Васька-пулемётчик

               
             Защитникам Ленинграда посвящается.

                ***

- Юнга, прыгай за борт!  – хрипло заорал боцман, - По правому борту торпеда!
  Васька, не раздумывая, оторвался от раскалённого пулемёта и тут же сиганул в море, раскрутившись в воздухе тугой пружиной.
  И уже на лету его накрыло страшной взрывной волной. Оглушённый, он успел увидеть, как корабль раскололся надвое, сложился пополам и стремительно стал тонуть, затянутый в глубину гигантской воронкой.
- Прощай, «Морской охотник»! – попрощался с любимым судном Васька, и сознание его помутилось.
  Мощной взрывной волной его откинуло далеко от тонущего корабля и с размаху бросило в холодные балтийские волны.
  Багровый, огромный, в полнеба, диск солнца торжественно тонул в сером свинцовом море, окрашивая волны в кроваво-алый цвет.
  На месте жуткого взрыва качались на красных волнах обломки славного боевого корабля, который сгинул в морской пучине за считанные минуты. Никто не успел спастись… Кроме юнги. Он один чудом остался в живых.
  Бессильно закрыв глаза, мальчишка лежал на каком-то корабельном обломке, судорожно уцепившись за него руками, и в его затуманенном мозгу гудела набатом одна и та же мысль: «Жив! Я жив!».
  Усилием воли он попытался удержать уплывающее в туман сознание, но ему это не удалось.
  «Нельзя отключаться – утону!» –  это было его последней отчаянной мыслью, и Васька окончательно потерял сознание, не выпуская обломка из немеющих рук.

