Золотые руки

Помните, уважаемые читатели, культовый советский фильм «Москва слезам не верит», получивший «Оскара» - высшую награду в мире кино.  Вспомните сцену пикника на природе.  Как красиво сказал доктор технических наук о простом слесаре Гоше, которого играл Алексей Баталов.  Вернее, о его руках, поистине золотых,  которые созданы для того, чтобы сделать так, чтобы все работало, а он мог создать любой нужный прибор.  Вот о таких людях не зря говорят, что у них «золотые руки». Сегодня мой рассказ пойдет именно о таком человеке,  которого я прекрасно знаю, потому что это мой отец, Константин Иванович Щербаков.

Откуда у него такие «золотые руки», я не знаю.  Он никогда не рассказывал о том, кто его научил делать то или иное. Он вообще был немногословен, мой отец, флегматик по природе.  Родившийся в крестьянской семье, живущей в большом селе на берегу Амура в нижнем его течении, он до окончания школы не покидал этих мест. Его дед, а мой прадед, Сергей Щербаков, приехал в эти края в числе первых переселенцев из Забайкалья, куда их привел сын декабриста Михаил  Волконский. В честь этого незаурядного человека появилось на берегах Амура несколько сел переселенцев – Больше-Михайловское, Средне-Михайловское, Мало-Михайловское, Серго-Михайловское.  Ныне всех этих сел на карте уже нет.  А когда-то в селе Больше-Михайловском, где родился мой отец в семье младшего сына Сергея Ивана, была даже большая церковь Благовещенской епархии, церковно-приходская школа.  Здесь и жила большая семья Сергея, в которой до взрослого возраста дожили  три сына и две дочери. Сергей развернулся на этих богатых рыбой и зверем  берегах вовсю, со временем стал одним из самых богатых купцов на нижнем Амуре.

Но его сгубила вредная привычка, которая для многих Щербаковых поистине фатальна – алкоголь. Сергей в кутежах почти пропил все свое состояние, пока не подрос старший сын Михаил и не взял дело в свои руки, вернув все нажитое и дав возможность младшим братьям и сестрам вступить во взрослую жизнь обеспеченными людьми.  Революция, конечно, внесла свои коррективы, хотя на нижний Амур она пришла позднее, чем в европейской части России. Но ветры раскулачивания  коснулись и моего деда, в ту пору простого засольщика рыбы и икры. Это была уважаемая профессия в этих краях, поэтому семья, в которой было 6 детей, и все трудились от зари до зари, жила справно, имела даже лошадь на своем подворье.  Вот это и раздражало многих соседей, предпочитавших митинговать и пить  вместо работы. Три доноса в ОГПУ, и по тем временам это было достаточно, чтобы семью раскулачили.  Конфисковали все нажитое, остальное растащили доносчики, а семью направили на спецпоселение еще дальше на север, в деревню Чля, где семье надо было снова строить жилье, обзаводиться хозяйством. Хорошо, хоть главу семьи не расстреляли, как его брата Гавриила.  Случилось это в 1931 году, а в 1940 году Ивана Щербакова реабилитировали, и это позволило окончившему школу Косте подать документы в Николаевское педагогическое училище. Он уже не считался сыном врага народа.

Но пока отец жил в родном доме, от отца и старших братьев и даже сестер он научился многим премудростям ведения домашнего хозяйства.  Он умел разделывать рыбу, коптить и солить её, квасить капусту,  выполнять все работы в огороде.  Все постройки в доме возводились своими руками домочадцев, поэтому отец научился пилить, рубить, строгать и выполнять все столярные работы.  Видимо, способный юноша узнал азы и слесарного дела. Научился он вязать и рыболовные сети, а уже ловить рыбу сплавом он начал с малых лет, помогая старшим братьям.

Когда он учился в педагогическом училище и жил у своей старшей сестры, швеи по профессии, научился хорошо шить, даже мужские брюки.  Но лишь один курс он учился очно, денег катастрофически не хватало, и отец перешел на заочную форму обучения. Но зато его приняли на работу в начальную школу одного из небольших приисков в Ульчском районе Хабаровского края, который стал так называться  в 1938 году.

