Свобода

        Огромный зал. Пустые офисные столы черного цвета стоят рядами, уходящими во все стороны так далеко, что зал кажется бесконечным. Работников нашей организации объединяет стол. На нем нет ни компьютера, ни канцелярских принадлежностей. Ничего. Но это наш стол. Мы незримо закреплены за ним. Народ,  недовольный низкими зарплатами, ругает начальство, правительство и злодейку судьбу. Я тоже немного поворчала, поддерживая компанию, а потом стала рассматривать другие столы. Там происходило то же что у нас, как по шаблону. Все были  недовольны, но никто не уходил. Люди, разбитые на группы и разделенные невидимыми границами проживали одинаковые эмоции, говорили одинаковые слова, одинаково жестикулировали. Это напоминало театр марионеток, где кукловод одновременно управляет сразу несколькими группами кукол. Через некоторое время я стала замечать, что не только я глазею по сторонам. Были и другие любопытные, и они тоже сразу замечали меня.
        А потом начался хаос. Управляемый хаос. Вдоль рядов бежали вооруженные люди, одетые в черно-оранжевую униформу, ими командовали штатские в строгих черных костюмах. Солдаты отгоняли испуганных людей от столов, направляя каждую группу к непонятно откуда взявшимся бархатным диванам теплого бежевого цвета. Диваны, рассчитанные на пять человек, стояли полукругом и напоминали зал в небольшом кинотеатре. Людей кидали на диваны, как тряпичных кукол. Было страшно. Такое обращение с людьми казалось недопустимым. Впрочем, никто не ушибся. Все хором повозмущались и очень быстро успокоились. Люди устраивались на диванах, как у себя дома. Диваны и вправду были удобные. По громкой связи зачитали правила. Вставать с диванов не разрешалось. Разговаривать не разрешалось. Смотреть по сторонам не разрешалось. Нарушать правила не разрешалось. От нас требовалось смотреть на экран и внимательно слушать ведущего. Я не слушала. Я смотрела по сторонам, нарушая правила. Зал подавлял своей огромностью. Наружных стен, как таковых, не было. Пространство зала заканчивалось темнотой, а что там за ней, есть стены или нет, поди, разберись. Повсюду с потолка свисали огромные экраны. На каждую группу диванов свой. Хотя, нельзя было сказать, что потолок был, с потолком повторялась та же история, что со стенами, свет заканчивался темнотой, а что за ней, неизвестно. Солдаты и люди в черном никуда не ушли, каждая группа была под их наблюдением. Такая мощная охрана удивляла. Если бы мы были преступниками, это было бы оправдано, но мы простые люди, самые обычные. Тем временем ведущий закончил говорить о правилах игры и начал пугать последствиями проигрыша. Я поняла, что все пропустила и начала слушать. Шестая неудавшаяся попытка приводила к выходу из игры. Но я не знала, в чем заключается игра. Я оглядывалась по сторонам и пыталась услышать, что говорят ведущие других групп. При отсутствии видимых границ, я ничего не могла расслышать. Мне был доступен только наш ведущий, и только в том случае, если я сосредотачивалась на экране. Когда мое внимание ослабевало, я совсем переставала понимать его, казалось, он бубнил что-то нечленораздельное. Бу-бу-бу, бу-бу-бу… Я решила, что выход из непонятной игры мне подходит. Выход – это очень хорошо.
        Через зал размеренным шагом шел мужчина средних лет. На нем была светлая клетчатая рубашка с коротким рукавом и голубые джинсы. Он был настолько обычный, что совершенно не вписывался в абсурдную картину происходящего. Никто не заставлял его сидеть на диване и смотреть на экран. Ни солдаты, ни люди в черных костюмах его не видели или делали вид, что не видят. Мужчина подошел ко мне и тихо сказал: «Смотри на экран. Слушай внимательно. Тебе зададут вопрос. Если ответишь правильно, останешься в игре. Ответишь неправильно шесть раз, выйдешь из игры. Если не знаешь ответ или сомневаешься, говори «двенадцать», это слово заменяет правильный ответ.» Несмотря на то, что мужчина говорил тихо, я отчетливо различала его слова в монотонном бу-бу-бу ведущего. Я спросила: «А можно всегда говорить – двенадцать?» Мужчина утвердительно кивнул и пошел дальше. Он шел так, как отдыхающие ходят по набережной, не торопясь, будто наслаждался легким ветром, запахом моря, криками чаек. Это показалось мне очень странным.
        Когда задали очередной вопрос, я точно знала, что он адресован мне. В подтверждение моих мыслей, над экраном загорелся огонек видеокамеры и прочертил тонкий красный луч, указывающий на меня. Теперь все знали, кто должен отвечать. Я подумала, что луч слишком похож на лазерный прицел. Ответила. Ведущий сказал, что я ответила верно, и пока остаюсь в игре. Отчего-то мне стало радостно. Лазерный прицел больше не волновал меня. Появился азарт. Зря я отвлекалась в начале, теперь не знаю в чем суть игры, и какой приз ожидает победителя.
