Связь времен

          Еще в юности я обнаружил, что улицы, как и люди, каждая имеет свой характер. Тогда я жил на скучной, такой правильной и меланхолической улице, причём я даже не могу объяснить это своё ощущение. Мне казалось, что такими становились и люди, и троллейбусы, как только они попадали на эту длинную, широкую и довольно зелёную  летом  улицу. Именно на ней произошла со мной история, в которую даже я сам   верю с трудом.
Около трёх часов ночи я восторженно возвращался со свидания с чувством необыкновенной лёгкости во всём. Транспорта в эту пору ждать было бесполезно, и всю долгую дорогу домой я радостно вспоминал подробности , постоянно возвращаясь к самым ярким.

          И вот уже возле районного отделения милиции, единственного здания на нашей улице, зарешеченные окна которого ещё светились казённым  жёлтым светом, ко мне подошёл  датский сказочник Ганс Христиан Андерсен. И на чистом датском языке поинтересовался, как ему попасть в гостиницу «Красная». Странным было не то, что я понял вопрос, и даже ответил ему на его языке с торжественным  ощущением в зоне солнечного сплетения. Хотя наш учитель английского даже в аттестат поставил мне натянутую тройку,   а о других языках и говорить не приходится. И не то, что я узнал его худое, действительно  некрасивое лицо ещё до того, как он назвался. И при этом у меня даже не возникало никаких сомнений относительно появления передо мной человека, умершего ещё в прошлом столетии. В конце концов, ощущение острого счастья, которое я в ту ночь испытывал, могло объяснить многое.
       
          Странным  было другое. Когда на следующий день я возвращался из университета после коллоквиума, и настроение было довольно паскудным, меня остановил милиционер, который  той ночью сидел в коляске мотоцикла перед отделением. 
-Слушай,-сказал он мне, морща лоб в попытке найти подходящие слова,
-слушай,  это  был ты? В натуре?
 И с надеждой  вернуться к здравому смыслу:
- Может с киностудии? Нажрались, и чудят…
         
          А потом мы жили на старой, весёлой улице возле Привоза. Улице бесшабашной,  с явными признаками алкоголизма и других пороков.  В бывшей дворницкой квартире, которую мне любезно предоставил исполком «до получения жилплощади по месту работы». У нас  два сына, старшему пять лет, и в его лексиконе уже появляются некоторые выражения, почерпнутые у спекулянтов, которые целый день крутятся в нашем дворике, используя его  своего рода биржей  для торговых сделок. Мы, как умели, привели жилье в порядок, побелили, поклеили, покрасили, но ещё долго не могли выветрить кислый запах табачного дыма и сивухи.

          Вторая странная история, происшедшая на вышеописанном фоне, началась с того, что жена вычитала в газете объявление о музыкальной школе, принимающей детей с пяти лет, а я загорелся научить Диму музыке. Меня   не учили. Благодаря неплохому слуху я немного играю на разных инструментах, и уверен, что вместо посредственного математика из меня бы вышел великий музыкант.
Диму в школу взяли, но тотчас же встал вопрос об инструменте. Новое пианино купить мы не могли по двум причинам – не по карману, и жалко . Сырость за два месяца добавила  затейливый узор на обоях, а из любого конца комнаты до очага было раз плюнуть. Следовательно, фортепиано должно быть старым и дешёвым, а получим жилье – там видно будет.

          Искали долго. И наконец, нашли, причём совсем даром. Умер одинокий пенсионер, новый хозяин его  старую рухлядь выбросил, а пианино было неподъемным. Нашлись общие знакомые… словом, инструмент с помощью двух случайных пьянчуг всего за тринадцать рублей и бутылку водки перекочевал на Привозную. Больше всех радовался Дима!  И хлопотам по перевозке, и перестановке в квартире, ну и, конечно, самому звучащему чуду. А чудо, если честно, было страшненькое, облезлое, царапанное. На крышке явно прослеживались следы паяльника,  сковородки и выравнивания кривых гвоздей молотком.