После окончания училища  отца направили на работу в другую школу учителем начальных классов и снова на прииск Ульчского района. Сейчас этих приисков, где в школе работал мой отец, тоже нет на карте, но вот опыт преподавания у отца уже начал формироваться.  Он мог не только рассказать, но и показать на практике то, что должны знать школьники. Поэтому после призыва в Красную армию он не отправился в боевую часть, а стал в учебном отряде учить молодых новобранцев некоторым хитростям ратного мастерства.  И когда началась война с Японией, отец стал командиром отделения связистов артиллерийского дивизиона 35-й стрелковой дивизии.  За образцовое выполнение заданий командования старший  сержант К.И.Щербаков награжден медалью «За боевые заслуги», а по окончанию войны – медалью «За победу над Японией». Из армии отец привез единственный трофей – машинку для стрижки.

Отец был демобилизован в числе первых, так как был приказ Верховного Главнокомандующего Сталина увольнять  в первую очередь учителей школ, уж больно отстали дети за годы войны от школьной программы.  И побывав очень короткое время у старшей сестры в Николаевске-на-Амуре, отец получил направление на работу учителем начальных классов в Херпучинскую среднюю школу, опять на прииск. Там он и встретил свою вторую половину – мою мать, учительницу той же школы Пастернак Александру Степановну.  Свадьбы в том послевоенном году не было, они просто стали жить вместе, оформив брак в сельсовете.

Я не буду дальше описывать трудовой путь своего отца, у меня есть отдельный рассказ, со ссылкой на которым желающие могут познакомиться в конце повествования.

Но вот остановиться на том, как он обучал меня и младшего брата премудростям выполнения мужских обязанностей, я хочу.  Он действовал по принципу – делай как я. И,  если у меня что-то не получалось, подсказывал, как лучше сделать.  Так как в то время самым распространенным транспортом в деревне был гужевой, я научился даже запрягать лошадь. Причем как это получилось.  Лет в 5-6 мне подарили первую пластмассовую игрушку – коня.  И отец из тонких ивовых прутьев сделан точную копию саней,  а также всего снаряжения, чтобы запрячь эту игрушечную лошадь в сани.  Вот он на таком примере и показал, как это надо делать. Сам он этой премудростью овладел, когда в домашнем хозяйстве еще была лощадь, т.е. когда ему было лет 8-9.

Я примерно в такое же годы стал помогать отцу пилить дрова, а потом, когда он колол их на поленья, складывать в поленницу. И этому меня научил отец. Ведь если не сделать на конце поленницы  специальную кладку, она развалится. А так поленница даже посредине огорода будет стоять и ничего с ней не сделается.  От отца я узнал, что дрова колоть  лучше зимой, в мороз, тогда колун буквально разваливает чурку на поленья с одного удара. Потом, когда отец работал в другой школе и целыми днями был в другом поселке за 7 км от нашего,  и на мне лежали хозяйственные дела по дому, я именно так и поступал.

А вот выбирать елку на новогодние праздники отец мне не доверял, вернее, мы с ним ходили в лес оба. Снега в лесу в те годы было много, мы ходили в валенках, на которые натягивали шаровары, чтобы снег не попадал в них. Отцу нравились стройные, не разлапистые пихты, а не елки. Новогодних игрушек у нас было много, и на таком стройном дереве они были все видны очень хорошо.

О том, что у моего отца «золотые руки», первой сказала его теща, мать мамы баба Уля.  Когда они поженились, через год родился я, и за мной ухаживать приехала другая бабушка, мать отца.  Я родился маленьким и слабым, всего 2200 грамм, так что без помощи опытной бабушки, вырастившей 6 детей и к тому времени 3 внуков, обойтись было трудно, тем более что маме надо были вести уроки в школе. Благо, школа был совсем рядом, и мама в перерыве между уроками могла прийти и покормить меня грудью.  Но на следующее лето родители повезли меня к другой бабушке, где была корова и свежие овощи.

Именно в этот приезд  отец сделал летнюю кухню, причем именно такую, какую  заказывала теща.  После этого она никому не доверяла что-то делать по строительству или благоустройству. Говорила: «Костя приедет, сделает как мне надо». И точка, разговор на этом кончался.  Потом отец сделал еще одну летнюю кухню, уже в Хабаровске, куда бабушка с дедушкой переехали из своего Малышевского, деревни на берегу Амгуни в районе имени Полины Осипенко.

Пока я жил на прииске и учился в младших классах, отец подстригал меня трофейной машинкой налысо. Приходили у нему подстригаться и другие мужики, потому что парикмахерской в поселке долгие годы не было. Вязал он по просьбам рыбаков и сети, и те расплачивались с ним пойманной рыбой, обычно кетой. А уж солил рыбу в большую бочку сам отец. Впрочем, как и капусту на зиму на две семьи – нашу и соседей Кокориных. А коптила рыбу, если мне не изменяет память, наша мама.