                ***

  Очнувшись, Васька открыл глаза и увидел перед собой сморщенную физиономию какого-то лысого древнего старикашки.
- Ты кто, пацан? – беззубо прошамкал дед.
  «Это бред!..» – устало подумал мальчишка и снова закрыл глаза.
- Ты кто? – назойливо стучался в его сознание старческий дребезжащий голос, - Новый квартирант, что ли?
- Это не сон! Где я?
  Васька протёр глаза и сел на кровати.
- Ты что, вчера ко мне пришёл? – продолжал допытываться дед, - Или ты мой правнук? На каникулы приехал, погостить? Старый я стал, ничего не помню, всё забываю.
- Я и сам ничего не помню!.. – ошеломлённо потряс головой Васька, - Как я сюда попал?
- Вот дела! – скрипуче захихикал старикашка, - Заспался? Ну, тогда пойдём чай пить! Потом всё вспомнишь.
  Мальчишка отбросил одеяло и вскочил с кровати.
- Моряк, что ли? – кивнул дед на Васькину тельняшку, - Курсант?
- Юнга! – неохотно ответил Васька, быстро, по-морскому заправляя кровать.
- Молодец! – похвалил старик, внезапно оживившись, - А с какого судна?
- «Морской охотник»! – гордо вскинул голову юнга.
- И сейчас такое есть? – удивился дед, - Я тоже на «Морском охотнике» плавал. Давно это было, ещё в войну.
- Это в какую же войну? Русско-японскую? – снисходительно усмехнулся мальчишка.
- Зачем в русско-японскую? – обиделся старик, - В русско-немецкую!
- А, с кайзером воевал! – понимающе покачал головой Васька.
- Сам ты кайзер! – разозлился дед, - С фашистами воевал!
- А что, и тогда они были? – поразился мальчишка, рассеянно разглядывая старые, выцветшие фотографии, в изобилии развешанные на стенах.
  И вдруг упёрся взглядом в одну из них.
- Это же моё судно! «Морской охотник»! – возбуждённо закричал он, - Только его больше нет – фашисты потопили… Вот слева – я, рядом – капитан судна, а это – боцман. Откуда у тебя эта фотография?
- Ты ошибся, юнга! – тихо прошелестел старик и пробуравил Ваську суровым взглядом, - Это я на фотографии. И это моё судно – «Морской охотник». Его немцы потопили в войну. А ты откуда об этом знаешь?.. Это я тебе об этом рассказывал? Ничего не помню…
  Васька пристально вгляделся в морщинистое лицо деда, обросшее седой щетиной. Страшная догадка пронзила его насквозь, но он отказывался в неё верить: «Не может быть! Это же просто бред!».
- Как тебя зовут, пацан? – прохрипел старикашка, внимательно заглядывая в Васькины синие испуганные глаза.
  Его внезапно посетила та же догадка, но он тоже отказывался в неё верить. Не бывает чудес на свете! Это он точно знал. Старик был реалистом и к тому же атеистом.
- Васька… – растерялся юнга.
- Я тоже Вася. Василий! – обрадовался дед, - Тёзки, значит. А фамилия твоя?
- Тимофеев! – просипел Васька осевшим вдруг голосом.
- Как? Не слышу!
  Старик прислонил ладонь к своему мохнатому, поросшему внутри седыми волосами, уху. Прекрасно он всё расслышал. Но надеялся на ошибку.
- Тимофеев! – заорал мальчишка ему прямо в ухо.
- Ещё и однофамилец! – прошамкал дед, медленно оседая на стул.
  Он вспомнил, где он видел эти чистые синие глаза. В зеркале! В детстве. Не однофамилец это…
- Сколько тебе лет? – устало спросил старик, уже заранее зная ответ.
- Тринадцать! – хмуро ответил Васька.
- Мал ещё! – улыбнулся дед, - Мне столько же было, когда война началась…
- Какой сейчас год? – в отчаянии закричал мальчишка и в изнеможении рухнул на кровать.
  Он давно уже всё понял. Но не мог и не хотел принимать это как истину. Не бывает таких совпадений! В этом он был твёрдо уверен. Но отвергал очевидное.
- Старый стал, ничего не помню! – развёл руками старикашка и хитро прищурился, - То, что давно было – помню, а что недавно – не помню. Детство помню, а что вчера было – не помню.
- Значит, ты – это я... – скорбно заключил Васька и, закрыв лицо руками, болезненно застонал.
- Выходит, так… Я – это ты… – закряхтел дед, - Как же так-то? Как же тебя сюда занесло? То есть меня…
- Откуда я знаю?!! – зло вскинулся мальчишка, - Оглушило меня при взрыве, потерял сознание, очнулся уже тут…
- Ну, хорошо, хоть так. А не наоборот, - поскрёб в затылке старикашка, -  Не хотел бы я оказаться снова на твоём месте. То есть на своём… Забыл я уже про войну. Отвоевался я уж давно…
- Война кончилась? В каком году?  Наши победили? – засыпал вопросами Васька ошарашенного деда.
- Давно уже кончилась! – засмеялся старик, - Ещё в сорок пятом… Мы победили! Русские… 
- Я знал! Я знал это! – радостно завопил Васька и, вскочив с кровати, принялся отплясывать какой-то безумный танец с подушкой в руках, подбрасывая её к самому потолку.
- ПОБЕДА!!! Мы победили!
  Наконец, устав и запыхавшись, он бросил подушку и сел на кровати, задумчиво уставившись на смеющегося деда.
- На вид тебе лет девяносто… То есть мне. Ну, лет восемьдесят пять точно. Не думал, что я столько проживу… Значит, сейчас примерно 2015-2020 год. Ну, конечно! Две тысячи двадцатый!
  И Васька торопливо схватил в руки настольный календарь, стоявший на письменном столе.
- Я попал в будущее… Фантастика какая-то!..
  Мальчишка тоскливо вытянулся на кровати и закрыл голову подушкой.
- И зачем я только очнулся? Лучше бы я там остался тонуть!..
- Радуйся, что живой остался! – тронул его старик за плечо, - Ладно, пошли чай пить!
- Товарищи мои сейчас в море погибают, а я тут с тобой чаи распивать буду!.. – всхлипнул Васька.
- Ты им всё равно ничем не можешь помочь... – угрюмо буркнул дед, - Сам чуть не утонул…
- Их спасут?.. – с надеждой спросил мальчишка и утёр глаза грязными ладошками.
- Спасут! – мрачно ответил старик, - Одного…
- Кого? – не понял Васька.
- Тебя! – усмехнулся дед, - Меня…
- Значит, они все погибли, а я живу тут… так… и стал таким… Лучше бы я утонул вместе со всеми!.. – отчаянно закричал мальчишка и глухо зарыдал, уткнувшись лицом в подушку.
- Старость – не радость… – хмуро проворчал старик, - А ты думал, вечно молодым останешься?.. Хотел бы я остаться молодым да красивым, как ты… И здоровым… Живой, и то хорошо!
- Зачем нужна такая жизнь!.. – заскрипел зубами Васька, - И разве это жизнь?..
- Молодой ещё… Глупый… – погладил его по голове дед, - Жизни не понимаешь… Поживи с моё, тогда поймёшь.
- Да не хочу я жить с твоё! – заорал мальчишка и изо всей силы стукнул кулаком по подушке, -  Я не буду жить твоей жизнью!
- Ну, живи своей! – криво ухмыльнулся старикашка, - Живи, как знаешь…
  И настойчиво потеребил его за плечо.
-  Пойдём, Вася, поешь. Голодный, небось…
  Васька шмыгнул носом:
- Где тут у тебя… Умыться?
- В ванной! – засуетился дед, - Пойдём, покажу.
  И странно засеменил босыми ногами – шаг вперёд, два шага на месте. Каждый шаг давался ему с огромным трудом. Ступни были чудовищно распухшими, раздутыми, как грелки с водой. И оттого старикашка поразительно напоминал какого-то карикатурного гнома.
- Старик-домовик! – зло усмехнулся мальчишка, - Что у тебя с ногами-то? Семенишь на одном месте, а толку нет. Вхолостую шагаешь. Ранен был? Или болен? А, может, завод кончился? От старости. Подтолкнуть?
  И легонько подтолкнул его в спину, чтобы придать старческому немощному телу нужное ускорение.
  Старик покачнулся и по инерции зашаркал по коридору уже без запинки.
- Ноги у меня больные! – обиделся дед, - Старый я. Распухают…
- Ноги!.. – передразнил Васька, - Пить надо меньше! И распухать не будут… Вон нос бордовый уже, как свёкла. Сивухой от тебя разит с утра, как из пивной бочки. Бухаешь, небось, как последний пьянчуга, каждый божий день, без просыпу… Не просыхаешь…
- Пью в меру! – возразил старик, громыхая сковородкой на кухне, - По канавам не валяюсь, под забором не сплю…
- Ну, и за то спасибо! – с издёвкой поклонился мальчишка в пояс и направился в ванную.
  С великим наслаждением он ополоснулся под душем, и, сияющий, бодрый, пошлёпал босиком на кухню.
   Дед уже пожарил яичницу с ветчиной и заварил крепкий, ароматный чай.
  Упоительные запахи домашней еды и свежего, душистого хлеба ударили в голову голодному мальчишке и пробудили в нём зверский аппетит.
- Ух ты! Вкуснятина! – восхитился Васька, с жадностью набрасываясь на еду, - Я голодный, как волк! Сто лет ничего не ел!
- Не сто, а лет восемьдесят! Всего-то… – рассмеялся дед и протянул ему бутерброд с колбасой.
  Голодный подросток проглотил бутерброд почти целиком и с восторгом принялся уписывать яичницу за обе щёки, с шумом прихлёбывая из кружки обжигающий, приторно-сладкий чай.
- Вкуснотища! – промычал он с набитым ртом и больно прикусил язык.
- Ешь, Васёк, ешь! – подложил ему добавку старик и достал из-под стола большую бутыль с мутной жидкостью, - Будешь?
- Нет! – замотал головой Васька, - А что это? Самогон, что ли?
- Свой, домашний! – самодовольно усмехнулся дед, - Сам гоню. Чистый, никакой химии! Не то, что в магазине, палево. Аппарат сам собрал!
  И горделиво кивнул под стол: там смутно поблёскивала какая-то странная металлическая конструкция с изогнутыми трубками.
- Не-а… Я такую гадость не пью! – брезгливо поморщился мальчишка.
- Не гадость, а чистая водка – 60 градусов! – хвастливо поднял указательный палец старикашка, -  А то и 70. Крепче только медицинский спирт! 
  Он налил себе стопку, выпил махом и закашлялся, поперхнувшись:
- Чё-то не пошла, родимая! 
- И давно ты пьёшь? –  презрительно скривился Васька.
- Всю жизнь! – захихикал дед дребезжащим смешком, утирая слёзы.
- Всю жизнь пьёшь и так долго живёшь? – поразился мальчишка, - Пьянчуги же долго не живут…
- Давно живу! – вздохнул старик и налил себе вторую стопку, - Твоё здоровье! Моё…
- Да… Крепкое у тебя здоровье!.. У меня… –  помрачнел Васька и злобно пнул под столом самогонный аппарат, - До ста лет доживёшь… Доживу… Только зачем?..
  Он быстро вытащил аппарат из-под стола за тонкий змеевик и, распахнув раму, решительно выкинул его в окно.
  Далеко внизу послышался грохот железа, треск и отборная матерная ругань соседа с первого этажа.
- Дурак! Я его неделю собирал! – злобно закричал дед и беспомощно заплакал злыми пьяными слезами.
- Иди собирай! – насмешливо кивнул на окно мальчишка и сплюнул.
  В дверь настойчиво позвонили, а потом бесцеремонно затарабанили кулаками.
- Радуйся! – трусливо проворчал старикашка, - Соседи с первого этажа пришли ругаться. Или дворник. Полицию теперь вызовут! Из-за тебя всё. Может, пришиб кого аппаратом…
- Никого не зашиб! – отстранил его Васька и закрыл раму, - Я в окно прежде выглянул, никого там внизу не было, даже кошек.
  Он вышел в прихожую, отодвинул железный засов на двери и отомкнул замки.
- У тебя тут, как в бункере! От кого запираешься-то?
- От лихих людей! – проскрипел дед и потопал в прихожую вслед за мальчишкой.
  Дверь распахнулась настежь.
  На пороге стояла русая девчонка лет пятнадцати в морской курсантской форме.
- Ты кто? – с любопытством вгляделась она в лицо мальчишки и по-хозяйски зашла в квартиру.
- Я Вася... – смутился подросток и густо покраснел.
- А я – Маня! – улыбнулась девчонка и сбросила свой школьный рюкзачок на трюмо.
- Ты его правнук? – кивнула она на деда, - Похож! Он тебя давно ждёт. Привет, дед! А где моя мама?
- На работе, где ей ещё быть-то! – сердито пробурчал старикашка, - А то ты не знаешь! Квартиранты мои… – указал он взглядом на девочку и крикнул ей, - Деньги когда отдадите? За месяц мне должны! А то вещи ваши завтра соберу и выставлю на площадку, пока вас дома нет! А дверь на засов запру – ключом не откроете!
