И два бойца

               
    
   Тихий, но, тем не менее резкий, звон кухонной утвари разбудит кого угодно! Сквозь поблёскивающий серебром тюль, льётся яркий солнечный свет, от чего вся комната приобретает какой-то розовый оттенок. На часах половина восьмого! "Не жена,  а будильник какой-то!," -  проворчал в полголоса наш герой, отвернувшись на другой бок, от настойчивости навалившегося на него  солнца. Однако, взаимопонимание с Морфеем было нарушено, и стало очень жаль времени.
   В свои тридцать девять лет он находился на  таком уровне социальной активности, которая не позволяла подолгу нежиться  в постели, на пятый день, после отпуска. Ну, по крайней мере, он сам так о себе воображал. До него вдруг донёсся запах яичницы с беконом и он окончательно решил, что "ему пора.."  Потянувшись, он  вдруг подумал, что в отличие от своих друзей, которые рассказывают как их по утрам раздражают жёны, он не  может о своей Светлане сказать того же. Все двенадцать лет брака он ждал, что вот-вот наступит кризис. Но кризис всё не наступал и не наступал...
   Герой, снова потянувшись, одним прыжком соскочил с кровати и начал разминку, которую проделывал каждое утро уже много лет. Сегодня понедельник, а значит, шеф сначала пойдёт по цехам со своими заместителями и, лишь к 11:00, начнёт планерку, К ней должен был готовиться наш герой  с 9:00 до 11:00. но он, по привычке, всё подготовил в пятницу  и мог на работу не являться до этой планёрки. Укоренившееся в нём чувство ответственности, перемешанное с прагматизмом, и создали для него этот щадящий график по понедельникам.
  Растираясь полотенцем после душа, герой придирчиво разглядывал своё отражение  в зеркале. Стройность и упругость тела бывшего чемпиона края по боксу, указывала на правильность выбранного комплекса упражнений по утрам, а  седина, проступившая кое-где в густых каштановых волосах, придавала простому русскому, с носом-картошкой, лицу героя некоторое  благородство. Меж тем, как в школе, из-за некоторого сходства его лица с мультяшным героем, будущего чемпиона окрестили Иванушкой-дурачком, подтолкнув к боксу. Внутренне, себя он ощущал человеком добрым, но твёрдым, что, в полной мере и отражал взгляд его карих, глубоко посаженных глаз.
   Войдя на кухню, он взглянул на чуть поправившуюся, но всё ещё стройную, с копной рыжих, вьющихся волос, со взглядом, как-то из-под ресниц, жену и опять подумал, что своей привлекательности она так и не потеряла за все эти годы совместной жизни "А может быть это просто моя субъективная оценка?" Он, почему-то при взгляде на неё, всегда видел ту, бежавшую много лет назад, по ступенькам мединститута, после выпускного, в ливень и заскочившую к нему под зонт, визжащую девчонку. Вспоминал и головокружение от её глаз, под сенью своего зонта и удивлённо-хитрые глаза прохожих, давно уже идущих без зонтов...
- Кость, ты сегодня надолго? - прервала Светлана его общение с умным человеком.
- Да нет, по графику, А что?
- Пашку сегодня отдадут - автобусы из лагеря детей привозят.
- А почему так рано? Смена только полторы недели идёт!
- Да у них опять карантин какой-то, видно фруктами отравились. Больше не будем в августе ребёнка отправлять в лагерь.
- Ну, ты звякни, я в любом случае, после двух подскочить могу. А это даже хорошо, что он вернётся так рано.
- Почему? Деньги-то мы за всю смену заплатили.
- Да Бог с ними, с деньгами!  Мне вчера сообщили, что поисковиками обнаружены останки моего прадеда, недалеко от города. Он всегда у нас пропавшим без вести считался, а тут, гляди-ка, нашли, даже копию части его письма прислали! Завтра утром все втроём и поедем!
- И ты молчал? Как тебе не совестно?– однако, этот упрёк не омрачил окончания их солнечного завтрака и супруги, обмениваясь задорными колкостями, подошли к входной двери.
   Поблагодарив за завтрак и ритуально чмокнув в щёчку свою любимую, он привычно влился на своём не новом, но ухоженном Форде в поток трудового люда, спешащего на работу в бесконечных утренних в пробках. Однако ему не нужно было стоять в этих пробках, вместе со всеми. Работа его была не в центре, а на окраине города и, потому никто ему не мешал ему спокойно добраться до второго дома – завода вовремя.
   Шеф, против обыкновения, находился у себя в кабинете, дверь была открыта и весь этаж слышал, как он распекает кого-то по телефону визгливым голосом.
-  Костя, ты мне нужен, зайди, нет, это я не Вам. В общем, чтобы завтра претензия была готова! - прокричал шеф, вращаясь на стуле и олицетворяя собою динамичность, не смотря на тело, набравшее лишнего веса, во втором браке  и принявшее округлую форму да пухлые щёки, которые обвиснув, внесли в его образ нечто тяжёлое, бульдожье. Уголки глаз шефа были, несколько опущены, что придавало лицу жалобно-прсящее выражение, скрывающее страшного хищника. Директор   Константина, Стас тоже был жертвой школьных "дразнилок" и пристального внимания "плохих мальчиков", из-за сходства с тигрёнком в чайнике, однако, по причине патологической лени и трусости, предпочитал дружить с нашим героем, прикрываясь его успехами в боксе. Пару лет назад он бросил жену, любимую им ещё со школы, с четырнадцати летним сыном, ради модельной внешности хваткой девицы, не к добру оказавшейся на соседнем кресле в самолёте и теперь был женат вторым бездетным браком, изменившим его до неузнаваемости. Он не только стал стильно одеваться, сменил круг друзей и интересов, но ещё и прибрал к рукам, в доверительное управление, все акции завода, через свой трастовый фонд, сменил главного бухгалтера, главного экономиста и начальника охраны завода.
   Отключив трубку, он вскочил, а потом грузно плюхнулся обратно в свое удобное кожаное кресло, которое было предметом шуток коллектива всего завода. Когда-то одногодки, одноклассники и одногруппники  вместе пришли на завод, где, в итоге, Константин стал главным инженером, а друг его Станислав,– директором. В лихое время им удалось перепрофилировать завод, изменив технологический цикл и систему управления, что вывело завод на качественно иной уровень и влиться в рынок. Для этого Константину пришлось провести реконструкцию старых немецких прессов, полученных ещё в тридцатые годы и модернизировать под них всё остальное оборудование завода. Константин по праву гордился этой своей огромной работой, давшей людям высокую зарплату и предсказуемое будущее.
- Что это там у тебя за падение производства? - начал Станислав,  думая явно о чём-то другом.
- Так заказчики отказываются - брак делаем! – рутинно-скучно отозвался Константин.
- Да какой еще брак может быть у кровельного железа?  Ты руководить, просто, разучился... - произнёс шеф, каким-то отрешённым видом в пол голоса, в задумчивости перебирая карандаши в своём организаторе.
- На изгибах гофра – сталь переазотированная, рвётся, как бумага и толщина гуляет. Из металлолома хорошей стали не бывает!
- Зато, дешёвая -  как-бы про себя промолвил шеф и, подойдя к окну, уставился немигающим взглядом вдаль.
- Ну, потому и дешёвая. Заказчики такую не хотят. У нас в контрактах всё четко прописано. Верни прежних поставщиков сырья и всё наладится... - Константин оживился и почувствовал, что начинает горячиться.
- В общем, ты как хочешь крутись, но вся партия должна быть выпущена и отгружена, как положено!
