Гримасы рыночной любви. Здравствуй, белая горячка!

Здравствуй, белая горячка!
Если отец пил и постоянно спал, то мать была полной противоположностью: уложить её было невозможно. После принятого горячительного на неё нападала ходячка. Она могла часами ходить за мной, доказывая, что она меня вырастила и воспитала, а я такой-сякой, и дальше шёл мат. Почки у матери давно перестали нормально работать, и кресла, стулья и диваны, где она на пару часов забывалась, со временем пришли в негодность и дико воняли мочой.  У меня голова шла кругом и не выдерживали нервы. Избавиться от пьяно-сопливых нравоучений было невозможно, и я убегал в нашу однокомнатную квартиру в Берёзках. Только там, закрывшись и чуть ли не замуровавшись, я чувствовал себя в безопасности. Мать к пьянству приучила бабушка, которая имела богатырское здоровье и, если бы не пила, жила бы сто лет. Помню, как однажды бабушку спросил участковый врач, есть ли у неё сахар? «Конечно, есть. Вон на полочке лежит», – простодушно ответила старушка. А на вопрос, побаливает ли у неё сердце, бабушка попросила уточнить, с какой оно стороны?
Пьянство стало почему-то проклятием моей семьи. Дед, правда, неродной, умер в 68 лет (отказали почки). В свидетельстве о смерти написали «атеросклероз», но я-то прекрасно знал, какой это атеросклероз. Бабушка в 77 умерла от цирроза печени. Сгорела буквально за три месяца, хотя все в её роду жили до ста лет. Смерть бабушки подкосила мать. После того, как у неё горлом пошла кровь, она бросила пить и не пила семь лет. На похороны приехала её двоюродная сестра Оксана из Черноморска (дородная женщина, имевшая 120 кг веса, для неё бутылка водки была как стакан воды) и заставила маму выпить за помин души. Этот помин души превратился в новый,  уже семилетний, запой. В свои пятьдесят лет мать превратилась в дряхлую старуху и стала быстро деградировать. Доказывать ей что-либо было бесполезно. Она мне часто выкрикивала, мол, что ты меня воспитываешь в 80(!) лет, и кому нужна твоя правда? Её девизом было: я старше – значит, я умнее.
Мать панически боялась смерти и всего, что было с этим связано. Смерть отца в очередной раз подкосила её. Одиночество так подействовало на неё, что она стала пить ещё больше. Мать просила меня, чтобы к ней перешла жить моя дочь Люда. Но как я мог этому поспособствовать, когда она, как говорится, «не просыхала». Я не хотел, чтобы мать травмировала неокрепшую психику ребёнка. Вскоре убедился в своей правоте. Так, однажды в два часа ночи в квартире раздался телефонный звонок. Звонила мать и, захлёбываясь от страха, говорила, что её хотят убить. Я быстро оделся и минут через пятнадцать прибежал, хотя пешком обычно преодолевал это расстояние за полчаса. Никого не было!
Утром я начал обходить местных выпивох и разбираться с ними. Все божились, что никто из них к нам не лез. Один из них даже падал на колени и чуть ли не ел землю. Вызвали милицию. Мать стала рассказывать, что кто-то пытался пробраться в летнюю кухню. Но никаких следов покушения на нашу собственность не было, хотя перед этим прошёл дождь, и земля была мокрой. Я был в недоумении и не знал, что и думать. Прошло ещё несколько дней, и загадка сама собой разрешилась. В середине ночи мать снова мне позвонила. Я уже не так резво бежал, как в первый раз. И снова никого не было! Я лёг на кухне спать. Ночью я проснулся от того, что по полу кто-то … полз на четвереньках. У меня чуть волосы не встали дыбом. Оказалась, что это была моя мать. Я быстро вскочил, а она мне начала рассказывать пьяными губами:
– Там двое молодых, друг другу честь отдают и говорят, что пойдут грабить на рассвете. А женщина им не нужна. С ними девушка в белом платье. Вот она!
Я выглянул в окно и присмотрелся. Это был … белый железобетонный столб. Я вышел на улицу. Как и в первый раз, никого не было. Стыдно признаваться, но мне уже было ясно, что у матери от пьянки началась белая горячка. Это была тяжёлая, но закономерная  расплата за бестолковую жизнь.