- А ты что – бедствуешь? – зло усмехнулся Васька и угрожающе надвинулся на деда, - Деньги с квартирантов трясёшь? Тебе что, жить не на что? А, может, твои вещи собрать да выставить за порог? Вместе с тобой? А?
  И, схватив старика за шиворот, слегка встряхнул его, как пыльный коврик.
- Не бедствую!.. – прохрипел старикашка, - Пусти! Пенсию большую получаю, как ветеран войны. 
  Подросток отпустил старика, мрачно взглянул ему в глаза и прошипел с ненавистью:
- Ветеран... Ну ты и гнида! Лучше бы ты утонул тогда!..
  Девочка мягко положила руку ему на плечо:
- Не сердись на деда! Он уже старый, не помнит ничего, всё забывает. Мы с мамой – знакомые его друга. Дед бесплатно обещал нас приютить на время. И сноха его сказала – живите, мол, бесплатно, за то, что за дедом присматриваете, только убирайте квартиру и еду готовьте деду. А скопидомство – это у него старческое, поэтому он такой жадный и скупой, пустил нас жить бесплатно, а сам теперь деньги с нас требует.
- Не жадный я! – просипел дед, - А бережливый. И не скупой. Всё внукам отдаю! Одному – квартиру кооперативную купил, и второму – квартиру, обоим – по машине.  Пойдёмте на кухню, там поговорим, чего стоять-то в прихожей.
- Внукам от него только деньги и нужны!.. И его квартира! – по-взрослому вздохнула Маня, на скорую руку стряпая обед, - Они заставили его написать дарственную на эту квартиру. А сами собираются сдать его в Дом ветеранов. Сноха давно уже грозилась. При мне они деда к нотариусу таскали. А ты не знал?
- Не знал! – угрюмо буркнул мальчишка и помрачнел, - Ну и семейка! Змеиное гнездо!.. Какой дед, такие и внуки! Они что, инвалиды, внуки твои?
- Не инвалиды! – возразил старик, - Здоровые лбы!..
- Так что же они, лодыри? Работать не хотят? Иждивенцы? – обозлился Васька.
- Да не лодыри они! И не иждивенцы!.. – возмутился дед, - Работают оба…
- Тогда почему сами себе не заработают на квартиры да машины? Почему с тебя тянут, старого?
- Не тянут!.. – прошептал старикашка, - Сам даю…
- Ну и дурак! – зло ухмыльнулся мальчишка, - А внуки твои тебе под стать! Взрослые здоровые дядьки! А ты, старый дурень, всё их содержишь. Значит, сам виноват, что квартиру они у тебя оттяпали. Так тебе и надо!.. А дети-то твои где?
- Сын у меня был. Единственный!.. – указал старик на портрет моряка на стене, - Утонул в море… Помощником капитана был на сухогрузе. Поднялся шторм, судно и затонуло, вместе со всей командой. Все до единого потонули, никто не выплыл… Волны были большие, шторм девять баллов, не спастись… Капитан виноват! Груз плохо закрепили. Когда заштормило, волны швыряли корабль из стороны в сторону, груз перевесился на один борт, судно накренилось, перевернулось и затонуло. Беда…
  Дед горько вздохнул и печально задумался.
- Не горюй, дед! – ласково тронула его за руку Маня, - Его лучше об этом не расспрашивать – расстраивается он сильно… Двадцать лет уже прошло, а всё горюет… А я думала, ты его правнук, Вася! А кто же ты?
- Родственник! – отрезал Васька, - Дальний... Очень дальний. Да, дед… Беда, конечно... Не ожидал я этого… А что же ты детей не завёл? Почему сын только один? Семья нужна большая, детей должно быть много.
- Не хотел! – криво усмехнулся старикашка, - Для себя хотел пожить…
- А разве это жизнь? – злобно закричал мальчишка, - Разве об этом ты в детстве мечтал?
  Дед тоскливо вздохнул:
- Детство!.. Давно оно прошло, детство… Старый стал… Не помню уже ничего.
- Врёшь, старик, всё ты помнишь! – зло процедил сквозь зубы Васька, - Сам сказал, что детство ты хорошо помнишь!.. А жена твоя где? Тоже такая же, как ты?..
- Нету!.. – опечалился старик, - Померла три года назад… Хорошая она была – весёлая, работящая. На двух работах работала до семидесяти лет, да ещё на даче овощи-фрукты, ягоды сажала да выращивала, копала, полола, даже кусты сама корчевала. И как только успевала всё! Сил у неё на всё хватало, двужильная была. Да ещё и песни пела, частушки, плясала, заводная была, задорная. Заботилась обо мне всю жизнь, обихаживала, как родная мать. Я при ней никаких хлопот не знал, жил, как у Христа за пазухой. А теперь вот как будто осиротел… 
- Ясно!.. – издевательски усмехнулся мальчишка, - Заездил ты её! На двух работах работала до семидесяти лет!.. Да ещё на даче пахала, как ломовая лошадь!.. А сам всю жизнь только жрал да самогон глушил.
- Вася! – укоризненно покачала головой Маня, - Не надо так с ним… Грубо… Старый он, ещё удар хватит.
- Я работал всю жизнь! – оскорбился дед, - Сначала на Балтфлоте служил на корабле матросом – после войны, потом на судостроительном заводе работал слесарем-механиком. А жену свою я любил, она весёлая была, песни всё время пела, и готовила очень вкусно. Хорошая хозяйка была! Она и померла на кухне: стояла у раковины, мыла посуду, вдруг упала и сразу же померла на месте – сердце остановилось… Любил я её, жалел… Сколько баб у меня было за всю жизнь, ни одной юбки не пропускал, а любил только её одну, жену свою. Тоскую без неё, привык я к ней…
- Любил!.. – презрительно передразнил Васька, - Значит, она тебя обихаживала, как родная мать, а ты в это время ни одной юбки не пропускал!.. Ну ты и тварь!.. Любил… Себя ты любил! Одного себя и любил всю жизнь. Привык к ней… К удобствам ты привык. Кухарку в ней любил. Заездил ты её! Даже померла на кухне…
- Любил я её… –  тихо повторил старик, - А сейчас один остался… Скучно жить одному. Жениться хочу. Вон на её матери! – кивнул он на Маню.
  Девчонка вскинулась и покраснела:
- Дед! Опять ты за своё! Не слушай его, Вася. Шутит он.
- Жениться? – не поверил мальчишка, - Сейчас? В девяносто лет?!!
  И оскорбительно расхохотался.
- Не девяносто! – поправил дед, - А девяносто два.
- Всего-то!.. – рассмеялась Маня.
- Да ты ещё хлеще, чем я думал! – с угрозой протянул Васька, - Ну, ты и гад! И зачем только боцман тебя спас?.. Зачем тебе твоя жизнь? Кому ты нужен такой? С тобой даже внуки не хотят жить! В Дом ветеранов собираются сдать… И поделом тебе!
- Мы ему говорили с мамой – не подписывай дарственную, не отдавай внукам квартиру, лучше завещание напиши! – печально вздохнула Маня, - Они же его теперь со свету сживут, из дому выживут. Квартиру заберут, а самого в Дом ветеранов отправят. И нас с мамой тоже выгонят… А нам идти некуда!..
- Бегите из этого дома! – мрачно процедил мальчишка, - Лучше на улице оказаться, чем жить у этого… - и с отвращением кивнул на деда, - Вам что, жить негде?
- Негде! – развела руками девчонка, - И денег нету комнату снимать. У мамы зарплата маленькая.
- Зато ты уже не маленькая!.. – сердито пробурчал Васька, - Сама уже можешь работать. В войну дети с двенадцати лет работали! И воевали…
- Так то в войну было! – махнул рукой старик, - Сейчас с шестнадцати лет работают. А то и с восемнадцати.
- Я учусь! – возразила Маня, - Весь день занят, работать просто времени нет.
- Где учишься-то? – окинул её внимательным взглядом подросток, - В мореходке, что ли? Форма у тебя морская.
- Да! – улыбнулась девочка, - В морском колледже. Курсант первого курса.
- И девчонок туда принимают? – недоверчиво усмехнулся Васька, - На матроса учишься? Неужто матросом будешь? Морячка!
  И весело расхохотался.
- Не матросом, а коком! – поправила Маня, - Обед готов! Берите ложки, ешьте пельмешки.
  И разложила всем по тарелкам горячие дымящиеся пельмени.
- Наверное, только пельмени магазинные и умеешь варить? Кок! – насмешливо ухмыльнулся мальчишка, проглатывая пельмешки с превеликим удовольствием.
- Всё умею! – похвасталась девчонка, - У меня по практике одни пятёрки! И супы, и второе, и десерты, и выпечку, и мясные, и овощные блюда, и салаты, и заливное, и пельмени сама леплю, и пироги умею печь, и пирожные, и торты, и даже мороженое и желе могу сделать. Хотя я ещё только на первом курсе. Мама меня с детства учила готовить. Я всегда ей помогаю стряпать. И сама готовлю, одна.
- Так иди помощником повара подрабатывай в столовой!  Стряпуха... – предложил Васька, - Хотя бы по выходным. И сама сыта будешь, и мать накормишь!
- Я попробую! – улыбнулась Маня.
  И принялась мыть посуду.
- Да на работу-то берут только с шестнадцати лет! – проворчал дед, - А ей ещё пятнадцать.
- Мне скоро уже шестнадцать исполнится, через месяц! – возразила девочка.
- А с комнатой что-нибудь придумаем! – пообещал подросток. – Мир не без добрых людей. На улице жить не будете.
- А ты в каком классе учишься? – поспешила девочка сменить тему разговора.
- В седьмом… – соврал Васька, - Только я временно не учусь – у меня что-то вроде командировки, деда приехал навестить. Ненадолго. И видать, зря приехал. А, может, наоборот, не зря…
- Пошли гулять? – оживилась Маня, - Я тебе город покажу! Мама называет его по-старому – Ленинградом.
- Пошли! – весело согласился мальчишка, - Давно я Ленинграда не видел. Очень давно…
  А сам про себя подумал: «По-старому? А как же город теперь называется по-новому?».
- Вот и идите! – устало прошелестел старик, - А я спать пойду.
  И медленно, с остановками, пошаркал в спальню.
- Только в чём я пойду-то? – вспомнил вдруг Васька уже в прихожей, - Босиком, что ли? Или в дедовых галошах?
  И задумчиво пошевелил пальцами босых ног.
- А где твоя обувь? – засмеялась девчонка.
- Развалилась… – неохотно ответил мальчишка.
  И мысленно добавил: «Вместе с кораблём!..».
- Мои кроссовки наденешь, старые! – нашла выход Маня.
  И протянула мальчику потрёпанные чёрные кроссовки.
- Вот! Примерь.
- Это твои?.. – обалдел Васька, - Не может быть! Это какой же у тебя размер?..
- Неважно! – нахмурилась девочка, - Примеряй!
- Они же мне большие будут! – засмеялся подросток, - Ну, у тебя и ножка! Золушка…
- Большие – не маленькие! – рассердилась Маня, - Потуже шнурки завяжи и пошли!
  И вдруг спохватилась.
- Ты что, в одной тельняшке собрался идти? Где твоя куртка? Или тоже развалилась?
- Я так приехал!.. – смутился Васька, - У нас там ещё тепло. Как летом…
- Это где же так тепло в конце сентября? – удивилась девчонка, - На юге, что ли? Ты откуда приехал-то?
- Из этого… – замялся подросток, - Из Саратова!
- А, с Волги! – обрадовалась Маня, - Земляк! Мы тоже с мамой со Средней Волги, только из Самары. Да, там ещё тепло, как в августе. На, надевай мою морскую куртку! Только рукава подверни. Не по росту она тебе. А я пальто надену. У нас тут в сентябре уже холодно. Не май месяц.
  Дети быстро оделись и весело выскочили за дверь, громко смеясь и возбуждённо гомоня, как две крикливые морские чайки.
- На лифте, по лестнице или по перилам? – лукаво улыбнулась девчонка.
- По перилам! – радостно заорал Васька, улёгся животом на перила и лихо съехал по ним, как с горки.
- Стой! – расхохоталась Маня и тут же заскользила следом за ним по гладким, отполированным перилам.
  И так – все семь этажей, они стремительно съезжали с перил, как с ледяной горки, распугивая недовольных соседей и оглашая подъезд гулким радостным эхом. А им вслед завистливо смотрели соседские маленькие детишки.
- Ленинград! – восхищённо выдохнул Васька, выкатившись на улицу, - Мирный Ленинград…