- Да, придётся...  А я-то вообще шёл к тебе отпроситься на завтра по семейным обстоятельствам.
- Какие ещё семейные обстоятельства, если такие показатели в работе? – не поворачиваясь к собеседнику, промямлил шеф.
- Так сталь вози нормальную и работа нормальная будет! – это Константина уже начинало веселить.
- Не будет больше поставок стали, успокойся.
- Как это "не будет"? Мы что, кровлю из воздуха делать собираемся? – будто споткнулся на ровном месте Константин.
- Завод я закрываю, вместо него будет торгово-развлекательный комплекс и офисные помещения.
- Ты что, с ума сошел?! А рабочих куда? – жар ударил в лицо.
- Да мне какая разница, куда они денутся? Завод столько не даёт, сколько мне нужно. Офисные здания и развлекательный комплекс - теперь это модно...
- Стас, подожди! Этот завод еще наши прадеды строили для нас, для всех, чтобы мы все были его владельцами! Здесь оборудование уникальное, здесь рабочих больше трёх тысяч человек, а у них семьи, которые содержать нужно! – ещё не веря в то, что он слышит, взвился главный инженер.
- Да ты больной какой-то сегодня! Какие семьи?  Про свою семью я, например сам думаю. И они про свои семьи сами пусть думают, мне то что? А всё это уникальное оборудование мёртвым грузом на балансе числится и больше станки с ЧПУ не выпускает. Всё, вопрос решённый! Завтра демонтаж и погрузку прессов начинаю.
- Это, каких прессов, которые до войны еще устанавливали? Мы же столько на их модернизацию потратили! Таких прессов нет нигде больше! Не глупи, подумай хорошенько! – давала о себе знать паника.
- Да... серьёзные люди перед выбором поставили: или меня банкротят или я развлекательный комплекс вместо завода делаю. Что тебе ещё не ясно?
- Так давай, к рабочим пойдём, расскажем им всё, защищаться станем!
- Да мне-то это зачем? Мне за это большие деньги дают - металл выкупают. Пресса твои знаешь, сколько стоят, на металлолом? - вышагивая по кабинету, горячился шеф.
- Подожди, но это же не только твой, это и их завод. Мы все одной семьёй были! Ты что обещал? - Сосредоточим завод в одних (твоих) руках, чтобы управлять эффективнее... А теперь что? - спросил Константин и сам ужаснулся своему вопросу, понимая КАКОЙ ответ услышит сейчас.
- С чего бы это? Все сто процентов акций теперь у меня в управлении - произнес шеф, с вызовом глядя на Константина, сдабривая взгляд еле заметной самодовольной ухмылкой.
- Я сколько тебя помню, ты столько резкие глупости и делаешь, - попытался Константин вернуть разговор в конструктивное русло, обращаясь к его детской памяти, -  вспомни, я всю школу с тобой занимался да списывать тебе давал. А в институте учились, я старостой был, за тебя ходил в деканат добиваться пересдачи. А подрался в ресторане, помнишь? На поруки кто тебя взял - наша группа взяла! На завод пришли, ты же снабженцем пошёл. До замдиректора дослужился, а проворовался, кто тебя прикрывал? - коллектив завода тебя прикрывал!
Константин всё больше распалялся. Почувствовав мелкую дрожь в пальцах и прилив ярости, он продолжил, повышая постепенно тон:
-  Ты, чтобы старое руководство завода убрать, что сделал? Запретил спиртное в рабочий посёлок возить и продовольствие, а всё на совет трудового коллектива свалил? А как нового директора поставили, алкоголика, кто ему всё время наливал и бумажки на подпись подсовывал? А приватизация когда началась, кто рабочим полгода зарплату не давал, а потом деньги из кассы взаимопомощи всего завода украл и половину ваучеров выкупил за двадцать процентов цены? А бандитов кто охранниками сделал? А кто единый технологический цикл разорвал и каждый цех и каждая бригада сами по себе стали? До драк доходило! А кто, вместо станков с ЧПУ, ширпотреб гнать стал? Шесть тысяч рабочих за ворота ушли, нищенствуют теперь! А это те самые рабочие, которые тебя на поруки брали, да прикрывали всё время - своим считали!
Константин заметил, что Стас всё глубже вжимается в свое роскошное кресло. На лысом, побагровевшем лбу выступили крупные капли пота. Понимая катастрофичность последствий этой речи для себя, Константин всё же был рад тому, что смог  выговориться. Сжалившись над своим оппонентом, Константин переводил  дух и прикидывал, что теперь будет...
Шеф, отдышавшись, задумчиво и злобно пробубнил:
- Ты что-то слишком много знаешь!
Однако, быстро взяв себя в руки, с нажимом, но не громко, продолжил:
-  Никто их не выгоняет. Пускай переквалифицируются - будут народу  билеты продавать на аттракционы да чинить их, кто-то в продавцы пускай идёт, ну не все конечно, остальные..., сами себя прокормят, раз не вписались в рынок. Ты что думаешь, им завод этот нужен? Собственность – это ответственность, прежде всего, за дело, за людей, а им не нужна ответственность! Им бы побольше выпить, да отдохнуть и, при этом, поменьше поработать. Жёнам их, только бы в кафешках языками зацепиться, в светских львиц, с бокалом вина в руках поиграть.  Они не любят, когда ими манипулируют, но ответственных решений, ни за себя, ни за других,  принимать не хотят. Они хотят, чтобы за них решали,  за них управляли, за них отвечали, причём в их же пользу! И дела им нет, что мы там выпускаем – станки или кровлю, и плевать им, откуда пресса взялись и как прадедушек звали, которые их устанавливали!
- Это ты врёшь! Почти все на модернизации  сверхурочно работали, бесплатно, между прочим.  Да я не только за них - рабочих наших, но и за тебя тоже. Не должен ты эту глупость делать! Как же ты потом людям в глаза смотреть будешь?
– Да не буду я им в глаза смотреть! Если честно, мне такую кучу денег за ликвидацию завода дают!.. А еще дом в Англии и помещение для штаб-квартиры, место в университете для сына. Но предприятие я не бросаю это - из Англии и буду управлять.
  Константин вдруг отчётливо понял, ЧТО задумал его друг детства. От этого неожиданного осознания катастрофы  в его жизни и жизни его друзей, у него похолодели пальцы и ослабли ноги. Если за минуту до этого он прикидывал, как остановить разрушительный процесс, то теперь он понял, что процесс перешёл в состояние стихийного бедствия, бороться с которым, возможности больше нет. Волна ненависти поднялась наверх и сдавила горло. Стас сидел, уперев взгляд в свой стол. Константин заметил, что у него крупно дрожали пальцы, он весь взмок, под хорошо работающим кондиционером. Замешательство это длилось совсем недолго. Фальшиво весёлым тоном Стас, наконец, произнес:
- Да ты не парься, подойди к заму подай заявление на отгул, меня самого завтра не будет, так давай тайм-аут возьмём на денёк, согласен?
Константин ничего не смог произнести, только обречённо кивнул и вышел в привычный запах производственных помещений из ароматизированного и кондиционированного  рая кабинета директора. 
