Трюк

Фельетон

О том, как литератор Рюкин банально разнёс по свету чужие секреты (смешно уже?), чему стал ненамеренным свидетелем и ненамеренным же участником. А чтобы – представьте! – обелить и вызволить из под суда неоспоримых участников случившейся на самом деле истории (местной), он, литератор Рюкин... Хотя  вы правы: лучше всё же по порядку.
Степан Игнатьевич Рюкин, как о нём отзывались коллеги, – был писателем не высокого полёта. Да, ничего особенного, не всем же блистать. Среда (в смысле – место обитания или уголок, пастбище, площадка и так далее, как вам угодно) быть должна? Ну, где развиваться можно – как, скажем, болото для лягушек? Ква-ква во все стороны... кваканье – вещь приятная ведь.
 А так, что ж, Рюкин (можно пожать плечами для убедительности), – нормальный, на вполне просвещённый взгляд, чудак – вполне и вполне, что называется, в доску наш по самые уши. Никому плохого не делает, никому не мешает, вообще ничего неправильного не совершает, потому что... не ясно почему, правда. Короче, не подлец обыкновенный, не врун, не обидчив, не террорист-фанатик, не чиновник с потёртыми локтями... Потихоньку марает свою же собственную бумагу (по-современному – стукает по клавишам компа), хотя особых преференций с этого не получает. И даже не завидует никому из своей братии литераторов. Может, смирился с судьбой своей посредственной, а может, характер такой. Так что у нас к нему претензий, что называется, нема. Если человеку повезло, то не потому, что он к успеху стремился (в тайне да и явно, впрочем, мы все куда-нито стремимся), тут дело в случае может быть... А случай вот какой забавный произошёл с ним, Рюкиным Степаном.
Ехал как-то он на своей задрипанной «Тайге» (ещё ретро по сему поводу сочинили, видели, небось, руками трогали в автосалонах?)... Ехал, словом, и сам себе подсказывал (или машинёнке своей нашёптывал):
- Й-ехай-ехай, не останавливайся.
Но тут человечек с обочины помахал ручкой. Вообще-то Рюкин редко кого подбирал в последнее время – обжёгся на молоке и стал на воду дуть: типа – да ну их всех (моменты всякие бывают, вот и с ним случались: дорога – она такая, непредсказуемая... Ну да не будем отвлекаться). А тут тормознул чего-то, сам не понял, задумался да и поддался либеральной непосредственности...
- Подвезёшь?
- Садись.
Мужик показался солидным, без признаков придури.
- А эту свою, инушку, - глянул в зеркало Рюкин на покидаемую красавицу-«иностранку», - бросил, что ли, воронью? «Паеро»? Не жалко будет – расклюют-растерзают?
- Ин-нушка? Хм. Ну да, наверно, будет жалко, если...
- Капот тогда хоть захлопнуть.
- Захлопнут, кому положено.
- А-а, понял – начальство?
- Вроде того.
Поехали. Рюкин внимательней, быстренько так глянул на нечаянного пассажира – по писательски, так сказать.
Обогнала иномарка (по-рюкински – «инушка») и встроилась под нос таёжной. А вторая, похожая (обе серебристые), – всунулась под самый выхлоп. Первая тут же стала притормаживать и покатила вальяжно-прогулочно – аж зубы у Степана через минуту заломило: он на своей драндулетке меньше сотни не скакал, а тут явный прикол. И так, троицей, пошли на сорока-тридцати-двадцати – точно в плен повязали таёжно-зелёненького, среднего меж серебристых. Рюкин резко придавил газульку и одновременно вывернул на встречку. Но не тут-то было – и серебряный конёк прибавил немедленно и с саркастической готовностью посоревноваться в прыти. А навстречу, узрел Рюкин, уже мчался трейлер – и фарами моргал ошарашено. Степан попытался воротиться на прежнее место, но его уже занял другой серебристый конёк. Трейлер сипло завыл – в отчаянии: не успеваю-де тормозить, тварь подколодная! Степан оскорблено сжал зубы и яростно глянул на оскалившуюся за стеклом «инушки» мордашку юнца. «Говнюк!.. – пыхнул в черепной коробке зигзаг молнии, и немедля – решение: – Таран!» (А больше ничего не оставалось).
