Нозому, которой нельзя рисовать мангу

Когда-то на улицах Петербурга вы могли заметить двух анимешников, мальчика Ясащи и девочку Йои. Они всегда улыбались, одеты были как японские школьники и каждый шаг их был похож на попытку взлететь к Небесам. Они всегда ходили за ручку, а в любимом кафе Йокан, о котором знали только анимешники и просто любители всего японского, они заказывали одинаковые напитки, одинаковые суси и одинаковые супы рамен. Ясащи и Йои были старшеклассниками, учились в одном классе, на уроках то и дело переглядывались с нежными улыбками на лицах, потому что, наверное, это была любовь.

Общество давно махнуло на них рукой, потому что они слишком уж были похожи на японцев, а как обходиться с японцами никто из Общества и не знал. Кроме некоторых государственных служб, конечно. Ясащи и Йои были настолько не из этого обычного и привычного, как мел на мокрой тряпке, мира, что их уже и не колотили одноклассники — надежды не было их как-то переделать. На чаепития с запрещёнными веществами сверстники их не приглашали — боялись, а вдруг что? А им то что? У них не просто чаепитие каждый день, а настоящая чайная церемония. В кино их тоже не приглашали, а им то что? У них терабайты анимешек, названия которых уже никто из русских людей воспроизвести не сможет.

Да и родители к ним уже не приставали, Ясащи и Йои, ведь, даже свою квартиру имели, а что ещё нужно родителям? Понимать, что есть жильё и с кем будут размножаться их дети, зарабатывает ли достаточно их отпрыск. Хотя, если есть своя квартира, значит с заработком всё в порядке. Ну, конечно, это была не квартира вовсе, а волшебный дом на ветвях огромного Дуба, который сам Пётр Первый посадил. Да и заработок у них был: Йои писала красивые истории, а Ясащи рисовал картинки. Волшебным образом картинки и истории соединялись вместе и получались такие манги, что даже настоящие японцы оценили. Да что японцы, даже самый дремучий папуас, который даже не знал, что такое бумага, мог прослезиться или расхохотаться от их историй.

Японцы люди честные — они исправно присылали материальные вознаграждения за труды Ясащи и Йои, а те откладывали эти деньги на Японию. В том смысле, что на эмиграцию.

Каждую субботу к ним приходил сияющий божественным светом призрак Петра, если была хмурая погода, тучи разводил руками, но только над участком с волшебным деревом. Узнавал, как у них дела с Дубом, кормят ли они Кота Учёного, не ругаются ли с Русалкой, порядок ли в доме. Конечно, брал почитать новую мангу за бутербродом с вареньем из тины (отказаться от угощения Русалки — значит, обидеть пожилую леди). Это и была, в целом, коммунальная плата за Дуб — новая манга и тёплая компания. Разве сыскать такого простого всего на Олимпе? Петру нравились Ясащи и Йои, поэтому, не смотря на государственный склад мышления, он, всё-таки, однажды пришёл совсем мрачный, явно после долгих и мучительных раздумий:

— Уезжать вам надо! — сказал Пётр
— Назе сарю но? — спросил Ясащи
— Кокова тотему ойщидес — добавила Йои
— Эх… — вздохнул Пётр — да потому что. Уезжайте и всё.

Пётр ушёл, громко хлопнув дверью, а мальчик с девочкой сели на кровать, обнялись и два дня с тревогой смотрели на часы в виде Тоторо — тех денег, что были скоплены на Японию не хватало, чтобы уехать. За окном падала грустная золотая листва, а солнце продевало сквозь неё свои золотые нити. Потом Луна глазировала всё серебрянным молоком, а потом опять Солнце осыпало улицу медными монетками с деревьев, а потом Луна сново проливала блестящий мелкими изумрудами туман на суетливый, но уже сонный мир. И снова наступил день, листья опускались на газон, а меж ними шёл человек в форме вооруженных сил Родины.

Вернулся Ясащи через два года. Новая листва с таким же настроением падала с деревьев, вот только небо было хмурым. Радостная Йои, увидев долгожданного Ясащи, шагавшего по тропинке, распахнула окно с красивыми ставнями и начала радостно махать рукой… Да только погода была не та, да и мальчик её был как буратино, который потерял нос, деревянный и обалдевший, хоть и улыбался ради приличия… Но всё равно… Что-то не то...

Громко стуча сапогами и звякая какими-то значками Ясащи с ноги открыл входную дверь и бросил какую-то грязную сумку на пол, не вынимая разящей едким дымом папиросы изо рта.

— Кон ничива дарин — обняла Йои своего друга, ощущая его схожесть с жердью покрытой ледяными мускулами — ватащи ва аната о мате имащта, Ясащи!
— Как же я соскучился, Ксюша!
— Что? — отстранилась от него Йои.

Ясащи рассказал, что он снова ощущает себя Данилой, а Йои уже пора возвращаться в состояние Ксюши. Йои плакала неделю, пока Данила ходил по кабакам и дрался со всем подряд. Заботливая милиция, конечно, поместила его на 15 суток в тюрьму, чтобы он немного успокоился.

За это время Ксюша выплакала всю Йои, а слёзы эти были настолько горькими, что от них начал разваливаться их дом. Сначала подоконник отвалился, потом в крыше появились щели, какие-то мелкие мыши стали прогрызать дыры в полу, Русалка сбежала, а Кот Учёный мурлыкая забрал цепь с собой, и направился куда-то на Удельный Рынок. Пётр больше не приходил. Даже когда все слёзы закончились дом всё продолжал и продолжал разваливаться.

