Роман Золото. Глава 31

Ночь прошла спокойно. Резвый сам пришел ночевать к землянке. Утром Иван решил устроить как бы мышеловку. Бревно поднял выше над дверью, сам еле выбрался в небольшую щель, а затем, щевеля бревно через щель, спустил его на край косяка. Кто не знает, с силой откроет дверь, и бревно должно упасть на входящего. Вот тебе и мышеловка. Снаружи ещё припер дверь сухой жердиной, показывая этим, что хозяина нет, и дом закрыт. Сел на коня и поехал вдоль лога.
До чего же хорошо в майской тайге! Всё цветет. Вон на склоне - красавцы-подснежники, поют таежные птицы, нет ещё комара, а самое страшное – в июле «паут», а в августе – мошка. Вот эта пытка как пытка не только для человека, а все животные тайги страдают от этой «нечести», хотя для птиц – корм», - рассуждал про себя Тумаков.

               
      Он заметил ещё лог, который уходил в сторону перевала. Проехав с километр, увидел балаган из уже высохших лап ели. Спешился с коня, заглянул во внутрь. Ничего кроме сухой подстилки.  Перед балаганом на голом месте кострище, обугленные недогоревшие дрова. Спустился пониже в лог и увидел красивую полянку, заросшую как плантация, нераспустившейся ромашки. Надо ещё недельку – две, и полянка превратится в белый ковер. А посередине он увидел «дудку». «Точно «дудка». Подошел, заглянул. «Ба, да и лесенка тут!» Попробовал ступеньки – держат. «Так не эта ли «дудка» дала золотники старателям?». Отвязал от стремени взятую лопату. Спустился в яму. Глубока, уже где-то за два метра. Начал снимать слой мягкой песчаной глины, просматривая, что в лопате. На второй лопате заблестел золотник, да такой красивый, ровный, как денежка. «Есть», - сам себе скомандовал Иван, и началась работа.


На второй или третьей лопате очередной блеск самородка. Золотники шли по одному, а то и по два. Кладет и кладет в кисет Тумаков золото. Теперь у него уже нет сомнения, что это - то место тех старателей- «собутыльников» деда Афони, и что здесь начало золотой жилы.
На Ивана нашла нервная лихорадка. Движения стали резкими, глаза сосредоточились только на лопату. А по затылку, периодически, бил ствол ружья, которое в золотом «экстазе» забыл Тумаков даже снять.


Наконец, упарившись, понял, что ружье мешает. И в тоже время блеснул очередной самородок. Выбрав его из сухой песчаной породы, и уложил в кисет. А кисет положив на ладонь, как на весах, попытался определить: «Этак полкило точно будет». И какой-то гримасовой улыбкой подчеркнул свой успех. Грязной рукой вытер пот со лба: «Что это? Я с ума что ли схожу?» - подумал Иван, - «Вот что золото  делает с человеком!»


Снял ружье, поставил в угол «дудки» и подумал: «Дурак я дурак. Даже водицы с собой не взял. Сейчас бы попить. А что если прекратить на сегодня. Хватит ли у меня воли. А давай, Иван, проверим тебя. Двадцать лопаток копаю – и шабаш. Договорились? По рукам?» - сам с собой заключил договор Тумаков. И начал считать: «Раз - золотник, два – нет ничего, три – тоже нет, четвертая лопата – два золотника да один - с большой ноготь. А вот и двадцать. А это что, золотник? Как куколка». - Иван рассматривал самородок. – Головка, туловище. Одна рука – вдоль туловища, а другая – как согнутая в локте, юбка широкая. Перевернул самородок, а там как будто туфельки. «Это чудо я оставлю себе. В банк сдавать не буду», - принял решение Тумаков.


После двадцати лопат породы кисет значительно потяжелел. Конечно можно было бы ещё робить, но договор с самим собой – дороже золота.
Вылез на поверхность. Конь стоял и жевал зеленые ромашки. «Дурак ты, Резвый. Это знак на доброе золото, а тебе бы всё в хайло. Ну поехали до хаты. Завтра решим, что делать».