   Только тогда, когда, вместо мягкого коврового покрытия он ощутил под ногами бетонный пол, только тогда, оказавшись в привычной для себя остановке, он смог выйти из оцепенения и дать волю своим эмоциям. Истерическое состояние его, сопровождавшееся звоном в ушах длилось всего несколько минут. Уже войдя в свой кабинет, расположенный зеркально, в другой стороне коридора и имеющий такую же, с полукруглой внешней стеной форму, что и директорский, он смог рассуждать спокойно. Глядя из своего полукруглого, от пола до потолка, окна на громадины цехов, соединившиеся  трубопроводами, сетями электропередач, транспортёрами, на дымящуюся в летний зной, почему-то трубу котельной и выстроившиеся в ряд, под погрузкой, грузовики, Константина, вдруг покинула злобная обречённость, придавившая его в кабинете директора. Он, вдруг понял, что кроме него, никто не сможет спасти этот четко отлаженный, дающий жизнь людям организм. Он физически почувствовал за собою три тысячи человек, с их семьями, большинство  из которых он давно знал и дружил с ними. От осознания этого холодная волна, начав движение от головы, прокатилась вниз и задержалась, где-то в коленях, вызывая в них лёгкий трепет. Мимоходом, удивившись этим новым ощущениям, Константин сделал шаг к столу.
   Для начала, он решил выяснить масштабы этого самого стихийного бедствия, и  вызвал к себе всех начальников цехов и служб завода. Удивительно, но собрались все и очень быстро, уже через десять минут начальники служб докладывали состояние дел. Выяснилось, что демонтаж прессового оборудования  ведется уже с вечера пятницы, как только Константин покинул  завод. Руководит всем процессом новый главный экономист завода. Платформы, для вывоза прессов, подали в воскресенье и, как только поступит оплата, отгрузка начнётся. Все остатки материалов уже проданы. Всех рабочих вызывают в отдел кадров и просят писать заявление об уходе по собственному желанию, но, пока все отказываются. На заводе заменена охрана. Директор получил кредит под залог завода и перевёл деньги на счёт подконтрольной ему подрядной организации.
Константин  даже не предполагал, что дело может зайти так далеко, пока он был в отпуске. По обыкновению, он попросил высказаться всех, хорошо понимая, что никто из них не сможет предложить каких-либо реальных мер по спасению  предприятия. Теперь у Константина была полная картина. Эта картина снова погрузила его в ступор.
   Распустив совещание, он решил не форсировать события. Завтра директора не будет и время, пусть даже незначительное, у него есть, возможно, за это время решение и придёт.  Хотя, будучи производственником - реалистом он понимал, что всё равно ничего не изменить. Ну, что же,  делать здесь ему больше нечего, Пора ехать за сыном.
   На  выходе из заводоуправления, Константин столкнулся с бывшим юристом завода, выдавленным на пенсию и теперь занимающим место в отделе кадров. Находясь в некоторой прострации, Константин с трудом улавливал смысл того, что говорил ему этот юридический гений, долгое время успешно отстаивавший интересы родного завода. Он лишь понял,  что действия директора подпадают под несколько статей уголовного кодекса. Уговорившись на среду, на девять утра, Константин плюхнулся на нагретое солнцем сидение своей машины, завёл двигатель, да так и застыл, задумавшись "не-о-чём"...
   К жизни его вернула мелодия телефонного звонка. Светлана! Жена говорила сухо, явно сдерживая раздражение. Оказывается она уже сама на такси доехала до школы, получила сына и теперь они ждут, когда за ними папа приедет. Мгновенно придя в себя, он извинился за задержку и попросил пять минут. Школа была совсем рядом и вскоре, расставив руки в стороны для "обнимашек", к нему уже бежал его восьмилетний сын, вокруг которого вдруг закружился мир, так как малыш был подхвачен крепкими и надёжными руками.
- Привет! Как отдыхалось? - Константин опустил сына на асфальт, полностью переключился и стал жить уже свою нормальную, семейную жизнь.
- Папа, представляешь, нашу воспиталку на скорой увезли, а нам, в дорогу, по три конфеты - сосачки выдали! Серёга, с первого отряда, сказал нашим пацанам, что они отравленные и, что их сдать нужно. Ну, все ему конфеты и отдали.
- И ты?
- Да не-ет! Я что, маленький? Я ему предложил в крестики-нолики на конфеты сыграть. Потихоньку все и выиграл.
- Как же ты в автобусе писал? Там же трясёт! - Константин просто наслаждался   проблемами своего сына!
- Зачем писать? Игра на телефоне. Мы же он-лайн играли! - Ответил сын с искренним удивлением, что папа не понимает таких простых вещей.
- Да? Ну, хорошо. А что ты с конфетами сделал?
- То есть  как, - "Что"? Поровну разделил между всеми, конечно! - удивление сына достигло уровня возмущения. Светлана,  добро - снисходительно и, как-то сверху, наблюдавшая всё это время за разговором, сочла необходимым вмешаться:
- Я, кажется, знаю, в кого это ты у нас такой правдоискатель...
Думая не только о жене и сыне, но и себе тоже, желая избавиться от навалившегося на него груза, Константин предложил:
- Эх, гулять - так гулять!  Сегодня идём в зоопарк и на аттракционы!
Возглас радости  его семьи выразил "степень актуальности этого управленческого решения".
   Усталый, измученный счастьем Пашка ритмично клевал носом в машине, когда вечером они, по пустынным, поблёскивающим асфальтом, после поливалок,  улицам возвращались домой.
Всё время, которое он гулял с семьёй, Константин изо всех сил старался не думать о проблемах, выбивших его из колеи. Теперь же, старания эти приводили к обратному результату. В мягких сумерках  дорожной задумчивости, колючий червячок бешенства снова проявил гастрономический интерес к душе Константина. Он не помнил, ни как ставил машину, ни как нёс на руках не дотерпевшего до дома и уснувшего Пашку, ни всего остального, что сопутствует любому возвращающемуся домой человеку.
   Из оцепенения вывел его майонез, плюхнувшийся в окрошку из слишком высоко поднятой женою ложки.
- Любовницу завёл, - констатировала она.
- Да нет, ты знаешь, я первый раз в жизни совсем не знаю что делать! - не поддержал игривое настроение жены Константин.
- А я думала, вас, мужиков еще в юности обучают, что по ночам с жёнами делать нужно! Дочку мне кто обещал? - притворно серьёзный тон Светы принёс тихую грусть.
Константин попытался отшутиться:
-  Дочка - не шуба, дело серьёзное...
- Ты мне зубы про шубы не заговаривай, колись что случилось, а то я сейчас тебе пытку окрошкой устрою. Там её ещё вон, почти кастрюля стоит... Молчишь... Ну, тогда я тебе расскажу. У меня всё утро телефон в пыточный автомат играет - только поговорю - опять звонок!
- А зачем тебе столько любовников? Вот и отдувайся теперь - удачно, по его мнению, парировал Константин, которого разговор этот начал забавлять.
- А не смешно! Мне позвонили почти все жёны заводских рабочих! Я же и зав отделением в поликлиники и председатель родительского комитета, а главное, я - твоя благоверная... Все задавали только один вопрос: как ты собираешься спасать завод? Так что, теперь я задаю тебе этот вопрос: как? - Светлана отвернулась и стала наливать чай, Константин заметил небольшую дрожь носика чайника.
- Никак - еле слышно, сдавленным голосом произнёс он, явственно ощущая, как душа его быстро покрывается инеем, - я теперь ничего не могу сделать! - почти выкрикнул он. Света повернулась к нему и упёрлась немигающим строгим взглядом в макушку опущенной головы мужа.
- Договорились! - весёлый тон её так его удивил, что, забыв про своё смущение, он, с любопытством поднял глаза и тут же пожалел об этом... Взгляд её глаз мучительно жёг и не давал отвести свои.