Солидный, но вполне уже бледный, пассажир откинулся на спинку кресла – так, что она, крякнув, уехала к заднему сиденью.
«Да-х?!» - криво хыкнул Рюкин, рванув руля вправо, метя в переднюю дверцу «говнюка».
Каким-то чудом иномарка избежала соприкосновения и помчалась дальше, прыгая лихо и беззаботно по кювету.
Мимо пронёсся трейлер, обдав разгневанным калёным дыханием.
Докатив до города, без всякого желания порассуждать о справедливости-несправедливости происходящего в мире, Степан почти безразличным тоном осведомился у пассажира:
- Нам попутно?
- У этого... у поста тормозни, - откликнулся тот, встрепенувшись.
- Чё, доложиться? – усмехнулся Степан. - А ничего не докажем, ещё и обвинят... Найдут в чём, короче. Нас хоть и двое, да те далече... И номеров не запрмиметилось по причине непросматриваемости оных вследствие грязи ввиду дождевых осадков вкупе со снежной крупчаткой...
- Ух ты! – восхитился пассажир. – Гарно заплетаешь. Ничё... Сам же за начальника признал.
Рюкин Степан ехидно-улыбчиво подрулил к посту ГБДД.
- Погоди малость, - попросил пассажир и поправил головной убор.
- Ну да уж, чё.
«Начальник» переговорил с постовым, который козырнув, выструнился, как молодой и азартный, не замыленный ещё службой пёс...
- Слышь, - вернувшись, выказал интерес начальник, - а ты кто будешь по профи?
- К сожалению, не бизнесмен и... не политик... - лик свой слегка скукожив, признался Рюкин: - Литератор всего лишь.
- Писатель, что ль? – почему-то удивилось начальство. - Нет, с газетчиками я общаюсь, а с-с писателями как-то не доводилось. Ишь ты! Писа-атель!
степанн рассмеялся, ощутив неожиданное расслабление души и тела, резкий, как говориться, спад давешнего напряжения:
- Их, батенька мой, как собак не резанных нынче. Встретишь в маге – он что, докладываться будет тебе? Да и сам не спросишь, на фиг нужно.
- А какая разница вообще?.. Ну литератор, ну журналист? В чём суть разницы?..
- Ну-у как. Один гонит на поток инфу, излагает ход каких-то злободневностей, обличает факты и подробности бытия в округе своего или чужого мировоззрения, а другой лепит не спеша... этот, как его... образ... хэ, современника создаёт – так сказать, героя нашего времени, атмосферу пространства, так сказать, объёмную штуковину, так сказать... Как раньше говаривали: нонешняя газета зачёркивает вчерашнюю, а образ, если классиков твоих иметь ввиду, он... Он может остаться... на годы... Если повезёт, конечно... писаке-псаке. И – ну – способности имеет если не совсем посредственные. Без этого тоже как-то, знаешь, не вполне пригодный товар для потребления получается... непродвинутый.
- А у тебя пригодный получается? Продвинутый?
- О-о... чего не зна, того не зна. Хоться надеяться. Хотя... денежки б ещё платили, как в прежнее времечко. А то вон – обижают все подряд. И мальчишки, наездники, ваши клиенты гибэдэдэшные! А так прикупил бы себе какую-нибудь понороаистей... Хрен посмели б... Да и не догнали б.
И уже простившись, двинул пассажир-начальник нечаянный по делам своим гибэдэдэшным, да остановился, обернулся, сдвинул убор головной на затылок, вернулся...
