Любимое лицо

Россыпь морщинок на лице – всё, что напоминало ему и всем  прохожим, вальяжно  бросившим на него мимолётный взгляд презрения, что человек этот однажды был молод, свеж,  красив и, вероятно, любим. Все молодые и красивые люди бывают любимы милыми дамами, не отличающимися острым умом, но вполне обладающими красотой, свойственной юным телам, и наивностью, живущей в незрелом существе.
 
В худобе его тела не находилось той старческой прелести, что встречается у грузных стариков с густыми усами, напоминающих всем своим видом лихого чиновника или даже серьёзного человека военного чина. Наоборот, образ его был нелеп и порой, признаться, он и сам замечает, вызывал смущение у людей, проходящих мимо старенького храма, у которого наш герой, подобно стражнику, стоит денно и нощно в ожидании подаяния  чудесных олимпийцев, спешащих то на хорошую работу, то в уютный бар в окружении товарищей, таких же богоподобных существ.  Красивых и состоятельных.

Его сухие руки тянутся к добрым, порой и ужасно злым, прохожим. Он видел множество лиц за свою жизнь, и только одно запомнилось ему так ясно, что и во сне герой наш сможет описать каждую черточку, каждую родинку…только теперь лицо это, вероятно, состарилось, как и его, а виной всему – время. Именно оно сотворило с ним подобное, из-за него он сделался несчастным стражником этого убого храма, у которого довольно редко удаётся улыбнуться, ощущая рукой тяжесть медных монет.

А встретил это лицо наш герой так давно, что его слабый разум и не в силах подсчитать. Возьмём это на себя и осмелимся предположить, что случилась эта встреча, когда нашему старику было двадцать два года отроду. Пожалуй, тогда он был красив и упоителен, но ему не посчастливилось родиться в доме аристократов или богемных персон, потому-то герой наш был очарователен в меру и лишь в кругу таких, как он, представителей вполне себе среднего класса. Лицо же, память о котором несёт он по сей день, принадлежало роду тех, кого сейчас, будучи нищим из нищих, старик наш называет олимпийцами. Не будем говорить косноязычно, а скажем так, как оно есть – семья эта была состоятельной, и даже слишком для нашего милого героя. Но стать иначе не могло, – он был очарован чадом этого семейства. Не тая, необходимо заметить, что герой наш был журналистом, которого к его двадцати двум годам знала значительная часть города, и именно его уже упомянутая семья пригласила в особняк, но не отведать угощенья за одним столом, а написать заметку о предстоящей свадьбе их дочери, той самой, чьё лицо запечатлелось в памяти героя навсегда.  Увидев милое создание, он полюбил его так крепко, так искренне. Однако, всё, что было у него – его красота и молодость, которых теперь сменили глубокие морщины и убогость его худого и несуразного тела, просящего милостыни. Стоит признаться, милая особа заметила его прелесть, и встреча их не была единственной. Чего скрывать тут...виделись они каждое воскресенье, а значит это, что влюблённые провели в компании друг друга восемь прекрасных дней, пока не сыграли свадьбу, но не их.  После они никогда не виделись.

«Прекрасные люди, чудесные», – мысленно говорил прохожим, не имея смелости произнести эти слова, сознавая свой убогий облик.
Напрягая мозг, не мог он вспомнить больше ничего из своей жизни, кроме лица прекраснейшей из прекрасных. Уже холодало и темнело в преддверии ночи. Съежившись, он воссоздавал перед собой это лицо, румяное и круглое, как луна, и делалось ему так радостно, так хорошо.

– Вот ты где, душа моя, – он услышал голосок, что теплом разлился  в его нутре.
Подняв голову, он увидел женщину, нет, уже старушку, что тянула к нему свои руки.

– Ты снова за старое, – угрюмо произнесла она и тяжело вздохнула, пытаясь поднять старика.

Прохожие озирались, заметив эту парочку.

– Слабоумие, – тихонько отвечала она на презрительные эти взгляды, как бы оправдываясь.

А дело вот в чём. Герой наш, слабоумный старик, вообразил, будто он нищий, а любовь его была несчастна.  А несчастна лишь его любимая и верная супруга, что не в силах уследить за своим тщедушным стариком. Именно её лицо он помнит. Румяное и круглое. Только никогда не была она аристократкой, да и он не посещал богатый особняк. Но любил наш герой так сильно, так искренне, что стал винить себя: не смог он дать ничего своей любимой, кроме красоты, которая и то уже давно иссякла и засохла вместе с ним, и сделался слабоумным от душевной своей боли и вины, грызущей его.

– Пойдём домой, я тебя накормлю, – щебетала его милая супруга, обнимая ненаглядного старика, память которого запечатлела лишь любимое лицо.