Рыжие эти глаза. Повесть. Глава 5

Конечно, после проведения таких бесед начальника училища и его подчинённых с курсантами, кое-что изменилось. Многие задумались над последствиями, другие стали более осторожными в своих передвижениях по городу, ну, а третьим всё было до лампочки, они также бегали в самоволки, дрались с местными парнями, но, надо признаться, массовых вылазок пока не наблюдалось. Большинство же, на всякий случай, усиливало свою экипировку. Главным орудием у курсантов был и всё время оставался, конечно же, флотский ремень с бляхой - элемент их формы одежды. Тут, как говорится, всё по закону, никто ведь не придерётся к тому, что твои сползающие с худого живота брюки поддерживает он, этот флотский ремень, который все, ещё с первого курса, заменили с речниковского, с одним якорем на бляхе, на военно-морской, с якорем и звездой посередине, от чего он казался им более увесистым. Впрочем, курсанты и обычные кокарды на фуражках давно поменяли на военно-морские "крабы", но они к орудиям уже не относились, а вот ремень... это да! С первого же курса все они научились у старших ребят ловким движением накидывать его на правую руку, и тогда крепко державшийся на ладони ремень со свисающей сантиметров на двадцать - двадцать пять бляхой становился превосходным орудием драки. А если ещё на бляху напаивалась свинчатка, то... Но об этом лучше и не говорить, такие бляхи начальник строевого отдела Васильев просто отбирал, а тех, кто их носил, круто наказывал. Поэтому рисковали лишь единицы, и такие ремни надевали только в исключительных случаях (в массовых вылазках). Были и другие приспособления для подобных мероприятий. Кто-то носил в кармане брюк или шинели кастет, кто-то нож или пику (единицы!), многие же - дубинки, обыкновенный кусок кабеля сантиметра три-четыре в диаметре и длиной сантиметров сорок. У Новикова была именно такая дубинка, и он её от случая к случаю засовывал в рукав шинели, когда уходил в город, но ни разу так и не воспользовался её. Просто везло парню. К нему никто не приставал, он же сам ни на кого не набрасывался. Так и ходил поначалу в город, то с дубинкой, то нет, а потом всё же забросил её. А в город он ходил не так и редко, особенно в последнее время.
Почти каждые субботу и воскресенье, если не был в наряде, Новиков уходил из училища, уходил к ней, к его Рыжим глазам. Если не отпускали в увольнение (а отпускали только или в субботу после занятий, или в воскресенье на целый день), он убегал в самоволку, уже никого и ничего не опасаясь. Да разве удержишь молодого парнишку от свидания с такой дорогой девчонкой какими-то нарядами вне очереди? Да никогда и ни за что! Вот он и убегал в самоволки, забыв о когда-то возникающих ранее страхах за наказание, совсем не думая о каких-либо последствиях то ли за нарушение училищного распорядка, то ли за месть со стороны городских ребят. Это всё ему было по боку, главное - увидеть её, побыть хоть некоторое время рядом с ней.
Он ходил к Суботиной обычно по вечерам, часов в семь Сергей уже был у неё дома. Она сразу же одевалась, если он её звал гулять просто по городу или когда брал билеты в кино, и они уходили. В кино они ходили часто, один раз за субботу или воскресенье уж точно, благо и кинотеатров и зрительных залов в различных ДК было поблизости немало. Как только гас в зале свет, Сергей брал её маленькие ладошки в свои руки и на протяжении всего сеанса держал их, перебирая пальчики, иногда перебрасываясь несколькими словами. Это ему доставляло огромное удовольствие, гораздо большее, чем от того, что показывалось на экране. Но ещё большее наслаждение он испытывал тогда, когда просто так гулял с ней по городу, особенно после того, как установилась чудесная зимняя погода. Они уходили в тихие безлюдные скверики и аллейки, бегали по свеженанесённым сугробам друг за другом, кидались снежками, толкали друг друга в белое искрящееся море, от души смеялись, глядя на покрытые снегом лица, кричали разные глупости, совсем не опасаясь, что кто-то их может подслушать - кругом было пустынно, только она, вся в снегу, с раскрасневшимися, как осенние яблоки, щеками, он, такой же белый и заиндевевший, высокие деревья и густые низкие кустарники с огромными шапками снега. Иногда он подхватывал её на руки, взгромождал на толстую, свисающую к земле, ветку и раскачивал, словно на качелях. Она закрывала глаза и чуть постанывала от удовольствия, крепко держась за его руку и ствол дерева. В какой-то момент он резко отскакивал, и она с криком плюхалась в мягкий сугроб, затихала там, обижаясь (или только показывая вид) на такую безрассудную выходку Сергея, который громко смеялся, стоя чуть в стороне от неё. Потом он подходил к ней, брал за руки и вытаскивал из сугроба, начинал стряхивать снег с её шубы. Она сначала надувала губки, хмурилась наигранно, а затем звонко смеялась вместе с ним. Нарезвившись, порядком озябшие, они, взявшись за руки, шли к ней домой. У Галины была отдельная, хоть и небольшая, комната с дверью, которая закрывалась, если это нужно, на ключ ("девичья келья", как он называл её). В комнате было всё, что необходимо молодой девушке: небольшой туалетный столик и трюмо, радиоприёмник, рабочий стол с книгами и конспектами, шифоньер и кровать с железными спинками. Зайдя в комнату, они быстро раздевались, развешивали по стульям шубу и шинель, чтобы они могли хоть малость подсохнуть, мокрые варежки клали на горячий радиатор отопления, не забывая при этом слегка поиздеваться друг над другом - она вешала шубу на стул, а он "нечаянно" её ронял, он клал на батарею свои варежки, а они вдруг оказывались на полу. Совсем не обижаясь, они от души смеялись над этими невинными шутками. И как-то само собой получалось, что, обняв случайно её за талию, он уже не отпускал Галину от себя, прижимал её разгорячённое тело к себе, целовал её "рыжие" глаза, чуть припухлые губы и раскрасневшиеся щёки. Всё окружающее его уходило куда-то на задний план, в этой комнате была только она, его Галка, и ему неудержимо хотелось целовать и целовать её глаза, губы и щёки. Иногда и она, как будто чего-то стесняясь, целовала его в губы и тут же отводила в сторону глаза. Когда подходило время расставаться, он, уже у порога квартиры, целовал её на прощание один раз, потом второй и смотрел с любопытством на неё. Она, чуть усмехнувшись, тихо шептала: "Бог любит троицу", и он целовал её в третий раз. Этот, прощальный, поцелуй был самым продолжительным, он специально растягивал его до тех пор, пока она не начинала упираться ему в грудь руками и отстранять его от себя. Тогда он говорил: "Я пошёл, пока". И уходил из её дома, вернее убегал, так как время было далеко за полночь, но он этого не замечал, то шёл, то бежал по направлению к своему училищу, ему даже иной раз казалось, что он плыл в этом подрящем морозном воздухе, то ли от тех, дурманящих голову, поцелуев, то ли от того, что уже давно надо было спать.