Рюкин же также замешкался – как-то ему спешить, должно быть, расхотелось. Он даже прикинул: не прикимарить ли минуток семь-восемь: и голова его поклёвывать начала к рулевой баранке... Лётчик знакомый ему рассказывал про себя, про свои выкрутасы: захочется подремать – не мешай организму, пусть передохнёт, перетопчется. Я даже в ястребке своём позволял себе расслабуху. Как? Обыкновенно. До места атаки десять минут, предположим, так? Ну вот. Ставишь на автопилот и адью – на боковину, что называется. Зато спросонья такого шороха настропалишь... Ты думаешь, чего они там шарахались от меня? Но всё ж семнадцать мерикак завалил, как не крути... Звезда золотая, во? Ну да, это самое. Так что спать не вредно...
- Слышь, литератор, - отвлёк Степана нечаянный пассажир от лелеемой дрёмы. - Познакомиться забыл. - И протянул руку: - Фёдор. Игнатич, если угодно.
- А-а?! – очнулся Степан Игнатич: «Как бы не запутаться», - подумал. - Фу, напугал. – И пожал крепкую в своей основе ладонь, - Степан. Тож Игнатич.
- Ва, тёзки, считай. Пуганный нашёлся – что-то я на шоссе не зафиксировал подобного факта. В баньку не хошь с нами, Стёпа?
- В баньку? С вами? Это с кем?
- О, компашка достойна. Каждый расскажет штучку – закачаешься. Издашь... как его?.. Бетсервер...
- Бестселлер.
- Вот-вот. Издашь, говорю, и заменишь свою старушку, - и, усмехнувшись, пнул подлысевшее колесо.
- Когда?
- Да-к щас прям. Или что когда – машинку менять?
- Что, засветиться, нечаянный, хошь – в вечности? – не удержал в себе язву подозрения Рюкин. - Или только по млечному пути прошвырнуться решил?
 Нечаянный тёзка пошевелил губами, осваивая, очевидно, изыск словес литературных.
- А то.  Не исключено. Если, конечно, не врёшь... про образы свои...
- Не, анадысь тут бабуся надвое сказанула – то ли будет светлое будущее, типа нового реализма, то ли нет. Одному господу вестимо...
Так вот, невзначай, Рюкин Степан и попал в компашку, где ему и нарассказали всякой всячины начальники среднего звена... Типа: лапши навешали? Да, чего только не набуровили, в общем.
В баньке присутствовало почти всё разношёрстное районное руководство, как сказано только что... разве что мэра отсутствие омрачало. Степана Рюкина приняли чуть ли не в объятия – радушно и запанибрата. И  в процессе парения и потребления разнообразных напитков ему, повторим, и выложили на общий стол таких страстей, что сроду и не придумал бы самостоятельно... Не фантаст, наверно, потому что. Истории, от которых Степану Игнатьечу, уже давно не безопытному по жизни, становилось и щекотно, и не по себе, и даже стыло, чтоб не употреблять слова стыдно... Волосы на голове не шевелились, правда, однако не в этом прикол... Словом, ладно, человек он бывалый и перетерпел незаметно, а зевоту свою - от удивления и изумления одолевшую - прикрывал заслонкой ладони.
Потом играли в карты, покер, что ли. Степан не играл, соврав, что он шулер. Поверили, нет ли, не понял. Но в практике своей он сталкивался с настоящим шулером, и даже повестушку слепил про того мастера, да не успел тот прочитать – зарезали вроде как. Так что... А собственно, больше и ничего.
Вот и теперь следствием посещения баньки и последующих подобных походов было сочинение новой повестушки по мотивам этих самых былей или небылиц и публикация соответственно в – не особенно популярном – журнале, потому, наверное, и название забылось. Хотя, собственно говоря, с этого журнала всё и началось. А банная помывка всего лишь – прелюдия к разбору полётов, хотя и более длинная по временной шкале и насыщенная объективными фактами.
