Не тревожь мне душу скрипка

  Мне всегда горячо хотелось, чтобы мой пацан стал известным музыкантом, виртуозом- скрипачом. В самых смелых своих фантазиях я неизменно видел его стоящим на сцене в ярком свете софитов, облаченным во фрак с бабочкой. Вот перед ним, затаив дыхание в ожидании чуда, застыл зал, полный респектабельных ценителей высокого искусства. Вот сынуля, откинув назад длинную челку и сомкнув веки, уверенно берет первый аккорд- "До". За ним быстро следует второй, третий- " Ре- Ми"... Смычок так и порхает в его ловких и чутких руках, даря миру сладкие, волшебные звуки- "Фа- Соль- Ля". На этой мажорной ноте я, как правило, просыпался.

   Наконец, пораскинув что к чему, я от купания в мечтах, перешел к их исполнению. Первым делом мной с рук была приобретена красавица- скрипка. Продавец не без гордости признался, что на ней играл чуть ли не сам Никколо Паганини. И судя по назначенной им цене, этому вполне можно было верить. В тот же вечер, нарядив своего отпрыска в выходной костюм, я дал ему в руки инструмент и попросил откинуть челку. Таким нехитрым образом сбылась примерно половина моей фантазии. Остались, правда, невоплощенными рукоплещущий зал и софиты. На первый взгляд, вроде бы, так себе-ерунда, мелочь. Но, как оказалось, для реализации этой мелочи необходимо было, по меньшей мере, научиться играть.

   И тогда я начал тормошить по очереди всех своих знакомых, пока кто-то из них не порекомендовал мне очень компетентного педагога по классу скрипки- лауреата всевозможных конкурсов и дипломанта различных международных фестивалей.
Им оказался румяный круглолицый человечек более, чем средних лет, с куцым хвостиком волос на голове, очень похожий на несвежего, перебродившего Чиполино.
Весь рабочий кабинет маэстро был увешан всякими дипломами и грамотами, а также уставлен статуэтками. На внутренней стороне двери висела афиша с его фамилией- «…Вершины скрипичного искусства. Только сегодня и только у нас г-н N. В рамках гастрольного тура…». Над столом в обрамлении красного дерева висела фотография, на которой хозяин кабинета был запечатлен рядом с Ростроповичем.
После пробного урока лауреат вышел в гостиную, яростно растирая себе ладонями виски.
- Что тут еще скажешь? Ваш отпрыск подлинный талант, - заявил он, стирая пот с красного лба.
- Неужели?
- Уж поверьте моему многолетнему опыту. Настоящий Давид Ойстрах в отрочестве. Такая же уверенная рука, врожденное чувство ритма. Но…надо работать, развивать. Расценки знаете?
Я кивнул и на радостях протянул ему пухлый конверт, - Это аванс.
Он пересчитал содержимое и, по-видимому, остался доволен.
- Будет толк. Бог даст, папаша, мы с юношей еще на международном фестивале или на конкурсе сыграем, дуэтом.
- Только вы уж постарайтесь.
- Не извольте сомневаться…
  И он постарался, точнее оба они постарались. Два раза в неделю, сразу же после обеда, я снаряжал сына к преподавателю. Возвращался он уже практически перед ужином, едва живой, и не дожидаясь, пока накроют на стол, как был в сандалиях, падал в кровать.

  Наконец наступил торжественный момент, когда на мой суд было представлено первое разученное ими произведение- Бетховенская Лунная соната.
- Ну давай-ка, сынку, покажи, чему ты тут научился, порадуй папеньку.
Я уселся поудобнее в кресле, а мой талантливый мальчик, откинув волосы назад и, прижавшись подбородком к деке, приступил к священнодействию.
Едва смычок коснулся струны, как окружающий меня эфир наполнила ангельская музыка. В том смысле, что так, наверное, вострубят ангелы, призывая грешное человечество на Страшный суд- «- Уии- уиии- ааа-оооо!»
Грозные и гнусавые звуки въедались в мой мозг, откуда по нерву вытягивали душу и кромсали ее на части- « –Уиии- оооо!»
Где-то на четвертом такте у меня резко поднялось давление, а на шестом категорически захотелось вскрыть себе вены, от переполнивших мое сердце тоски, безнадеги и отчаяния.
«- Да уж, настоящий Ойстрах. Нет, пожалуй, даже «Ой, страх», или еще лучше «Ой, ужас» …»
Я громко захлопал в ладоши, стараясь, по возможности, заглушить рев пикирующего бомбардировщика. Но куда уж там.
- Может быть, конечно, я чего –то не понимаю, - сказал я педагогу, когда шум в голове подутих и более- менее нормализовался пульс, - А вы точно уверены насчет таланта?
- Точнее не бывает. Все-таки уже полгода наблюдаю за тем, как он творчески возрастает не по дням, а по часам. Такое легато сегодня выдал- блеск. Скажу вам по секрету- Ваш Михаил, он, почти... почти... гений, будущий золотой фонд. Тем не менее, даже в его случае необходимо терпение и еще раз терпение, чтобы раскрыть чакры, расколдовать, так сказать, душу. Для лучшего эффекта раскрытия, кстати, неплохо было бы увеличить нагрузки. Не возражаете, если я подберу для него дополнительное время в среду или субботу?
«Что ж, колдуй, волшебник.»
- Ну надо, значит надо, - порывшись в бумажнике, я со вздохом протянул ему несколько красненьких, - Только пусть в следующий раз будет что-нибудь полегче, Полонез Огинского, например.

   Через месяц мне представили Полонез. Если прошлым музыкальном вечером мою душу вынимали, то сейчас ее заколачивали обратно в тело, трамбовали грубо и бесцеремонно, пока она, пройдя по пищеводу и перепрыгнув через копчик, окончательно не обосновалась в пятках. Хотя, что там я. Не удивлюсь, если в тот момент сам г-н Огинский беспокойно заворочался у себя в гробу. У меня же на глазах пока лишь только выступили слезы. Возможно, это было то, что называется катарсисом, хотя скорее всего со мной произошел банальный нервный срыв.
В себя я пришел от звенящей тишины, которую нарушил вкрадчивый голос преподавателя.
- А у нас сюрприз, - сказал он, улыбаясь, - Мы с Мишелем договорились в следующий раз подготовить вам «Сонату ми минор». Не возражаете?
Я поежился и кивнул, - Благодарю…
- Тогда с вас еще двадцать тысяч. Деньги можете отправить на карту…

  Но я, увы, так и не услышал Ференца Листа в исполнении будущего лауреата международных конкурсов. Утомившись отстегивать по пять штук за урок, я отвел его в музыкальный кружок при городском Доме культуры и творчества. Пусть там, думаю, дальше талант раскрывает. За пять тысяч в месяц.
После прослушивания моего чада ко мне вышла симпатичная женщина- педагог.
- Не хочу вас понапрасну обнадеживать, - сказала она, нервно подрагивая веком, - Но возможно- я повторюсь- возможно, ваш сын когда-нибудь не слишком сильно ударит лицом в грязь на детском утреннике в школе. Разумеется, если эта школа не музыкальная. Само собой, если он будет долго и упорно упражняться.
- А как же международные конкурсы? – робко поинтересовался я.
Вместо ответа женщина посмотрела на меня с плохо скрываемой снисходительной жалостью, как на умалишённого.
Скрипку я оставил у нее в музыкальном кружке в качестве гуманитарной помощи.
А сына определил в шахматную секцию, при том же Доме культуры. Пока, вроде- тьфу, тьфу- ничего, хвалят…