Ночь в поезде. Эпизод. К юбилею Сергея Довлатова

"Вряд ли...Но врёт" – забавное выражение переводчицы
С. Довлатова Энн Фридмэн, над которым мы всегда смеялись".

                Людмила Штерн. "Довлатов – добрый мой приятель".




                Давно он был, один из эпизодов под названьем "жизнь". Обоюдоприятный, на этот раз не в жанре правдоподобного абсурда. Оба вырвались из Ленинграда в Таллин на один день. Она – сюрпризом к студенту 3-го курса консерватории, уже подпевающему в опере, в надежде, что всё ещё им любима. Он, запутавшись в личных и творческих проблемах, решил съездить в разведку, попытать счастья в более "свободной от цензуры" республике, как он предполагал. "Пора, наконец, разорвать цепь драматических обстоятельств, проанализировать ощущения краха и браться за дело", – решил он. Бросивший пить, свежеразведённый и свеже выбрит съездил не напрасно; работу журналиста гарантируют, но всё упирается в таллинскую прописку.

                Полночь. Вокзал. Обратный билет в кармане. Стремительная блондинка в ярко-красном, туго приталенном, до коленок колоколом пальто и белоснежных сапожках, едва не споткнувшись о него, растерянно спрашивает:
— Ой! Скорый на Ленинград ещё не ушёл?
— Нет. Он вас ждёт; красивых девушек не оставляет местным.
В ответ посмотрела многозначительно и печально, слегка улыбнувшись. Почувствовал что-то родственное, страдающую душу вроде, хотя она и в импорте. К импортному имел неосознанную неприязнь; наверное завидовал. Непроизвольно проводив вслед взглядом, отметил: налегке, как и я без чемодана. Её догоняет так себе пацан, неуверенный, росточком не вышел. Неуклюже-виновато цепляется за локоть, потом под руку, суетливо поглядывая на часы и по сторонам.

                К чему бы это? Красное пальто... К хорошему или дурному? Раз обжёгся подобным алым факелом: страстная любовь, свадьба, развод на следующий день, дочка, с которой запрещено видеться. Но подсознательно отметил, что по-прежнему при виде красивых и длинноногих крашеных блондинок теряет голову, подвергая сомнению свою "моральную устойчивость".

                Занял согласно купленному билету 24-е место. Нижнее слева. А через минуту – Она, блондинка в крупных локонах в раздвинутых дверях: "Ой! Мы попутчики! Моё место 26. Напротив". Пока наблюдал  прощание парочки с объятиями и поцелуями, в мыслях посылал абсолютно не в его вкусе провожающего куда подальше, как можно скорее и навсегда. Он, оказывается, в перспективе будущий солист театра "Эстония". Клятвенно заверяет, что непременно поженятся, как только начнёт по-настоящему зарабатывать и снимет отдельное жильё от мамы с папой. "Скорый поезд сообщением Таллин-Ленинград отправляется через две минуты. Просьба провожающих освободить вагоны", – объявляет радио.
— Ма армастам зинд /я люблю тебя/, Алина, – произносит её имя с жутким эстонским акцентом протяжно и с придыханием, как в слове Таллин: два "А", два "эЛ", два "эН". – Привет Янарчику, нашему золотку!
— Жаль, Арво, что он тебя не знает...
Поезд трогается, она с грустным выражением вяло машет рукой у окошка.