          Зима в тот год была необычно суровой для Одессы. Младшему, Мишутке, нездоровилось, уголь кончался, в кухне стоял собачий холод. И Наташу с детьми пришлось отправить в Алма-Ату, к её родителям. В квартире сразу стало просторно и тихо, а у меня появилось свободное время.
          И возникла  идея  самостоятельно привести в порядок фортепиано. Было много советчиков, кое-какие пособия нашлись  по этому вопросу, хотя до гугла  оставалось еще ой как долго. И стал я сдирать старую краску, шпаклевать раны, и лакировать  заново. Знакомый настройщик обещал прийти, как только освободится от других заказов, взял у меня ключи, но что-то не шел. И я заподозрил, что он попросту забыл обо мне. Или испугался, что   по знакомству не заплачу.

          Никогда раньше не испробованная работа краснодеревщика так захватила меня, что о настройке и не вспоминалось. Пахло ацетоном и бензином, повсюду валялись обрывки наждачной бумаги, а поверхность становилась   всё более красивой. Или мне так казалось? Каждое утро я рассказывал коллегам, что мне удалось сделать, а они потихоньку посмеивались надо мной, принимая это за «пунктик», появившийся из-за отсутствия жены.

          В пасмурное февральское воскресенье всё было закончено. Я уверен, новым наше пианино выглядело  значительно хуже. Всё в комнате убрал, чтобы антураж соответствовал  впечатлению, закурил сигарету, подвинул стул и стал подбирать колыбельную, которую часто пел мне в детстве   дедушка, аккомпанируя себе на роялине  двумя пальцами: «Завтра дед Мороз приедет на большой коляске,  привезёт он нам игрушек целую корзину».

          И тут наступает момент в моём рассказе, когда мне труднее всего объяснить, что произошло. Изменился запах. Запахи  ацетона и бензина сменились запахами  печёного теста, ванили… Вообще запахло устоявшимся уютом, которого в этой квартире ещё никогда не было. Потом, сквозь лёгкое головокружение, я обнаружил, что что-то меняется вокруг.
 
          Затем это прошло. У дочери был жар, она все время искала щечкой место на подушке похолоднее, и облизывала язычком пересыхающие губки. Сонечка пекла куличи – послезавтра Пасха, и каждые пять минут забегала к нам посмотреть на дочурку. Шура пошёл за Александрой Алексеевной… Привезет он нам игрушек целую корзину… Кажется, стучат, пойду открою.

          Нет, это мне не приснилось, я таких ярких снов никогда не видел. Что-то со мной не так,  чувствовал  я,  и машинально стал играть снова. И снова произошло перевоплощение, и снова оно прекратилось, когда я играть перестал. Верите, я пишу сейчас эти строки, переживаю, уже мысленно, все, что тогда со мной происходило, а по спине бегут мурашки…

          Значит так. Сонечка - это однозначно, моя бабушка. Шура – мой дядя. Александра Алексеевна – хорошо знакомое мне имя, она и сестра милосердия, и акушерка.  Следовательно, я – это мой дед, Леонтий Иванович. Боже, мой, что все это значит?

          После лекций,а потом ученого совета в понедельник, я мчался домой как сумасшедший. Я, кажется, понял. Мне достался уникальный инструмент, приводящий в действие генную память, или как там это называется. Я знаю, как проверить гипотезу!  Мама любила петь «Вот вспыхнуло утро, туманятся зори, над островом белая чайка летит…» Только бы мелодию не соврать.

          Дома горел свет. Ещё не открыв  дверь, я услышал стук по клавише. Илья Пахомович, настройщик, не отвечая на моё приветствие, бурчал.
- Вечно ты экономишь. Такой инструмент достоин профессиональной полировки. Слышишь, какой звук?- его короткие пальцы лихо пробежались по клавиатуре,- А что было, помнишь?  Какой придурок  пытался его электрифицировать?   

          И он кивком головы показал на пол, где кучей валялись обрывки проволоки, батарейка Крона, платы, конденсаторы, и что-то ещё, но я и не пытался понять. Всё стало пустым и ничтожным