Перекличка

«Че-ло-век! Надо уважать человека!»
М. Горький

Начало учебного года в 4-ом классе черниговской школы №3 запомнилось мне перекличкой. Учительница вызывала ученика по фамилии. А он должен был встать и озвучить своё имя, отчество и… национальность!
В этой удивительной перекличке смущали меня две вещи:
1. Я не знал своего отчества! Почему? Может быть, потому, что детей обычно называют по имени. Может быть, и потому, что рос без отца и его полное имя дома не звучало. Впрочем, возможно, папино имя и произносили, но моё внимание на нём не акцентировали. Конечно, я мог узнать отчество у мамы, но мне почему-то это и в голову не приходило!
2. Ко времени переклички я уже, конечно, знал, КТО я, и хорошо знал, что к евреям относятся неприязненно. Чувствовал себя поэтому отверженным и не хотел во всеуслышание признаваться в том, что еврей. Тема эта уж очень была для меня болезненной.

Болезненной, не болезненной… Хотелось мне об этом говорить или нет, меня не спросили, и переклички избежать не удалось! А выглядела она примерно так.
Звучит: «Белозёров». Встаёт Белозёров и громко, с чувством собственного достоинства, во всеуслышание называет своё имя с отчеством и добавляет: «Русский». Далее: «Билюба». Билюба встаёт, громко и уверенно называет своё имя с отчеством и добавляет: «Украинец». Далее: "Бичурин". Встаёт Юра Бичурин и произносит: «Юрий, далее - отчество и «украинец».
Обречённо и тоскливо жду своей очереди. Наконец, слышу: "Вольфовский". Встаю, тихо говорю: «Борис. Отчества не знаю» и еле слышно сознаюсь: «Еврей» Затем, после публичной экзекуции, униженный и оплёванный (не могу поднять глаза!), сажусь.
После уроков учительница ведёт меня в учительскую. Приоткрыла дверь, втолкнула в комнату и… осталась за дверью. В комнате столы, составленные буквой «Т». Возле перекладины «Т», в профиль стоит завуч, а за другим столом, лицом ко мне, сидит директор. Смотрит на меня и спрашивает участливо:
- Ты Вольфовский?
- Да.
- Боря?
- Да.
- Ты не знаешь своего отчества?- спрашивает удивлённо.
- Не знаю,- отвечаю растеряно.
- А где папа?
- Погиб на войне.
- Ну…, а как мама папу называла?
Напрягаюсь, пытаюсь вспомнить то, чего не знаю…, теряюсь и говорю: «Не знаю».
И тут на помощь директору приходит завуч:
- Но мама же папу дома как-то называла?
Я снова напрягаюсь, цепляюсь за слово «дома» и… вдруг в голове всплывает имя - уменьшительно-ласкательное имя отца, звучащее в исполнении мамы. Это имя, произносимое маминым голосом, я дома слышал, но не знал, чьё оно. Воспроизвожу его поэтому неуверенно и полувопросительно: «Ноня?». Завуч с директором пробуют на звук «Ноньевич?»… и недоумённо переглядываются. Повторяют: «Ноня?»… и ничего путного им в голову не приходит! Наконец сдаются, и директор говорит:
- Ладно, спроси у мамы, какое у тебя отчество.

Дома рассказываю всё маме, и, когда произношу «Ноня», «Ноньевич», она смеётся, расплывается в счастливой улыбке и называет мне полное имя отца Наум. И поясняет: «Твоё отчество Наумович. Ты – Борис Наумович».
«Наумович»,- вслушиваюсь я в своё отчество и примеряю его на себя, как новое платье!
Представьте. Был Борей; просто Борей, а стал Борисом Наумовичем! Обогатился отчеством! И оно у меня неожиданное и непривычное! Ни у кого такого не слышал. «Иванович» - слышал, «Николаевич»…, «Павлович» – слышал, а вот Наумович?!… Не слышал! Но… с того дня запомнил!

