Последняя капля лета

                Великому Рэю Брэдбери посвящается

- Папа, папа, вставай!
Он ворвался в темную родительскую спальню. Шумный, румяный, взволнованный новостями.
- Папа, папа! Мы не можем это пропустить! Невозможно! Никогда! Сегодня последняя капля лета!
- Последняя капля лета, - медленно повторил его отец, лежащий на кровати. Он попробовал на вкус слова сына, словно пытаясь понять, что же есть эта капля? Возможно, это домашний лимонад, кувшин которого стоит в холодильнике все лето. Кувшин волшебный, он наполняется сам по себе, ночами, когда все спят. Выуживает из дальних галактик спелые лимоны, нарезает их тоненькими дольками, срывает в саду душистую мяту и ворует мед у диких пчел. Кувшин ныряет в дебри морозильной камеры и, отодвинув в самую ее глубину большой брикет с мороженым, вытаскивает целый айсберг льда, кромсает лед, кидает в свое брюхо, а потом доверху наливается чистой водой.
- Последняя капля лета, - продолжил думать отец.
Возможно, у нее вкус арбуза, который ночевал в колодце с ледяной водой, чтобы потом, днем, его принесли в жертву зною и оглушенному жарой семейству.
Возможно, у нее вкус дыни? Нет, только не дыни, она слишком плотная, мясистая, тяжелая на вкус. Дыня предназначена для осени, никак не для лета. Последняя капля лета... Капля. Кап-ля. Отец перекатывал слова, пробовал их на вкус, вникал в звуки.
- Папа, вставай, давай же! Побежали! Там, у ручья, вернее в самом ручье, откуда ни возьмись, появился огромный камень, волшебный камень! Он исполняет желания, папа, я точно знаю! Скорее, собирайся, ты сам увидишь... - мальчик испуганно закрыл ладошкой рот, но слово уже вырвалось, вылетело шипящей, злобной змеюкой, не поймаешь, не вернешь, не спрячешь за зубы.
- Увидишь? - усмехнулся отец и поправил черную повязку, обвивающую голову, как смертоносная мамба. Там, под плотной тканью, было нечто страшное. Нечто, от вида которого мама вскрикнула негромко, но так... непонятно, словно это и не мама кричала, а странное животное. Мальчик мог с уверенностью сказать, чего же НЕ было под этой повязкой. Папиных глаз.
- Авария, несчастный случай,  - так сказал папа.
- Его глаз больше нет, выжжены, - так сказал врач.
- Он разбит, почти уничтожен, мы должны ему помочь, - так сказала мама, и мальчик старался. Как же он старался! Но все усилия разбивались о такие простые и невинные, вроде бы, слова: "посмотри", "глянь". Слова, которые не имели для папы больше никакого смысла. Он был слеп и мрак окутывал его плотным одеялом.
- Папа, камень волшебный! Я клянусь тебе, он исполнит любое желание! - не отставал мальчик, открывал шторы, теребил отца, дергал за руки, говорил, что пора завтракать, что мама уже пожарила яичницу и сварила кофе.
- Волшебный? - отец не говорил, просто повторял чужие слова, и это пугало мальчика больше всего.
- Да, да, волшебный! - он не сказал отцу, что над ним уже посмеялись соседские мальчишки - его друзья. Они сказали ему, что этот валун всегда валялся в ручье и они просто его не замечали. "Посмотри, какой он старый и гладкий, он давно лежит здесь", - говорили они. Но он-то знал, что не было этого камня, не было! Он также знал, что он волшебный! Он просто не мог быть другим.
- Поднимайся, скорее! Ради меня! Пойдем! Мы не можем потерять последнюю каплю лета.
- Кап-лю ле-та, - повторил отец и неуверенно встал с постели.