Данила вернулся домой, нашёл старые тетрадки, карандаши, тушь. Вроде пытался что-то нарисовать, но через три минуты понял, что совсем потерял интерес. Потом купил ящик водки, посидел пару дней, подумал, спросил друзей, что делать. Обратился за советом к бомжам, к мутным личностям с Московского вокзала — без толку. Поспал, и как-то сама собой нашлась работа на полуразвалившемся заводе по производству хреновейшей резины, которой все избегали пользоваться, и его эта работа полностью устроила.

Вскоре от дома на Дубе совсем ничего не осталось и накопленные на Японию деньги Ксюша и Данила потратили на однушку в Мурино и старенький Форд Фокус.

Вы можете подумать, что всё закончилось плохо, но история только начинается.
Данила увлёкся футболом. Точнее, его просмотром по телевизору. Он мог побить любого наглеца в рюмочной, а на заводе у него появилось много друзей, с которыми он делился увлекательными историями про армию и пьяные приключения.

Ксения заботилась о трёх прекрасных детях, которые быстро разучивали те слова, которыми мама ругалась на детской площадке со всякими негодяями, которые посмели ей чем-то не понравится. Однажды Ксения показала детишкам, как избивать скейтбордистов их же досками и как сделать так, чтобы велосипедист впилился в дерево на полном ходу. Научила отбирать у других детей игрушки в песочнице. В общем, выросли из трёх детей настоящие грозы и молнии детских садов и школ.

Однажды Ксения вновь забеременела. Как? Откуда? Данила не понимал, как так произошло? Он не мог вспомнить, было ли у него за последний год хоть что-то близкое в кровати с его супругой. Нашла себе хахаля, гадина! Данила разок врезал Ксении в глаз, и только православная мораль не дала ему разрешить сделать аборт, потому что это страшнейший грех. Ну, ещё он понимал, что водка на память не очень хорошо влияет, конечно. Ну, а хахаля то и не было, кто ж посмотрит на женщину такой моржовой комплекции, да с волосами, похожими на мышиную шерсть в дождливое утро. Так, конечно, сама Ксения думала, а если себя не любишь, кто же тебя полюбит? Даже немножко.

Все думали, что родится какой-то уродец, а родилась девочка красивая как бабочка, как утренняя звезда, как росинка. Такая хорошенькая, что даже у зачерствевшей за эти годы Ксении слёзы радости заискрились на глазах, а Данила бросил пить. Стоило хоть кому-то посмотреть на то, как этот младенец улыбается, как что-то внутри проворачивалось на 180 градусов, и люди с улыбкой то жить хотели по новому, то и вовсе повеситься, от той мысли, что жизнь прошла под каким-то гадким зонтиком из обид. Можно, ведь, было просто выкинуть эту дрянь и радоваться каждому мгновению с солнцем, дождём, ветром, облаками, деревьями и ребятнёй… а тут... К слову, ни один не повесился. Наоборот — приличным человеком становился.

Дали имя девочке весьма подходящее — Надя, но к семи годам она с чего-то поняла, что её зовут Нозому.

Данила тайком от Ксении учил Нозому рисовать, а Ксения в тайне от мужа рассказывала Нозому те самые истории, которые когда-то сочиняла. Нозому была осторожна всю жизнь, она рисовала манги и прятала их в самых отдалённых уголках жёсткого диска компьютера, чтобы ни мама, ни папа не могли их найти, а тем более братишки и сестрёнки. Но мама с папой знали про манги, правда, никогда друг с другом их не обсуждали. Боялись чего-то.

Порой, уедут Ксюша и Нозому на соревнования по танцам в Москву, а Данила открывает потаённые папки, читает дочкины манги и плачет — остановиться не может. Целую пачку сигарет промокших от рыданий выкуривает. Или уедет Нозому с Данилой в поход летом с удочками, а Ксюша читает и от волнения целый торт съедает. Тоже слезами политый. Нозому делилась своими историями в интернете и со временем она стала знаменитой Нозому, которой нельзя рисовать мангу.

Когда ей исполнилось 18 лет, девочка встретила Таибо Но. Это был натуральный принц из старого забытого аниме. Откуда он взялся, даже и не интересовало Даню и Ксюшу, они просто поняли, что — да, это он. Когда случилась свадьба, они так расчувствовались, так распереживались, что пришлось принимать что-то от давления и вдруг на них спустился удивительный, знакомый, но забытый свет. Это был сам Пётр Первый спускавшийся с Небес. От удивления даже таблетки изо ртов повыпадали, ведь уже казалось, что Пётр был только во снах. Он взял их за огрубевшие, слабые и холодные руки и поднял куда-то наверх к ослепляющему тёплому свету.

— Вы готовы, Ясащи и Йои?
— Хаи — ответил Ясащи
— Хаи — ответила Йои

И они долго парили над городом. Под ними как будто текла река из фонариков и бетонных угловатостей мегаполиса, покрытых сиреневым шёлком ночи. Они летали пока не стали снижаться к тому волшебному Дубу на котором вновь теплом и уютом встречал их тот самый дом. Русалка и Кот Учёный пили чай на ветвях и улыбками поприветствовали старых знакомых. Ясащи и Йои вошли в дом, посмотрели друг на друга и увидели, что они помолодели на 25 лет.