Лимонные леденцы

                1               

     Прошло  более трех лет с тех пор, как Ярек уволился с последнего места работы, имеющего в силу административных возможностей все шансы явить собой полноценную площадку для раскрытия творческого потенциала радеющей о благосостоянии города талантливой поросли. В современных же реалиях фундаментальная организация превратилась в одну огромную рутинную неповоротливую дрязгу. В первые дни службы Ярек искренне не понимал зачем он здесь и как он тут очутился - в стране победившей фашизм он впервые со времен детского сада вживую встретил, казалось бы, сохранившийся лишь в книжном варианте реликтовый, чуждый для нашего народа образ неистовой оберштурмбанфюрер СС в юбке. "Что же будет, милая, если наделить тебя еще большей властью?"  - первое о чем подумал обомлевший Ярек, в то время, как перед ним пронеслась и замаячала пара стеклянных глаз на перекошенном, обезумевшем казацком лике, проступившим сквозь мрачную мглу палевной гари и пожарищ. Вороной его огнедышащий конь встал на дыбы, и рука казака, одетого в овечью бурку, занеслась шашкою ввысь, поверх смоли его черных кудрей, вынырнувших из под папахи.
     В какой -то момент пообтершись и привыкнув к остальному коллективу, среди которого, надо сказать, попадались весьма интересные сослуживцы-землячки и душевные гражданки, Яреку даже пришла в голову мысль, что со временем все устаканится, что то, с чем он столкнулся на входе была не более лишь, чем какая-то абсолютно нелепейшая, чудовищная ошибка. Но наметившийся было интерес к работе при незначительном попущении ценза и человеческом подходе заигравший очертаниями многогранных перспектив, был немедленно раздавлен и втерт в серую ассимилирующую массу коньюнктурной, обезличенно-рыхлой породы.  И все-таки, несмотря на то, что почти угасли последние угольки хоть какого-то интереса к службе, впрочем приносившей неплохой доход в последнее время, не стоило делать резких движений - необходимо было осмотреться, завершить текущие дела и определиться с будущим.  Отчасти виною  была буйная головушка Ярека, сыгравшая с ним в который уже раз похожую шутку: заартачился, замахнулся колупнуться с целой системой и поплатился - развели как фраера на самом обычном гопстоповском слабо.
     Такие вот  невеселые воспоминания крутились в голове у Ярека, когда он возвращался домой после очередного посещения Саратовского центра занятости населения. За целый год, что Ярек простоял там на учете, он получил пару абсолютно бредовых направлений на трудоустройство. Сложилось впечатление, что дама из казенного учреждения, выдававшая эти направления, была еще более, чем Ярек убеждена в отсутствии здравой логики относительно подобных предписаний.  Если не считать крохотного пособия по безработице  (как уж тут не вспомнить лимоновский Вэлфер), весь год Ярек безрезультатно околачивал стены этого заведения, в котором даже воздух был пропитан ароматами безнадеги, что едва переступив его порог, хотелось немедля вырваться из этих удушливых застенок, где лица самих инспекторов, со временем приобретших масляный корост индифферентности и безучастности, внушали  состояние полной аппатии.