Так проходили одна, другая, третья встречи. Они также ходили в кино, гуляли по заснеженным аллеям, также кувыркались в снегу, а когда приходили к ней, целовались и целовались. Конечно, острота первых ощущений от первых поцелуев уже давно прошла, и что-то в душе у Сергея начало просто противиться этим поцелуям. Да и вечно потрескавшиеся от длительных поцелуев губы вносили свой дискомфорт. И, видимо, от всего этого поцелуи стали просто надоедать ему. Но только ли от этого? Его тело, получив неповторимое удовольствие от первого соприкосновения его губ с её губами, начинало жаждать чего-то ещё более нового и неизведанного. С каждым разом оно, его тело, всё настойчивее и настойчивее требовало этого. И иной раз, целуя Галину, он смотрел по сторонам (глаза уже не закрывал, как вначале), и всё чаще и чаще его взгляд задерживался на её кровати с голубым покрывалом и стопкой разной величины подушек в изголовье, и тут что-то вздрагивало в нём, и он, готовый вот-вот поднять свои дрожащие руки от талии выше, к её грудям, замирал и постепенно отстранялся от неё. Его душа, застенчивая от природы, ещё не могла переступить через эту, естеством уготованную черту - она просто не созрела для этого. И теперь, даже продолжая целовать её глаза и губы в течение часа и более, на что у него, если честно признаться, просто не хватало дыхания, он всё больше терял всякое удовольствие от этого, всё больше разглядывал при этом стены и потолок, стараясь избегать взглядом её манящую кровать (зачем это ему сейчас нужно?). А она? Как же она? Она просто была партнёром в этом движении души и тела и ничуть не сопротивлялась робким ласкам Сергея, не отстраняла свои губы от его губ, но и не проявляла никакого встречного интереса. Правда, иной раз (очень редко!) она сама целовала его и между этими поцелуями тихо шептала ему на ухо: "Какой ты хороший, Серёжа". После этих слов у него снова возникало желание целовать и целовать её, но оно быстро и проходило, лишь едва затихали в ушах её слова "Какой ты хороший, Серёжа". Однажды, идя к ней на очередное свидание, он дал себе зарок больше одного раза её не целовать, но не смог сдержаться, не смог оставить в покое эти манящие чуть припухлые губы, снова целовал и целовал её. И тут в какой-то миг он уловил едва-едва видимую усмешку в её "рыжих" глазах. Она мелькнула и мгновенно исчезла, но она, эта, по всей вероятности, нечаянно выскользнувшая из её почти всегда закрытых глаз усмешка, заставила Сергея вздрогнуть, и он интуитивно почувствовал, что она, его Галка, его Рыжие глаза, ждёт чего-то большего от него, чем эти безвинные поцелуи, ждёт, втайне надеясь на это и боясь этого...
Подошёл её день рождения, первого декабря ей исполнялось восемнадцать лет. Новикова и его друга Виктора Горкина пригласили на это семейное торжество. Сергей купил в подарок большого плюшевого мишку (у неё в комнате немало было разных игрушек, в основном кукол) и написал стихи: "Первый зимний день - не первый снег, // Растаяв, исчезает без следа. // Твои семнадцать лет уж больше не вернутся никогда..." Как и подобает в таких случаях, произносились тосты за именинницу, гости (а их, ребят, было только двое, остальные её подруги и родители) выпивали и закусывали, а потом все стали танцевать. Молодёжь ушла в её комнату, включили проигрыватель, станцевали раз, другой. И как-то непроизвольно получилось, что Сергей с Галиной остались вдруг вдвоём в этой её комнате. В голове от выпитого вина немножко кружилось, всё начало казаться лёгким и доступным. Сергей, незаметно для Галины, пока она смотрела в окно, закрыл дверь и запер её на ключ, а потом выключил и свет. Всё это он проделал машинально, совсем не полагаясь на рассудок, а только на интуитивные порывы. У него насчёт Галины не было никогда никаких "подлых" мыслей, да и сейчас они вроде бы не возникали. Или это ему только казалось? Он подошёл к ней, девушка стояла всё также около окна и смотрела на улицу, обнял сзади за плечи, нежно погладил по голове, как гладит мать свою дочку, потом повернул к себе лицом и прижался к ней, сразу почувствовав её затрепетавшие груди. Его губы нашли её губы и слились в поцелуе, и он испытал почти то же самое неповторимое чувство, как и тогда, при первом поцелуе с ней... Он снова и снова целовал и целовал её губы, её щёки и её глаза, целовал долго, целовал без устали, целовал с прежним наслаждением. Для них двоих в этот миг ничего вокруг не существовало, они были только вдвоём, и тут, в её квартире, и вообще везде и всюду, только вдвоём и как будто куда-то плыли в необъятном море потусторонних миров...
Неожиданный стук в дверь прервал это почти невесомое состояние. Они оба вздрогнули и сначала замерли, а потом Сергей быстро подскочил к выключателю, включил свет и повернул ключ в двери - на пороге стояла Капа и с удивлением смотрела на них.
- Вы чего это такие взъерошенные? - спросила с непониманием.
Те не знали что и ответить, так сильно растерялись, только оба густо покраснели.
- Ясно, - протянула она. - Ладно уж, пошли ещё посидим за столом, родители приглашают на торт.
Все снова уселись за стол, выпили ещё за новорождённую, стали есть торт, запивая чаем. У Сергея было просто отменное настроение, словно в этот день не одной Галине исполнялось восемнадцать лет. Ему в этот день не хотелось уходить от неё, хотелось быть всё время рядом с ней, ловить её весёлые взгляды, смеяться вместе с ней над её шутками.

Так и шло время, вернее - летело, всё измерялось только двумя днями в неделю - субботой и воскресеньем, днями и, особенно, вечерами, когда он был рядом со своей (Сергей в этом уже нисколько не сомневался) Галкой. Всё остальное - основные занятия, конспекты и книги, занятия подводным спортом, знакомые и друзья, неприятности из-за самоволок (а он уже залетал несколько раз и командиру и старшине роты, отделываясь пока лишь нарядами вне очереди, чисткой картошки по ночам) - как бы проходило мимо него, почти не затрагивая главного, чем он жил сейчас. Правда, были письма, письма от родных, которые он с удовольствием читал и на которые сразу же отвечал, но ещё были письма из Дзержинска, от Надежды. Они шли от неё уже не так часто, как ранее, в первые осенние недели, но они по-прежнему были такие же искренние, такие же тёплые, хотя и мелькала в них какая-то настороженность. Лившиеся поначалу сильным потоком чувства как бы поуменьшились (видимо, потому, что Сергей не отвечал на них такой же бурной и чистой душевной струёй), в них всё чаще Веткина стала задавать ему вопросы. В одном из последних своих писем так прямо и спросила - нравится ли она ему хоть немножко? Что он мог ответить на такой вопрос? Правду? Жестокую правду о том, что сейчас вся душа и все его помыслы заняты совсем другим человеком, любимым человеком? Нет, так было нельзя делать! Это слишком тяжело будет для неё. И разве она виновата в том, что сейчас у него совсем другая девчонка? Сергей это хорошо понимал и искренне жалел Надежду. И ещё одна подспудная мыслишка всё время крутилась в его разгорячённом мозгу - а что будет летом, когда он приедет в Ёлнать? Ведь с собой Галку не возьмёшь, это просто нереально. И что тогда? Два месяца скуки? А ведь как было хорошо с ней, Надеждой, в те десять дней и ночей ушедшего уже августа! И они в своих письмах только и мечтали о повторении той неожиданной и незабываемой встречи следующим летом (Надежда с детской искренностью, а Сергей с лёгкой усмешкой в душе - разве повторение возможно? Должно быть только продолжение. И какое продолжение!). Как же он мог ответить на вопрос, чтобы не обидеть её и чтобы не солгать ей (с детства был приучен говорить всем правду, какой бы жестокой она ни была)? Как?! Поломав изрядно голову, он нашел компромиссный вариант, написал, что ещё никому и никогда не говорил о своих чувствах. И это была искренняя правда, но она совсем не отвечала на её вопрос, и тогда Надежда спросила более конкретно - дружит ли он с кем-нибудь он из девчонок? Выкручиваться далее было бесполезно, и более того - просто противно. И он ответил прямо - дружит. Но чтобы как-то сгладить такую убийственную для неё правду, слегка покривил душой (а, может, он это уже предчувствовал?), добавил, что дружит с девчонкой просто так, чтобы не было скучно, и не очень верит ей. Ответа от Надежды долго не было, но он знал, что она обязательно ответит. И когда он уже начал разувериваться в этом, письмо пришло.