А вообще… Давайте подумаем… Очень хорошо, когда рядом с твоим именем появляется отчество. Ведь в отчестве твой отец…, его имя, и ты уже не один! Вас двое! И он - старший и сильный рядом с тобой, поддерживает тебя, и ты становишься сильнее!
А твоего отца поддерживает его отец и… весь Ваш род! Твой род! Род поддерживает и отца и тебя, и ты можешь на род опереться!
Плохо, когда ты «один как перст», или когда «без роду, без племени». И хорошо, когда за тобой – твой род! Но твой род накладывает на тебя и ответственность! Ведь за род, за его доброе имя отвечает ныне живущий представитель рода, т.е. Ты! По тебе, твоим поступкам и поведению судят о роде! Не посрами же свой род…, свою фамилию… и свой народ!
И ещё! Хорошо, если бы наряду с отчеством было ещё и матчество! Материнский род! Мою маму звали Двейра( = пчела), и если бы меня укрепить ещё и именем матери, то получилось бы Борис Наумович-Двейрович.

Нормально, когда человек гордится своей национальной принадлежностью к одному из народов, живущих на Земле. Именно эта гордость позволила моим одноклассникам чувствовать себя уверенно во время переклички. И именно этой гордости и уверенности в себе мне на той же перекличке не хватило для того, чтобы чётко и громко сказать: «Я еврей!»
Где же была моя гордость? А откуда ей было взяться, если за несколько лет до этого мой народ в моих глазах оклеветали и унизили! Вытоптали всё на корню! И в душу плюнули! Как это было? А так!

Лет до 6..7 я не знал, что люди делятся по национальному признаку. Я этого не знал, но среди пацанов, с которыми я проводил время, знающие были. Они-то и решили меня просветить, а заодно и унизить! И сделали это!
Стоим мы, пацаны, возле нашего двора, беседуем, и всезнайка рассказывает о неведомых «евреях = жидах». О том, какие они хитрые, коварные, порочные и противные. И выглядят чёрти-как, и говорят картаво, и едят «кугачку», да ещё и имена у них неблагозвучные! Рассказывает взахлёб и со смаком, и… ему внимают! Я тоже слушаю с живейшим интересом! Как губка впитываю и проникаюсь неприязнью к евреям!
И вдруг рассказчик смотрит почему-то на меня и со смешком мне(?) предлагает: «Придёшь домой, скажи: - жиды Христа распяли!» Я по малости лет смысла им сказанного не понял, и подвоха в его словах не почувствовал. Стою, соображаю. А он на меня смотрит и заинтересовано спрашивает: «Скажешь?» Смотрю; а глаза у него блестят, и улыбка фальшиво-доброжелательная: «Скажешь?» С такой улыбкой, понимаю я сегодня, делают гадости! Сегодня я бы ту улыбку распознал, а тогда, в детстве, не смог; и пообещал: «Скажу».
Вечером, после гулянки, возвращаюсь домой, уверенный в том, что нашей семьи услышанное во дворе уж точно не касается. Захожу в квартиру; в кухню, а потом в комнату, вижу благожелательные, расположенные ко мне лица и… как попка-дурак добросовестно воспроизвожу то, что услышал! Проговорил эти слова и жду реакции. Какой? Одобрительной, конечно! Мысль о том, что мои слова могут кому-то не понравиться и в голову не приходит!
Жду! И… тут, к моему немалому удивлению и замешательству, лица домашних неожиданно, на глазах становятся серьёзными. И ни звука! Все почему-то молчат. Несколько секунд молчат! А потом, кажется, тётя Феня, ни к кому конкретно не обращаясь, говорит… вполголоса: "Это он на улице услышал".
После её слов я понял, что сказал какую-то явную чушь или гадость! Смотрю на маму, на тёть и… вижу расстроенные(!) лица. Не знаю, что сказать, и… теряюсь! Смотрю на всех, все - на меня, и наконец…, проявляется ожидаемая мною реакция. Реагирует снова тётя Феня. Просвещает меня и вправляет мне мозги. Рассказывает то, чего я совсем не готов был услышать:
- Мы евреи. И твоя мама еврейка, и папа еврей. И ты еврей. Мы ВСЕ евреи! Ты это должен знать! От кого ты услышал эти слова?
Я… столбенею! В замешательстве! Бормочу что-то невразумительное! Кошмар! Реагирую на неожиданно свалившееся еврейство шоком, горечью, досадой и чувством безысходности: «Мы евреи?! Я еврей?! И евреем буду всю жизнь?!»
Тут в разговор вступает мама. Говорит: «Не гуляй с ними больше!»,- и ориентирует: «Гуляй с этим мальчиком. Он хороший. А с тем… они здесь и при немцах жили!»
«Не гуляй с ними!?» А что мне ещё могли сказать?! «Не гуляй».
«Не гуляй!?» Ха! Хорошенькое дело! Но как «не гуляй», если живём в одном дворе? Что же мне, во двор не выходить?