                ***
 
Он помнил Ленинград другим: бомбёжки, разрушенные дома, тревожный вой сирены вперемешку с воем вражеских бомбардировщиков, люди-тени с голодными потухшими глазами и всеобщее смятение во время воздушных налётов…
  Из такого, блокадного Ленинграда, эвакуировали их детский дом по знаменитой Дороге жизни. Малышей отправили по разным приютам в другие города, а потом – в далёкую Среднюю Азию.       
  А старших, подростков с тринадцати лет, сразу же послали на фронт: девочек – санитарками на передовую, а мальчиков –  пулемётчиками и юнгами на корабли Балтийского флота, защищать блокадный Ленинград. Время было суровое, дети работали и воевали с двенадцати лет. Война никого не щадила. Ни детей, ни стариков…
  Ваську направили в Кронштадт, на судно «Морской охотник».
- Сынок, тебе сколько годочков-то? – сочувственно похлопал его по плечу капитан.
- Тринадцать уже! – солидно пробасил Васька.
- Да он же и с пулемётом-то не справится, малец такой!.. – жалостливо просипел боцман.
- Справлюсь! – нахмурился мальчишка.
  Матросы молча столпились на палубе вокруг Васьки, с улыбкой рассматривая его, как неведомую зверушку.
- Все по местам! – прогремел зычный бас помощника капитана, - Вражеское судно на горизонте!
- Юнга, к пулемёту! – свирепо скомандовал боцман, - Ленту подавать будешь!
  Васька кинулся к бортовому пулемёту, у которого уже пригнулся рослый матрос в рваной тельняшке.
- Бери пулемётную ленту, держи в руках и подавай помаленьку! – прищурившись, процедил матрос, - Гляди, что я делаю, обучать некогда, сам потом к пулемёту встанешь. 
  На горизонте выросла грозная серая туча фашистского торпедного катера, которая стремительно и страшно приближалась.
  Пулемёт яростно застрочил, выплёвывая длинные злые строчки пуль в сторону врага, стойко пытаясь пробить его боевую броню.
- Юнга, прыгай за борт!  –  хрипло заорал боцман, -  По правому борту – торпеда!
  Васька помнил, как он прыгнул за борт, как взорвалось и затонуло судно, как его оглушило взрывной волной, как он потом всплыл, а, вернее, выскочил, словно пробка, из воды и уцепился за какой-то обломок. А больше он ничего не помнил...
  Потерял сознание от контузии, а очнулся уже в комнате у деда, то есть у самого себя.
  Как он попал в будущее, своё будущее? Загадка…
 

                ***

  Васька бежал вприпрыжку, еле поспевая за своей быстроногой подружкой.
  Мирный Ленинград поражал и восхищал его невероятной, сказочной красотой, чистотой, благоустроенностью и благополучием. Особенно поразили его окна в домах – такие чистые, целые, не разбитые и не заклеенные крест-накрест белыми полосками бумаги.
  И – тишина. Не слышно ни далёкой артиллерийской каннонады, ни грохота взрывов, ни мерзкого тошнотворного гула тяжёлых бомбардировщиков, ни страшного воя авиабомб, неумолимо приближающихся к земле.
- Какая красота! –  невольно восторгался подросток.
- Ты что, давно Питера не видел? – рассмеялась Маня.
- Питера? – рассеянно переспросил Васька, - Давно! Очень давно…
  И удивился про себя: «Так вот как теперь называется Ленинград! Питер… По-новому!.. Не по-новому, значит, а по-старому».
  Сдержать изумление было чертовски трудно: мальчишка не узнавал Ленинград с новыми зданиями, домами, кафе, ресторанами, магазинами. За это время были построены целые микрорайоны, множество новых кварталов и жилых комплексов.
  Голова кружилась от обилия новых впечатлений, от контузии и просто от усталости. Дети прошагали пешком чуть ли не весь центр города, прогулялись по Невскому проспекту, прошлись по Английской набережной, побродили по Марсовому полю и Летнему саду, отдохнули в Михайловском саду.
- А это что, маскировка? – указал Васька на зелёные чехлы на куполах храма Спаса на крови.
- Реставрация! – пояснила Маня.
  А подросток вспомнил, как во время войны купола всех храмов и церквей в Ленинграде были покрыты маскировочной тканью, мешковиной или покрашены серой краской под цвет серого ленинградского неба.
- Поплаваем на катере? – весело предложила Маня, - у меня знакомый капитан на одном катере – наш сосед. Он нас бесплатно покатает.
- Поплаваем! – обрадовался мальчишка.
  Седоусый добрый капитан с ветерком прокатил их по рекам и каналам Питера: по Неве, Мойке, Фонтанке, Малой Невке, каналу Грибоедова и множеству других каналов, а напоследок даже дал им порулить по очереди  – немножко, совсем недолго.
  Васька, крепко обхватив штурвал дрожащими руками и млея от восторга, трепетно и очень осторожно провёл катер под низкими сводчатыми мостами.
  А Маня аккуратно пришвартовала катер к причалу, даже не коснувшись бортом каменной стены канала.
- Молодцы! – снисходительно похвалил их капитан и крепко пожал им трясущиеся от волнения руки.
- Вам бы юнгами на корабль! – добродушно пошутил он на прощание.
- А я и есть юнга! – сдуру ляпнул Васька, но тут же прикусил язык.
  «Молчи, дурак!» – мысленно приказал он самому себе и крепко стиснул зубы.
- Прощай, юнга! – весело рассмеялся капитан и серьёзно предрёк, – Капитаном будешь!