Пожалуй, это было её первое письмо, проникнутое такой болью. Раньше в её письмах звучала только искренняя нежность, в которую он, Сергей, даже и не верил, просто не мог верить, не был в состоянии верить, видимо, его душа ещё не созрела для такого огромного чувства, которое прямо рвалось из её писем, а, значит, было присуще и ей самой, его Надежде, которую сейчас безвозвратно терял. Это он понял из этого последнего её письма. Она спрашивала, неужели он на самом деле не верит той девчонке, с которой дружит? Но ведь он дружил и с ней, с Надеждой. Выходит, что и ей, Надежде, он тоже не верит? В это она поверить просто не могла. Да как же такое может быть?! Такого просто быть не может! И она просила прямо написать, что он о ней думает. Сама же писала дальше, что в первые дни разлуки жила только одной мыслью о нём, только мечтами о встречах с ним. А потом... потом... Когда он написал, что дружит с другой девчонкой, она решила, что никому нельзя верить, и стала безразлична к жизни. Раньше она считала его, Сергея, своим идеалом, а сейчас он стал для неё таким же, как и все остальные. Может быть, делала всё же оговорку, что она просто ошибается. Эта её последняя фраза сохраняла в какой-то степени тот хрупкий мостик, который ещё лежал между ними, он ещё мог спасти то, что невозвратно уходило сейчас. Надо только это до конца понять и ухватиться за эту робкую ниточку, которую Надежда оставляла для него, Сергея. Но смог ли он понять это? Скорее, что нет. Эти Рыжие глаза затмили всё вокруг. И тогда, прочитав это её последнее письмо, он не смог понять до конца то, что уходило сейчас от него навсегда. Конечно, что-то дрогнуло в нём, заставило волноваться, заставило вспомнить те неповторимые десять дней и ночей августа. Но он просто не мог понять её, Надежду, до конца, не мог поверить, что это она написала всё искренне. Он написал ответ. Написал, что он, конечно же, верит ей, в какой-то степени даже понимает её, но эта разлука делает своё дело. Переписка между ними вроде бы возобновилась, но она теперь уже была какая-то пустая и никому не нужная.
Время делало своё дело. С каждым днём всё дальше и дальше уходили те десять дней и ночей августа, проведённые с ней, Надеждой Веткиной, постепенно забывался в памяти её беззаботный смех, её манящая улыбка. О том времени не напоминали теперь даже её письма. После того, последнего, Сергей почувствовал даже облегчение - теперь не нужно кривить душой, она всё знает о нём, о его девушке Галине Суботиной, его Галке, его Рыжих глазах. Да, Рыжие глаза... Новиков по-прежнему каждые субботу и воскресенье ходил к ней, они, как и всегда, гуляли по зимнему городу, а потом приходили к ней домой и целовались в её комнате. Это становилось как бы обыденным делом, и всё меньше и меньше волновало и его, и её. Понемногу остывал пыл его молодой души, тело требовало чего-то большего (он знал, конечно, чего), но у него не хватало смелости даже прикоснуться к её грудям, не говоря уже о чём-то большем. И ей эти двухдневные в неделю поцелуи стали просто надоедать. Он это чувствовал и постепенно стал замечать, что между ними начинает расти какая-то стена отчуждения, из-за чего частенько нервничал и начинал отталкивать её от себя. Она это сразу заметила и тоже стала прохладнее относиться к нему, и встречала его, когда он приходил, уже без особой радости, без той улыбки, от которой появлялись ямочки на её щеках и которые так манили его всё это время, когда он заметил её впервые на вечере в их училище. Теперь же, если и появлялась эта улыбка на её щеках, то она казалась ему какой-то искусственной, наигранной, как и все слова её приветствий. От этого у него стало возникать подозрение, что между ними появился кто-то лишний, третий, причём с согласия одного из них.
Однажды Сергей не смог прийти к ней в субботу - получил очередное взыскание за самоволку, но в воскресенье, как и было уже заведено, вечером пришёл к Суботиной. Она почти совсем не обрадовалась, когда он зашёл в квартиру, сухо ответила на приветствие, встала около окна, стала смотреть на падающий на улице снег. Сергей не подходил к ней, стоял около стола, рассматривал лежащие на нём книги и конспекты. Неожиданно она повернулась к нему и негромко, но быстро проговорила:
- Я вчера ходила на каток с Андреем, - и стала внимательно смотреть на него.
Он не сразу вник в смысл сказанного ей, он даже не знал, что это за Андрей, и как ни странно, ничуть не разволновался - ходила? Ну и пусть что ходила. Жалко что ли? - и молча стоял всё также около стола, рассматривая её книги.
- Почему ты не спрашиваешь, кто такой Андрей? - снова спросила она, в её голосе прозвучали уже нотки раздражения.
- Знаешь, мне как-то неинтересно слушать, с кем ты ходишь на каток... или ещё куда-нибудь! - резко бросил он и отвернулся в сторону, обозлённый её вопросом.
- Мы сегодня куда-нибудь пойдём? - спросила она через некоторое время.
- На каток что ли хочешь? - с издёвкой ухмыльнулся он.
- Сергей! - вспыхнула та. - Зачем ты так?
- Я? Я так? - искренне удивился он. - Я ни с кем на каток не ходил, у меня даже коньков нет.
- Вот и зря. Там так чудесно.
- Конечно, чудесно, особенно, если...
- Сергей! - перебила она. - Я тебя прошу. Не надо об этом.
- Хорошо, - просто согласился он. - Не надо, так не надо. – Чуть помолчал. - Можно в кино сходить, - предложил.
Та не выразила никакого интереса.
- Ладно, посидим у тебя. Я сегодня хочу прийти в училище пораньше, а то мне опять влетит.
- Почему опять? - неожиданно заинтересовалась Суботина.
Тот только пожал плечами. Он, конечно, совсем ей не рассказывал о своих самоволках, о нарядах вне очереди - зачем ей это нужно знать? А она ни о чём и не догадывалась - ходил к ней парень и ходил, а что там - в самоволку или как - она даже и не знала, и не интересовалась этим. Но сейчас почему-то проявила интерес. Это как-то насторожило его.
- Ты чего молчишь? Скажи мне. У тебя неприятности из-за меня в училище?