- Ничего, ничего... Проигрывать тоже когда-то начинать надо... За то, доставать перестанут, скажу всем, что муж у меня теперь не состоятельный и отстанут - Света мерно вышагивала взад-вперед по кухне, прихлёбывая из своей любимой кружки нарочито громко -  ну, кто они нам? Ну, в школу  вместе ходили, списывали друг у друга, ну, живём все рядом с детства, ну, подумаешь, в роддоме вместе лежали, дети в сад и школу вместе ходят. Ну  что с того, что на пикник собираемся, и пляж весь занимаем и, разве имеет значение, что мы всегда детей друг другу оставляли, без опаски.
Поставив недопитую кружку, на стол, и, оперевшись на него руками, она продолжала:
- А то, что, после отказа твоего отца подписывать накладные липовые ему кровь понадобилась, это тоже, ерунда? А сколько заводчан пришли кровь сдавать, знаешь? - говорила она негромко, но Константину казалось, что на него орут -  а ты знаешь, что такое же письмо ещё двадцать семь работников завода получили? Отец мой тоже, кстати. Они не струсили и погибли, но завод отстояли! А мы, тогда кто, получаемся?
Крупные и частые слёзы катились по её щекам, а он был не в силах отвести глаза. Промокнув передником лицо, она, обречённо опустив плечи, закончила:
- Я одно знаю, создавая завод, мы и себя создавали, не спасём завод - не спасём и себя!
Отвернувшись, она быстро вышла из кухни.
   Оставшись в одиночестве, Константин сидел оглушённый этим полушёпотом и тупо глядел на, казавшуюся чем-то неуместным, тарелку с нетронутой окрошкой на кухонном столе. В голове, судя по ощущениям, заполненной ватой, отсутствовали не только какие либо мысли, но даже необходимость их появления. Он чувствовал лишь бешено колотящееся сердце, сдавившее ему горло. Константин не знал, сколько он просидел так, "пришибленный ужином", да его это и не волновало вовсе. Он даже не успел повернуться на быстрое движение слева. Светлана, налетев, как коршун, крепко обняла его голову, порывисто отстранилась, и вдруг жарко поцеловала его.
- Прости меня, муж! Расслабилась что-то.
Константин, вдруг увидел её в кроссовках, джинсах и футболке.
"Странно, куда это она?" - обрадовался он своей способности генерировать, хоть какие-нибудь мысли.
- Так, собирайся и пошли! - тон её возражений и лишних вопросов не предполагал. У Константина, так пересохло во рту и горле, что он смог, только вопросительно посмотреть на Светлану. Она, поняв это, пожаловала ему свою кружку с еле тёплым чаем:
- Сегодня ты жену выгуливаешь! - не дав ему допить и таща его за руку к двери, торжественно объявила она. Ещё не до конца соображая и слепо повинуясь быстро меняющимся событиям, Константин пошёл собираться.
   На улице было темно. В домах светилось по два - три окна, а фонари не горели. Только огромный город давал зарево, из-за которого звёзд видно не было. Тёплый и тягучий воздух говорил о приближении спасительного дождя, который теперь - то совсем не был кстати, по причине завтрашнего мероприятия. Минут пять они шли молча по притихшим и, будто насторожившимся дворам. Вдруг, неожиданно для себя, Константин легко произнёс:
- Светка, я тебя люблю!
А вот тут уже удивилась она:
- Что-о ты со мной делаешь?!
- Люблю!
- Почему? Ну, то есть, почему - я знаю, а вот, почему ты мне это сейчас говоришь? - спросила она, совсем таким тоном, каким разговаривала на их прогулках до свадьбы и тогда.., под зонтом, от чего Константин сразу обрёл себя.
- Понимаешь, - Константин почувствовал внутри движение потока лёгкого, чем-то подгоняемого и неудержимого, проистекающего откуда-то из-под сердца - там, на кухне, я увидел чудо. Чудо - это ты новая и незнакомая. Я даже не подозревал в тебе столько чистоты, ответственности и глубины мыслей. Ты, будто совесть моя, говорила там, на кухне.
- Да, я сама не знаю, что на меня нашло! Всё, как-то вместе собралось и вывалилось... Прости, пожалуйста.
- Да, нет! Всё ты правильно сделала - в чувство привела, а то я целый день в тумане ходил, не видел ничего, после разговора со Стасом – всколыхнулась, было, волна ненависти, да притихла, подавленная волей мужчины.
- Он тоже, такое письмо получил, я список видела - перешла она на деловой тон, поглядывая вправо вверх на, еле различимые в лунном свете, глаза мужа - и ещё, сегодня ночью гроза, по прогнозу и мероприятие на шестнадцать перенесли.
   Они давно уже шли по берегу реки,под лягушачий концерт и звёзды были такими яркими, что в скорую грозу невозможно было поверить. Кваканье лягушек прекратилось и из всех звуков в мире остались лишь ритмично-протяжная песня сверчка, да отдающийся в его ушах стук сердца. Он, в задумчивости остановился. Она тоже.
- Ты уверена? Так вот, почему он меня, так спокойно, отпустил... Ну, шанс, тогда есть! Всё, пошли домой, я тебя выгулял!
   Они бодро зашагали в сторону своего дома, обсуждая комичные случаи с сыном в зоопарке.
   "Не жена, а будильник какой-то!" -  услышав традиционно и настойчиво брякающую посуду. Правда, на этот раз, за окном бушевал ливень, время от времени, бросающийся на окно, по приказу сильного порыва ветра."Ну, хоть погоду предсказывать научились!" - Константин остался недоволен своим стариковским недовольством и, рывком поднявшись с кровати, начал разминку. Делая привычные упражнения, он заметил, что и голова работает чётко и ясно, причём, даже без особого желания своего хозяина! Мыслительный процесс проходил, как-то автономно, постепенно выдавая промежуточные результаты, Константин при этом, не мог сказать, как он пришёл к такому или такому выводу. В общем, к концу зарядки, у него уже был точный план действий.
   За завтраком, Светлана с любопытством поглядывала на мужа и молчала. Но, это совсем не мешало им общаться. На вопрос её глаз "ещё сыра?"  он утвердительно моргнул. Наконец, она первая прервала молчание:
- Ты мне сегодня очень нравишься!
- Ну, наконец-то! Чем это? - с притворным удивлением и набитым ртом спросил Константин.
- Я у тебя такую решительность и сосредоточенность уже видела, перед краевыми соревнованиями, где ты всех победил!
- Да просто, я теперь знаю, что делать, - прожевав, весело сказал Константин. Он, конечно,  понимал, что это она его так настраивает перед боем, но, это ему понравилось!
После завтрака, он вошёл к себе - небольшую комнату, раньше бывшей его детской, а теперь, ставшей его импровизированным кабинетом. После нападения на отца, родители переехали на дачу, по совету врачей, для реабилитации, а Константин поселился со своей семьёй здесь, где провёл всё детство и юность. Вернувшись в город, после учёбы, он женился и снял небольшую квартирку возле завода, где сын его и родился. Теперь же, несмотря, что квартира была трёхкомнатной,  он делил свою детскую с сыном.
   Пока наследник, безуспешно, пытался найти комки в своей манной каше и, тем самым обосновать невозможность её употребления и острую необходимость перейти сразу к сладкому, Константин принялся за дело. Он позвонил своему заму и попросил собрать всех участников вчерашнего совещания через полтора часа, на что получил ответ, что все уже собрались и ждут только его. Затем, он позвонил бывшему юристу и, извинившись, пригласил на экстренное совещание и, к удивлению обоих, узнал, что тот, в ожидании хозяина кабинета, координирует начавшееся совещание. Сборы были не долгими. Распрямившись, после завязывания шнурков, Константин увидел перед собой зонт, который держала Светлана, внимательно вглядывавшаяся в глаза мужа. На вопрос её глаз, готов ли он к бою, он ответил мягким, спокойным и твёрдым взглядом. Она обняла его крепко, обеими руками, с не успевшим попасть в его руки зонтиком, а потом, сделав шаг назад, вручила ему зонт торжественно, как оружие для поединка. Он, с лёгким поклоном, принял его и, театрально развернувшись, открыл дверь.      