Советская средняя школа готовила своих выпускников к самостоятельной жизни очень хорошо.  Вначале научили зашивать дырки, заштопывать рваные носки, вышивать гладью и крестиком.  Причем этому учили и мальчиков, и девочек. Я сейчас не могу точно вспомнить, в каком классе мальчиков учили столярному делу, причем у нас была очень хорошая мастерская для обучения.  Там был даже точильный станок навроде токарного, где можно было из дерева вытачивать детали.  За сделанную мной лично табуретку  трудовик поставил пятерку.  На следующий год на уроках труда нас учили слесарному делу.  Причем и эти мастерские в школе были хорошо оборудованы. Потом все это оборудование переместили в другое здание, а в мастерских сделали спортзал.

Навыки столярного дела позволили мне с одноклассниками сделать баскетбольные щиты и повесть их. Правда, спортзал у нас был не очень высокий, всего 3 метра 10 см, так что баскетбольные кольца были ниже, чем нужно по правилам, примерно на высоте 2,5 метра.  Но это не мешало нам устраивать баталии между классами, правда, опять не по правилам – 4 на 4 или 3 на 3.  А на нормальных площадках играют, как известно, 5 на 5. Но в нашем маленьком спортзале тогда бы получалась толкотня, а не игра.

Позже, когда нам отдали из прииска настоящую штангу, мы сделали хороший помост, который выдерживал вес штанги, которую роняли слабые телом мальчишки.  Сразу мы сделали стойки для приседаний со штангой и для жима лежа.  Как сделать, я вычитал в спортивном журнале «Спортивная жизнь России», где пропагандировали занятия атлетизмом.

Но еще до того, как мы сделали баскетбольные щиты в спортзал, я сделал что-то подобное у себя дома, и повесил сооружение на конек сеней, и часами бросал мяч по кольцу, добиваясь попаданий. Поэтому, когда мы начали играть в баскетбол в спортзале, у меня уже был поставленный бросок. До этого баскетбол в нашем поселке не культивировался, играли только в волейбол.  Но в низком спортзале в волейбол не поиграешь, поэтому мы и стали играть в баскетбол.

Я уже писал, что отец умел хорошо шить, мог сшить даже брюки. Но чтобы не мучится с гульфиком, шил он их по типу матросских, где вся передняя часть откидывается вниз, а брюки висели на поясе. Именно такие брюки сшил мне отец, когда купил в магазине черное сукно. Мне было тогда лет 12-13, а в те годы мальчуковых брюк было мало.  Сшил не только мне, но и маминому младшему брату Володе, который был  всего на год старше меня.  По пути в Хабаровск, где жили родители мамы и жил Володя, мы останавливались в Николаевске-на-Амуре, где было мореходное училище, известное тем, что его заканчивал будущий адмирал Макаров. Там по блату моей тете Соне, старшей сестре моего отца, известной в городе портнихе, продали две тельняшки, и мы с Володей, встретивший на пароходе и облачившись в тельняшки и морского пошива брюки, форсили на пароходе.  Володя в это время с начала летних каникул жил у брата Петра в Сусанино на берегу Амура. Так что мы его забрали, когда плыли на пароходе из Николаевская в Хабаровск, и нас с ним все пассажиры принимали за нахимовцев. Волею судьбы в будущем мы оба служили на флоте офицерами, только я  3 три года, а Володя 25 лет.

Но недавно я узнал, что брюки шил отец не только нам с Вовкой. Мне рассказала моя землячка и одноклассница Вера, соседка по улице, дочь учительницы, что ей, выпускнице института, направленной на работу на Сахалин, тоже сшил брюки мой отец. Моя мама услышала в учительской, как сетовала мать Веры, что никак не могут купить брюки дочери, и попросила отца сшить брюки, тем более что на женских брюках обычно гульфика нет.  Женщины измерили у Веры нужные параметры, и отец сшил брюки, который сидели на девушке как влитые, и на долгие годы были самой удобной и любимой одеждой в её гардеробе.

По окончанию школы я выдержал немалый конкурс  (8 человек на место) в Хабаровский медицинский институт, и следующие 6 лет провел в городе. Родители, когда жили на севере, по совету родственников вступили в жилищный кооператив, и когда я уже учился на 4 курсе Хабаровского медицинского института, получили ордер. В квартиру заселился я со своей молодой женой.  На  следующее лето мы с отцом постелили в квартире ОСП на пол и на этом весь ремонт был закончен.   Вообще кооперативные квартиры чуть лучше отделывали строители,  чем обычные бесплатные.   У меня позже появилась возможность сравнить, когда я получил свою квартиру.