И я, конечно же, гулял! И среди нас был и Тот, который меня опустил. Указал мне моё место. Он - нормальный, а я - из отверженного еврейского племени, – помечен «чёрной меткой»!
Ничего в наших детских играх после просвещения меня в части национальной принадлежности не изменилось. В играх и прочем времяпрепровождении мы были по-прежнему равны, ибо, когда гуляли, забывали обо всём. Вот только когда рассказывали глумливые, ранящие меня анекдоты о евреях, и… смеялись, откровенно плюя мне в душу, трудно было сохранять равнодушное выражение лица!

После того, как мне разъяснили, КТО я, в моём сознании свершилась метаморфоза - моё высокомерие и презрение к евреям сменилось чувством досады и ощущением моей неполноценности и ущербности!
А дальше пошла в моей голове умственная работа. Я должен был осмыслить и осознать своё новое неожиданное положение. До меня оно должно было дойти. И дошло! Сегодня я могу те грустные, нелёгкие детские размышления разложить по полочкам. Таким.
1. Был равным, а стал человеком 2-го сорта; отверженным!
2. Я, только что вступивший в жизнь, оказывается, уже виноват(!) в том, что еврей и живу в еврейской семье?! Я виноват в том, что мой народ евреи?! Я должен своего еврейства стыдиться? Я должен за него расплачиваться?
3. Но разве услышанные во дворе гнусности о моей еврейской семье - правда? Разве у меня плохие: мама; тёти; дедушка с бабушкой? Разве я их должен презирать? Следует ли мне их чураться? Следует ли их стыдиться?
4. Нет! Конечно же, нет. Они же все хорошие, родные; ближайшие мне люди. Они мне дороги! Да…, бывает, что они мне делают замечания. Бывает, что и наказывают! Но ведь, это всё по делу.
5. А семьи двоюродных Изи и Веры? Или семья Софы? А другие, известные мне, еврейские семьи? Они ведь все нормальные, хорошие, порядочные люди! Могу ли я их предать?! Нет, не могу!
6. И как же теперь я должен себя вести? Исходя из реальности. А она такова, что мы - евреи отверженные; принадлежим к несправедливо презираемому меньшинству; и никуда от этого не деться!
7. Отсюда позиция. В незнакомом обществе выпячиваться, т.е. без надобности сообщать, что еврей, не стоит. Аплодисментов точно не дождёшься. После моего признания отношение ко мне изменится и… точно не в лучшую сторону. Надо ли это мне? Нет, не надо!
8. Быть отверженным тяжело, но с реальностью придётся считаться. И терпеть придётся. Надо терпеть. Других вариантов нет! А ещё держаться и сохранять чувство собственного достоинства!
9. На мой народ клевещут. И я это знаю. И это знание и есть для меня главное! Пусть клеветники исходят пеной и злобой, главное – это моя уверенность в правоте!»

Сталкивался ли я с антисемитизмом? В школе нет. А так, - приходилось. Слышал от тех, кто меня не знал, гадости о евреях. Были и оскорбления. В пионерском лагере, например, сверстник из Нежина назвал меня жидёнком. До сих пор помню его имя и насмехающуюся рожу! Что было делать? Драться? Но драться я не умел, а, если бы и умел, - не полез бы; не представляю себя дерущимся. В драке, как известно, важна поддержка зрителей, и я не уверен, что поддержка была бы на моей стороне!
Вот так, или примерно так, я рассуждал и жил в те годы. Не выпячиваясь!

