У реки два берега. Глава 18

                Впереди ждут большие дела...


     Где-то к концу сентября ко мне пришли Воронины -- Наталья с детьми. Когда в комнату вошли  бравые военные -- двое крупных и ярких брюнетов, я даже растерялась от неожиданности. Глазам не поверила, что это Алик и Федя. А за их спиной стояла Наталья. Я сразу и не разглядела, что она держит на руках ребёнка. Настолько была впечатлена появлением двух красавцев с букетами цветов.

    -- Ирина Викторовна, мы к вам пришли, чтобы поблагодарить за всё, что вы для нас сделали. Если бы не вы... Возможно, у нас ничего бы не сложилось... Это вам... -- Алик протянул букет, а за ним и Федя.

    -- Спасибо, ребята. Моя заслуга невелика. Это вы молодцы, выучились, такие бравые стали. Проходите, что у дверей стоять.

    Парни отступили в сторону и пропустили свою мать. И вот тут я увидела на руках у Натальи  ребёнка.

    -- Вот, Ирина Викторовна, это Дарья, Дарёна. Спасибо вам за то, что помогали мне оформить все документы на её удочерение. Хорошо, что и ребята помогли. Они отпуск взяли, чтобы я смогла довести дело до конца...

    На руках у Натальи сидела малышка в комбинезоне, черноглазая и смуглая. И мне тут же вспомнилось, как Наталья прибежала ко мне зимней порой за советом, что же делать с подкинутым ребёнком...

    Потом уже, разоблачившись от верхней одежды, мои бывшие ученики рассказали, что они закончили учёбу в суворовском училище, а потом решили продолжить образование по избранной профессии защитников родины. Теперь они получили направления на службу в одну часть...

    -- Вот приехали в отпуск, помогли маме привести дом в порядок и забрали сестру из дома ребёнка...

     Наталья освободила девочку от комбинезона. Дарёна была худенькой и чернявенькой. И совсем не напоминала ничем своих братьев. Хотя фактически они были ей дядями.
 
    Мы долго разговаривали с ними об их жизни, о планах на будущее.

    -- Да вот мы с братом зовём маму к себе. Нечего ей в деревне оставаться. Ни работы, ни уверенности в дальнейшей жизни. Как она будет с Дарёной справляться? -- сказал Алик. -- Не будут ли ей докучать те, кто тогда на нас наезжал?..

    -- Думаю, что нет. Мама вам, наверное, рассказывала, что недалеко отсюда была накрыта бандитская база. Боевиков готовили для террористической деятельности... Теперь у нас тихо. Думаю, никто её не потревожит... --  предположила я.

    Оба сына Натальи сходили в школу, где учились. Встретились с одноклассниками. Я была рада, что всё у них сложилось удачно. И за Наталью была рада, что ей удалось добиться своего и удочерить девочку...



    Ольшанский не оставил своих надежд побывать опять в развалинах за рекой. Но пока там работали сотрудники ФСБ, Щеглов ему соваться туда не советовал. И тогда Андрей связался со своим знакомым ещё по чеченской кампании. Они в те годы не раз пересекались по некоторым вопросам, на раскрытие которых до сих пор распространяется запрет разглашения государственной тайны. Но периодически они общаются. Этого приятеля зовут Антоном, насколько я знаю. И его тоже заинтересовала история заречных развалин.

    А меня больше волнуют отношения отца и сына. Я пыталась их как-то сблизить. Предлагала Ольшанскому забрать сына к себе, с условием, что я буду их навещать. На что мой бывший с нескрываемой злобой процедил:

    -- Что, наигралась в мамашу? Теперь на меня обузу хочешь скинуть?

    И я поняла, что никакие мои ухищрения не сблизят его с ребёнком, который однозначно тянулся к отцу, о котором ему с раннего детства рассказывала мама. Пришлось принимать ситуацию как данность. Малыш меня совершенно не тяготил. Он чем-то мне напоминал старшего сына в этом возрасте. Но беспокоили бюрократические закорючки. Я ведь для него была никем с юридической точки зрения. Конечно, в городе все знали мою ситуацию и в принципе смотрели сквозь пальцы на то, что я водила Андрюшу в садик и в поликлинику, однако деньги за маму, как сироте, пришлось оформлять с помощью Ольшанского. Правда, в этом вопросе он не кочевряжился. Да и часть своей пенсии отдавал на содержание сына. В этом отношении был честен и принципиален. И даже выписал мне доверенность и разрешение водить сына в поликлинику на прививки и в случае болезни посещать врача.
 