- Почему же из-за тебя... - замялся он. - Просто в увольнение не всегда отпускают, вот и приходится убегать. Многие так делают.
- И тебе потом за это влетает?
- Ну, немножко влетает, - усмехнулся он. - Но ничего, терпимо.
- Сергей, я тебя прошу - не нарушай дисциплину, - серьёзно проговорила Галина и подошла к нему, положила руки на его плечи.
Он ничего не ответил, прижал её к себе, поцеловал.
- Ладно, не буду, - согласился он.
- И сегодня я тебя прогоню пораньше, - искренне рассмеялась она.
- Хорошо, я не возражаю, - с усмешкой ответил Сергей.

Подходил Новый год, второй такой праздник в их курсантской жизни. Во время встречи прошлого Нового года Сергей познакомился со своей первой девушкой в этом городе - Татьяной Генераловой. Дружба с ней хоть и была скоротечной, не такой яркой, как с Галиной сейчас, но оставила добрые воспоминания. Они расстались с Татьяной, но вовсе не врагами, а старыми, хорошими друзьями. Даже и теперь, встречаясь иногда, искренне радовались, увидев друг друга, обменивались, собственно, ничего не значащими фразами и расходились каждый по своим сторонам. Эти мимолётные встречи случались или в городе, просто на улице, или в их училище, на вечерах. Правда, Сергей в последнее время как-то охладел к этим училищным вечерам - нового на них мало что появлялось, играл всё тот же эстрадный оркестр, пели всё те же ребята, даже девчонки, казалось, ходили к ним одни и те же (а, может, так и было). А они сейчас не особо интересовали и уж тем более волновали Новикова - у него была своя (своя ли уже?) девушка, его (его ли?) Галка. Несколько раз он сходил с друзьями на вечера в дошкольно-педагогическое училище, где училась Суботина, но, честно признаться, ни ему, ни его товарищам эти танцы в старом и до предела тесном спортивном зале не понравились, и они больше туда не ходили. Поэтому, когда подошло время поговорить о надвигающемся празднике, все были в большой задумчивости. Новогодние вечера в их училищах отпадали однозначно - слишком обыденно, слишком неинтересно для всех. Галина как-то в разговоре вскользь упомянула о возможной встрече Нового года в небольшой компании на квартире у её подруги. Сергей быстро за это уцепился - было бы здорово встретить так этот чудесный праздник, но Суботина пока ничего не могла определённо сказать, так как не всё (далеко не всё!) зависело от неё. До конца не был решён вопрос с квартирой - разрешат ли родители её подруги гулять с парнями у них дома? И какая может собраться компания? Сергей, конечно, не отказался бы встретить этот Новый год и вдвоём с Галиной, в крайнем случае - вчетвером: она с своей подругой Капой и он со своим другом Витей. Но Суботина такой вариант сразу же отклонила - будет скучно! Может быть, она была и права. Не выразил особого восторга по этому поводу и Виктор Горкин - Сергей, понятно, будет со своей любимой девушкой, а он с кем? С Капой? Капитолина, собственно, была неплохой девчонкой, доброй и приветливой, но не совсем симпатичной, как казалось Виктору. Может быть, это так и было, но Сергей ничего подобного не замечал за Галкиной подругой - нормальной она была девчонкой, хотя, конечно, Суботина малость привлекательней, особенно, если Галка всё время улыбается и у неё на щеках играют такие заманчивые ямочки, а Капа выглядит постоянно какой-то настороженной, даже порой хмурой. Вот разница и становится заметной. И это Виктор хорошо усёк, поэтому хоть он и ходил с Капой, но в основном из-за Сергея, чтобы поддержать их компанию. Но сейчас он воспротивился - ему явно не хотелось скучать в такой вечер. Тогда все сошлись на том, что они идут всё же вчетвером, но Галкины подруги приглашают своих ребят, причём несколько не из их училища. Ребята согласились - а куда было деваться? Оговорили они тогда и сумму взноса с каждого - по пятнадцать рублей с ребят (они больше пьют!) и по десять с девушек (эти налегают в основном на конфеты). Так и договорились. Но ещё накануне решили вчетвером сходить на Новогодний бал во Дворец культуры моторостроителей.
Бал был просто великолепный! Весь ДК сиял, светился и переливался нежным блеском, все стены и колонны украшены яркими гирляндами и всевозможными плакатами. На сцене выступали артисты цирка, всюду играла музыка, везде, где только можно, танцевали парочки. Веселись - не хочу! Но, как ни странно, у Сергея и Виктора от этого великолепия настроение совсем не поднималось. Трудно было сказать почему. Может, от того, что они были в своей курсантской форме и слишком выделялись на общем фоне веселящейся публики, а, может, и потому, что прекрасная половина пришедших на бал состояла, по их мнению, из "старух" - девушек по двадцать с лишним лет (а им-то какое до этого, собственно, дело? Ведь они пришли со своими молодухами! Но...), может, ещё почему, но их что-то явно связывало, им было явно скучно тут. Девушки это скорее почувствовали, чем заметили, и решили малость отделиться от ребят, чтобы не поддаться ихнему унылому настроению. Виктор с Сергеем не особо и протестовали, отошли в сторонку, стали наблюдать за всем происходившим издалека. Галину пригласил на танец какой-то парень, Новиков это сразу заметил, его малость зацепило за живое, но он виду не подал, отвернулся в другую сторону. А тут Горкин толкнул его в бок:
- Смотри, как твоя Галка с кем-то щебечет!
- Да? - как бы удивился тот и посмотрел на танцующих.
Действительно, Суботина с парнем о чем-то весело болтали, она изредка смеялась и нет-нет да и поглядывала в сторону ребят. Сергея это ещё сильнее задело.
- Слушай, Витя, пойдём в буфет. Там вино есть, - предложил он другу.
Тот не отказался, и они направились в нужную сторону. Взяли по стаканчику портвейна, по паре конфет, встали за свободный столик и потихонечку стали попивать вино. На душе постепенно теплело, настроение поднималось. Опустошив стаканы, вернулись в танцевальный зал. Их девушки стояли около колонны одни. Ребята подошли к ним.
- Позвольте вас пригласить на танец, - галантно обратился Сергей к Галине.
Та только недовольно отвернула голову в сторону, ничего не ответила.
- Ты чего, не хочешь со мной танцевать? - спросил грубовато.
- Где вы сейчас были? - вопросом на вопрос ответила та.
- В буфете, - просто ответил Новиков. - А что?
- Ничего. Просто мы вроде сюда вчетвером пришли, а вы... - она не договорила, отвернулась в сторону, стараясь не показать навернувшуюся слезу - так ей стало обидно.
- Да ты ж была занята, - начал оправдываться Сергей, - танцевала с кем-то. А кстати, кто это был?
- Это не имеет значения! Разве я не имею право танцевать с другими ребятами?
- Почему же, имеешь. Только... - Он не стал договаривать, что его это обидело, и предложил: - Ладно. Пойдемте вместе ещё в буфет сходим.
- Да нет уж, спасибо, - за двоих ответила Галина. - Мы как-нибудь обойдёмся и без этого.
