Приезжают тут всякие из университетов, клопов разв

      
         «Шатура. Конечная остановка. Поезд идет в тупик. Просьба освободить вагоны!».

      Объявление, раздавшееся в электричке, на которой я прибыл в подмосковную Шатуру в августе 1986 года сразу после окончания университета, оказалось пророческим. Ровно через семь лет после прибытия в Шатуру, я, действительно, оказался в жизненном тупике. Но об этом как-нибудь в другой раз...

      Сегодня же расскажу о своих первых переживаниях по приезде в город Шатуру.
Я долго сидел на скамейке у железнодорожной станции под железной ржавой вывеской «ША..УРА» с запавшей вниз по стене буквой «Т», смотрел на проезжавшие мимо поезда, и такая тоска и горечь сжимали сердце, что сидеть дальше было невыносимо, и я поплелся в город.

      В студенческие годы из здания факультета журналистики МГУ я иногда шел на станцию метро «Охотный ряд» мимо широких окон роскошной гостиницы «Националь» и с завистью глядел, как внутри едят и пьют хорошо одетые люди – в основном это были иностранцы. И я тоже представлял, что после окончания университета так же буду сидеть в этом шикарном ресторане, в окружении красивых девушек.

      У меня было очень одухотворенное лицо, и я представлял себе, что буду работать в Париже или Лондоне, но, увы, настоящая жизнь была куда более жестокой и суровой – со своим одухотворенным лицом я угодил прямиком в шатурские болота. С «волчьим билетом» – со справкой вместо диплома! – меня выдворили из Москвы за 101 километр. В плохонький провинциальный городок на окраине Подмосковья. Казалось бы, я получил крупный выигрыш в лотерее жизни – закончил университет, а оказался хер знает где – на задворках жизни, в дальней дали, среди воров, бродяг, пьяниц и уголовников.

      Первого, кого я увидел на улице Шатуры, был избитый инвалид в коляске. Какой-то мерзавец повалил безногого мужчину на землю и измордовал до полусмерти. Коляска – самодельная тележка, сработанная местным умельцем, валялась рядом...

      Я понял, что жизнь в Шатуре мне предстоит суровая. Но меня это не испугало. Я был рад снова окунуться в жестокий мир, оказаться среди людей с дикими, первобытными нравами. В Москве пять лет я жил и учился среди интеллигентной, культурной, образованной молодежи и, признаться, чуток заскучал...

      Меня поселили в общежитии «Юность», в двухместной комнате на третьем этаже обшарпанной пятиэтажки из серого кирпича. Торец здания, выходившего на Проспект Ильича – центральной улицы Шатуры, – украшал комсомольский значок и серп и молот, выложенные из красного кирпича. Символ комсомола свидетельствовал, что здесь живут люди комсомольского возраста. Но это было не так. Моим соседом по комнате оказался старик 65 лет, работавший прорабом в строительном управлении. Старик только что развелся с женой и сразу после развода переехал в общагу, оставив квартиру жене и детям.

      Я получил одноместную железную кровать в говенной комнате в говенной общаге в говенном городишке. Так из выпускника МГУ, лучшего вуза страны, я превратился в ЧМО – человека Московской области.

     И я должен был в Шатуре отработать в добровольно-принудительном порядке три года по специальности.

     ...Скоро в нашей общежитской комнате завелись клопы.

     – Приезжают тут всякие из университетов, клопов разводят! – бурчал прораб, считая меня виновным в разводе этих вредных насекомых.

     Каждое утро, просыпаясь, я испытывал оторопь: почему я здесь? Я мечтал быть в Париже, Лондоне, на худой конец, в Софии или Праге, а оказался в маленькой, замызганной комнатушке с клопами.

     Не хватает еще тиф заработать!

     Я обрызгал комнату уксусной кислотой. В студенческие годы я вычитал в записных книжках Чехова, что против клопов лучшее средство – уксусная кислота.
Чехов оказался прав: клопы подохли.

     Из комнаты еще не выветрился дух уксуса, как умер от инфаркта и старик-прораб. Развод с женой быстро его доканал. 

     Через год мне выделили десятиметровую комнату в трехэтажном бараке на улице 1 Мая. Перекошенные двери, все в трещинах, перекошенное и от того не закрывающееся окно, перекошенный пол…

     В эту пустую, убогую, бедную каморку я и въехал со своим одухотворенным лицом, богатым внутренним миром...

     Я привез в коммуналку мебель из редакции районной газеты "Ленинская Шатура": старый, потертый, потрескавшийся письменный стол и два стула. Принести стол мне помог 57-летний ответственный секретарь редакции Сергей Носиков, поэт, выпускник Литинститута, учившийся на одном курсе с Николаем Рубцовым…

     – У тебя будет очень тяжелая, перекошенная судьба. Так просто из этой убогой лачуги тебе не выбраться! – сказал ответсек.
Сергей Васильевич будто в воду глядел.

     Но о тяжёлой, перекошенной судьбе своей как-нибудь в другой раз...

     На фотографии - деревянный дом, где на первом этаже (два нижних окна справа, заколоченных фанерой) получил комнату Юра Жигалкин, красивый юноша с аристократическими повадками, выпускник 1985 года, активный участник студенческого театра МГУ. "Два метра красоты" — так его прозвали на журфаке. По-моему, Юра до сих пор прописан в этом доме, хотя давно уже, в 1991 году, эмигрировал в Штаты.