     Впрочем, я не бросала попыток сблизить Андрюшу с Ольшанским. Для этого подключила даже Щеглова. Но тот откровенно сказал:

     -- Ир, не заводи его. Ты же видишь, что ему этот сын также неинтересен, как и твой Костик. Ну не приспособлен он к семейной жизни. Он же может в любой момент сорваться и уехать помогать тем, кто в его помощи нуждается... А ребёнок связывает руки... Ты бы уж должна понять его характер...

    -- Толь, но он хотя бы сводил ребёнка на рыбалку, хоть показал, как это делается. Господи, или уж забрал бы хоть раз из садика, чтобы сын мог похвастаться своим отцом...

    -- Ты просишь невозможного. Да мне проще самому забежать в садик и отвести Андрюшку домой, чем уговаривать это сделать Ольшанского. Ну, попытаюсь что-то предпринять, хотя за результат не ручаюсь...

     Однако всё прошло довольно успешно. В один из дней мне предстояло родительское классное собрание в вечернее время.  Я попросила Валентину забрать мальчика из садика. Но вызвался сам Щеглов. К тому же заехал за Ольшанским и с ним отправился в садик.

    Андрюша был счастлив. Он весь вечер рассказывал мне, что за ним приехали папа и дядя Толя. И дети видели, что у него есть папа. И потом они поехали к дяде Толе домой и там играли в игры на компьютере. И папа разбил все танки в игре... И было так здорово...



     Зима, как обычно, нагрянула внезапно. Ещё вчера было сухо и прохладно, что обычное дело для октября, а утром за окном всё стало белым-бело. Обычно забирали малыша из детского сада то я, то кто-нибудь из Щегловых. А вот отводила его по утрам только я. И на этот раз быстро собрала Андрюшу и повела по привычной дороге. Спешила, потому что у меня был первым урок у семиклассников. И хотелось с ними поговорить перед началом занятий.

     Неожиданно на полпути встретился Ольшанский.

     -- Давай, я сам отведу, ты же торопишься, --  предложил словно бы нехотя.

     -- Здравствуй, не ожидала тебя встретить сейчас. Впрочем, у меня есть в запасе время, пойдём вместе в сад, надеюсь где группа сына находится, знаешь?

     -- Не тупой, разберусь. Вот я никак не пойму тебя, Кузьминкина. Что ты уцепилась за этого пацана? Что ты хочешь этим показать? Что я такой нерадивый папаша, а ты такая, вся белая и пушистая? -- уже по этим его словам я поняла, что Ольшанский явно не в духе и пытается сдержаться, а из него так и прёт это негодование...

     -- В чём дело, Андрей? Я пока что просто хотела облегчить тебе жизнь, постараться наладить более близкие отношения с  сыном. Чем ты недоволен?

     -- А ты поинтересовалась у меня, хочу ли я жить с этим сыном? Не проще ли было отправить его в детский дом?
 
     При этих его словах я даже остановилась, придержав за руку ребёнка:

     -- Ты что, угорел с ночи? Ты что такое говоришь? О своём ребёнке? Куда в детский дом? За что?

    -- Ты никогда не интересовалась моими проблемами. Тебя волновало только то, что интересно тебе. А ты спросила меня, есть ли у меня время на заботу о мальчике? Не подумала о том, что он свяжет меня по  рукам и ногам? Что многие мои дела затормозятся из-за него...

    Ольшанский зло смотрел на меня, из души у него рвались ещё какие-то обвинения, которые пока он сдерживал в себе...

    И тут я не выдержала. Я была уже не той влюблённой когда-то девочкой, но всё же в душе ещё сохранялись к нему тёплые чувства. И вдруг такое разочарование...

    -- Вот что, Андрей. Давай отведём малыша в группу и поговорим...

    Я торопливо привела Андрюшу в сад, переодела и проводила в группу.