                От жалости сжалось сердце. Захотелось срочно на ней жениться! А что может быть естественнее... Но в глубине души осознаёт, что теоретически он ей тоже пока не подходит: безработный алиментщик, в 31 год два раза разведённый, безнадёжный неудачник-писатель с прогнозом диссидента, к тому же иногда пьющий. Но это пока. "У меня есть сильное оружие, – вдруг он воспрял духом, – мне без труда удаётся расположить к себе людей, а женщин – тем более. Я умею говорить и выслушивать. У меня очень красивый баритон и со мною всегда вежливость". Именно благодаря последнему своему качеству он, "взволнованный обществом прекрасной дамы", поднимается ей навстречу:
— Давайте, знакомиться? Борис.
— Очень приятно! Алина. Вы такой огромный!
— А вы наблюдательная.
— Вам идёт, – взгляд её уже содержал беглый, но неуступчивый интерес.
— Кроме того у меня довольно большие глаза, – пошутил, но как оказалось, неудачно.
— Начинается... Не вздумайте подумать обо мне чего-нибудь такого.
— Такого – никогда!
Она рассмеялась очаровательнейшей лучезарной улыбкой. Не мог удержаться не сделать комплимент:
— У вас улыбка Мерелин Монро!
— Мне это уже говорили, – процедила недовольным тоном вместо благодарности, чтобы отвязался. А на самом деле чувствовала то же, что и он. Он ей о-о-очень понравился! Ещё на вокзале. С первого взгляда. Такие умные, грустно-бархатные глаза не могли не нравиться. Завораживающее обаяние. Притом, рост!

                А что, если она вдруг откажет, –  как и всякий любой мужчина он перед "этим" сильно волновался. Молниеносно ощутил что-то вроде страстной любви, как-бы  на минутку стал её мужем. Ах, милое безумие... Двухместное купе... Тут же успокоил себя: "Недоступные мне пока не встречались. Даже на спор с самим собой". И хотел уже незаметно под столиком снять левый ботинок. Потому, что в порыве страсти мог разорвать шнурки. 12 штук уже уничтожил. Она вернула его с облаков:
— Давайте беседовать. Просто поговорим о том, о сём.
— Теоретически это возможно, практически нет.
— Всё же попробуем. Вы кем работаете и где?