- Это на каком же судне ты юнгой? – недоверчиво допытывалась Маня уже на берегу.
- Да на этом катере! – перевёл всё в шутку Васька.
  И пренебрежительно сплюнул: «Подумаешь, по рекам да каналам катер водить! В мирное время. Великое дело… А ты попробуй боевой корабль провести в Балтийском море между камней и банок Финского залива, под взрывами авиабомб и пушечными залпами, минуя подводные рифы, мины и торпеды… Вот это настоящее мастерство!».
  Домой они вернулись уже поздно вечером, наспех поужинали и сразу же легли спать.
  Дед давно уже спал, а мама Мани ещё не вернулась с работы – она работала допоздна, до самой ночи.
  Уставшие, дети спали без задних ног и не слышали, как пришла в полночь мать, как разразилась сильнейшая, небывалая гроза, не слышали оглушительных раскатов грома и барабанного стука ливня, хлеставшего по окнам.
  Проснулся Васька посреди ночи от жажды, захотелось водички попить. Пошлёпал он босиком на кухню и в коридоре увидел полоску света, просочившегося из-под кухонной двери.
  За дверью приглушённо гудели голоса деда и мамы Мани, Галины. Голос женщины был встревоженный, возмущённый, в нём звенели слёзы отчаяния и негодования.
- Старый распутник! – ругалась Галина, - Убери свои грязные руки, а то водой оболью! У меня чайник в руках. Иди спать! И чего ты проснулся? Прекрасно знаешь, что нам с дочкой идти некуда и денег нет на комнату. Шантажист! Я ради своего ребёнка на рельсы лягу, если надо будет поезд остановить. Но замуж за тебя не выйду! 
- Тогда выгоню вместе с девчонкой на улицу! – дребезжал старик.
- Ах, ты падаль! – рассвирепел Васька и ударом ноги гневно распахнул дверь.
  Схватив тяжёлый табурет, он поднял его над головой и с ненавистью заорал деду:
- Ну ты и мразь! Таких, как ты… Прибью, гада!
- Не надо! Он же старик! – испуганно охнула женщина и кинулась между ним и дедом.
- Отойди, а то зашибу ненароком! – прохрипел мальчишка, и она невольно отшатнулась.
- Не старайся зря, малец! – сипло прошелестел старикашка, - Старый я, помру скоро… Недолго осталось жить…
- Ты меня предал! – отчаянно закричал Васька, - Ты себя предал, сволочь!
  Дед посинел, ловя воздух ртом, как рыба, и схватился скрюченными пальцами за костлявую грудь:
- Сердце…
- Нету у тебя сердца! – заорал мальчишка и, размахнувшись, швырнул табурет в окно.
  Стекло с грохотом разбилось, распавшись на мелкие острые осколки, и в кухню, завывая по-звериному, ворвалась буря. Холодный злой ветер занёс с собой кучу пожухлых осенних листьев и закружил их вихрем. В разбитое окно злобно хлестал ливень, заливая пол ледяными хлёсткими струями.
  Страшно сверкнула молния, промелькнув ветвистым голубым зигзагом, и раздался ужасающий раскат грома. В воздухе остро и тошнотворно, как нашатырём, запахло озоном, страхом и отчаянием.
- Вы что, люди, с ума все посходили? Психи! – раздался хриплый заспанный голосок Мани.
  Дрожа от холода, она стояла в проёме двери, кутаясь в старую мамину шаль.
- Скорую вызывай! – мрачно пробормотал Васька.
- Деду плохо!.. – растерянно прошептала мать и ринулась отпаивать старика корвалолом.
  Подросток внезапно застонал и, схватившись за голову, стал медленно оседать на пол, теряя сознание от дикой боли – голова раскалывалась, будто сдавленная тугим железным обручем.
  Последнее, что он увидел перед обмороком, было похоже на жуткий сон: в окно с тихим потрескиванием влетел огненный светящийся шар и, как притянутый магнитом, стал медленно пересекать кухню, неудержимо приближаясь к открытой двери, откуда тянуло сквозняком.
  Маня и Галина замерли от ужаса, заворожённо глядя на искрящийся шар. Дед затих на стуле и щурил свои подслеповатые мутные глаза на страшное сияющее нечто. Электричество, мигая, погасло, и в ту же секунду ослепительная вспышка осветила тёмную кухню и раздался потрясающий взрыв.
  Могучей взрывной волной Ваську выкинуло в разбитое окно, и краем глаза он заметил оцепеневших от страха мать и дочь, которые кинулись ничком на пол и закрыли голову руками.   
  «Живы! Хорошо, что плита электрическая, а не газовая, а то бы тут всё разнесло!» – успел подумать мальчишка и уже в воздухе потерял сознание.