Так вот, Степан, само собой, подарил экземпляр своему нечаянному знакомцу-начальничку-гибэдэдэшнику, и тёзка, прочитав, был у литератора через день, как штык военный.
- Ты, Стёпушка Игнатич, шедеврон ты всеядный, вообще говоря, нарисовал что?.. Кому-нибудь ещё давал читать.. из наших? (А Рюкина уже считали своим, так как, сказано уж, походы в баньку сделались регулярными).
- А чё такое? - с тревогой посмотрел Игнатич на Игнатича – первого насторожили паузы и многозначительные многоточия в произношение слов второго.
- Да то! Нас же с работы попрут. Проверочку собираются запустить, дело возбудить...
- За что это? Есть за что разве?
- Что?
- Возбуждать.
- Да нас прежде попрут, а разбираться потом будут... Доказать, что не двугорбые, не получится. А местечки наши за то времечко ку-ку – иные заместят, а мы уже далече будем, не дотянемся. Дым коромыслом, говорю, поплыл. У нас же не бывает без огня, как известно... Ну, ты ж расписал там всё как есть. Как тебе это... наплели. Никакой романтики, слышь... - и нервически подхихикнул: - Как мы, лохи, предвкушали узреть и загордиться собой на пьедестале истории. А выборы на носу – самый сезон полаять на всё подряд без разбору. Газетчики подхватились!
Степан выставил между собой и Фёдором ладонь:
- Погодь. С чего это попрут? Художественное произведение не может служить вещьдоком. Это ещё классик доказал своим романом... покойный уже... забыл название.
- Не знаю никакого классика. И тебя отныне не!..
И скосил лицо так, что зубы верхние шаркнули об нижние чуть ли не со скрежетом.
- Да погодь ты. У меня был случай. Один балда упросил, чтоб я его фамильё загнал в текст. Я ему: так не принято у нас, это ж не газетный материал. А он своё гнёт: хочется, говорит. Я упираюсь: перехочется. Настоял, уговорил-таки. В конце канцозов... Потом прибегает: вай-вай-вай! Ты раздел меня до нага, подставил – без трусов оставил перед зрителями, меня зарежут, ва-аще... Исправь! Как? Как-нибудь. Исправил – правда, уже в сборнике. Чтоб мог дарить, как он желал, друзьям и близким, в основном своим зазнобам многочисленным. Хотя я ему объяснял, заране причём и популярно-доходчиво. Во-первых, мало ли чего состряпал сочинитель, это на его личной совести. Навыдумывал и всё, не приставайте попусту. Во-вторых, однофамильцев вокруг пруд пруди. А жене вообще казать не обязательно... Хотя не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Одного моего персонажа жена ела поедом – кажный день, на завтрак, на обед и ужин... и даже полдник не пропускала, тетёрка: ко-ко-ко да ка-ка-ка. А после публикации переменила своё отношение к мужу ка-ардинально, кардинально же, ну совсем, подменили бабу, он даже пугался первое время: ох, Коленька, да глазками ещё, глазками оближет, прижмётся котёночком... То есть всё шиворот навыворот, не по жизненным традициям. И этот тоже, первый который... Ха! Прибегает опять. Чёрт, кричит дурниной, верни обратно моё настоящее ФИО... Что мне остаётся: здрасьте?
- Ты к чему мне это всё разукрашиваешь? – вкрадчиво осведомился Фёдор Игнатич. - Не тот случай, знаешь! Сейчас ни с губерами не церемонятся, ни с пэрами... А уж нас, шелуху беспортошную...
 - Ага, беспортошные – как сказал бы волк из мультфильма голосом Джи-джи-гарханяна... или Папанова? Забыл...
- ...не пощадят ни в какую, повторю для умалишённых!.. Ты что, не слыхал? Нашего главу в аэро повязали намедни...