        Не помню, как долго мы уже играли. Ощущение времени пропало. Вопросы, ответы. Вопросы, ответы. Иногда солдаты в черно-оранжевой форме уводили тех, кто отвечал неправильно, и приводили новых игроков. Я все еще участвовала в игре, выручало слово «двенадцать». Но была и обратная сторона у волшебного слова, азарт пропал, мне снова стало скучно. Я начала раздумывать о том, что происходит с людьми, которые отвечают неправильно? Куда их уводят? Почему они выглядят такими расстроенными, ведь это всего лишь игра? Почему все хотят играть? Почему мы должны отвечать на бесконечные вопросы? Почему все сидят на диванах, будто пристегнутые? Почему нельзя вставать?
        Ведущий объявил о смене правил. Он сказал, что в игру вступают дети и животные. В темноте вспыхнул свет, высветил большие стеклянные двери, как в супермаркете. Двери распахнулись. Дети младшего школьного возраста хлынули в игру. Они тащили с собой клетки с домашними животными: хомячками, крысами, попугаями. Собак вели на поводках. С кошками сразу начались проблемы, они разбегались. Дети бежали за своими питомцами, но суровые стражи с автоматами останавливали их и отправляли на диваны. Дети некоторое время плакали, но быстро замолкали, как если бы их переключили на другой режим. Наверное, так и было. Детей включали в игру. Мне стало интересно, куда побежали кошки. Может быть к выходу. Кошки видят в темноте, возможно, они знают, где выход.
        Мои размышления прервал новый персонаж. Высокий мужчина в черной кожаной куртке и ярко-синих брюках шел по залу быстрым шагом. У него было безумное выражение лица. Он, то смеялся, то начинал хныкать, как маленький ребенок. Я подумала – сумасшедший. Встала и пошла за ним. Я точно знала, что мужчина идет к выходу.
        Я почти бежала по узким дорожкам между диванами, минуя одну группу игроков за другой. Никто не останавливал нас. Мы, в прямом смысле слова, шли на край света. В темноту.
        Свет закончился. Я сделала шаг на ту сторону и очутилась в темноте. Вдруг что-то скрипнуло и стало светло. Сумасшедший открыл дверь. Самую обычную дверь в самую обычную кладовку, освещенную самой простой лампочкой, свисающей с потолка. Он откуда-то знал, что здесь есть эта дверь. Он целенаправленно шел к ней. Фанерные лопаты и транспаранты, прислоненные к стенам, жестяные ведра и лейки, метелки из березовых прутьев чуть не взломали мой мозг. Этот древний инвентарь никак не вязался с происходящим за дверью. Кладовка времен моего детства и абсурдная игра с дурацкими правилами, начали конфликтовать в моей голове, как два несовместимых мира. На этом месте сумасшедший меня заметил. Он смотрел на меня так же, как я смотрела на фанерные лопаты. Я удивила его. И разозлила. Видимо, он считал кладовку своей. А тут я. Лишняя. Посторонняя. Огромный и злой он двинулся на меня. Его руки обхватили мою шею, слишком тонкую для таких огромных рук. Мне показалось, что ему неудобно будет душить меня. Странные мысли на грани жизни и смерти. Я, как минимум, должна была испугаться. Наверное, я просто запуталась. Игра еще не выветрилась из меня. Привычка устойчивая штука. В глазах потемнело. Сейчас все закончится. Шум, возня. Кашель. Снова могу дышать. Открыла глаза. Прислонилась к дощатой стене. Сумасшедшего уводили люди в черно-оранжевой форме. Тыкали в спину дулом автомата. Мужчина плакал. Он просто хотел домой, в свою кладовку. Зачем они так.
        Не знаю, почему меня не вернули в игру. Я хороший игрок, я не совершила ни одной ошибки. Может быть, они узнали про мою уловку со словом «двенадцать» и не хотят отдавать приз тому, кто играет нечестно. Могли бы просто отпустить меня, а не оставлять здесь, в кладовке. Или меня уже отпустили? Я вдруг подумала, что у кладовки не обязательно должна быть только одна дверь, возможно, есть и другие. Лопаты и метлы полетели на пол. Нарушая порядок, я раскидывала чужие вещи в поисках выхода. И он нашелся. Дверь, сколоченная из лохматых досок, была закрыта на ржавую щеколду. Отомкнув ее, я вышла наружу.
        Пустыня без конца и края, напоминала море. Павильон, обшитый листами серого пластика, на фоне пустыни уже не казался бесконечным. У него были вполне реальные границы. Получается, я вышла из игры. У стен павильона лежали мертвые люди. Их расстреляли. Вот почему никто не хотел уходить. Откуда они знали? Наверное, это говорили, когда я смотрела по сторонам и не слушала. Такие как я плохо знают правила игры, поэтому нам не страшно. Приходили уборщики в серых комбинезонах, грузили мертвых на машины, увозили. Я смотрела. Мыслей не было.