Но «не выпячиваться», т.е. скрывать свою национальность - это же комплексовать! И на перекличке в 4-ом классе я именно комплексовал. И этот комплекс, связанный с якобы неполноценностью моего народа, эту линию поведения мне навязали; меня к ней вынудили!
Случай со мной – это обычный бытовой, передаваемый по наследству антисемитизм – от антисемитов родителей к антисемитам детям. Нового здесь ничего нет.
Но кроме бытового в Советском Союзе имел место и негласный государственный антисемитизм, вылившийся, например, в разгром еврейского антифашистского комитета (ЕАК) и в так называемое «дело врачей».
Можно ли бороться с бытовым антисемитизмом, если существует государственный. Нет, ибо бытовой антисемитизм усиливается, усугубляется и поощряется государством!
Государственный антисемитизм – это вообще страшное дело! Ну, представьте себе, что может противопоставить гражданин государству, объявившему своих граждан (евреев) вне закона; объявившему их негражданами? НИЧЕГО! В фашистской Германии государственный антисемитизм был официальным, а в Советском Союзе - негласным.

Меня мой комплекс, разумеется, тяготил, и нужно было от него избавляться. Но как? Поскольку комплекс возник из-за навязанной мне, лживой информации о евреях, то для его преодоления нужна была другая – неискажённая, достоверная и разносторонняя информация!
Вначале об искажениях. Ещё в детстве я понял, что россказни антисемитов о злых, коварных, хитрых и аморальных евреях – ложь! Среди считавших себя евреями я таких не встречал!
Но этих знаний было недостаточно. Нужна была ещё и информация о конкретных известных людях( = деятелях науки, культуры, искусства… ), их добрых делах и их вкладе в развитие цивилизации. Что ещё может быть значимее?
И эти знания пришли ко мне с образованием и с самообразованием. Я стал читать, смотреть и слушать и понял, что мне есть кем и чем гордиться!
С радостью и гордостью узнал, что в очень многих сферах деятельности евреи отнюдь не аутсайдеры, а занимают или передовые позиции или находятся на уровне!
Ещё одно больное место. В детстве меня с издёвкой кололи глумливой и подлой частушкой о евреях: - «Мы смело в бой пойдём \ и Мы за Вами \ и как один умрём \ Мы не туда попали!» Антисемиты врали, что евреи трусливы и в ВОВ прятались за спины других. Ответить мне было нечего, и это загоняло меня в угол и вгоняло в краску!
С какой же радостью и гордостью я узнал, что по количеству Героев Советского Союза евреи на 5-ом месте; после русских, украинцев, белорусов и татар. По последним данным 153 еврея удостоились звания Героя Советского Союза!
Узнал, что много евреев служило на высших командных должностях во всех родах войск. И понятно, что в действующей армии на высшие должности просто так, за здорово живёшь, не назначали!
Узнал, что много евреев возглавляло военную промышленность или работало главными конструкторами боевой техники и вооружений.… И снова понятно, что на эти ответственные должности назначали, в интересах дела(!) лучших из лучших!
Всё это и многое другое в пух и в прах разбивало басни антисемитов и было для меня как бальзам на душу! И всё это меня лечило, восстанавливало и превратило из «гадкого утёнка», которым я был в детстве, в нормального, самодостаточного человека!
И когда мне приятель однажды сказал, что гордится своей национальностью, я ответил, что тоже горжусь; горжусь тем, что Я ЕВРЕЙ!
Следует сказать, что преодоление комплекса неполноценности, связанного с принадлежностью не к титульной национальности, дело очень непростое и не всем, из-за существующей в обществе неприязни к «не своим», удаётся с комплексом справиться. В результате, некоторые свою национальность скрывают или меняют её на престижную.
Что же до меня, то я всегда отождествлял себя со своим народом! Другая позиция человека, чистокровно принадлежащего к какой-либо национальности, представляется мне безнравственной.