Вечер явно был испорчен, танцевать сразу расхотелось. Они ещё немножко побродили по ДК, а потом оделись и ушли: Сергей с Галиной в одну сторону, Виктор с Капой в другую. По дороге Суботина, понятное дело, рассказывала об Андрее, с которым совсем недавно познакомилась, говорила, как они ходят с ним на каток, как он учит её кататься на коньках. А у Сергея даже и коньков-то не было, да и времени совсем не оставалось на это. Он шёл рядом и молча слушал её задорный рассказ, явно нацеленный на то, чтобы разозлить его. Он это сразу понял. Она явно шла на ссору, Сергей это хорошо почувствовал. Но почему? Почему... Да потому, что ей просто стало неинтересно с ним. Всё, что он мог дать ей, он уже дал, на большее у него не было ни душевных, ни физических сил. Он иссяк на данном этапе и для большего ещё не созрел. А она ждала, нет - жаждала гораздо большего, а он этого не мог ей дать. И вот появился Андрей, более взрослый, более свободный и более настойчивый... Сергей это скорее почувствовал, чем понял - Галка от него уходит, уходит навсегда. От этого предчувствия больно резануло внутри - как же он сможет без неё жить? Ведь она затмило всё вокруг него, без неё же весь этот мир просто рухнет! Что же, что же делать, чтобы спасти его?! Сейчас он ничего не мог сделать, он насуплено шёл и молча слушал её рассказ об этом Андрее, о котором знал только от неё. А, может, это она танцевала с ним в ДК? Всё может быть. Он явно не знал, что делать, но сдерживал себя, чтобы не сорваться на провокацию, которую инициировала она, его Галка. Они дошли до её дома, подниматься на четвёртый этаж он не стал, распрощались быстро тут, в подъезде, он даже не поцеловал её (первый раз при расставании! Может, она уже с ним, с Андреем, целуется?), ушёл, бросив неопределённое "пока".

Подошло тридцать первое декабря. Некоторые ребята из их роты, кто жил недалеко, разъехались по домам хоть на несколько дней, а Горкин с Новиковым остались в городе, только взяли увольнение до вечера первого января. Училище к вечеру заметно опустело. Тот, кому некуда было пойти, готовился встречать Новый год у себя. В их кубрике оставались только Ганшин с Васюковым, они решили просто отоспаться в этот праздник. До вечера время ещё оставалось, ребята тихо переговаривались между собой, и тут Виктор выдал:
- Знаешь, Сергей, я, наверное, не пойду с тобой в эту компанию.
Друг прямо обалдел, сидя на койке, у него даже челюсть отвисла.
- Ка... ка... как... как не пойдёшь? - еле выговорил он. - Всё ж договорено, за всё заплачено?
- Не хочу я туда идти.
- Почему? Мы же договорились?
- Чего я буду там делать?
- Как чего? Новый год встречать!
- Я его могу и здесь, с ребятами встретить. Чего мне куда-то идти? Я там почти никого и не знаю.
- Я тоже не многих знаю. Но Галку да Капу ты знаешь?
- Ну, знаю. И чего мне от этого? У тебя с Галкой любовь, - он усмехнулся, - а у меня с Капой что? Ничего.
- Слушай, Витя, любовь, не любовь. Оставим это. Но там же можно хорошо выпить и порубать. Тебя это разве не устраивает?
- Не знаю. - Он задумался. - Ну, ладно. Пойду. Но напьюсь в доску!
- И я напьюсь, - обрадовано произнёс друг, и они стали собираться.
А что им было собираться? Брюки наглажены, гюйс, куртка тоже, ботинки начищены. Всё подогнано под ладные фигуры, не то что на первом курсе, когда форма висела, как на коле. Курсанты быстро освоили все способы подгонять форму по себе и делали это так, чтобы и смотрелась хорошо и чтобы начальник строевого отдела Васильев не смог придраться. Если выдали брюки где-то по двадцать шесть сантиметров шириной, то они зауживали их до двадцати двух. Это, конечно, не дудочки (но и они уже выходили из моды), но и не клёши. Вместо тельняшки носили "сопливчик" - кусок тельника, отрезанный от рукава и пришитый спереди на проймы майки. Шинель отрезали чуть выше колена, чтобы не болталась по ногам. О белых кальсонах все давно и забыли - перестали их просто брать при обмене белья. Ботинки вот не переделывали, покупали каждый по своему вкусу и обували их только в увольнение. А подгонял форму каждый тоже по-своему: у кого водились деньги, тот нёс к училищному портному дяде Васе, и он за пятнадцать рублей выполнял любое желание ребят, но при одном условии - чтобы никто никому ничего не рассказывал, а то ему нагорит от начальства. Горожане, естественно, всё переделывали дома. Но многие ребята сами перешивали у себя в кубриках. Новиков и Горкин так и делали, и получалось весьма неплохо. А некоторые ходили в той форме, какую и выдавали. В их кубрике таким был Володя Ганшин. Ну, каждому своё. Так что Сергей с Виктором быстро собрались и заспешили по указанному им адресу.
К десяти часам вечера все уже собрались на квартире у подруги Галины: шесть девушек и столько же ребят, всё в норме. Стол был почти накрыт: на нём стояли большие вазы с различными закусками, из которых особо выделялись с салатом оливье, стояло также пару бутылок вина. Взглянув на этот стол, друзья только вздохнули - да, не больно тут напьёшься в доску. Но когда все расселись, хозяйка поставила ещё две бутылки столичной - о! Вот это то, что надо! И когда предложили разлить по первой, чтобы выпить за знакомство, ребята налили себе, конечно же, водки, а девушкам - вина. Выпили, познакомились. Да, в принципе, они и были почти все знакомы, потому как часто встречались на вечерах или в речном, или в дошкольно-педагогическом училищах. Среди ребят был ещё один курсант, только со старшего курса, но в гражданке (как оказалось, хороший знакомый Суботиной), трое остальных - друзья подруг Галины, одного из них звали Андреем. (Неужели это тот Андрей?) Девушки тоже им почти все были знакомы.  Но самым неожиданным для Сергея было то, что в числе гостей, как ни странно, оказалась Татьяна Генералова (вот это сюрприз!). Она была с парнем, но с Новиковым чуть ли не расцеловалась, Сергей тоже от души рад был её здесь встретить. Познакомившись, все ещё выпили за дружбу, потом включили магнитофон и начали танцевать. Новиков пригласил сначала Суботину, они обменялись ничего не значащими фразами о первых впечатлениях о вечере и разошлись. Следующий танцевал с Генераловой, с ней уже завязалась непринуждённая беседа, они громко говорили и также громко смеялись. А Галина в это время танцевала с Андреем и о чём-то тихо вела беседу, изредка бросая взгляды на Сергея, а тот словно их и не замечал, хотя его, конечно, это малость зацепило. Потом все ещё раз дружно станцевали, кто с кем хотел, и разошлись по углам, ребята покурить, девушки побеседовать. Горкин с Новиковым встали около окна.
- Ну, чего? Тебе нравится? - спросил Сергей друга.
- Да ничего, нормально, - ответил тот, довольно усмехнувшись. - Но я всё равно напьюсь.
- Напьёшься тут, - усомнился Новиков. - Осталась бутылка на всех.