- Не надо воровать по стольку. Куда хоть деньги девал? Что, в сухомятку жевал? Производство тебе не позволительно открыть, чиновник потому как. Ну не истратишь ты столько! Зачем у стариков и детей отнимать? По телику вон чуть не каждый день по гривеннику собирают на болезных... А вам всё мало, мало!
- Рюкин, я прошу, не уворачивайся от вопроса! Не заливай сироп в уши!
- О чём просишь, друг ситный, блюститель благоверный? Поезд ушёл. Собирай свой личный состав – сколько у тебя, батальон? – подключай ещё своего полицейского дружка, конфискуй тираж, чёрт возьми!.. Весь без остатка. Прецеденты бывали. Этих, как их... читателей, вылавливай, стреляй на фиг всех, достойных участи неблагодарных... Поголовно!
- Ну всё, хана мне... Нам! - И Фёдор сел бездыханным грузом в кресло, едва не развалив его на составные части, так оно визгнуло возмущённо. - Да что ж делать-то, твою-т за ногу?!
И через некоторое время жалобно проныл-простонал:
- У-у-у, не могу!
Рюкин Степан прошёлся до окна, покачивая шевелюрой влево-вправо, и сказал как-то вкрадчиво, но весело, отчего Фёдор  невольно встряхнул плечами и сверкнул глазом, как грузная птица ворон:
- Ладно, харэ истерить.  Давай лучше рассуждать – да-с, лучше сего действа ничего не придумаешь.
- Некогда рассуждать!
- Рассуждать всегда время – даже если не вовремя. Даже когда на виселицу подталкивают. Итак. Кто он?
- Кто?
- Выражаюсь пока фигурально. Кто враг наш? Кто наш супостат? Или это величина неопределённая?
- Зверь он!
- Зверь-то, допускаю, зверь. Но что за зверь? Может, просто зверушка. Ма-ахонькая такая. Ладошкой прихлопнешь. А мы тут рассопливились. Прихлопнем, и завизжит, пощады запросит.
- Да кто?!
- Я ж говорю... пока теоретически.
- Иди ты в задницу... строем!
- Ну так вот... разве мы не нацболы?
- М-м? Какие нацболы? Ты чё, детство играет в ж-жо?
- Опять же, повторяю, решим теорему для сперва-начала. Мы ж не идиоты-аутисты. Не сумеем придумать средство защиты от паразита? Тут нужно только проявить упорство, а не дребезжать. Это как вагонетку столкнуть. Тужишься, тужишься – бац и покатилась. Мысль зацепить лишь за... нибудь существенное. Главное, мы-ысль поймать! А не визжать и хрюкать, когда тебя режут... но это я повторяюсь.
- Да родишь ты когда!
Рюкин подбоченился и отставил ногу:
- Одно остаётся.
- Да что, говори? Говори, наконец, чле-но-раздель-но! - с надеждой в охрипшем голосе Фёдор чуть не выкрикнул.
- Выброситься на асфальт головой вниз.
Фёдор произвёл печальный выдох разочарования. И задумчиво уже, вроде как в полной и беспросветной безнадёге:
- А всё-таки... неужели ничего нельзя, Тикин?.. Слушай, тик... слушай, так... Слушай, Тик-так, Тин ин так, чёрт волосатый, нечёсанный!.. У тебя же голова на плечах! Творческая причём! Побрить тебя, что ли, как уголовника?..
- Рюкин я а не Тикин, - Рюкин Степан отвернулся опять к окну, пряча ухмылку, покачался с пятки на носок:
- Можно попробовать трюк... Трюкнуть можно.
- Хрюкнуть? Как это?
- Ну ладно... - И через секунды раздумья... вроде бы раздумья: - Тогда... слушай внимательно! Пусть меня судят официальным образом.
- Зачем это ещё? - недоумение выползло на лик Фёдора Игнатича – в виде красных пятен.