                Отрезвляющий вопрос, хуже которого на тот момент не придумать, как молотком по башке! О своих литературных делах с женщинами не любил говорить, в этом смысле хранил целомудрие. Прошлые несчастья уже были вне поля зрения, плыли далеко-далеко за его спиной. Лучше не оглядываться. Ответил без запинки:
— Балетмейстером. В театре.
Она многозначительно-недоверчиво улыбнулась. Кажется, не поверила. Он добавил утвердительно:
— Выученый балетмейстер.
Тут она  по-настоящему рассмеялась; к счастью, не стала выспрашивать секреты  профессии и название театра. Он подумал: "Жалкая, лживая я личность на сегодня. Даже имя соврал. Одно хорошо – реагирование на красивых женщин пока не улетучилось; значит жив!"
— А вы где работаете? Случайно не в "Берёзке";  у вас сапожки импортные и платье кримпленовое.
— У нас в Мурманске моряки на каждом углу продают боны. Войти в магазин "Альбатрос" не составляет большого труда. Работаю воспитателем детского сада. В младшей группе, чтобы ребёнок был при мне. После окончания 11-го класса с обучением и практикой эти корочки здорово пригодились. Но мечтаю стать журналистом, уже учусь на заочном в университете.
Он чуть не поперхнулся чаем, который принёс кондуктор:
— Точно журналистом?
— А чем я хуже? Подумаешь, солист. После фильма "Журналист" приняла такое решение. "Трое суток шагать, трое суток не спать ради не-е-ескольких строчек в газете...", –  романтичная там  песенка... Главное, что есть стимул роста.
— Хотите правду от меня? Он ногтя вашего не стоит; он подонок и предатель!
— Как вы догадались? Он предал меня на шестом месяце беременности, – глаза её моментально наполнились слезами, – ах, разве всё расскажешь...
— Рассказывайте, рассказывайте. С интересом послушаю про ваши жизненные ухабы и кочки, – он сел рядом и взял её за руку, она доверительно позволила:
— Вы так меня понимаете! Вы кто по Зодиаку?
— Дева. 3 сентября.
— Вот так совпадение! И я сентябрьская.
— Продолжайте вашу историю, пожалуйста.
— Так вот. "Любил" пока служил у нас в Сафоново. Это между Мурманском и Североморском. Пел мне со сцены в Доме офицеров: "Ты такая красивая в этот вечер январский..." Прибегал в самоволку с апельсинами покормить будущего нашего Янарчика, когда токсикозом мучилась. А демобилизовался, вместо обещанного красивого ЗАГСа в Таллине – сразу в консерваторию, поступил ещё до армии, и в первом же письме: "Прости, любимая! Кажется потерял прежние чувства к тебе". Чуть с ума не сошла, чуть ребёнка не потеряла. Через полгода письмо: "Прости! Я, наверное, убил в тебе веру в людей". А у меня зимняя сессия в Ленинграде. До Таллина рукой подать. Не сдержалась, поехала на один день. Таксист у вокзала удивился: можно было пешком или на трамвае. Моони 7, квартира 2. Деревянный старый домик. Звоню. Вышел. Кинулись в объятия; такой родной запах волос. Оба плачем. Пригласил войти. Однушка на четверых: папа, мама, сестра, он. Мама смотрит искоса на мой живот; по-эстонски укоряет его. Одел пальто и бежим  в сторону парка на лавочку, потом – в кафе. Но безрезультатно. Одни обещания... Я вас не напрягаю?
— Как вы могли подумать? Продолжайте.
— Теперь вот, дурёха, приехала в командировку на три дня в Ленинград на конференцию "Сенсорные способности детей в разных видах деятельности". Вечером – курсом на Таллин, утром – к нему в консерваторию. Увидела его у рояля, потеряла дар речи от волнения. Целый день – на расстоянии: занятия, репетиция в театре, крохотная роль на сцене в массовке. Так и не нашёл возможности побыть наедине в моём номере гостиницы. Сказано: дурёха!
— Конечно, дурёха, самая милая, прекрасная дурёха на всём белом свете, – как можно нежнее прошептал у её уха и обнял за плечи. Её голова, словно обессиленная, доверчиво упала ему на грудь:
— Спасибо, что не осуждаете...
— За что? Искренность ценю больше всего на свете. Для большинства становится  естественно быть в неественном состоянии.
— Это как естественно в неестественном?
— Резиновые улыбочки, всё сокровенное под семью замкАми. Скрывают всё. Даже то, что не надо скрывать. Ваша откровенность – жемчужина характера!
У него в запасе было ещё одно беспроигрышное умозаключение безумно нравящееся женщинам, которое он выдавал за хемингуэевское, хотя сочинил сам: "Если женщина отдаётся радостно, без трагедий – это величайший дар судьбы. И расплатиться по этому счёту можно только любовью".

                Потом было тесно и жарко. И половодье чувств. И стоп кадр. Фильм с названием "Без сил. Она и я". Потом бесчисленное количество раз целует лицо и вдруг, словно очнувшись: "Милый. Странно всё это, мы почти незнакомы". И было утро, утро без разочарования, которого оба так опасались. И договор-совет на будущее писать коротко, честно и, желательно, с юмором. Подглядывать у Чехова.
               
                Поезд прибыл на Балтийский вокзал плавно и точно по расписанию, ровно в 6.00. В такси набилось неместных мужчин-мешочников до отказу. Чтобы дешевле. Он галантно и бережно усадил её рядом с шофёром. Она не сразу согласилась, уступая просторное место ему:
— Ты такой большой, сзади всем очень тесно. Давай, я там сяду.
Шепчет на ухо:
— Солнышко! Я умру от ревности; они будут тебя зажимать и любоваться очаровательной родинкой на коленке.
Усаживается позади неё и всю дорогу обнимает вместе со спинкой сиденья своими уникально огромными руками.

Апрель 1972 года.

На фото слева: Эрнст Неизвестный и Сергей Довлатов. Нью-Йорк. 1982 год.
На фото справа: Арво Лайд. Солист театра "Эстония" в мюзикле "Человек из Ла Манчи". Таллин. 1980 год.

PS. Годы спустя её поразит роковое совпадение в датах смерти писателя и оперного певца. Покинут мир в один год и от одного и того же диагноза. В 49 и в 45 лет.