               
                ***

  Очнулся Васька от холода и увидел над собой синее-синее небо с бегущими по нему белыми лёгкими облаками. Он качался на волнах на спине, широко раскинув руки и ноги.
- Я жив! – обрадовался мальчишка, - И, кажись, цел. Где я?
  Рядом раздался тонкий жалобный стон.
  Васька повернул голову и увидел в воде молодого матроса в закоптелой тельняшке – он так же, как и Васька, лежал на спине, раскинув крестом руки и ноги, и бессильно покачивался на волнах, вперив затуманенный взор в голубые небеса.
- Вася! Тёзка! – обрадовался юнга, узнав матроса.
  Звали их обоих одинаково, поэтому на судне их называли Васёк и Василий, чтобы различать, капитан же юнгу звал Васькой, а матроса в шутку – Васисуалием. Капитан был страстным любителем Ильфа и Петрова и обладал недюжинным чувством юмора. 
  Пристально вглядевшись, подросток глазам своим не поверил: мокрая тельняшка плотно обтягивала упругую девичью грудь.
- Баба! – изумлённо ахнул Васька и быстро перевернулся на живот.
  Девушка, невольно перехватив его взгляд, прикрыла грудь руками и испуганно юркнула в воду.
- Василина я, а не Василий!.. – призналась она нехотя и хмуро попросила, - Только ты никому об этом не говори, ладно?.. А то меня на берег спишут, санитаркой в госпиталь…
- Василина?.. – недоумённо переспросил подросток и чуть не задохнулся от дикого, истерического хохота – он ржал, как конь, захлёбываясь водой, булькая и пуская пузыри.
- Так вот почему в гальюне ты всё время присаживался!.. И в душе мылся всегда один, после всех… То есть, одна.  Василина! Ой, не могу! Баба!
- Не баба, а девушка! – обиделась Василина, но не удержалась и тоже расхохоталась, морщась и ойкая от боли.
- Всё, хватит ржать, а то утонем оба!.. Вот тогда смеху-то будет! – просипел сквозь слёзы Васька, - Ты что, ранена? Ойкаешь…
- Нет! – улыбнулась через силу девушка, - Контужена. Голова раскалывается, смеяться больно…
  Зубы у неё мелко стучали от холода, как кастаньеты, зуб на зуб не попадал.
- А ты зачем переоделась-то? В матроса… – хмыкнул подросток, - За парнем своим, что ль, на корабль увязалась? И кто же он?..
- Да нету у меня никакого парня! – возмутилась Василина, - Воевать хотела! А не дома в деревне под мамкиной юбкой с малыми прятаться…
- А почему на флот? Воевать и на земле можно, да хоть той же санитаркой на передовой, – удивился Васька.
- У меня отец и все старшие братья на Балтийском флоте служат, моряки они, на разных кораблях воюют. А я чем хуже? – рассердилась девушка, - Я тоже морячка! До войны всегда с отцом и братьями на баркасе в море ходила. После школы хотела в мореходку идти, как братья. А тут война.
- А в мореходку на кока, что ли? – ухмыльнулся мальчишка.
- Сам ты кок! – оскорбилась Василина, - На судоводителя… Или хоть на моториста.   
- Размечталась… Девчонок в капитаны не берут! Да и в матросы тоже. Наверное. Мать-то знает, что ты на корабле? И отец с братьями? – спросил подросток, еле шевеля онемевшими губами, которые уже посинели от ледяной воды.
- Они все думают, что я в госпитале санитаркой!.. – усмехнулась Василина, - Я им в письмах так написала…
- А документы? – спохватился Васька, - Подделала, что ль?
- Немножко!.. – призналась девушка, - Одну букву в имени подправила, одну стёрла, и из Василины превратилась в Василия. Отчество так же подправила – из Петровны в Петровича. А фамилия у меня не склоняется – Иванченко. Год рождения не стала исправлять – юнгой хоть с тринадцати лет на корабли берут. Война. А мне уже шестнадцать. Сначала юнгой была, потом матросом стала.
- Шустра!.. – присвистнул мальчишка и шутливо пригрозил, - За подделку документов…
- Никому не говори! – сурово прикрикнула Василина.
- Не скажу, не боись… – усмехнулся подросток и вдруг серьёзно, по-взрослому предложил, - Выходи за меня замуж! Василий и Василина – красиво звучит. И сама ты красивая. Вот закончится война, и я на тебе женюсь. Честное благородное слово!  Обязательно женюсь!
- Вот дурачок-то! – расхохоталась девушка, - И шутки у тебя дурацкие.
- Да не шучу я! – обиделся Васька, - Серьёзно говорю! Нравишься ты мне, Василина. Боевая ты! И смелая. Мне ты подходишь.
- Малой ты ещё! – улыбнулась Василина, - Подрасти чуток! Повзрослей!
- Это ненадолго! – пообещал мальчишка, - Подрасту! Я уже повзрослел. Когда война началась… Детство моё сразу кончилось.
- Расти! – ласково пропела девушка, - Вот вырастешь, станешь взрослым, тогда и поговорим. А сейчас нам бы отсюда выбраться. Плыть надо к берегу. А то совсем замёрзнем. Я вижу берег вдалеке, и судовые краны видны, и верфь. Хватит болтать! Поплыли!
- Наш корабль на горизонте! Это «Морской охотник»! – вдруг бешено завопил Васька и замахал руками, – Эй! Мы тут! Э-ге-гей!!!
- Они спустили шлюпку на воду! – радостно закричала Василина, - Они нас ищут! Эй! На шлюпке! Мы здесь!
  Оба они враз заорали во весь голос и неистово замахали руками, уходя при этом под воду с головой, и чуть не утонули на радостях.
  Наконец, Васька вспомнил про свисток, который выдал ему боцман, сорвал его с шеи, сунул в рот и яростно засвистел во всю мочь своих молодых лёгких.

- Далеко же вас унесло от судна!
  Матросы, весело смеясь, втащили Василину с Васькой в шлюпку и засыпали их вопросами:
- Не ранены?
- Контужены?
- Замёрзли, поди?
- Замёрзли, окоченели совсем! – радостно ответила Василина, - Руки-ноги совсем онемели, чуть не окочурились!
- Да уж, не в бане парились! – отшутился Васька и осторожно спросил, - А корабль, что, цел?
- Цел, как видишь! – рассмеялся матрос-пулемётчик Фёдор.
- А… как же торпеда? – не понял мальчишка, - Корабль же взорвался! И затонул…
- Ну, ты и выдумал, Васёк! – захохотали матросы.
- Видать, здорово контужен был, раз не помнишь ничего!
- Бредишь ты, малец! Застудился, небось… Горячка у тебя.
- Или привиделось тебе со страху!..
- С воздуха нас бомбили! Самолёты фашистские. Бомбардировщики…
- Ускользнули мы от них, в бухте спрятались под скалой.  Бомбы рядом с нами падали, но ни одна корабль не задела.
- И что, все живы? – встрепенулся Васька.
- Все живы! Даже не ранены…
- Вам двоим только не повезло. Взрывной волной вас выбросило за борт и унесло течением.
- А торпедный катер был? – допытывался подросток, - Немецкий?
- Не было никакого катера!
- Показалось тебе с перепугу… Самолёты были.
- Не слушайте вы его! – засмеялась Василина, - Замёрз мальчонка, да и контужен сильно… Бред это всё!..
  Матросы дали им глотнуть немного водки из боцманской фляжки и закутали с головой тёплыми одеялами.
  Васька сидел рядом с Василиной, и глаза его закрывались от усталости сами собой, веки слипались, как склеенные клеем. Девушка, убаюканная плеском волн, давно уже спала, положив голову ему на плечо.
  Мальчишка таращился изо всех сил, стараясь не проспать долгожданный момент приближения к судну, но сон таки сморил его. И, с облегчением проваливаясь в этот благодатный сон, Васька вяло подумал, путаясь в мыслях: «Значит, я вернулся обратно в своё настоящее… Только вот как? Непонятно… И как я попал в будущее? Тоже непонятно… А, может, и не был я никогда в будущем?.. В своём будущем… Не может у меня быть такого будущего!.. Может, и правда, всё это бред… Привиделось мне… из-за контузии… И этот мерзкий старикашка… Не может быть, чтобы это был я... Я не такой!.. Это не я!.. Я никогда не стану таким! Или это был сон… И всё это мне приснилось…»
  И уже в забытьи и полудрёме подросток нащупал на левой руке электронные часы, подаренные ему Маней, и понял: «Нет! Это был не сон…» 
  Он знал, какое там было выставлено число: 26.09.20. Двадцать шестое сентября две тысячи двадцатого года. А ещё он твёрдо знал: никогда он не превратится в этого страшного старика… Не бывать этому! У него будет другая судьба. Он сам её изменит.


