Трое

           Трое. Три друга. Вернее два мальчика и девочка, сохранившие дружбу на долгие годы. На жизнь.
           Светка Бережная, в девичестве Ерохина. Доктор, биохимик.
           Шурка Рубин. Мастер золотые руки.
           И Виктор Михайлович Белозёрцев. Просто гений. Так, академик, запутавшийся в нейронах.
           Сегодня нам всем за восемьдесят. В детстве росли в одном дворе, гоняли в футбол, любили сидеть на верхушках трёх сросшихся берёз, прыгать с тарзанки в холодную воду близ текущей реки. Дети как дети. Заводилами были Шурка и Светка. А Виктор при всей своей внешней бесшабашности, как кстати и остальные, отличался особой собранностью и вдумчивостью, почему и получил прозвище “умник”.
           Один день в году, уже больше пятидесяти лет, они, т.е. мы собирались вместе где-то в начале мая. Виктор и я (я – это Александр Иосифович Рубин и от моего имени ведётся рассказ) с охапками свежих тюльпанов для Светы, а она с традиционной бутылкой коньяка Васпуракан, одним из лучших армянских коньяков, которые я когда-нибудь пробовал. Только вот, где она его доставала, совершенно непонятно. Это был не просто дефицит. Только в Ереване. Где мы, а где Ереван?!

           Вот и сегодня мы должны были собраться вместе, но, не как всегда, а у постели Светланы Юрьевны. Она заболела и попросила нас вместо тюльпанов принести пива, так как раков у неё своих достаточно. Невесёлая встреча. А Светка в своём репертуаре – шутки в любой ситуации. И поставила условие: –“Ниrаких вопросов о здоровье, доставьте мне радость от встречи...”
           Я ждал Виктора, как обычно, в кафе Шоколадница на Краснопрудной. Моя электричка приходила на полчаса раньше, чем он успевал добраться с Внуково. Настроение было не ахти какое. Светка, Светка... Как же такое с тобою случилось?
           Вспомнились первые классы в школе. Наши школы находились рядом. Мужская и женская. И мы вместе старались всегда возвращаться домой. А в седьмом классе в школах ввели смешанное обучение мальчиков и девочек. Наконец-то мы стали учиться вместе. В тот же год Виктор отдубасил парнишку из параллельного класса за то, что он стал приставать к Свете.  А она, гордо взяв своего защитника под руку, улыбаясь пошла с ним домой под насмешками своих же подруг из класса.
Хорошее было время. И вот на тебе. Сколько ей осталось?...
           – Давно сидишь такой растерянный? – Виктор, усевшись напротив, рукой позвал официанта. – Мне кофе, пожалуйста, без сахара.
           – Да нет. Минут сорок. Вспомнил школьные годы. Так грустно. Ты не звонил к ней, что мы будем завтра? Я боюсь. Сам себя не узнаю. Пусть мы и разбежались после институтов в разные стороны, но она осталась частью моей жизни и очень значимой. Ты знаешь, моя жена никогда не ревновала меня к вам на протяжении всей жизни. Повезло мне с ней. Случится же такое – тоже Света. И она, как ни странно, верила в возможность дружбы между мужчиной и женщиной.
           – Тем более, двух мужчин, – как-то отрешённо проговорил Виктор. Казалось, он не слушал и вообще находился далеко
           – Ты так и не женился... А она знает причину?
           – Знает, не знает, какая разница? Я ей сделал предложение в восьмом классе. Она посмотрела на меня так по-взрослому, что я даже опешил. До сих пор помню её глаза в тот момент. Они не то чтобы округлились, просто наполнились чем-то неизвестным, но не отталкивающим, наоборот, каким-то неизвестным мне чувством. – “Вы – мои друзья на всю жизнь. А как же Шура?”
           – И что?
           – Ничего. Ты помнишь, как приставал ко мне, почему я такой рассеянный. Да тебя девчонки, как девушки, вообще не интересовали. Всё бегал, прыгал, как козёл, через планку, мастерил всякую дребедень. А она у меня из головы не выходила. Слишком рано познал смысл влюблённости. – Он чему-то улыбнулся. Мама меня подбадривала: – “Ничего, пойдёте в институты, повзрослеете и снова, если не влюбишься ещё в кого, сделаешь ей предложение руки и сердца.” – Виктор замолчал.
           Он так и не женился. Женился на физике. С головой ушёл в науку. Член-корреспондент. Добился многого. А сейчас сидит за остывшей чашкой кофе и понимает, что жизнь прошла мимо. Мимо главного – его любви.
           – Пойдём устраиваться в гостиницу. Завтра рано вставать. Не хочу лететь в Питер. Поедем первым экспрессом.
           Почему-то мне стало неловко от ситуации, в которую попали оба. У меня семья. Четверо обалдуев уже давно при деле. Не бедствуют. А Виктор... Виктор прожил всю жизнь один. Мне даже не было интересно спрашивать о возможном флирте в его положении. Статный, высокий, интересной внешности, обеспеченный холостяк ни на минуту не задумывался о возможности хотя бы раз положить на кого-нибудь свой взгляд. Какой-то монумент преданности. И живой.
           – О чём задумался, Александр, – он ко мне так обращался только в важные моменты жизни. – Если её не станет, значит не станет и меня. – Виктор встал из-за стола, оставив крупную купюру, и направился к выходу.
           Таким я его никогда не видел. Стало пронзительно жалко друга. Такая цельная натура с детства. И несчастная.

           В “Красной стреле” долго сидели молча. Каждый представлял встречу со Светой по-своему. Может быть впервые в жизни я задумался о своей причастности к жизни подруги.

