Ни времени, ни места

Дорога от остановки занимает не более трех минут. Шаг за шагом стихает гул центральной улицы города, и когда полумрак и старый запах подъезда только касается лица, привычная раздерганная суета разжимает объятия, отступает, забывается, как только нога касается первой щербатой ступеньки пятиэтажки хрущевской застройки. Кажется, что лестница становится чище, ярче, новее по мере приближения к квартире на четвертом этаже.
Солнечный свет. Слышно, как тикают часы на стене. Слышно, как паркет отвечает каждому шагу.
По краям трюмо стоят две фарфоровые статуэтки. Бабушка поправляет одну из них, выходя из комнаты. Коротким уверенным движением она возвращает статуэтку на место, обозначенное светлой потёртостью на темной глянцевой древесине. Эта потертость такая же круглая, как и фарфоровая основа, на которой фарфоровые табурет и стол, а за столом сидит мальчик с пером в руке и смотрит вдаль. Мне пять лет, и я не могу оторвать взгляд от следа, что показывается, стоит мне легонько сдвинуть мальчика с его привычного места. Мне оно кажется вечным, а мальчик – счастливым, и я думаю, что счастлив он от того, что точно знает -  бабушка вернет его на место, подвинув на пару миллиметров, выходя из комнаты.
Спустя восемнадцать лет бабушки нет. Часы, паркет, шелковые обои, изразцовая настольная лампа, трюмо, фарфоровые статуэтки по его краям – все исчезло под натиском бурной, торопливой, шумной жизни новых жильцов.
Хорошо, что и меня там тоже больше нет. Я живу взрослую жизнь в другом городе: много работаю, тороплюсь, бегу – вверх по лестницам, вниз по эскалаторам. В моей голове шумно от мыслей, в ушах от музыки, я не знаю, тикают ли часы на кухне, и, мне кажется, паркетной доске в моей квартире еще рано скрипеть. Но мальчика с пером я помню всегда и ищу в магазинах, на вернисажах, у уличных торговцев, и нигде его нет. Я не рассказываю друзьям про бабушку, и как на ее трюмо кругом отпечаталась фарфоровая статуэтка, и как я ее вот уже столько лет не могу найти.
Теплый осенний день неожиданно закончился ветреным дождливым вечером и пустяковой, но оттого не менее грустной обидой, которая и привела меня на сумеречный сквозняк московской улицы. В антикварный магазин я зашла, чтобы погреться, и, стоя напротив одной из витрин, увидела фарфоровую статуэтку: на высоком табурете за столом сидел мальчик с пером в руке… в этот раз он смотрел на меня.
Пальто казалось непозволительно легким, а улица длинной, я почти бежала к метро. За спиной в антикварном магазине остался мальчик – он был всего лишь фарфоровой фигуркой и не мог знать, как ясно и жутко я вдруг поняла, что не смогу его забрать, потому что в моем доме нет такого места, где бы под ним от времени остался след, и времени, чтобы, проходя мимо, подвинуть его на пару миллиметров, у меня нет тоже, а по-другому, мы с ним вряд ли будем счастливы.