Роман Золото. Глава 39

Ребята за отпуск закончили покос и вечером во время ужина объявили:
- Тятя, нам завтра надо возвращаться на завод. Отвезешь нас на полустанок?
- Отвезу, сыны, обязательно отвезу. А ещё передайте привет от меня вашему мастеру.
-  Мы, тятя, в воскресенье приедем и соберем сено в копны. А в следующее воскресенье перевезем его домой.
- Да ладно, ребята! Эту работу я уж как-нибудь сам сделаю. Вон мамка поможет. А вы там деду Афоне подмогните. Я заплатил за привоз дров, так вы сложите в поленницу.
- Если ли бы вы, тятя, не подсказали, мы бы и так всё сделали. Да ведь, Степан?
- Ну, а как же, - подтвердил брат.

                ***

Ветер и вправду оказался «ветром» - всю дорогу конь шёл легкой рысцой, ни разу не перешел на шаг. Ребятам очень понравился. Степан даже заметил:
- А конь посильнее будет нашего Резвого.
- Факт, - подтвердил Михаил, - видишь, даже не задохнулся, катит и катит.
Иван посадил сыновей на поезд, помог поднять в тамбур приготовленные матерью припасы. Обратно, возвращаясь в деревню, всё время сдерживал коня, чтобы он не перешел в галоп. «Жаль скотину. Загнать её просто, а вот сберечь…, ведь у лошади впереди много работы. Завтра займусь сеном».
По ходу работы Иван обучал коня приходить на свист. На сенокос помимо обеда для себя, брал булку серого хлеба для коня. Наперво посолит ломтик хлеба, свистнет и даст коню лакомство. Ветер с удовольствием съедал вкуснятину, испуская слюну.
Целый день Иван практиковал коня обращать внимание на свист. На второй день конь уже подходил к хозяину, державшему кусок лакомого хлеба.
Приехав на покос уже вдвоем с Анной, решили перевезти первую копну сена домой. Иван распряг коня и отпустил его пастись на волю. Пока «метали» на телегу сено, Иван подавал деревянными трехзубчатыми вилами большие пучки сена, а Анна принимала и укладывала так, чтобы не развалилось во время езды, и копешка была добрая.
- Ну, Анна, хватит. Лови бастрык.

Иван подал довольно толстую жердь. Анна уложила её точно по центру и подняла бастрык с одной стороны. Иван петлей прикрепил его к передку телеги. Анна опустила бастрык и съехала с копны, попав прямо в сильные руки мужа. Оба смеялись как дети, пытаясь выбраться из сена, которого вокруг телеги было очень много.
- Ну, давай, милая, затянем бастрык, а то ненароком развалим копну.
Иван забросил петлю на торчавший конец жерди и с силой надавил вниз.
- Анна, подмогни-ка!

Анна повисла на веревке, но силы явно не хватало, чтобы «удавить» копну. Иван пропустил веревку через кольцо, которое специально было приделано к телеге, и ногой, упираясь в телегу, натянул веревку так, что бастрык впился в стог сена, тем самым закрепив воз.

Всё увязав, Анна приготовила легкий перекус после таких трудов. Ели свой испеченный в русской печи, хлеб с топленым молоком. Убрав посуду, Анна, отряхивая юбку спросила:
- А где конь-то?
-- Сейчас будет, - отвечал ей.

Иван достал последнюю горбушку серого хлеба, подсолил её, осмотрелся, куда же мог уйти Ветер и резко свистнул два раза.  Вдруг из подлеска выскочил вороной конь и «на рысях» поскакал к хозяину. Иван сунул ему горбушку, тот зачмокал своими большими губами и стал тереться головой о плечо Ивана, как бы выражая благодарность. Анна стояла и смотрела на это «представление», но тут же, побеспокоившись, скоро проговорила:
- Давай уж запрягай. Поехали, а то, видишь, с севера туча идет, да и дождем уже пахнет.
Успели, приехали, сено сметали на сеновал, коня напоили и только вошли в хату, начался такой ливень, что света божьего не видно. Небо - черное, с крыши полился целый водопад, а по проулку – не ручей, а целая река.
- Ну, Аннушка, мы с тобой - везунчики. Надо же, управились! И тут тебе - трах-тарарах!



              Прибрав посуду после ужина, Анна, как бы невзначай спросила:
   - Ну, Тумаков, что целое лето сидеть будешь дома без работы?
   - А я, Аннушка, тебе надоел что ли? Скажи, соберусь и уйду в тайгу.
   - Ну зачем же в тайгу! На прииск. Там ищут, кто займет место убитого Геннадия Николаевича. Вечная память ему. Хороший человек был, - и Анна перекрестилась, повернувшись к иконе, которая была в «красном углу».
   - Я, Аннушка, в начальники не выбиваюсь. Деньги для жизни у нас с тобой есть. Девчонкам я оплатил за снятое жилье за год. Задумают строиться – подмогну. Но пока не слышу желания ни от одного зятя. Дело их.
   - Но ведь деньги, которые ты привез, Иван, на всю жизнь не хватит, - Анна продолжала наступать на Ивана.
   - Ты, Анна, ещё не всё знаешь. Я при сынах не всё рассказал – они ещё молоды и не всё должны знать. Так вот, моя милая. Я в банке обменял на деньги только один кисет с золотом. Ещё шесть кисетов спрятал в доме деда Афони. Мне тогда в башку попала мысль, а что, если в банке возникнут проблемы, подключат милицию. И я принял решение – не всё золото обменять на рубли, а взял и припрятал его.
                Обмен понемножку можно и у нас в деревне производить в золотом магазине. Там, впрочем, не спрашивают, где да сколько. Принес золотник, взвешают, и, согласно переводу на рубли, выдадут тебе товар. Ну а ты, Аннушка, и без меня эти условия знаешь. Так вот, золото за этот короткий срок я столько добыл, что можно прожить безбедно ни один год. Но я на эти добытчевые места схожу ещё раз, но только с артелью. Там, мне кажется, жила настолько богатая, что всем хватит.
- Нет, нет и ещё раз нет, Тумаков! Туда ты больше не пойдешь! Жизнь – дороже твоего золота! Я после твоих рассказов, а особенно как тебя чуть не застрелили в этой дурацкой яме, покоя себе не найду, у меня мурашки по телу. Ночами стало сниться, как тебя в гробу привозят в Шиловку, - и заплакала Анна да навзрыд.


 Иван обнял жену и разными ласковыми словами старался успокоить её.
- Да не рыдай ты так, не убивайся. Я не завтра собираюсь, а через год. Планирую на июль сорок первого года.
- Никаких июлей! – через рыдание выкрикнула Анна, вырвалась из объятий Ивана и стала умывать из рукомойника лицо, и, видно, кончилась вода. Она и позвала Ивана:
- Налей-ка воды в рукомойник.
Иван чувствовал за собой какую-то непонятную вину. Подошел к кадке, зачерпнул ковшом воды и проговорил:
- Ну, подставляй ладошки. Полью лучше тебе.
Анна не только лицо, но и шею освежила. Ей стало легче. Истерика прошла, и она спокойно произнесла:
- Этот разговор, Тумаков, у нас последний. Как хочешь! А я остаюсь при своем мнении. Мне не надо твоего золота, мне нужен ты – живой и здоровый. Понял? ..Милый, - сказала она.


Спать легли порознь: Анна – в постель, а Ивану постелила в горнице, тем самым показав, что от него не было согласия с её просьбой.