     Куда-то разом окончательно исчезли все друзья и знакомые. Один лишь раз объявился почти что призрак прошлого - живой приятель, предложивший Яреку халтуру по профилю  еще не забытого ремесла по кровле крыш, приносившего в свое время  некоторую финансовую подпитку. Этот же приятель по счастливой случайности предложил Яреку вариант с работой в небольшом районном отделении налоговой службы, в котором трудился он сам. Практически оформив все необходимые документы и пройдя  череду согласований и собеседований, первый рабочий день Ярека в рядах налоговых органов стал для него же последним - настолько знакомыми показались ему  затхлые и приторные настроения, пахнувшие из недавнего прошлого, шлейфом базовых нот осевших в его носовых рецепторах. Часть каких-то предложений, которые Яреку удалось самостоятельно разыскать, он отверг по причинам  не столь финансового характера, сколь  исходя из соображений слабого интереса к самому предмету возможной деятельности. Хотелось подыскать себе прежде всего что-то по душе. Только вот что? То ли Ярек сам четко не представлял, чего же он хочет, то ли представлял, но с учетом текущих условий это казалось ему  если не невозможным, то труднодостижимым. Тем временем прошло еще два года, и деньги, скопленные на прежней слубже, неминуемо подходили к концу. Предложений становилось все меньше, и Ярек только ухмылялся, когда знакомился с условиями того, что еще было относительно доступно. "Да, уж, может и стоило все-таки пойти  в налоговую, хотя бы временно. Кто его знает. Вон оно как все развернулось. Чуть за сорок и больше - и уже не особо интересен. Да только, что ж теперь об этом? Возможно, придется выбирать из того, что есть. А что есть?" - размышлял про себя Ярек, спустя пару лет вновь посетивший казенный департамент по содействию в трудоустройстве. "Чё - ничё найдем", -  заявила разбитная хозяюшка, с видом  эдакой старушки - веселушки, от интонаций которой на Ярека накатила тошнотворная волна.
     Заметно похолодало на улице. Осень  укреплялась в своих правах, поздний октябрьский дождик семенил своим убаюкивающим шуршанием, навевая некоторую сонливость. Ярек вдавил внутрь плечи и укутался поглубже в поднятый ворот макинтоша, когда выходил из кондитерской, куда имел обыкновение частенько заглядывать, чтобы порадовать себя сладеньким. Проходя вдоль панели собственного дома, Ярек ненароком обратил внимание на красивую, одиноко сидящую под накрапывающим дождем без зонтика, пожилую женщину. Седина ее густых, длинных волос, слегка прибитая к лицу дождем, обрамляла ее матово-бледное лицо и крупными кольцами ниспадала к плечам и спине. Удерживая ее образ в воображении, Ярек подумал  о том, как она непохожа на старушек, обитательниц здешних подъездов и завсегдатаев местных лавочек. Стройная фигура, живой незатуманенный вгляд, изящно одетая. Настолько она выбивалась из обычных представлений, что  язык не поворачивался назвать ее пожилой дамой, а уж старушкой так и вовсе отказывался. "Да, красота страшная сила", - мысленно бросил ей вслед Ярек, на миг обернувшись назад, чтобы наградить ее слегка лукавой улыбкой.
     - Ярек?
     Тело Ярека остановилось на полушаге скрещенных ног, в то время как его мозг судорожно анализировал обращенный к нему звуковой сигнал.
     - Ярек Немировски? - теперь уже более членораздельно, с акцентированным ударением на каждый слог произнесла пожилая дама.
     -Даа, - ответил Ярек, непреднамеренно растягивая букву "а", стараясь найти знакомые мотивы в очертаниях ее лица,  и успел еще промычать несколько  личных местоимений и дакнуть, прежде, чем его окончательно осенило, - Валерия Яфасовна?
     На лице женщины растеклась едва заметная улыбка, преобразившая окрестности до состояния случайно пробившегося сквозь пасмурную завесу тумана солнечного луча, который на время рассеял дождевую сыпь в поле его прохождения.
     - Узнал. Она самая.
     - Аа, что вы здесь делаете? Как вы здесь?
     - Я, - теперь уже дама, выписав неопределенно-многозначительную загагулину в воздухе, соображала что же ему ответить , выбирая между правдой и вымыслом.
     - А, знаете, что? А, Валерия Яфасовна? А, пойдемте-ка ко мне? Я живу в соседнем подъезде. Обсохнете, обогреетесь, а ?
     - Я, я с удовольствием Ярек. Просто я, право, не знаю удобно ль... эээ... так сказать, я же не знаю вашего положения и...
     - Прошу! - широко взмахнув указательным жестом на подъездную дверь, полез Ярек выуживать свободной рукой ключи из брючного кармана.