           Она вышла замуж рано. Ещё в институте. Её избранником стал преподаватель практики при кафедре ”Кинетика и механизмы электрохимических реакций” Александр Файнберг. Его домашние называли тоже Шурой. Но Света сразу заявила, что в её сердце имя Шурка занято. И всегда называла его просто Саша или, на худой конец, Алекс, если злилась на него. Мне это льстило. Алекс к нам относился с большим уважением. Больше того, когда Света уже стала кандидатом наук, он пригласил меня в лабораторию на очень хорошую ставку наладчиком аппаратуры.
           – Алекс, – Света прервала его предложение ко мне, искренне посмеиваясь. –
Шура – академик в своём деле. Он в жизни не променяет свою деятельность. Каждый приносит свою пользу по своему усмотрению.
           – Сколько можно работать в школе? – Не унимался уже доктор каких-то там химических наук, выходя из себя за принижение своего достоинства женой. – Он давно бы мог защититься, а не учить бездельников в школе.
           – Зря ты обижаешь Свету, Саша. Могу и побить. А Виктор тебя просто убьёт. Не буди лихо. Я тоже кандидат наук, почти оккультных (педагогических). И мне моя жизнь нравится. И мои балбесы тянутся за знаниями. Возможно, и благодаря мне. – Света светилась от счастья. Она любила мужа и боготворила своих друзей. А две дочки всегда приставали к ней с расспросами о её друзьях детства, чем Саша не мог похвастаться. Он был схож с Виктором своей целеустремлённостью. Но не это, я думаю, привлекло Светку к будущему мужу. Пойди пойми любви истоки. Они как тернии в пути. И не смущают их подвохи... Так, чувств незримых ассорти. (Запомнить бы и начиркать стих о любовном ассорти.)
           Я улыбнулся. Виктор недоумённо пожал плечами.
           – Что ты лыбишься? Что вспомнил? Нашёл время.
           – Вспомнил, как стращал Сашу, что ты его убьёшь, если он будет обижать Свету.
           – За эту ночь передо мной пробежала жизнь. Я проснулся от смеха во сне. Помнишь, как училка немецкого языка пришла на тебя жаловаться маме, а мы залезли на берёзы и ни за что не хотели слезать. Светка ей показала язык и так заливисто смеялась, что чуть не свалилась с дерева.
           – Мне тогда досталось от отца. Он сказал: – “Скажи спасибо Свете, а то бы прибил. Учительница домой пришла – какой стыд!” А ты ему выдал: – “Да она ничего не знает. Путает Брехта с Гёте.” Помнишь, как отец на нас посмотрел? Ты выручил, иначе мне бы досталось.
           Мы оба рассмеялись. Беседа приняла совсем другой характер. Вспоминали проделки нашей троицы в кабинете физики, на уроках литературы и о многих других шалостях. О выпускном. Как бросали на пальцах, кто первый танцует с ней вальс. Так и не заметили, как поезд докатил до Питера. С объявлением приближающейся остановки время вернуло к грустным мыслям.
           – Раньше заедем в институт Фрумкина (Институт физической химии и электрохимии имени А. Н. Фрумкина РАН) буквально на десять минут, чтобы потом не терять на него время. – Виктор достал из кейса несколько листков, исписанных убористым почерком, быстро просмотрел их и спрятал назад в кейс. – Это в канцелярию. Отчёт. А потом к ней.

           На такси за двадцать минут доехали до института, где работала Света. В вестибюле довольно большая группа сотрудников теснилась возле объявления. Кто-то, увидев Виктора, неловко проговорил:
           – Виктор Михайлович, такая ужасная потеря.
           Толпа сразу расступилась. На треноге стоял портрет Светы в чёрной рамке, перевязанный черной лентой. Внизу надпись:
Светлана Николаевна Бережная.
Доктор наук.
Умерла этой ночью от рака.
Прощание с телом покойной завтра там-то...
          
           Через три минуты мы были в такси. Невский и близлежащие улицы забиты транспортом, как всегда. Нервы и так были на пределе и ещё это невыносимое движение. Наконец, на Герцена свернули в её арку. Во дворе дома толпились люди. Тихо перешёптываясь, расступились, дав возможность пройти в подъезд. В квартире только дочери с мужьями и старшими детьми.
           – Витя, Шура... Она вас так ждала. Просила передать, что вы для неё огромная часть существования. Особенно Вы, Виктор. – Лена, старшая дочь, виновато посмотрела на меня и опять расплакалась.
           Виктор подошёл к ней, прижал к себе, не мог выговорить ни слова.
           – Она любила Вас. Всю жизнь. Но и папу моего тоже. Он умер рано. Мама столько нам рассказывала о Вас с Шурой... – Потихоньку успокаиваясь и попеременно всхлипывая на груди у Виктора, Лена, наконец, притихла. – Мне мама сказала, что Вы просили назвать дочку Леночкой. Почему?
           – Почему? Мне всегда хотелось маму твою называть Леной из-за черт её характера. Глупый был. Твою бабушку тоже звали Леной. Видимо, двух Лен в доме было бы много.
           – Я что-то не знаю? – Вмешиваясь в разговор, попытался разрядить обстановку. – А Александрой почему Вас назвали? – Обратился я к у окна стоявшей, младшей сестре Лены.
           – В Вашу честь. Мама считала Вас самым сообразительным.
           – Не понял... – Виктор обернулся ко мне. – С каких это пор ты стал самым сообразительным?
           – С рождения. – Улыбнулся я.
           Все дружно заулыбались. Вроде и не к месту и в то же самое время по приятному поводу памяти своей мамы и подруги.

Аавгуст 2021