Подошел парень. Он был такой же, как я. Свободный.
- Ну, как тебе? – спросил парень.
- Что? – не поняла я.
- Вот это все, – он обвел взглядом пустынную местность с павильоном и трупами на земле.
- Не знаю.
- Представляешь, никто не знает...
Я отметила про себя, что если никто не знает, значит, есть и другие, вышедшие из игры. Но вместо того, чтобы спросить, где они, я спросила:
- Слушай, а какой там был главный приз? Что обещали?
- Как обычно, деньги, - парень пожал плечами, как будто я задала совсем уж детский вопрос.
- Фигня какая-то, а не приз… - поморщилась я.
- А что бы ты хотела?
- Уж точно не деньги.
- Нет, скажи, что конкретно?
- Не знаю… - ответила я.
- Ну, может, счастья или еще чего? – парень будто хотел подсказать мне правильный ответ.
- Не знаю.
Я честно пыталась понять, что такое счастье и можно ли его хотеть в качестве главного приза. Но в моей голове было пусто.
- Вот прямо сейчас, чего ты хочешь? – настаивал парень.
- Я хочу знать, почему дядька в джинсах ходит по павильону, как у себя дома и никто его не трогает?
- Он устроитель игры, - парень, похоже, снова удивился моему вопросу. 
- Главный? – уточнила я.
- Ну как главный… Единственный.
- А зачем он мне про «двенадцать» сказал?
- Потому что ты не включалась. Удержать тебя хотел. Тебе ведь было интересно выигрывать?
- Да. Было. Какое-то время.
- Ну вот, - кивнул парень, - потому он и сказал.
- То есть, если бы я так и не включилась, то могла бы просто встать и уйти?
- Конечно.
- Ничего себе... А почему никто не уходит? Почему все сидят там на этих дурацких диванах?
- Не все. Только игроки.
- Ты хочешь сказать, что людям нравится играть в эту игру?
- Естественно.
- Надо им рассказать.
- Что? – не понял парень.
- Что все – неправда. Что все не по-настоящему.
- Ну, ну, попробуй, - ухмыльнулся он, - Охрану видела?
- Видела, - я вздохнула. Действительно, охраны в игровом павильоне было больше, чем игроков. – Скажи, для чего ему это?
- Развлекается. Тоже играет. Только с другой стороны. Скучно ему.
Я не знала, что на это ответить и надо ли отвечать.
- Что теперь? – спросила я парня.
- Ничего. Ты свободна. Можешь делать, что хочешь.
- Вообще все?
- Снаружи – вообще все. Если появится желание поиграть, заходи в павильон, дверь открыта. Играй по правилам и охрана не тронет тебя.
- Зачем он их убивает? Ведь людей можно просто отпускать на свободу.
- Свобода очень непростая штука, - парень многозначительно посмотрел на меня, - Далеко не все готовы к Свободе.
В тот момент я не поняла, о чем он говорит. Мою голову заполонили мысли о неправильном устройстве мира.
- Если мы можем вообще все, значит, первым делом, мы должны запретить ему убивать людей, – выпалила я на одном дыхании.
- Начинается… - вздохнул парень.
- Что начинается?
- Очередная революция. Давай без меня, ладно? – парень развернулся и помахал мне рукой, прощаясь.
- Подожди! Послушай! Мы расскажем людям правду. Построим дома, посадим деревья. Здесь, в пустыне можно будет жить! – Мне казалось, что я почти уговорила его, что теперь он не сможет просто взять и уйти.
- Ты такая же, как он, - сказал парень. - Ты тоже не готова к Свободе. Хочешь создать Игру со своими правилами. Давай. Здесь можно все. Свобода она такая, – парень улыбнулся. В его улыбке грусти было больше, чем радости. Он будто знал что-то, о чем не мог рассказать. Не от жадности. Дело было во мне. Я не смогла понять его.

        Песок на горизонте сплавлялся с синевой неба в единое целое. Я думала о Свободе.
        Парень все объяснил предельно ясно. Странно, что я не поняла его сразу. Мы уже свободны. Свобода является нашей неотъемлемой частью. И да, мы можем все. С самого начала мы выбираем, как жить, чем жить, с кем жить. Но у всего своя цена. Как правило, люди выбирают то, что подешевле. Менее затратные варианты. Мы играем в игры, созданные кем-то реальности. Нас не смущает, что они чужие и, мягко говоря, неудобные. Играем. Снова и снова. Лишь бы не выходить из теплого павильона. Лишь бы не на улицу. И чтобы кто-то кормил. Сказками. Обещаниями. Пророчествами. Верой в светлое будущее. Одни играют всю жизнь, другие, пока не затошнит. «Каждый выбирает для себя» - как в песне Окуджавы.