                2

     Валерия Яфасовна, носившая фамилию своего второго мужа Шляк, была университетской учительницей Ярека по немецкому языку. "Это ж уже более двадцати лет прошло", - вспоминал Ярек, пока они почти что безмолвно поднимались в кабине лифта до нужного этажа. Тогда ей едва минуло сорок пять, и хотя Ярек тогда был очень увлечен парой-тройкой своих университетских подруг, из которых одной даже довелось стать впоследствии его женой, ничто не способно было помешать ему разглядеть сияние карих глаз темноволосой чаровницы и почти что девичью стройную осанку резной, точеной фигурки, обрамленной уютным теплом длинного шелкового платья, прилегающего к ее закругленным, приглашающим формам. "Сколько же ей теперь? Должно быть что-то близко уже к семидесяти, да где-то в районе шестидесяти семи или восьми. Однако.."
     Сделав последний оборот ключом в замочной скважине, Ярек плавным движением приоткрыл входную дверь и пригласил даму в свою холостяцкую берлогу:
     - Проходите пожалуйста, Валерия Яфасовна.
     Буквально за год до увольнения Ярек заехал в свою новую квартиру; успел достаточно быстро сделать самые необходимые отделочные работы, торопился, хотелось поскорее въехать на новое место, остальное планировал доделать по ходу, обзавелся минимумом необходимой мебели и техники и вообщем то чувствовал себя на первых порах достаточно уютно и сносно в подобии спартанских, бытовых условий, которые поначалу нивелировались новизной дома и жилища, но в первую очередь осознанием своей собственной независимости. Средства, скопленные за последний год, предназначавшиеся, в первую очередь, на покупку кухни и бытовой техники, были переориентированы в части расходных статей в ходе односторонних бюджетных чтений на преодоление продовольственного кризиса в новых, сложившихся условиях, решение в рабочем порядке поддержано министром финансов, спустя два года известившем самого же себя, президента по совместительству, о благополучном освоении в полном объеме целевых средств.
     Короче говоря, о возобновлении ремонта и покупке мебели было временно позабыто до лучших времен. Ввиду скудности интерьера достаточно вместительной однушки, убранство комнаты, служившей одновременно и залом и спальней, составляли широкая двуместная кровать и средних размеров платяной шкаф. Чтобы хоть как-то преобразить обстановку в условиях дефицита бюджета, Яреку пришла в голову мысль насытить комнату всевозможной зеленью. В итоге множество горшков разных размеров с цветами и декоративными кустарниками красовалось на обернутых грубой бумагой и связанных шпагатом нераспакованных книжных стопках. Почти что в углу перед окном облюбовала себе местечко скульптурная композиция Афродиты из гипса, подаренная ему ко дню рождения одним знакомым художником. Когда косые лучи солнечного света проникали в комнату сквозь задернутую тюлевую занавеску, внутренняя экспозиция сочетала в себе симбиотические черты некоего уюта жилой зоны с упорядоченным хаосом рабочей студии-ателье. При этом пространство приобретало романтическое очарование незавершенной гармонии.
     В просторной кухне одиноко высился породистый саксонец серебристого цвета, наполненный достаточно простой и грубой снедью, угостить которой зашедшую в гости даму было в подобной ситуации не совсем уместно. Прямо на полу располагалась двухкомфорочная электрическая плитка, верой и правдой служившая хозяину вот уже несколько лет. Тут же прописались плетеные корзинки с какими-то овощами, фруктами и прочим растительным провиантом. По центру кухни стоял треножный барчук из натурального орехового шпона, под которым приютились несколько картин в жанре натюрморта.