                ***

- Детям покинуть корабль! – голос капитана был суров и непререкаем, - Идём на опасное задание.
- Здесь нет детей! – сумрачно доложил помощник капитана, - У нас матросы и юнга.
- Несовершеннолетним покинуть корабль! – свирепо заорал капитан, - Юнга Тимофеев и матрос Иванченко! Ждёте нас на берегу! В морском госпитале. Там сейчас рук не хватает…
- Не уйду! – набычилась Василина, - Никуда не уйду.
- И я не уйду! – звонко выкрикнул Васька, - Не имеете права!
- Мы тут по приказу командования флота! – мрачно добавила девушка.
- Приказы командования не обсуждать! – рубанул рукой воздух капитан, - Ладно! Матрос Иванченко! Остаётесь на борту. Юнга Тимофеев – на берег! Это распоряжение командования.
- Не уйду! – вцепился в борт мальчишка мёртвой хваткой, - Что хотите, делайте, не уйду! Хоть стреляйте!
  И расплакался от недетского отчаяния.
- Сынок… – растерялся капитан, - Ну, да чёрт с тобой! Оставайся! Только потом не плачь… Поздно будет…
  И с досады сплюнул за борт.
- Ловим зверя на живца! – обвёл он тяжёлым взглядом команду.
  И, зайдя в радиорубку, передал по рации:
- Сокол! Сокол! Я Охотник! Вызываем огонь на себя!
  И тихо добавил, ни к кому не обращаясь:
- Пусть ленинградцы отдохнут от бомбёжек хоть один день… Они и так еле-еле душа в теле…
  «Морской охотник» накануне был отремонтирован в доках корабельной верфи Кронштадта и замаскирован под эскадренный миноносец. На борту его теперь красовалось гордое имя «Ленинград».
  Боевой задачей его теперь было отвлечь внимание фашистских бомбардировщиков от Ленинграда и дать измученным ленинградцам хоть небольшую временную передышку. В старых, разрушенных доках Кронштадта стояли на приколе списанные корабли, не подлежащие ремонту, тоже тщательно замаскированные под боевые эсминцы и миноносцы Балтийского флота. Это была большая, сложная и хитроумная мистификация, которая спасла жизни многих ленинградцев и сам Ленинград от тяжёлых, разрушительных бомбёжек.

- Все по местам! – заорал капитан, - Бомбардировщики! Боевая готовность номер один!
  Вдали послышался слитный гул тяжёлых немецких бомбардировщиков. Небо на горизонте потемнело, словно от чёрных грозовых туч. Гроза надвигалась на Ленинград.
  «Морской охотник», выполнявший роль эскадренного миноносца «Ленинград», спокойно и неторопливо вышел из бухты и невозмутимо прошествовал по заливу, якобы направляясь в сторону вражеских позиций.   
  Бомбардировщики, словно стая голодных коршунов, учуявших новую добычу, резко сменили курс и помчались всей стаей за одиноким кораблём.
  Небо почернело над головами моряков, залив превратился в кипящий котёл. Бомбы со зловещим визгом падали в море, вода вокруг корабля кипела и бурлила ключом, осколки со свистом срезали куски маскировки и корабельной обшивки, несколько матросов и помощник капитана были ранены. Но и врагу досталось от моряков крепко –  пару самолётов сбили из корабельных пушек и добили уже в падении из бортовых пулемётов.
  «Морской охотник», ловко лавируя между камней и банок залива, помчался на всех парах в спасительную бухту, увлекая за собой свору бомбардировщиков. И привычно укрылся под надёжным козырьком знакомой уже скалы, исчезнув из виду.
  Хищники, потеряв добычу, долго и упорно кружили над заливом, вынюхивая ускользнувшую от них цель, но корабль обнаружить им так и не удалось. Одни только серые, слившиеся с морем, скалы. Зато они обнаружили нечто другое, более весомое и значимое для них – несколько старых кораблей, замаскированных под боевые русские эсминцы и миноносцы, мирно стоявшие в полуразрушенных доках корабельной верфи якобы на ремонте. И злобно обрушили на них весь свой удар, израсходовав все запасы авиабомб.
  Подпустив врага поближе, на берегу деловито и размеренно забухали зенитные орудия Кронштадта. Зверя заманили в ловушку. Бомбардировщики круто развернулись и позорно удрали обратно, в панике забыв про свою основную цель – Ленинград. Правда, вернулась на свои позиции не вся стая коршунов, а лишь жалкая кучка, буквально несколько самолётов. Остальные навеки упокоились на дне Финского залива. Сегодня ленинградцы будут спать спокойно…

- Считай, что сегодня у тебя второй день рождения, сынок!.. – скупо улыбнулся капитан и потрепал Ваську по рыжим вихрам.
- С боевым крещением, юнга! – похлопал мальчишку по плечу боцман.
- Что, не выкинуло тебя взрывной волной за борт, как в прошлый раз? – смеялись матросы.
- Не-а…– устало протянул Васька, - Я за пулемёт крепко держался!.. И, кажись, одного подстрелил. В заливе теперь рыб кормит…
  И довольно улыбнулся, стараясь скрыть новую щербинку и украдкой утирая струйку крови на губах – приложился неудачно к щитку пулемёта и выбил передний зуб. 
  Руки мальчишка спрятал за спину – красные, опухшие, ладони все покрылись волдырями и мозолями.  Пулемёт в бою раскалился докрасна, юнга не отпускал гашетку почти два часа подряд…
  Василису вскользь задело мелким осколком бомбы, но рана была пустяковая, только руку поцарапало.
- Заживёт, как на собаке!.. – пообещала она капитану и сама перевязала себе запястье.
  А заодно и Ваське кисти перебинтовала, крепко отругав его:
- Руки надо беречь! Ты же пулемётчик, руки – это твоё оружие! Перчатки надо надевать перед боем, раз у тебя кожа такая нежная. Или хотя бы бинтовать руки, но только до, а не после боя.
                ***
 

  Славный боевой путь прошли Василий и Василина.
  На «Морском охотнике» ловили рыбку в мутной воде, по образному выражению капитана – охотились на вражеские подводные лодки и, стоило им всплыть, тут же топили их залпами из корабельных пушек, подрывали немецкие торпедные катера на их же собственных торпедах, гонялись по всему Финскому заливу за фашистскими шпионами, мелкими судами-разведчиками и безжалостно отправляли их на дно.
  Снятие блокады Ленинграда стало самым счастливым днём в их жизни. Но и самым грустным – Василия и Василину временно списали с корабля и в составе большой группы морских пехотинцев, моряков с подводных лодок и кораблей Балтийского флота отправили воевать в морскую пехоту, добивать врага на суше.
  С боями прошагали они почти всю Европу и дошли до самого Берлина, заслужив множество боевых наград. Им повезло, оба оказались счастливчиками, за всю войну не получили ни одного серьёзного ранения, если не считать контузий и пустяковых царапин.

                ***   

  Над скелетом разрушенного купола рейхстага реяло красное знамя, а в ясном, голубом, как мечта, майском небе взрывались разноцветные ракеты и многоголосым эхом звучали победные выстрелы. Стены рейхстага были густо исписаны краткими, но выразительными надписями и списками победителей.
- Васёк! Напиши и от нас что-нибудь!
  На избитых бомбами и снарядами ступенях стояла толпа морских пехотинцев с боевыми наградами на кителях. Самый младший из них, совсем ещё юнец, лет семнадцати, ловко, как обезьянка, вскарабкался вверх по стремянке, прислоненной к стене.
- Чё писать-то? – весело спросил он и взмахнул рукой с угольком в руках.
- Гитлер капут! – закричали матросы.
- Лучше Гитлеру каюк!
- Нет! Гитлеру кирдык!
- Обложить Гитлера матом…
- Нельзя! – засмеялся боцман, - Если матом – закрасят потом. Да и неинтересно это. Тут все про Гитлера пишут. Все стены его поганым именем исписаны. Не стоит он этого, вурдалак. Ещё стены зря марать…
- Напиши просто: «Мы из Кронштадта»! – звонко выкрикнул молодой моряк с залихватской кудрявой чёлкой.
  Это была Василина.
- И наши имена и фамилии! – добавил пулемётчик Фёдор.
- И дата – восьмое мая сорок пятого года! – крикнул боцман, стараясь перекричать радостный хор солдат и матросов и первый победный салют.
  Васька кивнул и старательно написал большими печатными буквами: «Мы из Кронштадта!», а снизу – список морских пехотинцев с боевых Балтийских кораблей и подводных лодок.
  Закончив писать, он выбросил уголёк, вынул из кармана ракетницу, запустил ярко-зелёную ракету в синее праздничное небо и радостно заорал:
- Ура! Победа! Я знал! Я знал это!
- Ур-а-а-а-а! – закричали в ответ матросы, - Победа!
- Победа! – звучал хор победителей, перекрывая звуки салюта, - УР-А-А-А-А!!!
  Васька спрыгнул со стремянки и подошёл к Василине, которая сияла радостью, как ясное майское солнце.
- Василина! Война кончилась. Выходи за меня замуж!
  И, ласково обняв, крепко поцеловал её прямо в губы.
- Василина?.. – оторопели моряки.
  И остолбенели в недоумении. Притихли от удивления и остальные солдаты и офицеры. И долго изумлённо смотрели, как два молодых моряка нежно обнимаются и целуются у всех на глазах.
- Во дела! – наконец выдохнул боцман, - Василина! Девка! 
  И радостно расхохотался. Моряки захохотали вслед за ним:
- Василина! Баба!
- Вот тебе и Василий!
- Васисуалий! Лоханкин… Гы!
- Ну ты, малец, и хитрец! Подсуетился…
- И ведь с самого начала, небось, всё знал. А нам не сказал!
  И уже хохотали все вокруг – морские пехотинцы, солдаты, офицеры, и сами Василий с Василиной. Разрушенные, исписанные снизу доверху, стены старого рейхстага сотрясались от их хохота, как от артобстрела, огромные каменные колонны гулко содрогались и разносили могучее эхо под голые рёбра купола, а всполошенные стаи голубей испуганно метались в яркой небесной лазури, шарахаясь от красного победного знамени и безнадёжно запутываясь в белых, как знамя поражения, прозрачных облаках…