Если бежать, бежать быстро, не оглядываясь по сторонам, лишь изредка подпрыгивать от радости, от того, что ноги крепкие и быстрые, что настроение отличное, что вокруг все такое настоящее, если так бежать, до ручья домчишься минут за десять. Они шли полчаса. Папа ощупывал дорогу, принюхивался, прислушивался, бессильно поворачивал голову, обвитую страшной повязкой. Он шел как... как слепой! Мальчика обожгла эта мысль. Он вдруг осознал, что отец никогда не увидит солнце, мамину улыбку и слезы, не увидит ломтик арбуза на тарелке, не увидит щенка, которого мальчик тайком кормил, надеясь, что ему разрешат взять его домой. Не увидит. Осознание почти ослепило и его самого, и мальчик остановился, не в силах понять, как папа может идти, когда он ничегошеньки не видит.
- Мы пришли, - он старался говорить спокойно, надеялся, что папа не услышит слезы в его голосе, не услышит, как эти слезы текут по щекам бурно, не хуже ручья с волшебным камнем. Но отец прислушался, наклонил голову, и мальчику вдруг показалось, что его слезы грохочут, как водопад, скатываются со щек и громко, словно это и не капли соленой воды, а камешки, стучат в пыли тропинки. Кап-бум-бах!
- Ты плачешь, - сказал отец удивленно.
- Вовсе нет! - соврал мальчик, взял отца за руку и они, не снимая сандалий, зашли в воду. - Вот он, тот камень! - мальчик подвел отца к большому валуну. - Ты помнишь? Разве он был здесь?
- Я не помню, - ответил отец тоскливо и печально. Он ощупывал гладкую поверхность камня медленно, дрожащими пальцами, а мальчик зажмурился и загадал желание.
"Пусть у него получится!"
Что получится? Он и сам не знал, но был уверен: камень поймет, что надо делать и поможет отцу.
- Возможно, последняя капля лета по вкусу, как вода из горного ручья? - неожиданно сказал отец, а мальчик растерялся. Он и сам не знал, какая она, последняя капля лета.
Они собирали камешки, непонятно зачем. Камешки маленькие, гладкие, чудесные, может быть даже тоже волшебные, они набили ими карманы, а потом устали и легли на высохшую траву, чтобы напитаться зноем перед долгой тоскливой осенью, они молчали и мальчик надеялся, что отец видит хотя бы жаркое солнце, его нельзя не заметить в этом необъятном небе. Они молчали, а потом, когда их кожа стала пахнуть раскаленным солнцем, отец попросил отвести его домой.
- Давай пройдемся по городу, - вдруг сказал он и мальчик неохотно согласился. На них глазели, показывали пальцем, притворно сочувствовали, втайне радуясь, что беда пришла к другому, что несчастье, выписанное на их городок, предназначенное одному из жителей, уже нашло своего адресата.
- Здесь аптека, а вот и дуб, и скамейка, и автобусная остановка. Проходим мимо бакалейной лавки, теперь идем мимо бара, - мальчик испугался, что отец попросит проводить его в бар, а потом придется бежать за мамой, придется уговаривать папу идти домой, придется снимать с него одежду и терпеть отвратительную вонь, сочившуюся из каждой поры папиного тела.
- В книжной лавке еще продают краски? - неожиданно спросил отец.
- Да, - удивился мальчик.
- Веди меня! Я знаю, я понял! Ты только послушай! - они остановились прямо посередине тротуара, их толкали, их обходили, на них ругались, но отец не обращал на это ни малейшего внимания. - Послушай! Я знаю, знаю, как я буду видеть! Я нарисую глаза на камешках, на этих чудесных камешках из ручья, волшебных камешках! Я разошлю их по всему миру и увижу его! У меня будут сотни, нет тысячи глаз! - отец говорил быстро, взволнованно, уверенно, и мальчик не стал возражать и говорить ему, что когда-то, до аварии, он был отличным химиком, но мама даже стену в туалете не разрешила ему покрасить, руки у папы были непутевыми. - Первый глаз я нарисую для тебя, я буду присматривать за тобой! Веди меня скорее!
Народу было в книжной лавке! Как букв в толстой книжке! Учебники, тетради, тонны бумаги, частокол карандашей, ручки, ручки, ручки, краски, цветная бумага - все ныряло в бездонные сумки родителей.