     Да, было в самом Яреке нечто такое широкое, барское, как след какой-то породы, который не сотрешь и не выведешь веками, что особенно заметно прослеживалось на контрасте с прочей вынужденной дешевизной и простотой его быта, будь то еда, одежда, мебель, книги или украшения: дома шаром покати, - а смотри где-нибудь непременно затешется кусок какого-нибудь редкого деликатеса; среди абсолютно невзрачной одежды, выбор которой был продиктован сугубо практичными соображениями в условиях тотальной экономии -  нет, нет, да и отыщется знатная вещица, которую он мог не одеть на важную встречу, но запросто напялить на себя при задушевных посиделках а-ля "с Борисом Шигиным на кухне под гитару", не ради того, чтобы выпятить себя или красануться, а просто потому, что такой уж он был породы - искренней и размашистой. Совсем уже далекие буйства студенческой поры видели его цитирующего Шекспира ночь напролет шикарным замужним дамам, облокотившись  о резной край высокого столика летнего кафе, освещенного яркими фонарями по периметру близлежащего пруда с белыми лилиями. С тех пор много воды утекло и выветрились остатки последних пузырьков сухого советского шампанского, которое подавали в ботаническом саду garcons в белоснежных перчатках на серебряном подносе.
     - Простите за обстановку, Валерия Яфасовна. Вот обживаюсь на новом месте. Только все встало, как уволился. Но это ничего, ничего..
     Они уселись за кухонным столом и некоторое время молча и медленно смотрели друг другу в глаза.
     - А, ну что же мы сидим-то просто так? Я сейчас поставлю чайник. Вы знаете какое чудо я принес с собой из кондитерской? Что-то вроде монпансье, только не в жестяной баночке, а на развес. Все отборные, крупные без малейшего налета белесой сахарной пыли. А как пахнут? Со времен Союза таких леденцов не встречал. Лимонные.
     Ярек выложил на стол бумажный сверток и развернул кулек с застывшей смолой янтарной икры.
     - Я буквально на минутку в ванную и будем пить чай.
     Пока Ярек сбрасывал с себя в ванной промокшие снизу брюки, рубаху и сушил сначала полотенцем, а потом феном голову, Валерия Яфасовна встала из-за стола и позволила себе сделать несколько шагов  через прихожую вглубь зала. Она остановилась за несколько шагов до оставленного полуоткрытым Яреком платяного шкафа, из закромов которого доносился смешанный аромат натуральной отдушки из сушеных лепестков жасмина с пионом. Сквозь проем открытой створчатой дверки виднелся темно-синий пиджак Ярека, по плечам и рукавам которого Валерия Яфасовна мысленно провела кончиками своих пальцев, в довершение действа очертив силуэт талии - "Ты всегда был таким красивым и милым мальчиком".
     Стих шум фена и наметились шаги Ярека из ванной. Валерия Яфасовна вернулась за кухонный стол. Стоя у шкафа с одеждой раздасадованный Ярек не знал, что на себя напялить. Заметно просевший арсенал его гардероба возвестил о том, что все футболки и рубашки, вместе с легкими пулловерами перекочевали в ванную комнату в ожидании стирки. Не долго размышляя, Ярек набросил на голое, если не считать нижнего белья, тело короткий "Jums" - легкий латвийский плащ и ринулся в нем на кухню заваривать чай. Что, что, а чаек был у Ярека отменный -  настоящее крупнолистовое цейлонское золото. Прикрыв крышку дымящегося заварника, нашедшего свое место рядом с леденцами, Ярек подоткнул полы плаща в поясных карманах и обнажил широкую свою грудь. Валерия Яфасовна и Ярек, сидешие друг против друга, снова молча уставились друг на друга через туман набирающей силу заварки. Казалось, время на миг остановилось для них и тем загадочней прозвенел прорезавший тишину квартиры голос Валерии Яфасовны:
     - Я иногда выхожу в город, чтобы посидеть среди людей.
     Ярек медленно сглотнул застрявшую в оцепенении слюну в горле, уставившись на собеседницу широко раскрытыми глазами.
     - Иногда я брожу знакомыми тропами, - продолжала Валерия Яфасовна, - потом сворачиваю в один из центральных скверов и просто сижу часами на скамеечке. Все они прохожие, которые идут мимо и которым нет до тебя дела, и все же какое это необыкновенное счастье быть среди них.