Родители, выйдя на пенсию, переехали в Хабаровск. Мама не работала, получая свою пенсию в 132 рубля, а отец устроился рабочим в геологический музей объединения «Дальгеология», и его заработок с пенсией составил максимальные в те годы для работающего пенсионера 300 рублей.  Вполне неплохие для Хабаровска в те годы деньги.  Отец делал ящики для образцов породы, которую привозили геологи из своих экспедиций. Его вполне устраивала эта работа, тем более что его нагрузили партийными поручениями, и через пару лет он даже стал заместителем секретаря парткома объединения.

Именно тогда мне пришлось прибегнуть к помощи отца, когда через год после вселения в уже свою квартиру  я затеял ремонт.  Правда, еще до ремонта мне пришлось заняться обустройством квартиры.  Мы получили трехкомнатную квартиру, одна комната была нашей с женой спальней, вторая гостиной, а третья спальней для детей.  Их у нас было трое, два старших мальчика и девочка.  В небольшую по площади комнату вместить три кровати и два стола (нужны, чтобы дети могли одновременно делать уроки) было невозможно. 

Я пригласил отца, и мы с ним придумали, как сделать двуярусную кровать. Сейчас любые кровати можно купить в магазинах, а в 1979 году ничего такого не было.  Но в детской спальне была большая ниша, почти на всю стену, разделенная надвое, с двумя дверями.  Вот мы и решили использовать большую половину ниши для кровати. Я привез из больницы, в которой работал, два панцирные сетки (там этого добра хватало, больница на 500 коек), купил в магазине стройматериалов два бруска. Головную часть сеток закрепили в глубине ниши, прикрепив к стенам бруски и положив на них сетки, а другой конец сеток закрепили на брусках, один из которых тоже прикрепив к стене.  Сделали небольшую, на пару-тройку ступенек, лестницу, прикрепив её к наружному бруску, и получилась замечательная двуярусная кровать. Наверху захотела спать младшая дочь, внизу спал средний сын, а старшему купили складывающийся диван. Так что место в комнате осталось и для столов, и для игр.

Квартира, которую мы получили, была небольшой по площади, в кирпичном доме.  Это в панельных домах большие площади, особенно кухни. А у нас была кухня 5 кв. метров, в которую вместился только холодильник и стол.  В те годы кухонных гарнитуров в Хабаровске не было вообще. Помню, я ходил чуть позже по мебельному магазину Москве и у меня буквально текли слюни от огромного выбора всевозможной мебели, продаваемом только москвичам.  В своей кухне мы могли есть только в две очереди – вначале дети, а потом мы с женой.

Как обычно, в кухне стояла раковина в углу и газовая плита. Но нам очень уж хотелось иметь что-то наподобие гарнитура, куда можно прятать тоже мусорное ведро и еще что-то, а на стенке шкаф для посуды.  Я засел за расчеты. Идея пришла довольно быстро.  Еще летом я начал ездить в больницу на велосипеде, и там ставил его в столярной мастерской, где работал столяр, военный пенсионер, большой любитель что-то делать руками.  Он ремонтировал больничную мебель, из двух списанных шкафов делал один.  Этих списанных шкафов и тумбочек в его мастерской было очень много.  Вот из них я и намерен был сделать кухонный гарнитур.

Посвятив в свою задумку столяра, я попросил его подобрать для меня более-менее крепкий шкаф на стену и пару тумбочек. Что-то пришлось разобрать, что-то я привез в целом виде. Купленный в строительном магазине пластик был закреплен на столешнице, а на стены шкафа и тумбочек была наклеена моющаяся пленка под цвет мебели.  На стену над всем сооружением я сам наклеим керамическую плитку, это был первый опыт таких работ Жена наклеила на плитку  моющую декоративную пленку, а для гармонии на стены были наклеены обои под красный кирпич, и что у нас получилось, можно увидеть на заставке к рассказу.

Получив первый опыт таких работ, в первую очередь наклейки керамической плитки, я занялся ванной комнатой. Сделал сдвигающиеся дверцы под ванной, тумбочку под раковиной, обклеил все плиткой, в том числе до уровня окна  стены ванной комнаты, повесил тумбочку на стену, дальнюю от душа, и никто не мог поверить, что все это сделал своими руками врач-рентгенолог. 