   Спаситель не видел ни дождя, ни машины, ни ворот  завода... В себя он вернулся только, когда услышал свои шаги, с гулким эхом поднимающиеся по пустынной лестнице заводоуправления.
   Дверь в его кабинет была открыта. Это он понял ещё на лестнице, услышав бурно, непонятно и одновременно звучащие мужские голоса, которые мгновенно умолкли, как только главный инженер переступил порог кабинета. При его появлении, зам и юрист быстро встали со своих мест, за ними, поднялись все, как воинское подразделение, пристально глядя на своего командира. Он снова ощутил груз ответственности перед ними, их жёнами, родителями, детьми...  Помимо того, что прилив крови к лицу его вызвал, какой-то трепет, под "ложечкой", вдруг,  почувствовалась какая-то возвышенность и гордость за людей, собравшиеся здесь, в ливень. Это были свои. Константин лишь на миг приостановился на пороге и, с мыслью "ох и покраснел же я, видать" твёрдым шагом прошёл на своё место. Передав волнение, прикосновением средних пальцев, столешнице, он максимально спокойным и обыденным тоном произнёс "Здравствуйте, товарищи!" Опускаясь на свой, совершенно обыкновенный стул, он видел, как все сели, в точности, одновременно с ним. "Ну, с ними дело пойдет", – удовлетворённо подумал он
– На вчерашней встрече, мы попытались, схематично, описать сложившуюся ситуацию и договорились изучить её более детально. Нам необходимо выработать три возможных сценария развития событий с целью сохранения нашего завода. Прошу высказываться строго в своей компетенции.
В результате докладов выяснилось, что подготовка Стасом уничтожения завода тайно шла уже давно. У этого мероприятия был внешний заказчик, которого определённо, установить не удалось. Однако было выявлено, что связь с этим самым заказчиком или заказчиками, осуществлял начальник службы безопасности завода – бывший бой-френд нынешней директорской жены. Юрист доложил, что почти все подписи, при оформлении передач акций рабочих  в трастовый фонд поддельные. Главный энергетик рассказал, что электроэнергию с заводской подстанции было приказано продавать сторонним организациям, за счёт снижения потребления завода и заводского посёлка, с одновременным увеличением тарифа для заводчан. Помимо того, директор приказал сжечь архив завода и все экспонаты его музея и дым, идущий из трубы котельной,  всё это и производит, как думает Стас. На самом деле, рабочие сами, вместо грузовика с архивом подогнали к котельной и сдали директорском помощникам грузовик с макулатурой, а архив и экспонаты вывезли в свои гаражи. Представитель бухгалтерии  доложил, что оплата подвижного состава уже произведена, а вот деньги за оборудование ещё не получены. В настоящее время, силами подрядной организации, подконтрольной Стасу, идёт демонтаж цехового оборудования. Работы проводятся под охраной вооружённых людей, не подпускающих рабочих к цехам.
Константин наблюдал, как по мере увеличения объёма информации, речь докладчиков становилась всё медленнее, голос глуше. На совещавшихся наваливалось уныние.
– Ну что, – резюмировал хозяин кабинета, – всё не так страшно, как я думал. Рабочие за нас, а это уже половина успеха, юридические и финансовые неувязки, то же дают нам некоторую надежду, а главное – недавно у нас появился козырь в рукаве, который завтра же остановит всю эту вакханалию и вернёт нам не только завод, но и нашего, пришедшего в себя товарища, Стаса.
Ободряющая и витиеватая речь Константина привела собравшихся в полное смятение. Все, выждав несколько секунд, одновременно заговорили бурно и удивлённо, от чего в кабинете воцарился сплошной гул. Различить можно было лишь отдельные фразы, в основном, об этом удивительном козыре. Среди общего шума, поднялся бывший юрист:
– Товарищи, внимание! Потише, попрошу! Хочу обрисовать задачу. Каждое действие Стаса незаконно. Мы, соответственно, можем отстоять завод законным путём. Однако на это потребуется время. У меня есть несколько моих учеников, которые помогут мне, но нужно, чтобы за это время не начали вывозить оборудование и документацию завода.
   Константин, спокойно дождавшись молчаливых вопросительных взглядов, в свою сторону, деловито, резко увеличив темп речи, начал раздавать поручения, инструктировать ответственных и координировать взаимодействия руководителей направлений. Для начала, был избран штаб в составе: главного инженера,  для общего руководства, заместителя, курирующего действия коллектива внутри завода и юриста, взявшего на себя взаимодействие с государственными органами, по представленному им списку чиновников. Главному механику поручили техническое обеспечение обороны, зав производством принял командование рабочими отрядами, под руководством начальников цехов, связь и информационное обеспечение – начальник радиоузла, председатель профкома – организатор действий семей рабочих на мероприятии и по блокаде на нём директора, при крайней необходимости.
   Первый вариант предполагал активную оборону, которая должна была строиться по двум направлениям: блокировка действий противника, для чего необходимо было взять завод под контроль рабочих. С начала, рабочие сборочного цеха должны имитировать попытку штурма заводских ворот, чтобы стянуть охрану в одно место. В это время, рабочие цехов оснастки, кузнечного и транспортного проникают на завод через забор, обесточивают его и выводят из строя подъездные пути. Затем, выдавливание охраны изнутри. Задача – максимально затянуть время, чтобы группа юриста сделала всё необходимое в правоохранительных органах и администрации города, так как по второму направлению, необходимо было инициировать юридическую сторону дела, как в гражданском, так и в уголовном аспекте.
Второй сценарий рассматривал ситуацию, при которой принятые меры не приведут к положительному результату. В этом случае, было решено, введя самоуправление в рабочем посёлке и, взяв в аренду пустующие теперь земли заводского подсобного хозяйства, переходить к самостоятельной совместной деятельности.
Наблюдая за этим "мозговым штурмом", Константин почувствовал внутри что-то тёплое и лёгкое – он, со своей командой, как и раньше, решал очередную техническую задачу, и осознание этого заставляла его душу петь. Ведь они всегда находили решение. Однако третьего сценария никто предложить не смог. К обеду, детальный план операции был готов.
"Свет можно погасить!"– услышал Константин, сквозь задумчивость, голос юриста. И правда, – день не только не барабанил ливнем по откосам, но и сверкал уже ярким солнышком, с любопытством, заглядывающим в огромные, ещё с потёками, окна.  Где-то, в глубине коридора, послышалось равномерное цоканье двух пар женских каблучков, которое явно, приближалось. Все затихли. По мере приближения необычного здесь звука, усиленного раскатистым эхом в коридорной пустоте, возрастало и напряжение в кабинете. Многие даже привстали, не сводя глаз с двери. А когда кто-то стал пытаться, почему-то безуспешно, открыть дверь, в несколько подходов, заговорщики просто оторопели. Снаружи всё открывали дверь, а она всё не открывалась. Смятение сменилось любопытством. Константин, на правах хозяина, подошёл к двери и мягко открыл её. За дверью он, с удивлением, увидел Светлану и жену своего зама Ольгу, повёрнутую на домашнем уюте и пирожках. В руках у них были пакеты, какой-то квадратной формы, чем и объяснялись терпеливые неудачи гостей на каблучках. Кабинет взорвался дружным хохотом. Ольга, не обращая никакого внимания на такую реакцию, по-хозяйски, даже без здрассте-досвиданья, прошла к столу и скомандовала:
   – Так, мальчишки, быстро убрали всё со стола и марш мыть руки!