     -Вы сегодня.., - замешкался Ярек.
     - Сегодня я впервые решила сменить привычный маршрут и встретила вас, мой юный друг.
     Язык Ярека сомкнулся в артикуляционном положении и в миг, предшествующий тому моменту, когда речевой аппарат готов был разродиться произнесенным вслух словом "муж", Валерия Яфасовна предвосхитила события, считав по позиции выпяченных вперед губ Ярека то слово, которое он намеревался произнести:
     - С первым не сложилось, хоть и прожили немало вместе, детьми тоже не обзавелись. Ну а со вторым мы прожили вместе чуть меньше года в России, перед тем как он увез меня в Израиль. Я развелась с ним через полгода и уехала обратно. Полгода, понимаешь? Это все, на что меня хватило. Он стал другим там, но это даже не главное - я уехала туда, чтобы понять как мне хорошо здесь, что только здесь я по настоящему дышу и живу даже среди нашей необустроенности. Ты знаешь, Ярек.. Я перестала грезить заграницей и не мечтаю боле о других столичных городах. Надо мной более не властны чужие мнения. Да, я обрела в некотором роде покой..
     -Я понимаю, вы.. я.. то есть вы, возможно, полагаете, что это просто дежурные слова, но я, поверьте, очень даже искренне понимаю..
     - А теперь мне пора идти.
     - А как же чай, а? Как же леденцы, а, Валерия Яфасовна, а?
     - Закрой за мной пожалуйста.
     - Я провожу вас, позвольте Валерия Яфасовна?
     - Вот уж нет, оставайтесь как вы дома.
     - Что -то не так? Я что то не то сделал или сказал? Я не понимаю. Пожалуйста, Валерия Яфасовна?
     - Не болтай чепухи. Там на бумажной обертке из под леденцов на кухонном столе я записала свой адрес и телефон. И не надо ни в чем искать подвоха. Позже, если захочешь, тогда может быть..
     Захлопнулась входная дверь и вместе с ней медленно выдыхал Ярек, обтирая спиной внутреннюю обшивку двери, пока он плавно не опустился на корточки в модном плаще и затертыми замшевыми тапочками на голых ногах. После получасовой отключки, Ярек на приятной волне автопилота добрался до  альбома со старыми фотографиями: "Гм.. как странно, почему только школьные фотографии с учителями, почему в университете студенты так редко фотографируются с преподавателями, быть может вовсе не фотографируются, так заведено что ли? И почему, позвольте узнать?"
     Тем не менее, у Ярека имелась одна, всего одна единственная фотография университетских времен, на которой была запечатлена именно Валерия Яфасовна в окружении маленькой группы студентов, среди которых был и он сам. Это все благодаря Гуле, вечно таскала с собой старенький Zenit. Единственная черно-белая фотография, сделанная в неформальной обстановке: какие-то несостыковки в расписании в самом начале учебного года отправили небольшую учебную группу в одну из аудиторий соседнего факультета, в которой имелся рояль. Явно была какая-то общая хохма, кто-то от смеха прикрыл лицо руками, кто-то просто отвернулся в сторону или прижал лицо к скамье, Ярек откровенно давил лыбу на объектив, и даже Валерия Яфасовна, облокотившись одной рукой на рояль, второй поправляла дужку очков, безнадежно пробуя скрыть прорывающийся приступ смеха. Да, было время...
     Из развернутого фотоальбома, тем временем, как на салазках выскользнул плотный обрывок бумаги из под сигаретной пачки "Космос", на внутренней стороне которого был коряво выведен номер телефона, под которым значилась подпись - "Ёся". Встретив старого университетского приятеля спустя три года после его окончания, Ярек небрежно записал его номер при случайной встрече с тем, чтобы вспомнив о нем лет эдак еще через пять, решиться позвонить и услышать в трубке совершенно незнакомый голос - "Ну неужели записал с ошибкой? Ну надо,же.."
