Брат да сестра

               

    Тредиаковский сказал:
                «Начну на флейте стихи печальны,
                Зря на Россию срез страны дальны,
                Ибо все днесь мне ее доброты
                Мыслить умом есть много охоты».
 Долго думал, о чем он сказал. Толи о России давней, толи о людях той эпохи печальной? Но когда прочитал книгу Анатолия Брусникина. Понял, о всей той жизни Петровской России.
Сам давно горел написать рассказ о ком-нибудь из той жизни. Много прочитал, чтоб вникнуть в ту эпоху. И пришел, я думаю к правильному решению. Писать нынешними словами. А не коверкать. Ибо чтоб так писать, надо жить в тех краях, где еще остались слова той эпохи и люди говорящие  старинными словами. Так родился этот рассказ. А как получилось? Вам судить дорогие читатели.
Килинка сегодня решила заняться постирушкой. За три дня скопилось. Мамки уже пять весен, как нет на этом весен.  Нелегко живется без чувства  маминького локтя. Килинка сама о пятнадцати весен, хоть с трудом, и мозоли на пучках обоих пальцев натерла, всеже справляется. Да так, что тетя Наталия, соседка наша, которая к тятьке набивается, видит, предлагает помочи,  она, хоть ее и считают малой, но, она все видит. Замечает тети Наты ужимки, в особенности при тятькином присутствии.  Не надо тетки Наталии помощи,
                1.
она обойдется сам. Да и Кирьяша, которому, двенадцатая весна, и он мало по мало помогает. То воды принесет, то воду поможет вылить.    Баньку еще Дед Кирьян  ставил, а тому перед смертью тятька, казал, восемь десятков было. Вот она при стирке, как и на улице, стирает так и в баньке, то воду выносит  в проточную канаву прорытой тятькой, от весенних вод, носит и сливает. Бережет старенькую баньку. С парнями, как Лидка подлиза, не крутит. Не таковская она. Блюдит себя как мамка блюла, казал тятька, о  маме в приступе ностальгии о  мамке. Так за думками простирала тятьки портки и Кирьяши малые, и самой сарафан от мамки оставшийся, донашивает Килинка. Мамин кашемировый платок остался, и кофта, Килинка  маменькие вещи бережет, как память о мамке. Хоть и малая она была, но хорошо помнит,  как мамку в одночасье скрутило и через полтора недели, она отдала Богу душу. По вечерам, как и по утрам, она  молиться и  мамке на том свете желает рая. Не часто приходиться мамке жаловаться. Ей всегда помогают тятька,  Кирьяша. Стараются, чтоб она тяжелое, не поднимала и не носила. А она ждать их не  может. Не когда ей.  Вот и сегодня Кирька пошел в тайгу   может чего нибудь и  собьет, есть   то хоцеться, а не чего поиздержались они.               Тятьку, опять забрал тиун на работы на   его подворье. А там принесет он, что или нет, Бог его знает.
      - Добрый тебе отроковица день. Воды не найдется? Пить хочется, аж живот подтянуло, во рту макушки не имел с самого позаранку.- Она повернулась к плетню, а там стоял в
                2.
черном,  толи священник, толи монах. А он дальше:
   - Чо смотришь? Не священник я и не монах, а чернец,  и не Дафнис и начал читать нараспев:
        « Иди, скажи царю – разрушив пышный зал,
            У Аполлона нет пристанища, и лавр пророка
            По-вешнему не говорит, затих колодец чудный».
А вот еще, послушай:
                Оракул онемел,
                Ни  выкрика, ни мерзостного взора
                Не донесется сквозь высокий свод
                Не может больше Аполлон из храм прорицать,
                Свой Дельфис криком оглашая.
                Ночной экстаз и тихих заклинаний
                Не вызывает бледноглазый жрец
                Из кельи прорицая.
Чо баешь юноша? – промолвила она. Решила изобличать этого проходимца.
- Говоришь чернец, а сам что-то не сусветное говоришь? - Она решила говорить по словянски как ей говорил тятя, когда переходил с говора нашего на господский. – чо за Даф… и Дафнис, как там?
    - Дафнис. Эт о сицилийский пастух, есть такое государство. Что такое государство знаешь?
     - Знаю. Наше российское, а есть Литовское.
    - Ну так вот, по легенде он сын Гермеса одного из многих греческих богов . Он герой поэзии греческой. Был ослеплен одной из нимф . Она его перебила: - Знаю, это что-то типа,
                3.
наших водяных красавиц, дочерей Водяного, фей,
которые зазевавших парней уносят, защекотав, на дно речное.
   - Да ты красавица все перепутала. – Он от  слова что он ее назвал – красавица зарделась, щечки покраснели и она потупилась в землю ковыряя е пальцем  грязной ноги.
   - Подожди, молвила она з- я сейчас принесу чего нибудь. – и она побежала в дом только пятки засверкали.

А тетя Наталья наблюдая с самого начала их  разговор подумала: «Пусть себе играет девчушка. И так света белого не видит, из-за забот, по двору, вот и пес  их не лает, пожалела их и тихо пошла в сарай.

 А  кобель Тишка, тоже лежа в конуре, думал как тетя Наталия:
    - А чо лаять? Килинка тоже на него не лаяла, когда он гулял с  соседской со второй улице Жаркой. Он тоже решил не лаять, пусть по играет  юная хозяйка.
 Она бежала, чтоб окунуть лицо в холодную воду кадки охолонить его. Захватив питьевым черпаком водицы и брюквы оглядела закутку глее хранились овощи, и захватила пару помидор, понесли чернецу. Тот ополоснув руки в  долбленке для овец, куда они наливают водицы овцам и вытирая нижним концом сутан чернеца и поправив  клобук, сидел на колоде, под колотые дрова колуном. Увидев у нее в руках, пищу, он перекрестился, сказав:
                4.
    - Спаси тя Христос и матерь Божия. Жениха тя! – она нахмурив брови  грозно, сказала:
    - Нет  меня жениха.  Скажешь тоже такое? – и сказала такое, что сама не ожидала, что ляпнула:
    - А ты? Женихом мне мог бы стать?- Он встал, выдвинул праву ногу вперед, смотря на нее, погладил под носом, видимо представляя там, которых еше небыло усов, и сказал ей:
    - Ну, чо гутарить? Ты вижу, девка справна, да и никого  у тя нету.  Можно посвататься. Она как услышала это – посвататься, и  видимо вспомнила, какое было у тяти лицо, как приходил сватать за своего сына Демьян пономарь, она
залилась смехом, как весенним цветком колокольчиком. Он смотря на ее, как она задорно смеется и себе засмеялся. Это задорный смех так далеко разнесся , чт о и дед Кирилл который сидя на колдобине и смолил трубку и сам рассмеялся. Такой смех разнесся по их кутку деревни, что аж, петухи замолкли.
Продолжение следует.