Приказание это было выполнено его командой так быстро, что Константин, внутренне 'присвистнул". Оказалось, что девчонки принесли обед, приготовленный вторыми половинками (а женаты здесь были все, за исключением начальника радиоузла). Председатель профкома, пользуясь  случаем, сообщил кормилицам, куда и когда подойдут автобусы, для поездки на предстоящее в четыре часа  мероприятие, Ольга всё записала себена телефон и обед спокойным весельем, загудел, прерываемый лишь колкими фразами и взрывами хохота. Константин, стоявший во главе стола, даже не помышляя об обеде, думал, переводя взгляд с одного лица на другое о том, ЧТО предстоит пережить его друзьям в ближайшее время и как круто может поменяться их судьба. Он поймал себя на мысли, что такое же думал командир перед боем, в каком-то фильме про войну, он не мог вспомнить в каком...
   Расходились все в боевом настроении, сосредоточенные и окрылённые. Константин и Светлана покидали заводоуправление последними.
– Ты чего не ел-то? – загружая пакеты с пустыми контейнерами в багажник, спросила "половинка".  Константин, пребывая уже второй день в постоянной задумчивости, "вернулся в мир" и, с удивлением обнаружил себя возле своей машины, с работающим двигателем. Он втянул ноздрями чистый и свежий воздух, удивился громкости весёлого чириканья воробьёв и, переведя взгляд на жену, молча, посмотрел ей в глаза.
– Ага! Комок под ложечкой! – весело констатировала указательным пальцем Светлана, потом осеклась, помолчала и уже негромко – боишься?
Он уверенно покачал головой.
— Садись, сейчас будем "козырного туза" организовывать. А где отпрыск?
— На Ольгину старшую оставила.
Сидя в машине, Константин достал письмо с приглашением, созвонился с организатором и, узнав их адрес, тронул машину с места.
   До заводского ДК, где базировались поисковики, езды было пара минут, так что вскоре, супруги вошли в огромный вестибюль. Некогда кипящее жизнью пристанище детских кружков, творческих коллективов и, даже заводского самодеятельного театра, встретило гостей величественной гулкой пустотой, затхлостью и обвалившейся, кое-где, лепниной. Они прошли в зрительный зал. В левом углу высилась какая-то куча, накрытая парчовой тканью. Судя по неприкрытым частям, куча состояла из наваленных друг на друга стульев. Паркет, местами, вздыбился и, вывалившись, так и лежал здесь, ненужный уже. Одна кулиса была закрыта, а второй просто не было — по-видимому, это она стыдливо, прикрывала стулья. Полотно ещё служившей кулисы колыхнулось, и на сцене появился мужичок лет сорока, в офицерской форме, без погон и в хромовых сапогах. Лицо молодое, весёлое и подвижное, голубые глаза иронией искрятся, а бородка с проседью и чёлка шрам на лбу прикрывает. Следуя за ним, Константин и Светлана попали в небольшую, без окон, ярко освещённую белую комнатку, видимо, бывшую гримёрку и поприветствовали ещё двух человек. Это были мужчина и женщина, преклонных лет, доброжелательные и сдержанные. В слегка раздобревшей, при невысоком росте, но торжественно-грациозной женщине, в строгом синем костюме, Константин узнал бывшего директора ДК Марию Фёдоровну.
— Вот, рекомендую, мой брат – Владимир Фёдорович – бывший спец службист и  лучший баритон города, когда-то. А это, наш соратник, учитель истории и участник боевых действий на Кавказе, Вячеслав Сергеевич, — говорила она, переводя огромные чёрные глаза над стильными узкими очками, то на одного, то на другого своего сотрудника спокойно, не быстро и, немного пафосно, но так приветливо, будто продолжила прерванный разговор. Брат  её высокий, с идеально правильными чертами лица, лысеющий, но не седой, почти, с твёрдым взглядом из-под густых бровей, подал руку с большого расстояния, пожатие сухой, шершавой ладони было сильным и коротким.
   Вся комната была, будто склад, уставлена металлическими стеллажами, на которых располагались ящики и мешки с бирками, каждая полка была пронумерована. Константин поймал себя на ощущении, что этих странных людей он, будто бы знает всю жизнь, только не может вспомнить, когда и почему они расстались. Слева от себя он услышал шумный выдох и голос Светланы:
— Знаете, ребята, я, как домой попала! – по её тону было понятно, что она сама от себя не ожидала этой фразы. Хозяева загадочно переглянулись и, уже бесцеремонно, потащили гостей к круглому столу, где стояли чашки с чаем. Константину было просто тепло и легко, как в детстве. Поисковики, за чаем и сушками,  рассказали, что нашли предполагаемую линию обороны ополченцев. Раскопали, пока только один окоп, где и обнаружили прадеда Константина и прадеда директора завода.  Владимир Фёдорович, поднявшись во весь свой немаленький рост, почти официальным тоном и поставленным театральным голосом, поинтересовался, нельзя ли прочесть письмо прадеда людям? В свою очередь вставший Константин, строго и твёрдо заявил, что письмо должно быть оглашено на мероприятии так, чтобы все услышали! Договорившись об изменениях в сценарии мероприятия и, допив чай, гости собрались уходить. Вдруг, в комнату "влетел" парень, лет тридцати и радостно доложил, что окоп оформлен, навес сколочен, лавки расставлены, аппаратура установлена, скорая заказана, текст письма почти до конца, восстановлен. Константин был просто, оглушён этим докладом! Такой чёткости и организованности он, раньше никогда не видел... Парень испарился с такой же бешеной скоростью, как и вошёл.
— Ну, что-же, поезжайте на место, скоро начнём. Славу с собой возьмите, он дорогу покажет, – Мария Фёдоровна проводила гостей в зрительный зал и смотрела им в след, пока массивные двери с гулким эхом, не затворились.
Следуя подсказкам Вячеслава, старенький Форд, пережив несколько дорожных потрясений, как верный конь, доставил своих седоков к опушке берёзовой рощи. Константин узнал это место. В детстве, он здесь, с пацанами в "войнушку" играл, а потом, с семьёй за грибами и берёзовым соком хаживал. А справа была река и его любимое, с детства место для рыбалки. Поодаль, на асфальтовой с выбоинами дороге, ведущей к заброшенному подсобному хозяйству, стояли три автобуса и несколько машин. Константин, заехав с просёлочной дороги, смог подъехать непосредственно, к только что сколоченному из свежих, некрашеных досок большому открытому павильону. Людей было уже довольно много, но они всё подходили, машины, выстраиваясь за автобусами,  всё подъезжали, так что лавок уже на всех не хватало. Ольга металась среди них, безуспешно пытаясь всех рассадить.   
Между павильоном и лавками было метров двадцать. Точно посередине Константин заметил канаву около четырёх метров длиной и около двух метров шириной. Окоп! Он был огорожен красной лентой и красными флажками по углам. Посередине окопа, во всю его длину, вниз спускалась дощатая лестница, с чем-то вроде перил по краям. Возле этих перил,  на верхней ступеньке, стояли два оцинкованных ведра, плотно набитые полевыми  цветами – ромашками и маками.
– Это мы сегодня окоп осушали. Директор пожарки пообещал, а у них вызов срочный, пришлось лестницу делать и врукопашную... – прокомментировал Вячеслав увиденное.
– А когда у них вызов был?
– Через час после дождя.
Холодок смутной настороженности, пробежавший по спине, остался без внимания – пока, это не важно.
– А вёдра...