    -- Тётя Ира, вы меня заберёте вечером? -- неожиданно спросил он. Обычно об этом не заходил разговор. И вдруг такой вопрос. Малыш многого не понял из нашего разговора, но заметно испугался.



    Ольшанский ждал меня возле входа. Я видела, что ему просто необходимо продолжить начатый разговор. Он уже забыл, что собирался сам отвести ребёнка в сад, так как у меня утро занято.

    -- Итак, что ты хотел мне сказать?

    -- А  то, что ты, не посоветовавшись со мной, забрала ребёнка...

    -- Ты ревнуешь? Я только хотела облегчить тебе жизнь, помочь на первых порах...

    -- Ты влезла в мою жизнь, опять ставишь свои условия. А ты спросила, нужно ли мне всё это? У меня намечается экспедиция, продолжительная по времени и неизвестная по результатам. Куда прикажешь девать мальчишку? С собой брать? Он для этого мал. Да и маршрут экспедиции не для детей. Отказаться я  от участия в экспедиции не могу, да и не хочу. А ты повязала меня по рукам и ногам. Чуть что, и уже я нужен для оформления документов... Ему в следующем году в школу... А я может быть не вернусь к этому времени...  И что тогда делать? Он уже привыкнет здесь, а его загребут в детдом... Ты об этом подумала?

     Весь этот всплеск эмоций меня не убедил. Вернее, показал, что Ольшанский не равнодушен к судьбе сына. А зная эти его экспедиции, я понимала, что там всё может случиться... Действительно, что тогда делать? Ещё одно потрясение для психики ребёнка... И тут у меня спонтанно возникло решение... Я ещё не обдумала его, не обкатала со всех возможных сторон, а с языка уже сорвалось:

    -- Да делать ничего и не придётся, если мы с тобой опять распишемся. Малыша я усыновлю, а ты сможешь продолжить эти свои экспедиции...

    Ольшанский даже остановился, оглядел меня со всех сторон, словно только что увидел:

    -- Ты это серьёзно? Не прошло и тридцати лет, как ты опять запросилась замуж?

    -- Не ёрничай. Не тридцать, а всего двадцать семь... И поверь мне, в другое время я бы ..., словом, я хорошо знаю, что из этого бы ничего не вышло... Но это единственная возможность не травмировать ребёнка и развязать тебе руки.
 
    -- Ты подумай, какая ты, оказывается, мать Тереза...



    Вечером Ольшанский пришёл ко мне домой хмурый и настороженный. Принёс сыну ноутбук, показал, как им пользоваться. Потом позанимался с ним немного и лишь после этого прошёл на кухню...

     -- Я согласен на твоё предложение, но... давай без обязательств...

    Я, конечно, ждала от него ответа и думала, что он будет как и в молодости кочевряжиться, язвить и посмеиваться, прежде чем согласится... но не такого...

    -- Ты прям как девица на выданье... Какие могут быть обязательства? Я даже на фамилию твою не покушаюсь. К своей привыкла. Главное, что таким образом будет решена судьба мальчика. Я официально стану его матерью и развяжу тебе руки и...

    -- ... катись ты на все четыре стороны... -- продолжил он мою фразу. -- Ты это хотела сказать?

     -- А вот и нет. Я намеревалась сообщить тебе, что  ты таким образом сможешь со спокойным сердцем и совестью продолжить свои дела...

     -- Ладно, Кузьминкина, уговорила. Так и быть, женюсь на тебе...



     Процесс оформления документов не занял много времени. В маленьком городке, где все всё друг про друга знают и даже больше, чем ты сам о себе, всё прокручивается довольно быстро и без особой бюрократической проволочки. Мне не чинили никаких препон в усыновлении ребёнка. И вскоре на руках у меня было свидетельство о рождении Андрюши, куда была вписана я в качестве матери, а Ольшанский -- отца.

     С этого времени он как-то изменился, подобрел что ли к сыну...

     Валентина поздравила меня с таким решением, но откровенно призналась:

     -- Ох, не выдержишь ты, Ира, жизни с ним. Понимаю, что ради мальчика старалась, но, на мой взгляд, горбатого только могила исправит... Не семейный твой Ольшанский...