Идея напиться, конечно, была дурная до предела. Это они оба чувствовали, но хорохорились друг перед другом. Раньше выпивать-то они выпивали, но в пределах разумного, видимо, ещё понимали, что это не удел подростков. Но это было до училища и в первый год в речном. А сейчас они уже на втором курсе, а значит, вполне взрослые. Так что можно крепко и выпить. К тому же им хотелось показать всем остальным, что они не какие-то слабачки, а крытые ребята, курсанты речного училища! Ну, и романтика в них играла ещё. Они совсем недавно посмотрели фильм Сергея Бондарчука "Судьба человека", и им очень врезался в память сюжет, когда Андрей Соколов в немецком концлагере пил стаканами водку, совсем не закусывая (знай русских солдат!), чем и спас свою жизнь. Вот и им, Сергею и Виктору, хотелось показать, что и они под стать тому Андрею. И они пили водку хоть и не стаканами, а большими рюмками и слегка закусывали салатом оливье.
Около самой полуночи снова все расселись за стол, на котором откуда-то появилось шампанское и несколько бутылок столичной. Ребята аж потёрли руки от удовольствия. Выпили за уходящий в историю год, от чего в голове уже прилично закружилось. И вот по радио зазвучал бой Кремлёвских курантов. Взлетели к потолку пробки от шампанского, бокалы наполнились прохладной пенящейся влагой, и с криками "Ура!" все начали освобождать содержимое. Новый, шестьдесят пятый год наступил! Теперь уже все пили за встречу этого наступившего года, девушки шампанское, некоторые ребята вино, а Сергей с Виктором водку и только водку, и несколько горошинок салата в рот, на закусь. После очередной рюмки всё вдруг начало погружаться в вязкий туман, голова сильно кружилась, мысли путались. Сергею стало противно смотреть на стол с недопитыми ещё бутылками вина и водки, грязными тарелками, недоеденными закусками, особенно на большие вазы с салатом оливье. Туго соображая, он встал и направился к выходу.
- Ты куда? - услышал он чей-то голос, даже не понял чей, может, Галкин.
- Я сейчас, - махнув рукой, бросил он и вышел из квартиры, кинулся вниз по лестнице на улицу.
Леденящий воздух приятно охватил лицо, когда он выскочил из подъезда. Сергей вскинул голову вверх, посмотрел на яркие звёзды, к которым то и дело рвались разноцветные ракеты. Из всех окон неслись пьяные возгласы, песни, музыка. Народ гулял и веселился. Новиков прошёл чуть вдоль тротуара и наткнулся на шумную компанию, вывернувшуюся из-за угла дома.
- О, привет, морячок! Ты чего тут один бороздишь по белому морю? Ты же совсем замёрз! Иди к нам, мы тебя обогреем, - прямо накинулись на него полупьяные девчонки, парни только хмыкали в стороне.
- Да нет, ничего я не замёрз! Я только вышел чуть охладиться, - начал он отмахиваться от них.
- А что же тебя девочки-то бросили такого красивого? - не отпускали те и, смеясь, пытались затащить в свои объятья.
Сергей начал прямо отбиваться от них, это ему вскоре удалось, и он кинулся в другую сторону. А те двинулись дальше своей шумной компанией. Чуть отбежав, он остановился, отдышался, умыл морозным снегом лицо и почувствовал себя немного лучше. Ещё чуть-чуть постояв на улице и слегка продрогнув, стал подниматься в квартиру. Там гулянка продолжалась. Кто танцевал, кто курил, кто о чём-то переговаривался с соседом, а Галина сидела одна за столом, насупленная, с хмурыми рыжими глазами. Новиков подошёл на не очень твёрдых ногах к ней, сел рядом, налил две стопки водки.
- Ну, Галка, давай выпьем за нашу дружбу, - предложил каким-то не своим голосом и неуверенно начал подниматься со стула.
Она слегка дёрнула его за куртку, Сергей тотчас же плюхнулся на место, расплескав водку.
- Я не буду с тобой пьяным пить за дружбу! - резко бросила Суботина. - Нельзя смешивать нашу дружбу с вином!
- Ну, и не пей, жалко что ли, - заплетающимся языком отозвался он. - И вообще, больно много ты на себя берёшь!
Галина не стала выяснять, чего это много она берёт на себя, понимая, что в таком состоянии Сергей ей может наговорить разных гадостей, и правильно сделала. А он с кем-то чокнулся и выпил, потом ещё налил водки и выпил, потом ещё... Вдруг всё куда-то поплыло, он стал погружаться в какую-то тёмную и вязкую яму, глаза уже совершенно ничего не видели, голова клонилась к столу и готова была вот-вот плюхнуться в тарелку. Суботина это заметила, подхватила его и повела в ванную комнату, стала брызгать водой в лицо. Новиков еле открыл глаза, посмотрел на неё, ничего не понимая, и тут же всё снова погрузилось во мрак... Что было дальше, он помнил смутно. Его начало рвать, Галина сразу выбежала из ванной, чтобы и её не стошнило. А Сергей, стоя на коленях, изрыгал то, чем закусывал, а закусывал он весьма скудно, только салатом оливье. А с Суботиной началась истерика, она не могла не то что видеть, даже слышать о своём друге, так по-свински набравшимся.
- Ладно, девочки, тогда, видимо, придётся мне возиться с этим курсантиком, - заявила Генералова и решительно направилась в ванную.
Там она включила холодную воду, обмыла лицо Сергею, заодно и смыла всё то, что он наделал, а потом стала поднимать его на ноги.
- Давай, Серёжа, давай, поднимайся!
Он в ответ только мычал что-то нечленораздельное, но с помощью Татьяны всё же поднялся на ноги, и она повела его к выходу, попросив подруг накинуть на себя шубку. Держась за поручень, он выполз с ней из подъезда.
- Сейчас ты у нас быстро протрезвеешь.
Генералова подвела его к дереву, прислонила головой к стволу.
- Держись, Серёжа!
Но держаться на ногах он совсем не мог, сразу плюхнулся в сугроб.
- Ну, хорошо, хорошо. Полежи. Это тебе полезно будет.
Мороз был хоть и небольшой, так, градусов пятнадцать, но поднявшийся ветер быстро начинал пронизывать. Новиков заворочался на снегу, стал скрючиваться, пряча руки между ног, и застонал.
- Что, Серёжа? Не нравится тебе тут лежать?
- Ме... ме... - больше он ничего не мог выговорить, но встал на коленки и, цепляясь за ствол дерева, начал подниматься.
- Вот, молодец. Это уже лучше, - подбадривала его Татьяна. - Мы тебя сейчас ещё снежком умоем, и будет порядок.
Она растёрла снегом лицо Сергею, от чего тот даже открыл глаза и тупо осмотрелся.
- Что... что... - пытался он чего-то выговорить, но не получилось.
- Ничего, ничего. Всё нормально, Серёжа. Сейчас ты ещё немного тут постоишь, и мы пойдём назад. Будем водку пить, - рассмеялась Генералова.
При одном упоминании о водке у Новикова сразу закружилась голова и начало тошнить.
- Давай, давай, очищай свой желудок от этой гадости.
Приступ тошноты прошёл, ему ещё немножко полегчало, он даже нагнулся и сам обтёр лицо снегом.
- Ну, ты вообще молодец, - похвалила его Татьяна. - Давай теперь, наверное, подниматься наверх, а то ещё застудишься.
Она обняла Сергея за торс, и они вместе поплелись наверх, а там усадила на стул около стола, рядом с Горкиным, который был в явной отключке, а сама пошла к подругам на кухню.