– А это, по сценарию, люди будут, в конце, с двух сторон проходить и по цветочку в окоп бросать.
На дощатом полу павильона, угол которого мог видеть Константин, так как стоял слева, немного сзади, была заметна белая ткань, что-то прикрывающая и придавленная кирпичами по углам.
— Останки, пока только двух прадедов – Вашего и директора – тихо произнёс Вячеслав, перехватив взгляд Константина.
  Константин, сделав несколько шагов, увидел на возвышающемся сантиметров на тридцать полу павильона останки, накрытые красными флагами, поверх простыней и несколько предметов, в которых угадывались винтовка и противотанковое ружьё.
– А остальные?
– А это ещё на два лета работы. Они подход к реке держали. Только здесь к воде подойти можно для переправы – везде берега крутые и обрывистые.  Проблема в том, что на каждый расчёт по окопу приходилось, они же здесь просто, взводом, без полевого заполнения.
– Заполнения?
– Да, это приданое стрелковое подразделение, пехоту отсекать. Так вот, они одни были, двадцать восемь бойцов – четырнадцать окопов, а где они? От рощи до рощи четыреста метров – искать–непереискать...
– А как численность узнали?
– Ваш прадед политруком был. У него в планшете, кроме письма, что мы прислали, ещё протокол партсобрания был. А там, всех беспартийных, в кандидаты приняли.
– А как место это нашли?
– Я наткнулся на опубликованные дневники немецкого майора. Он там объяснял, почему они плацдарм для переправы на этой реке не захватили.
– И почему? Взвод ополченцев остановил?
– Нет, конечно... Нет, ну, на первых порах да! По данным этого майора, наши им больше половины танков пожгли. Немцы так и не поняли, сколько их было. Остатки танков неожиданно на юг перебросили – прорыв затыкать. С нашей стороны ни одного свидетеля боя в живых не осталось, так что...
Константин оглянулся на послышавшееся урчание мотора и увидел качающуюся и упорно пробирающуюся по ухабам "таблетку" с красным крестом на борту. Скорая остановилась слева от Форда и, надсадно взревев, заглохла.
— Родители! – от толпы отделился наследник и, огибая  окоп, чавкая кроссовками по мокрой целине, подбежал к машине. Привычно забравшись на заднее сиденье, он объявил:
— Пить хочу! Меня... Ленка привезла... на автобусе, – рассказал он между глотками газировки, полученной от матери, – мама её.., тётя Оля.., так сказала.
   Константин вышел из машины и стал пристально всматриваться в лица людей на лавочках и возле. Он же всех их знает!  Всех до единого! И все они не сводили с него глаз. Неведомая сила повлекла его к ним. Телефон охладил этот порыв. Заместитель  докладывал, что все подразделения рабочих на позициях, юрист, с учениками приступили к работе с органами власти. Пока, всё шло по плану.
Люди повернули головы в сторону дороги и стали перешёптываться. Возглавляя густые клубы пыли, к ним подкрадывался директорский "Гелик".
– Туда туча не дошла, вот и пылит дорожка...– медленно и, вроде, с досадой, проговорил их провожатый.
Из ещё не остановившейся машины выскочил директор в клетчатом пиджаке, клетчатых штанах, клетчатой кепке, в стильных сапогах, с голенищами выше клён, со стилизованными, позвякивающими шпорами и с портфелем. Достав из портфеля какую-то папку, он начал быстро переводить взгляд от листов бумаги на предметы его окружающие, сопровождая каждый взгляд вопросами о готовности мероприятия. Никто ему не отвечал. Обернувшись на Вячеслава, Константин поразился перемене, произошедшей в человеке. Спрятанные в карманы руки были явно сжаты в кулаки, однако, во взгляде его не было враждебности. Слава смотрел на директора, как смотрят на безнадёжно больного человека. Поняв, что никто отвечать ему не будет, Стас, с деловым видом, начал обходить территорию, осматривая всё и делая пометки в еле удерживаемой на ветру, папке, очевидно, описывая мероприятие, к которому он имеет отношение, лишь как гость.
" Интересно, зачем ему колени прикрывать?"– вдруг подумалось Константину.
В его кармане нудно завибрировал мобильник и отвлёк от столь увлекательного анализа. Зам сообщал, что операция вошла в активную фазу. Однако охрана осталась на своих местах и не даёт проникнуть на завод, а к воротам подогнали пожарные машины и поливают атакующих из брандспойтов. На приём попасть ни к кому не удалось, все должностные лица, бывшие в списке юриста, внезапно испарились. Константин заметил, что директор тоже говорит по телефону и удовлетворённо кивает.
"Интересно, кто?"– уже без эмоций, подумал Константин.
– Если отгрузку начнут, мы её не остановим! Последняя надежда не козырь! – кричал в трубку зам. Константин это и сам понял – вся надежда на него...
Глаза женщин, детей и стариков смотрели на Константина. Мужчин среди них не было – они завод защищали.
Резкий скрежет и свист заставил всех вздрогнуть. "Раз, раз" – проговорил женский голос из колонок, между тем, как саму женщину видно не было. Подивившись этому обстоятельству, Константин стал искать её глазами. Оказалось, что стоит она в двух шах, за его спиной.
" Внимание, товарищи! – и, скосив глаза в сторону Стаса,– и господа! Сегодня у нас день скорбный и радостный одновременно. Радостный, потому что найдены останки прадедов Станислава Сергеевича Попова и Константина Петровича Столярова, отстоявших наш завод в годы войны. И сегодня мы имеем возможность проститься с Семёном Игнатьевичем Поповым и со Столяровым Тимофеем Владимировичем.  Семён Игнатьевич был кузнецом, передовиком производства, бригадиром комплексной бригады, Тимофей Владимирович был учителем в школе рабочей молодёжи, а пришёл враг и встали оба в строй ополченцев и отстояли родной завод, ценой своей жизни. Сегодня останки их будут захоронены в их окопе, а на могиле будет воздвигнут памятник. В этой земле ещё тринадцать таких окопов и в них ещё двадцать шесть наших предков– заводчан, не пропустивших врага к заводу. Над каждым окопом будет воздвигнут памятник и мемориальный комплекс этот будет напоминанием детям и внукам нашим о славе нашего народа.
("Интересно, кто вам это позволит"– услышал Константин бурчание Стаса, ему даже показалось, что он ослышался!)
 Примите низкий поклон, герои наши и простите нас…"– поклонившись, закончила свою речь Мария Фёдоровна. Константин внутренне возмутился – обычно, такие речи заканчиваются вроде "спите спокойно, не посрамим и т.п., а тут – поклон.., простите... Почему?
Грянули два сдвоенных выстрела рядом с павильоном. Вздрогнув от неожиданности, Константин обернулся и увидел двух дедов пенсионеров, перезаряжающих  двустволки. Через секунду, грянул ещё один сдвоенный выстрел и наступила гробовая тишина.