     Был еще не вечер, когда Ярек поставил фотоальбом обратно на полку и переместился на кухню. Будучи отчасти немного консервативным и сентиментальным в части использования старой, советской техники, Ярек повернул тюнер громкости старенького радио, приспособленного поверх холодильника, из шипящего динамика которого полилась лирично-убаюкивающая поначалу композиция Uriah Heep "July morning". Глядя в окно, за которым по прежнему моросил мелкий дождь, мысли Ярека незаметно растеклись в панораме осенней акварели.

                3

     Поздним утром следующего дня в квартире Валерии Яфасовны раздался ставший непривычным, редкий неосязаемый гость - телефонный звонок из массивного вида старого аппарата:
     - Это Ярек. Мы могли бы как-нибудь еще встретиться, Валерия Яфасовна? - выдавил из себя он, едва сдерживая приступообразную дрожь, колотившую все его тело. "Если сейчас спросит зачем, Господи, что я ей отвечу? Что сам не знаю, что со мной, что меня тянет к ней, как магнитом? Ерунда какая-то, что она обо мне может подумать?"
     - Приходи к обеду. Знаешь, где это, как найти мои хоромы?
     - Конечно, да..
     - До встречи.
     Да, Яреку несомненно была знакома эта улица и район. Это в центре. Уцелевшие еще сталинки с высокими потолками. Поднявшись пешком по лестнице до четвертого этажа, Ярек остановился на площадке, чтобы перевести дыхание и дать успокоиться вновь объявшему его волнению. "А, будь, что будет", - чирикнула короткой морзянкой звонкая мыслишка и указательный палец Ярека опустился на кнопку дверного звонка.
     В прихожей Ярека встретила Валерия Яфасовна в длинной, узкой юбке и кремовой блузе с кружевной отстрочкой на груди, переходящей  в невысокую стойку воротничка на тоненькой шее.  Ноздри  были обласканы невесомым флером бархатистой цветочной пудры и мягким ароматом губной помады.
     Они расположились в со вкусом обставленной старинной мебелью гостиной, в которой Валерия Яфасовна потчевала своего бывшего студента свежайшим берлинским печеньем, выложенным в фарфоровое блюдечко на подложке из десертной бумаги, на белом фоне которой красовались светлокоричневыми тонами композиции готических средневековых шпилей ратуш и соборов.
     - Виды на Кенигсберг, - учтиво произнесла Валерия Яфасовна, заметив интерес Ярека  к композиции архитектурных изображений.
     Было выпито не по одной чашке ивуарийского какао с молоком, пока Валерия Яфасовна с искренним увлечением вспоминала занятные истории из собственной жизни, медленно перебирая вместе с Яреком глянцевые карточки увесистого фотоальбома, обложка которого была отделана атласным бордовым велюром с позолотой.
     - Все еще не дают отопление, - немного ежась от холода,  накинула на себя шерстяную шаль хозяйка и опустила головку проигрывателя на круглый виниловый диск. Из раструба патефона стали растекаться согревающие струи Das Wohltemperierte Klavier. - Не изволите несколько легких партий? Я вас приглашаю, молодой человек.
     "Вот оно, началось, - простучало в висках у Ярека, обдало внутренним жаром его ушные раковины и покрыло алой зарей его щеки, - я сейчас в обморок упаду.
     Подойдя ближе к партнерше, Ярек потной от волнения ладошкой обхватил своими замерзшими зябликами сухую, горячую ладонь Валерии Яфасовны. Пока затекшие от холода оцепенелые ступни выписывали неуклюжий полукруг, расстояние между ними сократилось до ощущения горячего нитевидного дыхания друг друга. Казалось, невидимая алюминевая проволока сковала их языки и свела стиснутые скулы.  "Я даже не представляю, что будет, если я сделаю хотя бы одно неверное движение, а меня так и тянет прикоснуться к ее губам и обвить руками ее талию. Что я себе навоображал? Что я навыдумывал? Не испорчу ли я чего-то светлого, не прерву ли напрочь эту ниточку? Не знаю..., впрочем, что ж тут такого? Мысли мои чисты. Она мне действительно очень нравится. Что же это?"