- Завтра в школу, - удивился мальчик. Он совсем забыл про нее, забыл, что после последней капли лета следует осенний, хладный душ и ворох листьев, и запах краски в классе, и друзья, с которыми в школе дружишь совсем по-другому, и завернутый в бумагу бутерброд, и яблоко, и уроки, и многое другое.
- Нам сюда, - отец словно видел, куда идет и мальчик понадеялся, а вдруг...
Краски, кисти, сколько всего! Мальчик чуть не сказал, что у него глаза разбегаются, но вовремя, сейчас вовремя прикусил язык и понял: получилось! Волшебный валун исполнил желание!
- Мы возьмем вот это и это, - отец уверенно кидал в корзинку тюбики с масляными красками, мальчик только моргать успевал, - кисти! Где они? Знаю, знаю, мы возьмем всего лишь одну, самую тонкую, самую прекрасную.
Отец вытащил из стакана с кистями, безошибочно вытащил кисточку и нежно, аккуратно провел ею по щеке мальчика.
- Щекотно, - хихикнули оба и направились к кассе.
Отец отказался от обеда, он побрился (мать радостно ахнула, а потом испугалась крови, отец сказал, он научится бриться чисто и бескровно, попозже научится, сейчас не время, некогда) и заперся в спальне.
- Вот! - он положил мальчику в тарелку раскрашенный камешек.
- Что это? - спросила удивленная мать.
- Теперь я смогу видеть, - обрадовал ее отец. - Это будет мой глаз, первый, самый важный, я и для тебя, любимая, нарисую. Я буду видеть то же, что и вы!
- Ты будешь за мной подглядывать? - вдруг понял мальчик и вспомнил про щенка, которого ему пока не разрешили взять в дом, вспомнил про драку и порванный портфель, он вспомнил все свои секреты и испугался.
- Нет, конечно, только если ты позволишь, - смутился отец и спросил, - тебе нравится?
Мальчик посмотрел на раскрашенный камень. Он думал, отец действительно нарисует глаз, но с камня на мальчика смотрело смешение красок, пятен и непонятных линий. Странно, но ему вдруг почудился взгляд отца.
- Нравится, - прошептал мальчик, еще не зная, как ему относиться к этому камешку.
- У меня будут глаза! - отец произнес эти слова, как клятву и мальчик ему поверил.
- Последняя капля лета, - прошептал мальчик, лежа в постели. Ему не спалось, он достал из тумбочки фонарик и книжку, укрылся с головой покрывалом и начал читать.
- Разве ты понимаешь, что написано в этой книжке? - внезапно раздался голос отца, и мальчик даже вскрикнул и уронил фонарик.
- Чшшш, я напугал тебя? Извини.
Отец вошел бесшумно, словно видел все углы и двери.
- Почему я не слышал тебя? - спросил мальчик и потрогал повязку на голове отца. Он все еще надеялся на необыкновенное чудо и новые отцовы глаза.
- Теперь я все вижу, ты же положил мой глаз на тумбочку. Я пришел почитать вместе с тобой, мне тоже не спится. В последнюю каплю лета нельзя спать. Надо отведать ее, насладиться. Почитаешь мне?
- Почитаю. Я начну с самого начала.
Отец сел на пол, прислонился спиной к кровати сына, вздохнул и приготовился слушать.
- "Утро было тихое, город, окутанный тьмой, мирно нежился в постели. Пришло лето, и ветер был летний — теплое дыхание мира, неспешное и ленивое. Стоит лишь встать, высунуться в окошко, и тотчас поймешь: вот она начинается, настоящая свобода и жизнь, вот оно, первое утро лета."* - начал мальчик. Он читал и читал, пока глаза его не стали слипаться, а в фонарике не села батарейка.
Отец, тоже сонный, аккуратно нащупал книгу, положил ее на тумбочку, укрыл сына покрывалом и медленно пошел в спальню. Последняя капля лета испарилась.
*Рэй Брэдбери "Вино из одуванчиков"