Клубника

          Просыпаясь, она не подскакивала, как раньше, с топчана,  а продолжала лежать и разбираться с мыслями в голове. С тех пор, как налетели половцы на крутых тачках, повывозили станки с программным управлением, повыбрасывали из окон верой и правдой служившие наглядные пособия.  А администрация сыграла с коллективом в дурака. И такие, как она, начали новую жизнь, совершенно новую.
Привыкшая ко всему, она стала осваиваться в мирке без учеников. Неожиданно он оказался ужасным. До налёта половцев она еле домой доползала, по инерции браня себя, что не успела зарядить полгруппы на сон грядущий своими нравоучениями. И торопила время- скорее бы отпуск!

          А после налёта  она бы отдала все нравоучения, и все отпуска, которые могли ещё произойти, только бы вернуться к этим сукиным сынам и дочерям. Они снились, они тревожили  много лет, подобно фантомным болям ампутированного инвалида. Теперь основная её  жизнь происходила именно в голове. С каждым годом всё меньше оставалось существенного во внешнем пространстве.

          В это июньское утро разумно бы было мысленно поучаствовать в защитах дипломных работ. Но не стала. Вроде бы ноги и сердце сегодня позволяют сходить на базар.
Летом на рынке у неё  часто случались приступы юности. Сползёшь с трамвая  бабкой,  доковыляешь до толпы, и снова молодая. Глаза разбегаются, как до того.  И цены так же больно кусаются. А юной девчонке, если рядом огромный красавец-мужчина, много ли надо? Не больше, чем старушке, давно одинокой. Из-за этого приступа на задний план отправлялись убожество квартиры и самой хрущёвки, жалкая еда, даже обложившие со всех сторон болячки. На переднем – яркие, драгоценные, долгожданные плоды щедрой  природы! И непрактичный муж. Он накупит всего-всего, и они вечером устроят пир. А она, дурочка, потом будет его бранить. И выбрасывая, просить у испортившейся пищи прощения за её бесполезный конец.

          Итак, первым делом, за поредевшие патлы на голове поднять себя из постели. Тщательно собраться. Очень важно не забыть выпить таблетки от давления, и только потом накрасить губы. Правда, помаде уже лет пятнадцать, легла комочками, но в пятнистом зеркале ничего, смотрится. Настала очередь сумки. Чудесная сумка, чисто кожаная, износу ей нет. Там, где тридцать лет назад чикнули лезвием, когда кошелек крали, знакомая мастерица из двадцать восьмого училища сразу аккуратно заштопала. И не разглядишь. Сумка играет огромную роль, она, по Станиславскому, должна убедить зрителя в респектабельности хозяйки. Для этого её следовало наполнить чем-нибудь лёгким, но объёмистым. Полиэтиленовые кулёчки с комками газет ещё из подшивок восьмидесятых годов, а у неё хранились даже девяностые.  Так что не жалко потом выкинуть в урну. Куплю пучок петрушки, или зелёного лука, -планировала она,- положу сверх кульков с газетными комками, пусть кокетливо выглядывают из-под недотянутой змейки.

          А клубники-то сколько! Обалдеть от запаха! По семьдесят крупная, яркая, по сорок пока совсем никуда. Нужно выбрать, попробовать.

          Пройдёт она, такая. Сзади пионерка, спереди пенсионерка, губки накрашены, солидная дама, хоть и пожилая. С полной корзиной покупок. Попробуйте у меня,- будут зазывать из-за прилавков. Особенно, приехавшие из Винницы. У одесских, нынешних, можно напороться. Вот эта - точно из некоренных. Приблудная. На клочке картона, торчащего из её клубники, категорическое «За папробовать- три гривны». Разве настоящая одесситка позволила бы себе? Неграмотная бестолочь! Что от Одессы-мамочки осталось из-за таких?

          Она громко и внятно выражалась с любой аудиторией. К незнакомым интенсивно применяла ученические жаргоны. Их, жаргонов, случилось несколько за её воспитательскую жизнь
-Слышь, ты, мочалка! – это той, у которой три гривны за пробу .- Я тащусь с тебя. Писать научись! Такого зашквара за фуфло наш пипл еще не нюхал! Одесский пипл харит жлобство. Чеши в свою Кацапетовку, кашелка трехгривневая!
-Сумасечая! - заволновалась ничего не понявшая кашелка. Но картонку из черешни вытащила.    Уже приятно.

          Крестьяне смотрели на боевую, морщинистую, маленькую бабку, и пожимали плечами. Это телодвижение она возненавидела еще на Байкало-Амурской магистрали, когда её, пламенную комсомолку, извлекли из- под обрушившейся стены свежепостроенного  депо на станции Новый Урал. Вся изломанная, она потеряла нерожденное дитя, плакала и звала мужа, не зная еще, что он останется в этой пустой земле. А те, кто мог хоть что-нибудь знать, пожимали вот так плечами. Когда вернулась домой, бывшие сокурсники устроили в училище. Там из её  тяжёлого  характера, невозможного материнства и тяги к детям получился надежный такой мастер-воспитатель. Нервная работа.

          Попробуй, задень ее группу! Станет вполоборота, руки в боки, и вывалит чистую правду каждому . Про кражи у детей, про ложь и безнравственность. Прямо в глаза бесстыжие. Директору. Старшему мастеру. Учителю народному. Коллеге трусливому. Кому ж она нужна, такая? Разве что ученикам? Тоже не факт, хотя чуть что, так они сразу к ней.

          Она первая и вылетела на пенсию, когда половцы обрушились. Сама виновата. Совсем сама.

          Раздумывая, пробовала дорогие ягоды, деликатно выбирая, какая поскромнее. И подробно объясняла продавцам, почему ей не понравилось. Вполоборота, руки в боки.  Если честно, так ей нравилось всё, что пробовала! Ну, пусть немытые, пусть не всегда сладкие! Но ведь клубника отойдёт, а цена так и останется недоступной для неё.
Вот будет ли следующая, одному Богу известно.