Мария Фёдоровна вновь повернулась к людям, с микрофоном:
– Но, перед тем как останки павших воинов наших, будут преданы земле, хочу, с разрешения правнуков, прочесть последнее письмо героев к ним, то есть и к нам:
"Привет вам в следующий век, дорогие мои правнуки! Пишет вам из сорок второго-боевого ваш прадед Тимофей Владимирович Столяров, политрук обычного воинского подразделения истребителей танков. Обстановка складывается так, что не увидеться мне с вами, а поговорить надо. Я, понимаете ли, не военный, я учитель. Но враг пришёл отнять у нас всё, что мы с таким трудом завоевали и построили, призвал нас товарищ Сталин и встал я в строй, хоть и не воевал никогда. Почти весь наш взвод – мои бывшие ученики. За спиной – завод, который возводили мы всем миром и река, которая с детства нас поила, купала и растила, наши жёны, а при них, ваши дедушки и бабушки – играют в мяч, кто с хвостиками, кто в коротких штанишках и полностью уверены в нас. Я думаю, – мы их не подведём и врага  не пропустим. Если станет кто, после войны, о смелости и героизме рассказывать... не знаю, но мне, во время боя, очень страшно. А между боями, носа не высунуть, даже до ветру – Фриц из пулемётов и днём и ночью поливает. А надо бы, за продовольствием и части тела закопать – взрывом подкинуло, Серёги Смирнова останки, кажется. Со вчера в трёх метрах лежат, запах пошёл уже. Не привыкли мы, в своей мирной жизни к этому, конечно. Однако будьте уверены, танки не пропустим и завод проклятым оккупантам разрушить не дадим! Мало нас. Провизия кончилась и вода. Но, кажется, она нам и не понадобится...  Знаю, что храните то, что кровью, потом и страхом завоёвано, как зеницу ока, живёте свободно и счастливо, мы это вам, наверняка завоюем. Знаю, что честны друг с другом,  не забываете, что вы СВОИ, по крови – кто-то кого-то из боя вынес, кто-то кому-то кровь дал, кто-то кого-то в бою собой прикрыл – вот, вы от этих выживших да породнившихся и родились. Так что, выходит, все вы теперь кровные  братья. Знаю, что крепчает с вами наш Советский Союз, множатся социалистические страны в мире и нет у вас ни тяги к наживе, ни обмана, ни бездельников, на чужом горбу наживающихся. Не может у вас этого быть, если мы такую страшную цену за свободу и справедливость заплатили!  Надеемся, сбережёте рода наши и умножите, детей своих в трудолюбии и честности воспитанных, о нас расскажете, обустроите и укрепите державу нашу заводами, полями да дружбою. А иначе, зряшные эти наши страдания, смерти и ваши рождения. Тут Семён листок с карандашом из рук рвёт
 добрый день, счастливая минутка! Это я, Семён Попов. Ну, как у вас там? Небось, рабочий класс уже по всему миру победил и паразитов капиталистов больше нету? Мы тут с ребятами это... оснастку револьверную на пресса придумали, а внедрить не успели – немец пришёл наш завод отбирать да из нас наёмных рабочих  делать, для дяди–богатея. Но вы не сумлевайтеся – умрём, а не сдадим завода. Так вы наше изобретение внедрите, уж больно оно пользительное. На том прощавайте, а то вон, танки опять из лесу появились, да много! А нам ещё друг с дружкой попрощаться нужно, по сто грамм да Чёрного ворона, по старой русской традиции, спеть. Берегите своих... – дальше восстановить не удалось, – подняв глаза, проговорила Мария Фёдоровна, уже не пряча и не сдерживая слёзы.
Когда Константин смог оторвать взгляд от чтицы, он, поневоле, перевёл его  на  людей. То, что он увидел, обрушило его сердце куда-то вниз – почти все женщины и старики закрыли лица ладонями и согнулись, а многие присели. Справа от себя он услышал громкий всхлип. Стас! Обливаясь слезами, директор встал на колени и пополз на них к останкам. Он неразборчиво причитал и целовал и флаги, и простыни, крестился и кланялся. Наконец, обессилив, припал к правому флагу и горько и громко зарыдал. Константин,  даже не ожидавший такого колоссального эффекта, облегчённо вздохнул – козырь сыграл – Стас теперь снова наш и завод спасён! А ещё, ему показалось, да нет, точно!– люди поняли это, стали одобрительно кивать и перешёптываться. И это всё он сделал, как и его прадед, отстоял завод!  Константин еле сдерживал слёзы радости.  Всё-таки, стоило ей сказать "не посрамим", к месту было бы. Телефон в кармане снова подал признаки жизни. Зам, сокрушённо, рассказывал о поступивших за оборудование деньгах и о продаже подсобного хозяйства.
– Это уже не имеет значения. Завод спасён! – спокойно произнёс Константин и нажал "отбой". Он, с радостью поймал на себе восторженный и горделивый взгляд жены, а сын... он ещё маленький и ничего не пони... глаза сына его поразили – на Константина смотрел взрослый человек серьёзным и умным взглядом!
У директора  что-то зажужжало. Телефон на "беззвучке!" Стоя на коленях, подле останков своего прадеда, вытирая белой салфеткой лицо, директор поднёс к уху мобильник и, выслушав кого-то, негромко сказал только одно слово:
– Отгружайте.
Гробовая тишина непонимания повисла над полем. Константин не мог ни двинуться, ни дохнуть. Он даже не сразу понял смысл услышанного! Директор же, поднявшись с колен и окончательно вытерев лицо, сказал Константину, с явным прицелом на всех:
– Эмоции – эмоциями, а бизнес – бизнесом – повернулся на каблуках и твёрдо зашагал к машине, кося глаза на толпу. У машины, взяв поданную водителем белую салфетку, стал тщательно отдирать от каблуков землю. Люди зароптали и, нерешительно двинулись вперёд. Набрав в салфетку с подошв заграничных сапог довольно увесистый ком родной земли и, разогнувшись в сторону народа, Стас выкрикнул:
"Выходное пособие всем по сто тысяч"
Толпа остановилась.
Стас, воспользовавшись замешательством, отшвырнул салфетку с землёй прямёхонько в середину окопа и вскочил в машину. Кроссовер развернулся на месте, обдав пылью с галькой толпу, Константина,  павильон с останками, сердито взревел и исчез за облаком пыли.
Всё оцепенели. Напряжённый звон тишины, вдруг разрезал истошный мальчишеский крик:
– Не-ет!!! – Пашка летел по полю, не разбирая дороги. Целью его был окоп. Подбежав к окопу, он ловко нырнул вниз и, через мгновенье, его голова появилась над лестницей. Он резко взмахнул рукой, и белая салфетка полетела в след уходящей машине. От этого взмаха Пашка потерял равновесие и начал падать в окоп. Хор невольных зрителей ахнул, Константин рванул на помощь сыну, но сын ухватился за перильца, изрядно тряхнув лестницу, удержался. Вёдра на верхней ступеньке, качнулись  и полетели вниз, поочерёдно  брякая о каждую ступеньку и веером разбрасывая цветы. Подбежав к окопу, Константин увидел, что весь окоп, как ковром, засыпан цветами, от чего он стал белым, с алыми вкраплениями. А Пашка, не обращая внимания ни на цветы, ни на отца, ни на громкий и тревожный, эхом отозвавшийся из рощи, окрик матери "Павел, вернись!", помчался к павильону, где, на расстоянии метра друг от друга, лежали два бойца, павшие на этом поле. Пашка, по пути, нарвал полыни и, заскочив в павильон, начал выметать налетевшую от машины пыль и поправлять откинувшиеся флаги. К отцу вернулся дар речи:
– Пашка! Что ты делаешь? Перестань вести себя, как дома... – почувствовал, что кто–то держит его за локоть, обернулся.
– Не мешайте ему,– грустно и, как-то издалека что-ли, произнёс Вячеслав, – он дома.
Поправив всё и прижав флаги кирпичами, Пашка встал рядом с останками точно на расстоянии метра и сделал руки "по швам".
– Боже мой! А это, что он делает?! – обернулся Константин к Вячеславу и наткнулся на глубокий  взгляд мудрого старца, хотя рядом с ним, по-прежнему стоял молодой человек.
–Да всё в порядке! – Вячеслав грустно посмотрел на Павла и, помолчав – это теперь он в строй встал.