Научившись на собственном опыте всем этим работам, я предложил свои услуги отцу по ремонту их кооперативной квартиры, и мы вдвоем очень оперативно все сделали на кухне (наклеили плитку) и ванной комнате (дверцы по ванной и плитку на стены).  К этому времени  я уже научился ломать плитку с помощью резца для токарного станка практически без отходов. Как говорится, голь на выдумки хитра.

А отец оказался незаменимым мастером для маминой сестры Нины. Нина, когда училась в старших классах, жила у сестры в Херпучах. После окончания школы училась в техникуме связи и потом долгие годы работала на Центральном телеграфе в Хабаровске.  Когда работникам телеграфа выделяли земельные участки под дачи, взяла такой участок и Нина. Её муж Анатолий построил дачный домик, но не до конца, потому что семья распалась. И у Нины на участке оказался дом без окон и дверей и никаких надворных строений, даже туалета на участке не было.

Когда об этом узнал отец, он вместе с Ниной поехал на дачу и выяснил, что все необходимые строительные материалы есть, не хватало кое-что по мелочам,  и предложил Нине довести домик до нормального состояния, чтобы в нем можно было ночевать, не страшась непогоды.  С тех пор отец с Ниной в теплое время года  каждое утро в субботу выезжали на дачу, и возвращались вечером в воскресенье. Отец занимался строительством, а Нина огородом.  Когда отцу требовалась мужская помощь, он звонил мне, и я ему помогал.

Через несколько лет дачный участок Нины было не узнать.  Отец не только застеклил рамы в окнах, установил двери, но и сделал туалет в углу дачи (в первую очередь), летнюю кухню (третью по счету в своей жизни), сарайчик для хранения инвентаря и стройматериалов, скамеечку для Нины, чтобы она могла работать сидя, и многое другое. Нина не могла нарадоваться, кормила отца разными разносолами,  и снабжала семью моих родителей свежими овощами с дачи, а зимой соленьями в банках. А отец был доволен, что выходные проводит на свежем воздухе, занимается в охотку нужным делом, не перенапрягаясь.

Мои сыновья многому научились у дедушки, в первую очередь мастерить своими руками. Отец всегда всё делал не торопясь, основательно, с высоким качеством. Помогал он им и делать кое-какие уроки, особенно по математике и физике, когда приходил к нам в гости обычно по субботам в холодное время года.  Когда меня избрали секретарем партийной организации больницы, отец давал мне много дельных советов, ведь он был коммунистом с очень большим стажем, избирался членом райкома партии вначале в Тахтинском районе, а потом в районе имени Полины Осипенко.

Так прошло десять лет жизни моих родителей в кооперативном доме в Хабаровске.  Ничего не предвещало беды, но однажды в субботу (в свой выходной день) отец поехал на заседание парткома «Дальгеологии». Был февраль месяц, и, хотя тротуары на улице Ленина, где жили родители, был убраны от снега, но отдельные участки были скользкими. Отец увидел подходящий к остановке автобус и поспешил к нему, поскользнулся и упал навзничь.  Перелом шейного отдела позвоночника,  паралич всех конечностей, и отец через полгода нахождения в больнице умер.  Ему было только 65 лет, ведь он как работающий на севере, ушел на пенсию в 55 лет.

Отец был всегда немногословен, а в последние годы жизни вообще молчун, особенно когда они оставались дома вместе с мамой. Но думаю, это только потому, что мама говорила за двоих, рот у неё не закрывался. И когда с отцом случалось несчастье, мама очень переживала, собиралась взять парализованного отца домой, но это ей не позволили, потому что отцу делали массаж,  физиотерапевтические процедуры. Но мама весь день проводила в больнице, а по вечерам мы с братом Витей по очереди ходили в больницу, помогать персоналу ухаживать за отцом.  Была уже положительная динамика, отец уже мог поднести руки почти до лица, но потом наступило резкое ухудшение после рентгеновского исследования, и отец умер.

Он был замечательный человек, оставил о себе добрую память у многих людей, с кем по жизни ему приходилось сталкиваться.  Когда наш земляк, известный хабаровский поэт и ученик отца Александр Урванцев попросил меня написать  воспоминания об отце  в альманах о наших краях, я это сделал. Но потом Урванцев заболел, и заниматься изданием альманаха пришлось мне. В книгу очень органически вошли многие воспоминания наших земляков, и о моем отце тоже.  Желающие могут ознакомиться с этим материалом здесь. http://proza.ru/2018/07/21/425.