     -- Валь, ты думаешь, я сама не знаю. Никогда бы не приняла такого решения, если бы не знала, что он может в один миг рвануть куда-то за своими мечтами, бросив ребёнка на произвол судьбы. Он ведь и подумывал о том, чтобы сбагрить его в детдом. Открыто не говорил, но мысленно уже был готов. Так что, сама понимаешь, из множества вариантов правильным был только этот...

    -- Ну, бог тебе судья. А мы будем тебе помогать как и чем сможем...


 

    С этих пор Ольшанский периодически забирал малыша из садика. Они гуляли по городу, если позволяла погода. И даже раза два в выходные ходили на Русянку порыбачить. Понятно, что без особого успеха... Но разве это важно, поймали рыбу или нет?

     А однажды Ольшанский даже пришёл на новогодний утренник в садик. И это было настоящим счастьем для мальчика. Я случайно услышала, как он делился с матерью, глядя на мигающую в вечернем небе звёздочку, своим восторгом от того, что его папа вышел на соревнование вместе с ним и они вместе победили. И ещё папа подарил ему новые лыжи и санки, и обещал сводить на горку покататься...

     У меня на сердце становилось спокойнее. Да, Ольшанский не может общаться с маленькими, но он и не отказывается категорически от ребёнка. И это успех...

     На новогодний праздник приехали обе дочуры с мужьями. Встречали наступление Нового года у Щегловых. Валентина традиционно разложила под ёлкой для всех подарки. Я вначале не собиралась идти к ним. Объяснила тем, что Андрюша ещё мал, устанет, будет капризничать. Но за нами заехал Ольшанский с незнакомым мне человеком. Тут я и встретилась с Антоном. Они оба уговорили меня отправиться на праздник.

    У Щегловых было весело. Молодёжь под руководством Валентины накрывала на стол, Роман тут же завладел Андрюшкой, стал показывать ему игровую приставку, учить, как ею пользоваться... Потом устроили танцы. Ольшанский тут же галантно, этого у него не отнять, пригласил меня на медленный вальс. Вот что умел он отлично, так это вести партнёршу так, что получалось красиво и не приходилось наступать на ноги партнёру... Глядя на нас, подхватил Валентину Щеглов.  Дети в восторге хлопали нам, подбадривая.

     Потом вдруг позвонил Костик и сообщил, что они приехали  ко мне на праздник всей семьёй, а дома никого, оказывается, нет. Дима тотчас же подхватился и отвёз меня домой с обещанием Валентине, что мы вернёмся назад.

     Костик за последний год, что мы не виделись, заметно возмужал. Его жена Настя расцвела, ведь младшему было уже два года, а дочери почти четыре.

     Так в праздничной обстановке в доме Щегловых сын впервые увидел своего отца вживую, а тот познакомился не только с ним, а и со снохой и  своими внуками -- Ванечкой и Лилей.

     Этот новогодний вечер стал замечательным событием для всех нас...  Казалось, он сулил всем спокойствие и благополучие. Но как известно, покой нам только снится...



    Все новогодние каникулы были морозы. Ольшанский с приятелем, которого все знали только по имени, отправились к Волчьему логу. Никого больше с собой не взяли. Объяснили, что если там всё ещё ведутся следственные действия, то нечего им светиться... Неожиданно к ним в компанию напросился школьный историк и районный краевед Валентин Николаевич Аникеев.

     Аникеев тоже проникся интересом к этому самому Волчьему логу. Стал выискивать информацию об этих местах в местном архиве, потом в областном... Нигде ничего... Ни полслова, словно этого места в реальности не существует... Выпросил с трудом разрешение покопаться в бумагах лесхоза. Предприятие уже практически ликвидировали, работников уволили почти всех. Но в городе пока оставались ветераны, которые могли что-то помнить. А в архиве лесхоза, который так пока и не сдали в городской, Аникеев всю осень в свободное время изучал старые пожелтевшие карты и другие документы... Но ни одной зацепки о существовании этого самого лога там тоже нигде не было. Что удивительно, не было и упоминаний о том, что в войну там скрывался партизанский отряд, а на спутниковых картах последнего времени этот участок был как-то смазан и представлял собой сплошной лесной покров, хотя всем жителям было хорошо известно, что вокруг лога уже давно осталась лишь лысая земля без намёков на лесные угодья, да большое болото, которое не пересыхало даже в самые засушливые годы...

