Мёртвая вода

         Трупный запах был невыносим, пропитывал собою все насквозь, лез через носоглотку в мозг, подавляя голод, дыхательный рефлекс, страх смерти. Стараясь дышать как можно реже сквозь прижатую к небритому лицу пилотку, Федор осматривал выжженное нашими «Катюшами» пшеничное поле, изъеденное оспинами воронок. Вокруг двух сожженных танкеток чернели, отбрасывая длинные тени, убитые фрицы. «Не ждали, псы гончие, такого отпора». Ожесточение вчерашнего боя сегодня сменилось тупым равнодушием усталости. На противоположном взгорке окопались немцы. Врыли в землю танки, выдвинули пулеметные расчеты, натянули маскировку, поставили мины. «Грамотно воюют, сволочи! Далеко заползли «прусаки». Как Николашку ни ругай, а при нем в ампирилистическую не дали немцу широко шагнуть. Ну да ничего – Бог не выдаст, свинья не съест».
       Закатное солнце притягательно для взгляда  поблескивало своими последними лучами в луже воды, еще сохранявшейся после знойного дня в ложбинке, разделявшей передовые позиции смертельных врагов. С правой стороны лужу подпирал круп убитой лошади, так удачно образовавший преграду для стока воды. «Разлеглась, стерва», - Федор облизал шершавым языком сухие потрескавшиеся губы. Его второй день мучала жажда. Присел на уступочек в сухом окопе, левая рука легла на набитый пустыми солдатскими фляжками «сидор». Решено, как стемнеет, поползет к лужице за водой. Глеб подстрахует, останется на связи. Пока пусть отдохнет в землянке рядом с телефоном. Полночи проползал, связь восстанавливая. Без воды уже никак, тело горит изнутри. Понос кровавый все силы выкачал. Как там комиссар сказал: «Упорно, до последней капли крови». «Алешка, конечно, слабый был сержант, все на старших оглядывался, а все же жаль его, молодой еще. Пообтерся бы  – глядишь и окреп бы. Да, под приказ попал, как говорится, под горячую руку. Хорошо, хоть не пришлось его расстреливать, нашлись охотники. Год уже воюю – всего повидал. А Глеб зря заступаться полез, чуть сам в тот же ров не угодил. Немец его спас – обстрел затеял. Вот вроде не дурак, а простых вещей не понимает. Нельзя на войне поперек начальства. Никак нельзя. Ну и смердит…Убраться бы отсюда поскорее. Да не отведут – дальше отступать путь заказан. Шутка ли – Ростов сдали. Да…Пригодились бы сейчас те казачки, коих в гражданскую здесь постреляли почем зря. А наступать силенок нет. Хотя Глеб правильно говорит -и немец уже не тот, зима ему тяжело далась. Надо было подсказать комиссару, чтоб дали фрицам свою падаль убрать, сил нет терпеть. До чего же пить охота! Пивка бы сейчас. Смеркается. Пора. Глеб, вставай!»
        С наступлением темноты немцы стали вести беспокоящий огонь. Трассирующие пули веером рассыпались по полю. Изредка взмывали в небо осветительные ракеты.  «Разведки боятся – это правильно”.  До лужи Федор добрался быстро. Распухшая туша лошади воняла нестерпимо. Лужа оказалась совсем мелкой. Федор сцеживал воду с поверхности, топя фляжки в грязи. Последние две наполнил уже мутной жижей. Прополоскал рот, пригубив отстоявшейся в ямке воды, сплюнул: «Стерва!» Затянув мешок, перевернулся к нему спиной, одновременно вдев руку под лямку, лег на живот, взваливая поклажу на себя. Фляжки глухо цокнули. Когда через мгновение сверху ударил пулемет, Федор был уже за лошадью. Пули коротко и длинно свистели, взвизгивали рикошетом, шипели в грязи, чвокали в тушу и зарывались в землю. Повисла над головой и быстро погасла ракета. Одновременно прекратился огонь. Спина Федора под вещмешком была мокрая. «Прикрыла ты меня», - впервые благодарно подумал Федор о лошади.
       Двигаясь осторожно и медленно Федор добрался до окопов. Сбросив мешок в траншею и перевалившись сам, Федор протянул снятую вместе с ремнем фляжку Глебу: «Держи, если не брезгуешь». «Да чего там...»,-Глеб жадно присосался к горлышку, в горле забулькало. «Удивительный вопрос: Почему я водовоз?» - глуповато улыбаясь, Федор разглядывал из траншеи  звездное небо. Глеб серьезно посмотрел на Федора: «Думаешь, до Волги допрут?» Губы Федора сжались в узкую складку. После долгой паузы, доставая из простреленного «сидора» пробитую фляжку, Федор раздумчиво промолвил: «Алешкина фляжка-то, без царапинки была. А ведь спасла меня кобыла…», - и вновь улыбнулся. Глеб с обращенным в сияющую бездну лицом беззвучно одними губами прошептал: «Слава Тебе, Господи, за все».
      Так и осталось необъяснимым феноменом для Федора и Глеба, каким образом после этой воды их больные животы пошли на поправку.