- Ну, чего, алкоголик, - толкнул он Виктора в бок, - давай ещё врежем по одной.
Тот в ответ только что-то промычал.
- Ладно, я и один дёрну, - проговорил он, налил рюмку водки и выпил.
И тут его словно током ударило, он икнул и начал сваливаться со стула. Подбежавшая Татьяна подхватила его и потащила в ванную, всё началось сначала... Когда он очнулся, то ничего не мог понять - только-только начало светать, кругом снег, дует ветер, с одной стороны Горкин, в таком же состоянии, с другой какая-то девчонка, Виктора тоже поддерживает подруга. Сергей попытался разглядеть, что это за девчонки, но глаза словно ничего не видели, да и голова совсем не соображала. Вскоре они наткнулись на группу гуляющих ребят, среди которых оказался Сёмкин. Всё обрадовались такой неожиданной встрече, особенно девчонки, которые вели Новикова с Горкиным - наконец-то они могут избавиться от этих алкашей! Что и сделали. Ребята из училища подхватили друзей и двинулись по проспекту Ленина к центру. Новиков уже более-менее пришёл в себя и не захотел идти в речное (ещё залетит в таком состоянии!), направился к своей тётушке. И, придя туда, что было, конечно, глупо, сразу завалился спать.

Очнулся он во второй половине дня, открыл глаза и не мог понять сразу, где находится: белые потолки, белые стены, тишина. "Нет, это не общежитие. Квартира тётушки! О-о..." Даже такая мысль, мелькнувшая как просветление, заставила вздрогнуть, от чего невыносимо заломило голову. Он даже застонал, и сразу послышались тихие шаги в кухне, в дверях показалась седая голова тётушки в беленьком платочке.
- Просыпайся, просыпайся, - сразу заговорила она негромко. - Где же ты так напился?
- О-о, не напоминайте мне об этом, - застонал Сергей и обхватил голову руками, чтобы унять резкие толчки в висках.
Он свесил ноги с кровати и сидел с закрытыми глазами.
- Сколько на свете живу, а такого пьяного человека я вижу впервые, - продолжала распекать тётушка.
- Теперь будете часто видеть, - буркнул племянник и попытался рассмеяться, но только как-то прокеркал и снова застонал от боли в голове.
- Что, плохо?
- Плохо.
- Может, врача вызвать? - предложила тётушка.
- Ты лучше ему водки налей, - посоветовал вошедший в комнату сын Виктор, - сразу полегчает.
- Ой, не говорите мне о водке, - только и успел проговорить Сергей, и тотчас его начало мутить, он схватился, всунул босые ноги в тапочки и устремился в туалет.
Освободился от всего ненужного, умылся, вошёл в комнату, стал одеваться.
- Зачем же ты так напился? - донимала его тётушка. - Ведь от водки можно и умереть.
- Можно, - просто согласился Сергей. - Но не нужно.
- Не нужно. Конечно, не нужно. Но зачем же пить-то?
- Не знаю, так получилось.
- Получилось, получилось... А если что вдруг с тобой случится, что я твоим родителям скажу?
- Ничего им не надо говорить! Зачем их зря беспокоить?
- Как это зря? Ты вон что устраиваешь, и зря?
- Ладно, тётушка. Не ругайтесь. И так муторно. Лучше дайте чего-нибудь попить. Хорошо бы рассольчика.
- А водочки? - спросил, засмеявшись, Виктор.
- Водочку лучше сам пей, а мне бы рассольчика.
И действительно, тётушка принесла ему капустного рассольчика, он выпил кружку, крякнул (вроде немного полегчало), надел шинель и вышел на улицу. От солнечного света и городского шума закружилась сильно голова, он даже чуть не упал и опёрся рукой о дерево. Немного постояв, быстро пошёл в направлении к дому Суботиной. Свежий воздух и легкий мороз постепенно приводили его в нормальное состояние, только сильная головная боль никак не проходила. Но несмотря на неё, он шёл и думал, как же оправдаться перед Галкой. Только сейчас до него окончательно дошло, как же по-свински он вчера поступил. Такой прекрасный новогодний вечер испортил и себе, и всем остальным, а особенно ей - Галке. Поднялся на четвёртый этаж знакомого дома, позвонил. В дверях показалась её мать, поздоровавшись, сказала, что дочери нет дома. Ушёл. Пришёл ещё раз - то же самое. Только на третий раз, когда начало темнеть, застал её дома. Она сразу впустила его в квартиру, скупо ответив на приветствие, даже почти не взглянула на друга. Но он, не отрываясь, смотрел на неё. Выглядела она тоже не ахти свежо, но поприличнее, чем он. Видимо, вино ей тоже не пошло на пользу. А может, она вовсе и не пила? Он ничего не помнил. Галина встала около окна, стала смотреть на улицу, ничего не спрашивала, ничего не говорила. Он тоже молчал, не зная, с чего начать этот неприятный для них обоих разговор. Галина на него, конечно, страшно злилась, да и было ведь за что. Он это вполне понимал.
- Галка, пойдём погуляем, - предложил он почти шёпотом.
- Сейчас, только оденусь, - согласилась сразу она.
Молча вышли в подъезд, затем на улицу, медленно пошли от дома. Было полупустынно, тихо, только с неба срывался лёгкий снежок.
- Ну, что скажешь, пьяница несчастный? - с издёвкой, чуть усмехнувшись, спросила Галина, когда они порядком отошли от дома.
- Галка, ты извини, - начал он глухо оправдываться. - Я поступил никуда негодно.
- Хорошо, что это ты хоть понимаешь. Но раз уж зашёл об этом разговор, то послушай, что я о тебе думаю. И не перебивай меня, пожалуйста! - предупредила Суботина, чуть помолчала и тихо заговорила: - Знаешь, Серёжа, сначала я была о тебе совсем другого мнения, чем сейчас. Ты мне казался очень весёлым и умным парнем. Ну, ты мне просто нравился. - Она сделала паузу. - Я искренне радовалась, когда ты приходил ко мне. Очень ждала следующих встреч с тобой. А сейчас... Сейчас даже и не знаю, что о тебе сказать. - Галина опять помолчала, а потом сердито, даже со злостью (может, это ему и показалось) выпалила: - Ты мне испортил этот праздник! Испортил о себе мнение, которое было раньше! Не знаю, как дальше мы будем с тобой дружить. Может, нам совсем прекратить встречаться? Что ты скажешь?
Сергей глубоко задумался. Что он мог ответить на этот последний вопрос? Он отлично понимал, что Галина идёт на явную ссору, ищет любую зацепку. Она и раньше её искала, ещё до этого злополучного Нового года. У неё появился другой парень - Андрей, видимо, более интересный, более устремлённый, чем он, Сергей. С Новиковым уже всё ясно, всё, что можно получить от него, она уже получила. Ничего нового и неизведанного от него не добьёшься. Так зачем же он ей теперь нужен? Она давно хотела порвать с ним, но не могла так сразу это сделать. Она и привыкла к нему, ей и жалко было его. И вот тут такой случай подвернулся - этот Новый год, лучше и не придумаешь. А он? Хотел ли он расстаться с ней? Сергей не только чувствовал, что она почти совершенно охладела к нему, что он ей стал совсем неинтересен, но и понимал разумом, что она уходит от него, уходит к другому парню, и ничего уже не изменишь, но сердце, его молодое и горячее сердце никак не хотело с этим мириться. Неужели можно вот так разом всё оборвать? Все эти нити, связывающие их души, скреплённые его первым в жизни поцелуем с ней (она, может быть, и целовалась до него с кем-то. Наверняка целовалась. Ну и пусть! Этого он не знал, и ничего не хотел знать об этом), разве можно обрывать? Конечно же, нельзя, да и просто невозможно. Эти нити остаются навсегда, как навсегда остаётся в памяти твой первый поцелуй. Нет, он не хотел с ней ругаться, это совсем не входило в его планы. Он просто не представлял себя без неё, её улыбки, её смеющихся Рыжих глаз. И он молчал, чувствуя большую свою вину перед ней и не зная, что ей ответить.