     Потом Валентин Николаевич  напросился в гости к старейшей работнице лесхоза, бывшей в своё время передовиком в вопросе восстановления леса, Зинаиде Павловне Кудриной. Ей уже перевалило давно за девяносто, но правнуки уверили своего учителя, что прабабушка  пока ещё имеет светлый разум и память её не подводит.

     Встреча с ней произвела на краеведа странное впечатление. С одной стороны, его несколько смутил облик старухи -- иссохшая, с лицом, покрытым старческими пятнами, одетая в меховую безрукавку и валенки, хотя в доме было хорошо натоплено, она долго вглядывалась в вошедшего своими белёсыми, выцветшими от времени, глазами. Потом вдруг произнесла надтреснутым голосом:

     -- Проходи, мил человек, что у двери стоишь. -- И повернувшись к правнуку попросила, -- Витёк, ты бы чайку организовал нам. Пирожки доставай...

    А потом обернулась к гостю:

    -- Помню я тебя ещё по школе. Вот как звать-величать запамятовала. Ты с ребятами году так в семидесятом у нас на питомнике работал, саженцы пропалывали. Молодцы ребятишки были, о будущих посадках заботились. И школа этим занималась, новую смену нам готовила...

     -- Точно так, Зинаида Павловна. В школе отряд был молодых лесоводов. Учились шишку собирать, а потом и посадки пропалывали. Кому-то не очень и хотелось это делать, но в основном в отряде были ответственные ребята. Многие потом в лесотехнические учебные заведения поступили, в лесхозах не только нашей области работали...

    -- Куда только всё это делось... -- вздохнула старушка. Вытерла концом платка слезящиеся глаза. -- Испоганили весь лес теперь. Наши посадки  уничтожают, а что на этом месте дальше будет, не думают. Считают, что само всё вырастет. Вырасти-то вырастет, да только те ли деревья, которые людям нужны... Так что ты хотел узнать, мил человек? Правнук-то мне сказал, что поговорить хочешь... Как звать-то тебя? Витёк говорил мне, да я запамятовала...

     Аникеев представился, завёл разговор о прошлом, о былых успехах лесхоза, о людях, тогда работавших там. Между делом поинтересовался и Волчьим логом. Мол, говорили, что партизаны там базу устроили... События исторические, а в районе ни слова об этом... Словно и забыли о подвигах предков...

    -- Партизаны хоронились не в самом логу, а рядом, там, где теперь нехристи  свалку организовали на месте обители старцев. Там скит был, где монахи обитали... Кому-то понадобилось схоронить скит. Мне моя бабушка сказывала, что не нынешней веры были монахи, а старой, истинно православной. Но нам-то было всё равно, тогда ведь культ безверия был...

     -- А что со скитом-то?

     -- Да что? Монахов-то к войне там уже не было... А партизаны  сказывали, что командиром отряда был местный батюшка... Крови-то фашистам они здорово попортили... Но и их враги не пощадили. Бомбили скит нещадно. Живого места от лесных угодий не оставили. А какой там в прежние времена бор был... Ну и Волчьему логу досталось. И в прежние времена туда ходить запрещали, а после войны совсем застращали, что там бомб неразорвавшихся тьма. Оно и правда, наши лесхозовские решили порушенный бор привести в порядок, да подорвались там две бабоньки. Работали-то после войны везде женщины. Где ж тогда мужиков набраться было? Почитай всех в округе, кого на войне убили, а кто и калеченный пришёл... Так и забросили до лучших времён... Что-то разминировали, но ходить туда запретили...

    -- А в самом логу кто-нибудь бывал?

    -- Как сказать. Поговаривали, что после войны бандиты там обосновались... Приезжали тогда военные, прошерстили ту территорию, но не советовали ходить местным... Много там сказали оврагов, провалов каких-то... Сказывали, потом уже кто-то из охотников туда пошёл, да не вернулся... Вроде как старцы запрет наложили на те места. Мол, кто пойдёт без разрешения, тот сгинет... Народ вроде бы и не верил, но, как говорится, бережёного бог бережёт... Так-то, милай...

    Юхнов, январь 2019 г.