- Подай немедленно на меня в суд за клевету – и всё. Мы раскроем им, общественности нашей любезной, глаза на истинное положение в стране и за рубежами... заодно, так сказать. И на меня, негодяя, в частности, наведём тень... но не на плетень. Прожектор очередной перестройки врубим, понял. Не понял? На феодализм, на коммунизм... заодно опять же капитализм новоявленный лягнём в придачу. Пусть нас рассудят, да! О-фи-цияльно. - И с ёрническим пафосом, встав чуть ли не в позу политика с лозунгом в простёртой длани: - Пусть, в конце концов, победа правды художественной и правды жизненной идут рука об руку! Виват, ура и всё такое!
- Ты сумасшедший? Или я обольщаюсь? Сунуть тебя в дурку было бы лучшим вариантом, и все сразу успокоились бы, да. На худой конец пристрелить тебя дешевле... - Фёдор Игнатич подскочил было, но снова плюхнулся тяжёлым задом в кресло.
- Ты мне все мебеля переломаешь, братан, - укоризненно заметил Степан.
- В суд?! – возмущению Фёдора не находилось выхода: - Да я... да у меня таких денег нет, я не мэр!
- Вскладчину... – подсказал Степан. - Не ты один трёп разводил. Хотя инициатива наказуема, как ты знаешь. Тщеславие тебя подвело, батенька, куда деваться. А коли так, коли инициатор ты – тебе и козыри в руки: подбивай дальше на необходимые процедуры своих коллег-подельников.
- Выражения выбирай!.. Щас, разбежались они. Скинутся. Нам только этого не... Не, ты серьёзно?
- А я тебе сейчас всё объясню...

Подготовку судебного разбирательства давайте пропустим.

Судья – женщина вполне любознательная, и, возможно, читывала о примерах в отечественной литературе, - у Трифонова, к примеру, кто знает. И симпатичная притом, да. Когда уже вынесла вердикт об отсутствии состава преступления (а именно: как с одной стороны никто не преступил закон, так и с другой) поинтересовалась только, на закусочку как бы, этак между прочим-с, исподтишка уже собирая со стола свои бумажки:
- Не для протокола. Вы это, гражданин Рюкин, сочинили, м-м-м... выдумали... на самом деле нафантазировали?.. Творчески, как я поняла со слов эксперта, всю эту...
- Ахинею? – с удовольствием подхватил Рюкин.
- Эпо-пею, так сформулируем для ясности...
- Ну, естественно. Выдумал, конечно, сочинил. Сейчас, видите ли, какой ведь читатель созрел за последние годочки. Дай ему чего-нибудь жареного, скабрезного, скачущего верхом на свинье, иначе кушать не станет. Без приправы аппетита у него нету. - И цвикнул Степан Игнатич языком: - Пошатнулись за последний, так сказать, период расцвета формации устои... этого, как его... (ну и так далее в прокламационной форме)...
Причём, его дослушали до конца, не перебивая.
И это последнее замечание обвиняемого, как то: признание о выдумке приключенческого сюжета, – и прокатило главным лейтмотивом в прессу, на экран и прочие сети. Реабилитация сторон в общественном мнении была посему безоговорочной. Хотя так говорят обычно о победе...
Товарищ Степана со студенческой скамьи – между прочим, доктор филологии, профессор и так далее (именно он как раз выступал на суде в качестве эксперта: объяснял любопытным слушателям азы грамматики, фонетики, стилистики, лингвистики... –  словом, чуть не лекцию прочёл по курсу языкознания в целом и сюжетосложении в литературе, в частности)... так вот, профессор предрёк:
- Ну, теперь-то денежку точно заработаешь, Стёпа. С тебя причитается посему. И сейчас не помешало бы дёрнуть по лафитничку...
И оказался прав. Тираж книги позволил Степану Игнатичу машинёнку свою старую за-ме-нить на новую. Ну и хорошо: соревноваться в дорожных гонках со златой младью всё же приятнее на равных скоростишках...