- Может быть, ты что-то хочешь сказать обо мне? - не выдержала явно затянувшейся паузы Галина. - Говори, я слушаю тебя.
Он и на это предложение не знал ответа. Нет, точнее, знал, можно было многое сказать ей, но просто боялся новой вспышки обиды, которая могла ещё ближе подтолкнуть к той пропасти, какая всё ближе и ближе придвигалась к ним. Но молчать было ещё хуже, и он решился высказать о ней всё, что ему не нравилось.
- Скажи, Галка, почему ты стремишься всё время так выделяться среди других девчонок?
Этот вопрос Сергея вызвал явное недоумение у неё, она даже остановилась и посмотрела в глаза другу.
- Хорошо. Я сейчас тебе всё объясню. Помнишь, однажды у нас на вечере ты так долго крутилась перед объективом фотоаппарата, чтобы тебя сфотографировали. Зачем? Тебе нравится, когда на тебя все смотрят? Конечно, приятно это, я не против. Но зачем же строить улыбочки всем проходящим мимо парням? Зачем? Почему ты всё время хочешь быть выше других, лучше других? Зачем? Зачем ты всегда позируешь, выделяешься? Неужели это тебе и вправду нравится?
- Не знаю, что тебе и ответить, - проговорила она немного спустя. - Просто я хочу быть сама собой. Ведь у каждого человека есть свои особенности и даже странности. Конечно, стремиться быть выше других - это эгоистическая черта. Но и быть наравне со всеми, подделываться под общий тон, делать, что делают другие... я не знаю. Что это такое, как ты думаешь?
Он опять не знал, что ответить.
- Молчишь? Тогда я тебе отвечу. Это примиренчество. Пусть это слово не звучит для тебя каким-нибудь книжным. Соглашаться со всеми несправедливостями, не замечать их ради того, чтобы не выделяться среди других... Ну, знаешь, Сергей, это уж слишком! Надо быть всегда самим собой. Я думаю, ты это понимаешь?
- Конечно, я не против этого, но всё равно я считаю, что нужно быть наравне со всеми, а не стремиться показать, что "Я лучше всех!"
Такое заявление друга ей явно не понравилось.
- Знаешь, Сергей, давай лучше закончим этот разговор, а то мы, ей-богу, разругаемся с тобой.
Галина от души рассмеялась, а ему было не до смеха. Он молча шёл и напряжённо думал, как же быть дальше, как держаться по отношению к ней, о чём говорить, что спрашивать? Его грустные размышления прервала Суботина.
- Да, а мы с тобой, кажется, ещё не договорили на предыдущую тему.
Тема, конечно, была очень серьёзная. И что он ей мог сказать?
- Галка, а ты можешь меня простить? - виновато спросил он.
- А что дальше? - вопросом на вопрос ответила она.
- Ну, я постараюсь исправиться. Ты, конечно, мне в этом поможешь. - Сергей сделал паузу. - Пить, обещаю, больше не буду!
- Я ничего не могу тебе сейчас сказать, - тихо начала она, чуть помолчав. - Ты меня вчера крепко обидел. Мне нужно подумать.
- Галка, а ты мне веришь? - прямо спросил он, встав напротив неё.
- Тебе?.. Не знаю, - она опустила глаза, ничего больше не сказав.
Немного постояв, пошли дальше молча, каждый думая о своём и в то же время друг о друге. Сейчас он ещё резче почувствовал, что она от него уходит, уходит всё дальше и дальше. И от этого невыносимо заныло сердце, и только сейчас он до конца начал понимать, как она ему дорога. Он просто не представлял без неё ни одного своего дня. Из этого грустного состояния его вновь вывел голос Галины, его Рыжих глаз.
- Я тебя прощу, но это в последний раз, - тихо, но решительно произнесла она.
Он чуть ли не подпрыгнул от радости. Для него больше ничего и не нужно - она его простила! Он снова будет к ней ходить, снова будет гулять с ней по этим заснеженным аллеям! Он снова будет её носить на руках и целовать, безумно целовать её Рыжие глаза!..

Через неделю Новиков уезжал на зимние каникулы домой и пришёл перед отъездом проститься с Галиной. Он уезжал на поезде, и предложил ей проводить его, она отказалась. Конечно, он на неё страшно обиделся, сразу встал со стула, оделся, сказал сухо: "До свидания" и вышел из квартиры, даже не пожал её протянутую руку. Проводить его пошли тётушка с сыном, расставание было грустным, но недолгим, поезд, дав гудок, отошёл от перрона и стал быстро набирать скорость. Сергей плюхнулся на полку и сжал голову руками, так было обидно за себя, видно он Галке совсем уже не нужен. От этих тягостных размышлений не могли отвлечь даже забавные истории, которые рассказывали наперебой его друзья, ехавшие вместе с ним, выпивать с ними он тоже отказался. Так и проскучал всю дорогу. Но это гнетущее настроение стало постепенно таять по мере того, как он приближался к своей деревне. За окном покачивающегося на ухабинах автобуса проплывали завораживающие воображение сосны и ели с огромными шапками снега на лапах. Он смотрел и смотрел через протёртую дырочку заиндевевшего стекла на этот с детства знакомый лес, и на душе становилось спокойнее и спокойнее. И окончательно все печали улетучились, когда он вошёл в свой показавшийся ему таким маленьким уютный дом, когда встретился со своими домашними. И полетели дни каникул. Снова он был в кругу семьи, в кругу своих школьных друзей и подруг, и кругом была полнейшая свобода. Разве это не здорово? И он наслаждался от души этой свободой. Днём он старался побыть дома, хоть чуть отоспаться, поговорить с родителями, хотя их почти и не было дома, работали. Каждый день он вставал на лыжи и катался по ближним горам, а несколько раз даже ходил в большой лес за речку. Это было просто удивительно! Нужно хотя бы раз побывать в этом зимнем сказочном лесу, чтобы по-настоящему понять и почувствовать всю его искреннюю красоту! Она пленит любого, эта неповторимая чистота русского леса с утопающими в снегу заиндевевшими деревьями, петляющими в доликах речками... Вечером встречался с друзьями, они ходили вместе в кино или просто так гуляли по Ёлнати. Всё это было здорово! Всё это отвлекало от тех размышлений, которые он стремился оставить там, в городе. Но это не всегда получалось. Сергей почти перестал обижаться на Галку, но ни на миг не мог забыть её. Он скучал искренне по ней, ему было просто трудно без неё, без её смеха, улыбки, без её рыжих глаз...