     Валерия Яфасовна, тем временем, первой вышла из пике, переместив свою руку с предплечья Ярека на верхнюю часть его груди и медленно повела ею ниже: "Да, моя матушка так бы мне и сказала, что ты, моя голубушка, выжила совсем из ума. Но он весь такой совершенно мой и такой родной."
     Поднятые глаза их встретились взглядом только тогда, когда их лобные доли сошлись в районе чела, и легкий в  своей целенаправленности судьбоносный толчок незримой длани полюбовно подтолкнул их к вторжению в обоюдные границы уст, полнящихся вишневым нектаром.
     Давно уже завершила свой ход пластинка, когда Ярек открыл глаза. Левой рукой он осторожно собрал в пучок и отвел в сторону Валерины кудри и нежно поцеловал ее в шею. От поцелуя ее тело откликнулось приятной ломотой и провалилось снова в бездну. Уголок одеяла свалился  с ее плеча, обнажив слегка морщинистую, но еще невероятно упругую кожу спины, усыпанную полупрозрачными, крупными веснушками. Ярек коснулся кончиком языка ее девичьего вида лопатки и после нескольких поцелуев стиснул игриво зубами складку ее кожи.
     - Не знаю, даже как мне теперь тебя называть,  - разговаривал с находящейся все еще в забытьи сонной Валерией Яфасовной Ярек, - Яфочка? Ясенька или может фрау Яся, а ?
     Валерия вытянула руки вперед, по кошачьи смачно потянулась, перевернувшись на спину. Сквозь россыпь спутавшихся кудрей светились две солнечные точки, в то время как растянувшая полуткрытые губы улыбка обнажила пару очаровательно симметричных верхних боковых резцов слегка выступающих над центральными.
     - Мне нужно  возвращаться, - сам нежданно для себя вдруг выпалил Ярек. - Можно мне потом еще к тебе?
     "Можно ли ко мне? Можно ли? Ты действительно меня об этом спрашиваешь, милый? Я может всю жизнь тебя ждала, а ты спрашиваешь можно ли.., - в мелодично-рваном ритме проносились  молчаливые мысли окончательно пришедшей в себя Валерии. - Да знаешь, ли ты, что будь моя воля, я бы взяла тебя в постель, закутала бы в одеялко рядом с собой и никогда бы тебя от себя не отпускала?"
     Взамен всех этих мыслей Валерия смогла произнести вслух всего лишь одно сухое как колючка слово:
     - Да.
     "Как сразу и много он стал для меня значить. Только бы вернулся. Просто вернулся. О большем и не прошу." Об этом думала Валерия, закрывая за Яреком дверь.
     "Мне пора возвращаться, мне нужно идти, - прокручивал мысленно Ярек слова, сказанные им перед уходом, - куда идти, зачем? У всех жизнь складывается по разному. Не всегда все бывает гладко и ровно. Никто наперед не знает кому сколько отмерено в этой жизни. Она - это дар. А отказываться от нее означало бы если не противоречить Богу, то пренебрегать его дарами. Больше всего на свете я бы желал остаться с ней. А чего хочет она?" Скрежет колес и звук трамвайного звонка вывели Ярека из заточения, и он выскочил стрелой с подножки трамвая в открывшиеся  перед какой-то промежуточной остановкой двери, чтобы пересесть в состав, двигающийся в обратном направлении.
     Подойдя к ее подъезду, Ярек посмотрел в уже знакомое окно, в проеме которого он увидел родной силуэт лица, по щеке которого скатывалась кристальной чистоты слезка. Она стояла, прижавшись одним плечиком к краешку стены, укутав половину лица до носа в теплый, домашний халат. Ярек зашел в заботливо приоткрытую для него дверь, взял ее озябшие кулачки в свои, подышал на них и произнес с предыханием - "Валерочка".