                ***
 
 - Ну, батя, ты нас и напугал! – услышал Василий сквозь сон знакомый раскатистый бас.
  Открыв глаза, он увидел склонённое над ним смеющееся лицо старшего сына, Ивана.
  Рядом беспокойно заглядывал отцу в глаза второй сын, Пётр:
- Мы думали, что ты уже помираешь!
- Не дождётесь! – слабо улыбнулся старик.
  И комната огласилась гулким, радостным смехом – повсюду сияли весёлые лица, целая толпа моряков сгрудилась вокруг постели больного, сияя улыбками, золотыми нашивками и значками.
- Отойдите, оглашенные!
  Звонкий повелительный голос раздвинул толпу, как острый нос ледокола, освобождая проход для маленькой, худенькой, шустрой старушки.
- Вы же ему продыху не даёте, столпились! Ему воздух нужен, разойдитесь!
  Чёрные живые глаза старушки искрились весельем и молодым задором, голос звенел от радости и нетерпения:
- Василёк, ну ты как? Живой?
- Живой… – улыбнулся в ответ старик, - Василиса ты моя прекрасная!
- Василина, а не Василиса! – рассмеялась старушка.
- Всё равно прекрасная! – упрямо повторил Василий.
  И на глазах его появились слёзы радости, облегчения и бесконечной нежности.
  Василина вытерла колючие щёки мужа носовым платочком и сама невольно всплакнула от радости.
- А это что тут такое творится в палате? – раздался недоумённый сердитый голос, и через толпу с трудом протиснулся толстенький, кругленький, как колобок, доктор в сопровождении молоденькой медсестры.
- Кто вас всех сюда впустил? Человек после реанимации, вход в палату строго ограничен! Инфаркт – это вам не шутки! Больному покой нужен! Посещения разрешены только самым близким и родным! Вы кто такие? Его сослуживцы? Моряки? Да вас же тут целый флот!
  В палате дружно загремел могучий богатырский хохот, аж стёкла задрожали в окнах.
- Да это дети наши, доктор! – ответила за всех старушка, тщетно пытаясь утихомирить великовозрастных усатых-бородатых детишек, - И все моряки, как отец!
  Медсестра изумлённо охнула:
- Не может быть! И это всё – ваши дети?.. Сколько же их у вас?
- Целая дюжина! – рассмеялся старик, - И все сыновья!
- И это ещё не все тут! – добавила старушка, - Трое сейчас подъедут, из Калининграда прилетели.
  Доктор сдвинул шапочку на затылок и ошеломлённо присвистнул.
- Ну, дед, ты и даёшь, однако! Силён, брат, силён!
  Василий снисходительно усмехнулся:
- Оба, однако, даём-то, с матерью. Я ж не один их состругал. Это мать сильна. Мать-героиня! Целую корабельную команду воспитала.
- Низкий вам поклон за это и огромное уважение! – тепло приобнял доктор старушку, - Но больному нужен свежий воздух, вы бы хоть окно открыли!
  В сердцах он рванул створку, но тут же отшатнулся – в окно уже бесцеремонно влезали трое смеющихся моряков, взобравшихся по пожарной лестнице.
- А вот и они – наши младшенькие! – улыбнулась старушка и погрозила им пальцем, - Шалопуты! Разобьётесь же!
- Маманя! Мы ж моряки!
- Это же второй этаж!
- Тут низко! – успокоили её младшие сыновья, весело чмокнули в щёчку, пожали руку оторопевшему от такой наглости доктору и ринулись к отцу.
- Папаня! Живой!
- Мы прямо с самолёта к тебе!
- Ты как, в порядке?
- В порядке! – светло улыбнулся старик, откинул одеяло и пошлёпал босиком навстречу сыновьям.
- Куда?! – возмутился доктор и широко расставил руки, пытаясь его остановить.
- Вам ещё нельзя вставать! – испугалась медсестра и взяла старика под руку.
- Здоров я! – отстранил их Василий и крепко обнял и расцеловал сыновей.
- Скажу вам одно, сынки! – обвёл он задумчивым взглядом всех своих детей, - Живите так, чтобы в старости вам не было стыдно смотреть в глаза себе самому тринадцатилетнему.
- Да ты нам это всю жизнь говоришь! – засмеялись сыновья.
- С самого детства!
- Хорошие дети у нас с тобой, Василий! – тихо сказала Василина, - Все – моряки, как ты, капитаны первого да второго ранга, помощники капитана, офицеры, старшие уже в отставке.
  Старик неспешно подошёл к распахнутому настежь окну.
- Дедушка! Дедушка! – ворвался в комнату звонкий хор детских голосов.
  Василий тепло улыбнулся, жмурясь от яркого солнца, свежего ветра и щемящего счастья.
- Дедушка! – скандировал детский хор, - Выздоравливай! Не болей!
  Василина подошла к окну и обняла мужа. Их глазам открылась невероятная картина: больничный двор был переполнен пёстрой толпой взрослых и детей, которым уже не хватало места на земле, и многие висели гроздьями на ветвях деревьев. В руках у них весело трепыхались на ветру разноцветные воздушные шарики.
  Увидев деда с бабушкой в проёме окна, многочисленные внуки и правнуки радостно заорали:
- УР-А-А-А-А-А!!!
  И дружно выпустили в небо свои шарики, которые легкомысленной бестолковой стайкой, путаясь, сталкиваясь и цепляясь за ветки деревьев, унеслись высоко-высоко в синее сияющее небо.
  В самой середине толпы стояла высокая девчонка лет пятнадцати в морской курсантской форме с андреевским флагом в руках.
  Это была Маня.
- Дед! Ты живой! Привет! – весело закричала она и яростно замахала флагом над головой.
- Бу-бух! – глухо ухнула пушка где-то далеко-далеко, в Петропавловской крепости: в Петербурге пробил полдень.
  Стайки голубей всполошенно вспорхнули в воздух, гулко треща крыльями, и серой тучей застили всё небо, смешиваясь с яркими воздушными шариками.
  Василий и Василина, обнявшись, стояли рядом в проёме окна, и им казалось, что всё это они уже видели когда-то, давным-давно: и яркое синее небо, и всполошенные стаи голубей, и развевающиеся на ветру флаги, и слышали такие же выстрелы пушек, и не только пушек, и радостные крики «Ура!», но вместо шариков тогда взвивались в сияющее майское небо разноцветные праздничные ракеты. Давно это было, восьмого мая победного сорок пятого года…
- Победа! Победа, Василина! – прошептал старик.
- Победа, Василий! – согласно закивала старушка.
  Но вкладывали они в это слово свой, особый смысл.
  Это было и воспоминание о великой Победе, и победа над болезнью, и, в конечном итоге – победа над самой судьбой…