две куклы? – Спросил я, - две Юленьки? Как это?
- Не важно. Ты в любом случае переплатил. Теперь важным остаётся другое: выйти на третье лицо твоего образчика. И что она, третье лицо, может дать тебе? Насколько верна, будет тебе так, как хочешь ты, как представляешь ты. Или не верна, как не хочешь ты, но требуется ради твоего же существования.
Здесь и есть тот срез, конфликт твоего пути. Твоей линии Жизни.